Адмирал флота И. С. Исаков:
«Однажды, в 1946 году, позвонил Сталин и сказал, что есть мнение назначить меня начальником Главного штаба ВМФ.
Я ответил:
“Товарищ Сталин, должен Вам доложить, что у меня серьёзный недостаток, ампутирована одна нога”.
“Это единственный недостаток, о котором Вы считаете необходимым доложить?” — последовал вопрос.
“Да”.
“У нас раньше был начальник штаба без головы. Ничего, работал. У Вас только ноги нет — это не страшно”, — заключил Сталин».
Артём Драбкин, писатель, автор сборников воспоминаний Участников ВОВ:
«Мне один ветеран высказал такую мысль, что в войну гибли прежде всего самые смелые и порядочные люди, а без них на первый план вышло много хитрованов, и с этих пор наш народ пошел на спад».
Крысов Василий Семенович, ветеран ВОВ, танкист-самоходчик:
«Я согласен с такой догмой, что если о войне не сказана правда, то следующая война будет проиграна. Это мы показали уже на Афганистане, откуда ушли с позором. Врать не надо[1]».
Итак, вернёмся к самой болезненной теме:
«Кто виноват в трагедии 1941 года?».
Сперва, чисто эксперимента ради — «слегка» упростим ситуацию.
Положим на небольшой городок где-нибудь в Техасе, в котором всё как положено — мэр, судья, салун с ковбоями и трапперами и, покой которого зорко оберегает шериф с помощниками — «внезапно и вероломно» напали бандиты… И изрядно в нём «повеселились», пока их всем миром не угомонили и не прикопали близ почтового тракта — ведущего в Калифорнию, водрузив на могильные кресты их же сомбреро.
Вопрос: кто виноват?
Первым делом в виновные напрашиваются сами бандиты…
Чего это они вдруг?
Однако, если подумать, то что с них — с бандитов взять?
Сущность их такова — нападать «внезапно и вероломно», не предупреждая заранее.
Может, судья виноват?
Выносил он слишком мягкие, гуманные приговоры — вот и потянулись в те края бандиты со всего мира… Хм, гкхм…
Как-то даже и обсуждать такой вариант не хочется.
Следующий подозреваемый мэр городка: зажилил он деньги налогоплательщиков на «новейшие и тяжёлые» кольты 45-го калибра для шерифа и его помощников, а уже имеющиеся «лёгкие и устаревшие» 38-го у тех — как на грех, все до одного сломались. Да к тому же он, параноик такой, верил в миролюбие и порядочность бандитов и, посему запрещал шерифу и его людям держать оружие заряженным и защищать правосудие…
Для чего спросите?
…Чтоб не провоцировать (три раза «хахаха!») бандитов на нападение.
Бред какой-то!
А может повнимательнее присмотримся к самому шерифу?
А то как-то подозрительно: все в этой истории — по брови в говне, а он один — ишь какой!
Весь в белом и на коне, красуется на главной площади города.
***
Однако от дикорастущих кактусов жарко-влажных прерий, вернёмся к родным березкам в нашем «резко-континентальном» климате.
Сталин, конечно, весь по уши в грехах — как в шелках… Но если подходить непредвзято, то повесить на него 22 июня 1941-го года и то, что за этой датой последовало — не получится. Он не был на тот момент ни Верховным Главнокомандующим, ни Наркомом обороны СССР, ни даже Начальником Генерального штаба РККА. Нет ни одного документа, где бы стояла его подпись о запрете приводить войска в боевую готовность.
А вот документов с подписью Тимошенко и Жукова — сколько угодно!
Вот пожалуйста, один из подобных образчиков:
«Военному совету Киевского ОВО, б/н, 10.6.41
Начальник погранвойск НКВД УССР донес, что начальники укрепленных районов получили указание занять предполье. Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такое действие может спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чревато всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и доложите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение. Жуков».
Где здесь Сталин?
Нет его здесь от слова «вообще»!
А Жуков вот он, во всей своей воинской красе и стратегической гениальности — полюбуйтесь на своего «маршала Победы», дорогие соотечественники.
А остальные рассуждения на эту тему, придуманы уже задним числом и все до одного они — от Лукавого…
Он же — «Лысый», он же — «Кукурузник», он же — «Хрущ» или просто «Хряк».
Не удастся возложить вину и на оружие, которым недоедающий, плохо одетый и вынужденный жить в скотских условиях народ — вооружил Красную Армию, свою защитницу. Среди него попадались лучшие в мире образцы и, было их так много — что захваченных Вермахтом трофеев хватало и ему и, его союзникам.
В мемуарах гитлеровских недобитков, нет даже намёка на хулу вооружения и боевой техники РККА. Даже остервенено ругаемой нашими диванными экспЭрдами трёхлинейки Мосина, или «фанерно-перкалевого» «Ишачка» — об которого те все свои бумажные копья сломали…
Американцы же официально, через канал «Дискавери» — объявили «Т-34» лучшим танком Второй мировой войны.
Вон эво даже как!
Нет вины за разгром не только армии — но и страны и, на простом русском солдате.
Опять же: ни в одном воспоминание недобитых гитлеровцев — нет и тени пренебрежения его личным мужеством и стойкостью.
Вот к примеру, что пишет лучший генерал Вермахта Эрик Манштейн о последних днях обороны Севастополя:
«То, что далее последовало, было последним боем армии, который не мог ни изменить её судьбы, ни принести какой-либо пользы Советам с точки зрения общей оперативной обстановки. Даже для сохранения чести оружия этот бой был бы излишен, ибо русский солдат поистине сражался достаточно храбро…!
…Заключительные бои на Херсонесском полуострове длились еще до 4 июля. 72-я дивизия захватила бронированный ДОС «Максим Горький», который защищался гарнизоном в несколько тысяч человек. Другие дивизии все более теснили противника, заставляя отступать на самый конец полуострова. Противник предпринимал неоднократные попытки прорваться в ночное время на восток в надежде соединиться с партизанами в горах Яйлы. Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов…».
УПС!!!
Вы тоже заметили?
А почему это идущих на прорыв красноармейцев ведут не те, у кого это является профессиональным долгом?
Почему остатки войск в последний и решительный бой ведут хрупкие, нежные и слабые женщины и девушки? Те, чьё предназначение не воевать, не погибать в боях за Отечество и во славу русского оружия — а вынашивать, рожать и выкармливать детей от своих любимых мужчин?
Кто должен быть впереди? Кто должен был призывать подчинённых бойцов, воодушевляя их своим личным примером:
— Делай, как я!
Где те, кто должен это делать — не только по букве устава, но и по духу профессионального защитника Отечества?
Где полководцы? Где командиры?
Где те, чья профессия Родину защищать?!
Ах, вот они где…
Со слов Начальника штаба 95-й дивизии майора А.П. Какурина:
«…Вместе с комиссаром отдела пошли в Камышовую бухту. То, что там я видел, меня поразило. Толпы людей с оружием и без. Все чего-то ждут. К пристани не подойти. Тысячи людей, шум, крики. Решил пойти на 35-ю батарею. Это было в 1 час 35 минут 1 июля. Придя на 35-ю батарею к её главному входу, увидел ещё худшее. Весь дворик и коридоры навеса были переполнены комсоставом Приморской армии. Двери на запорах. Здесь я узнал, что 29 июня было дано распоряжение по армии всему старшему офицерскому составу оставить свои части. Части остались без управления. Всё это было похоже на панику в полном смысле слова…».
Словами официальных советско-российских историков, это национальное позорище называется так:
«Исчерпав все возможности для обороны, Советские войска по приказу Верховного главнокомандования были вынуждены оставить город…».
Ой, ли?
Был ли тот «приказ Верховного главнокомандования»? Где он?
Пруфы в студию!
И все ли возможности для обороны исчерпаны?
Бойцы и командиры были — одними пленными Эрик Манштейн взял сорок тысяч человек… А сколько погибло, сколько прорвалось в горы?
Может, у войск оборонявших Севастополь боеприпасы кончились?
Опять пальцем в небо:
«В этот день в районе Инкермана произошёл взрыв огромной силы, который слышали и Петров, и Манштейн на своих командных пунктах. Взрыв нанёс гитлеровцам большие потери, завалив землей и камнями колонну танков и мотопехоты».
Это через десять дней после сдачи крепости, остатки гарнизона взорвали огромный склад боеприпасов и подземный завод по снаряжению боеприпасов.
Вот только вряд ли генерал Петров тот взрыв слышал… Его к тому времени и след простыл.
Перед этим грандиозным драпом, для самих немцев положение — было весьма и весьма пиковое и, сам «лучший полководец» Гитлера, это охотно признавал:
«Не было никакого сомнения в том, что противник и дальше будет продолжать ожесточённое сопротивление… С другой стороны, нельзя было не признать, что даже если резервы противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе».
И почему историки беззастенчиво пишут общим списком — как на партсобрании, «советские войска» «вынуждены были оставить»?
Ф.И.О. хоть одного красноармейца, которого взяли на борт самолёта или подводной лодки, вместе с адмиралом Октябрьскими или с генералом Петровым?
Поддавшись панике, сперва побежали как сцыклявые тёлки адмиралы с генералами. За ними — полковники, майоры и прочие… И предоставленные сами себе бойцы, во главе с женщинами и девушками — погибали при отчаянных попытках прорваться из окружения, или сдавались в плен — если тех во главе их не оказывалось…
Надо полагать так оно и было.
В Стране Советов любили повторять:
«Награда нашла героя!».
А наказание нашло подлеца и труса?
Сталинская эпоха, однако, на дворе!
Счас узнав про сдачу Севастополя, Вождь прикажет словами Жукова:
«На каком основании? “Ну-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал…“».
Квак бы, не квак!
Со слов адмирала Кузнецова:
«— Вы говорили, что там останется генерал-майор Петров? — нахмурился Сталин».
На этом всё и вопрос закрыт.
Увы, но кроме как «хмурых» бровей — никаких законных репрессий от «великого и ужасного» не последовало за это преступление. Октябрьского отправили на Амур лососёвую красную икру жрать, вот и всё наказание.
Одному мне хочется назвать этого «деспота и тирана» — лошком конкретным?
Тряпкой помоичной и соплёй мягкотелой?
***
Что-то, как-то зашла мне тема:
«Генералы и девушки: кто более России-Родине-матери дорог?».
Вот ещё один образчик.
7 октября 1941-го года под Вязьмой, немцы замкнули кольцо окружения четырёх советских армий (19-й и 20-й Западного фронта и 24-й и 32-й Резервного фронта). Через пять дней Ставка даёт приказ генералу Лукину — Командующему 19-й армии, возглавить всю группировку и прорываться к Москве.
Военная аксиома: тот, кто окружает — сам находится под угрозой окружения. Если противник серьёзный конечно: грамотный, умелый и настроен решительно.
Но генерал Лукин к таковым не относился и из всей «решительности» у него было одно…
УДРАТЬ!!!
Как и у адмирала Октябрьского или генерала Петрова полугодом позже.
Он немедленно прекращает управление войсками и мало того — дезорганизует их, приказывая выходить из окружения «небольшими группами», а перед этим — сжечь автомашины, уничтожить все материальные запасы, взорвать материальную часть артиллерии и оставшиеся неизрасходованными снаряды. В результате чего, группировка РККА из четырёх армий, уже к 12 октября была практически уничтожена. В плен попало не менее 600 тысяч бойцов и командиров, в том числе и сам виновник «торжества» — генерал Лукин.
В плену он вёл себя также «достойно», как и воевал…
То бишь — рассказал на первом же допросе, всё что знал и наплёл то, чего не знал.
Протокол допроса военнопленного генерал-лейтенанта Красной Армии М.Ф. Лукина 14 декабря 1941 года (Взято из «Хрестоматии по отечественной истории (1914–1945 гг.)» под редакцией А.Ф. Киселева, Э.М. Шагина. М., 1996):
«…Начиная с сентября этого года на Волге и восточнее Волги формируется 150 новых стрелковых дивизий, а возможно, и больше, но никак не меньше 150. Мы должны были сами отдавать из своей армии некоторых командиров и комиссаров для этих новых дивизий. Через 4–5 месяцев эти дивизии или закончат своё формирование, или уже будут на фронте. У них будут и танки. Один мой друг сказал мне, что ежедневно строится 60 танков, позднее это число будет доведено до 80. Это включая заводы Ленинграда и те заводы, которые были эвакуированы на восток страны. Основные типы строящихся танков «Т-34» и «КВ». Также строится около 20 самолетов в сутки разных типов, но артиллерии и пистолетов-пулемётов будет немного. СССР помогают США и Великобритания, но я не думаю, что их помощь будет значительна. Нефти и нефтяных запасов не так много, чтобы полностью удовлетворить потребности, и если Вермахт дойдет до Кавказа, то их будет еще меньше…
…На фронт начинают поступать новые реактивно-пусковые установки, которые раньше имелись лишь у армий, но теперь будут и у дивизий. До сих пор существовал такой порядок, что ни одна установка не должна была быть захвачена вами, и я сам отдавал приказ об их уничтожении, если они были в опасности. Сейчас их появится очень много. Если появится возможность более точной организации их стрельбы, то их значение резко возрастет. Поскольку они просты в изготовлении, то и на фронте установки появятся скоро. Вы должны обратить на них внимание. Я не думаю, что Красная Армия начнет вести химическую войну. Теперь я прошу вас, чтобы вы знали, что все это сказал россиянин[2], который любит свой народ, и я не хочу, чтобы было еще хуже. Я прошу вас сохранить всё это в секрете, так как у меня есть семья».
Представляете?
Семья у этого пидараса есть, оказывается!
И это говно, так трогательно о ней заботится…
А вот теперь сравните поведение боевого генерала попавшего в плен, с поведением хрупкой и нежной девушки — которой только вышивать крестиком и бегая тайком от мамы на свидания, целоваться с мальчиками. С поведением на допросе Зои Космодемьянской.
Рисунок 71. Герой Советского Союза (посмертно) Зоя Космодемьянская.
Из послевоенных показаний В. Клубкова, товарища З. Космодемьянской по диверсионной группе:
«Видя, что Зоя молчит, три офицера раздели её догола и в течение 2–3 часов сильно избивали её резиновыми палками, добиваясь показаний. Космодемьянская заявила офицерам: «Убейте меня, я вам ничего не расскажу». Больше её не видел. Несмотря на то что я Космодемьянскую выдал и избиения немецкими офицерами, всё же она им ничего о себе и о Красной Армии не рассказала…».
Ну и как вам?
А ведь та — всего лишь Герой Советского Союза, да и то посмертно… А Лукин ещё при жизни награжден орденом Ленина, 5 орденами Красного Знамени, орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и медалями.
По идее, к этому «иконостасу» — ещё бы добавить полный набор железных, золотых и рыцарских крестов от Фюрера и его НСДАП — с дубовыми листьями, мечами, бриллиантами и прочей тряхомунднией… Ведь заслуг перед Третьим Рейхом — у него никак не меньше, чем у толстяка Геринга.
Дык, Адольф Алоизович ещё при жизни страдал воистину еврейской прижимитостью и прусско-солдафонским недостатком воображения — на чём и погорел в буквальном смысле этого слова, после её завершения. Если бы он воздавал по заслугам всем предателям из советского офицерства и генералитета — их дети и внуки пили бы баварское намного раньше прихода к власти Горби Меченного и ЕБН иже с ним.
Возможно, Гитлер просто испытывал брезгливость к этой категории двуногих и не мог перебороть себя даже во имя победы Рейха?
Очень даже вполне может быть.
Личный секретарь Гитлера, Генри Пикер, в своих «записках» приводит такой пример в подтверждении моих слов:
Рисунок 72. Герой Российской Федерации Генерал Лукин. Как хорошо в фашистском плену сохранился, то… И боевых орденов на груди прибыло!
«Аналогичной была реакция Гитлера, когда ему доложили, что некий русский пленный в течение года водил грузовик в непосредственной близости от нашей линии фронта честно и надежно, доставляя боеприпасы на позиции, а затем заявил, что он генерал, предъявил соответствующие документы и попросил повысить его в должности.
И Гитлер — под одобрительный смех всех присутствующих — принял следующее решение:
"Поручите ему возглавить целую колонну грузовиков"».
Зато у наших «власть имущих» никогда не было чувства брезгливости к подобным типам!
Свои ж, сцуко…
Кровь от крови, плоть от плоти!
Этого Иуду, власти ценят даже после смерти: в 1988-м году исполком Смоленского городского Совета народных депутатов присвоил генерал-лейтенанту Лукину звание «Почётный гражданин города-героя Смоленска».
А 1 октября 1993 года, Указом Президента Российской Федерации «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», генерал-лейтенанту Лукину присвоено звание Героя Российской Федерации.
«Герой», фули!
Ещё бы выпотрошили бы как Ильича, высушили, да рядом с ним в Мавзолей на Красной площади положили. Чтоб проходящие каждый год 9 мая, на День Победы войска Российской Федерации — равнялись на труса, предателя и подлеца…
Тьфу!
***
Пример с Севастополем, в коем наши командиры — побежали как дешёвые шлюшки, далеко не единственный.
Читаешь любой добротный, внушающий доверие своей «документальностью» исторический труд, например про оборону Крымского перешейка в сентябре-октябре 1941-го года[3] и, буквально волосы на голове дыбом шевелятся.
С одной стороны, да — героическое сопротивление красноармейцев, о котором сообщает противник:
«В бою с противником, упорно обороняющим каждую пядь земли, к наступающим войскам предъявлялись чрезвычайно высокие требования, и потери были значительными. С беспокойством я видел, как падает боеспособность. 25 октября казалось, что наступательный порыв войск совершенно иссяк. Командир одной из лучших дивизий уже дважды докладывал, что силы его полков на исходе[4]…».
С другой стороны вот такие позорно-вопиющие случаи, связанные именно с командным составом:
«03.10.41 г. В журнале боевых действий 46-й ПД (Вермахта) отмечена внезапная ночная атака на участке 72-го пехотного полка.
В ночь с 3 на 4.10.42 г. 72-й пехотный полк 46-й ПД был атакован. Командир батальона (Красной Армии) и его комиссар, находясь в сильном алкогольном опьянении, подняли батальон в неорганизованную атаку. Неорганизованная толпа попала под пулеметный огонь, в результате которого погибла часть личного состава. Были убиты командир батальона и комиссар, 132 человека были взяты в плен…».
Заметьте: перепились как свиньи, до полной потери адекватности — не рядовые красноармейцы, как можно предположить …
А именно командир и комиссар!
Постепенно, под непрерывным натиском превосходящих в огневой мощи войск Манштейна, боеспособность советских войск обороняющих Крым падает и, крысы побежали с тонущего корабля.
Вот опять:
«В результате разгрома 95-й СД в плен попало 2800 человек, при этом противник указывает, что в плен попало всего. 4 офицера: начальник отделения штаба 95-й СД Владимир Карман, техник-интендант Семен Стадник и командир 241-го стрелкового полка капитан (по другим данным, майор) Воскобойников. Фамилия четвертого офицера неизвестна. Вероятнее всего, это был военком полка, расстрелянный немцами».
Все четыре? А где остальные командиры?
И снова:
«Немцы при зачистке территории столкнулись с организованным сопротивлением одного подразделения в районе поселка Октябрь. В результате боя в этом поселке были пленены 28 человек из 876-го полка, 4 человека из 873-го и 24 человека из 852-го артполка (все из 276-й дивизии). Вместе с ними сражались 9 человек из 106-й дивизии. И опять: ни одного офицера. Похоже, что бойцов действительно бросили их командиры (не говоря уж о комиссарах)».
Где вы, отцы-командиры?
Ау!
Ах, вот где они…
«Из боевого отчета командира немецкого 124-го полка: 17 часов 4.11.41 г.:
«Восточнее д. Шума группировка противника оказывала ожесточенное сопротивление, ведя плотный ружейный огонь из-за крутого поворота и забрасывая гранатами изгиб дороги. Фланкирующий огонь правой группы помог преодолеть это сопротивление. Позиции противника перед и в деревне Шума были захвачены, и дорога на Алушту была открыта.
Пехотное противостояние с противником на высотах северо-восточнее Алушты прекратилось, населенный пункт был захвачен, были захвачены пленные, в их числе много командиров и комиссаров, переодевшихся в гражданскую одежду».
Живы, как видите и здоровы наши профессиональные защитники Отечества и, даже пока рядовые и сержанты отстреливались, успели под их прикрытием прибарахлиться цивильными шмотками.
Неприятно поражает разговорчивость пленных командиров. В книге приведён всего один единственный случай их достойного поведения:
«…Капитан Голунов остался в передовом опорном пункте и был к тому времени уже пленен и расстрелян немцами. Протокол его допроса говорит о том, что «пленный на вопросы отвечать отказался и сказал, что своей жизнью он не дорожит и готов принять смерть, защищая Родину»».
Основная же масса тех, чья профессия «Родину защищать» — говоря словами из популярного советского кинофильма «Офицеры», тем или иным образом попав в плен — «пели» немецким разведчикам как курские соловьи.
***
И такие явления происходили с самых первых часов войны.
Читаешь книгу про битву за Умань[5], вместе с немцами восхищаешься стойкостью наших солдат, и…
Просто беспрецедентнейший случай в военной истории, достойный «Книги рекордов Гиннеса»!
«Из имевшихся в распоряжении штаба 12-й армии боеспособных танков сформировали особую колонну (10 танков БТ и Т-34), которая теперь должна была действовать вслед за группами прорыва. На них предполагалось вывезти из окружения часть штаба 12-й армии во главе с генералом И.Н. Музыченко. По этой причине сформированная колонна получила название «колонна особого назначения»). Все вошедшие в ее состав танки были полностью укомплектованы экипажами, боеприпасами и топливом. Для них специально выделили горючее из двух захваченных днем немецких автоцистерн. Видимо, в баки «колонны особого назначения» залили все имевшееся топливо без остатка, ничего не оставив машинам, выделенным для поддержки отрядов прорыва…
Возглавил ее бывший командир 8-й танковой дивизии полковник П.С. Фотченков, начальником штаба стал подполковник В.С. Породенко. Известно, что в качестве пассажиров в танках разместились: подполковник В. С. Породенко (головная машина), полковник П.С. Фотченков, генерал-лейтенант И.Н. Музыченко, комбриг Н.П. Иванов, члены Военного совета дивизионный комиссар Н.К. Иванов и бригадный комиссар Л.С. Грищук, начальник оперативного отдела полковник М.А. Меандров, а также майор М.А. Семенюк».
Просто дух захватывает от масштабов драпа!
Вспоминает военком штаба 44-й танковой дивизии Ф.А. Щербина:
«…Услышали в лесу грохот танков. Майор Красных и еще группа командиров начали приводить людей в порядок и занимать оборону. Я же взял Васю Рязанского со связкой гранат, и мы стали пробираться на лесную дорогу, по которой шли танки… Я выполз на дорогу и увидел: идут четыре танка Т-34 прямо облепленные людьми… А за ним шли автомашины. Я вскочил на ноги и начал махать фуражкой, дескать, не стреляйте, свои. А они в ответ: «Ура!» — думали, что вышли из окружения на соединение с частями 18-й армии».
Очевидно узнав, что прорыв еще не завершен и испытав глубочайшее разочарование в жизни, командир 12 армии РККА генерал-лейтенант Музыченко приказал двигаться дальше, а оставшиеся в поле красноармейцы в количестве 70–75 человек оказались предоставленными самим себе.
И опять же: историки говорят, что Т-34 — были лучшими танками в мире, но их в Красной Армии было мало — отчего и случилась вся эта некрасивая история с проигранным Приграничным сражением…
Врут, собаки!
Лучших в мире танков было так много, что на них удирали армейские штабы. Было бы ещё больше — то же самое проделывали бы и корпусные, дивизионные и полковые и, тогда бы нам…
И тогда нам была бы вообще — полная жоппа!
Правда среди предателей нашёлся «предатель в кубе» и, может поэтому — далеко товарищи командиры не уехали:
«Как только колонна приблизилась к селу, хауптман фон Айманнсбергер и комендант штаб-квартиры 1-й горно-егерской дивизии обер-лейтенант Рисе ручными гранатами подбили ехавший впереди всех бронеавтомобиль. Из него выбрался полковник, и, не оказывая никакого сопротивления, сдался в плен. Им оказался начальник оперативного отдела штаба 6-й армии полковник М.А. Меандров. На допросе он рассказал о замысле прорыва, основных задействованных силах и направлениях движения. Самым важным для немцев из того, что сообщил полковник, стало известие, что в составе танковой колонны на прорыв пошло командование 6-й армии во главе с генералом И.Н. Музыченко».
Танки «особой колонны» были подбиты устроившей засаду немецкой артиллерией, а разбежавшиеся по кустам «пассажиры» — взяты в плен.
На допросе генерал-лейтенант Музыченко, вёл себя более чем достойно:
«Он… искал виновников своего пленения. Он назвал несколько фамилий и даже в письме написал, что его бросили начштаба комбриг Иванов и члены Военного совета Попов и Грищук, удравшие от него, контуженного, где-то южнее с. Давыдовка на танке БТ».
И действительно — было такое дело!
Осчастливил своим возращение РККА — самый наимудрейший из всей этой шоблы-ёблы, иначе никак не назвать:
«…Воспользовавшись возникшей заминкой, комбриг Н.П. Иванов приказал изменить направление движения и вместо Первомайска решил выходить на Звенигородку и Смелу для соединения с частями 26-й армии. Видимо, его машина следовала последней, что позволило ему ускользнуть незамеченным, не нарушив своими действиями общий порядок следования колонны. Минуя полями села Теклиевка, Оксанино, Бабанка, Доброводы, Тальное, к 4.00 6 августа танк оказался в лесу восточнее Звенигородки…».
А теперь держитесь за стулья!
Случай — воистину уникальнейший, даже в этой уникальной истории:
«…Но вскоре танк был обнаружен и обстрелян группой немецких солдат. БТ выскочил из-за деревьев на дорогу и помчался, набирая скорость. Немцы просились догонять его на автомашине…».
На автомашине, Карл! На автомашине!!!
«…Преследуемый(!!!) ими танк вырвался на дорогу и по ней сумел оторваться от погони.
Ночной прорыв мимо позиций 97-й и через тылы 24-й и 125-й немецких дивизий прошел благополучно. Комбриг оказался исключительным везунчиком».
Вероятно танки серии «БТ» (быстроходный танк), изначально для того и были созданы: чтоб на них командный состав РККА мог благополучно удрать — как от собственных подчинённых, так и от автомобилей противника… А некий Витёк Резун, пишущий свои тупые высеры под никеймом «Виктор Суворов» — не разобравшись с перепоя в ситуации, залупил что это дескать — «автострадные танки» и были предназначены они для завоевания как минимум Европы…
Закусывать надо, товариччч!
Или хотя бы разбавлять шотландский скотч джин-тоником, как это все добропорядочные джентльмена делают.
Не… Каков герой, да?!
И Родина, так сказать, щедрой рукой вознаградила своего сына за подвиги на ратном поприще.
Иванов Н.П. во время войны занимал высшие руководящие должности, вплоть до командира гвардейского корпуса в звании генерал-майора, был награждён многими орденами и медалями. После окончания же войны Иванов учился в Высшей военной академии, что вовсе не удивительно, по окончании которой работал там же на должностях старшего преподавателя, заместителя начальника кафедры истории военного искусства.
Интересно, какому «искусству» он учил?
Как драпать на «быстроходном» танке от своих подчинённых и от автомобилей противника?
Других же «военных искусств» он и не знал.
Самое загадочное в этой истории с побегом штаба 12-й армии, так это то, что после войны расстреляли не генерал-лейтенанта Музыченко — бросившего свою армию, а генерал-майора Понеделина Павла Григорьевича — худо-бедно, но взявшего руководство кроме своей 6-ой армии, ещё и над брошенной 12-ой… И, испившего со своими бойцами и оставшимися верными присяге командирами до конца из горькой чащи поражения.
Воистину:
«Умом Россию не понять…».
Загадочная у нас с вами страна, дарагие рассияне!
Мягкотело-добрая и щедрая к трусам и предателям и, жёсткосердечно-злая к своим настоящим защитникам.
***
Примеры генеральской подлости можно приводить вечно: эта тема неисчерпаемая как материя и бесконечная как геометрическая прямая.
Если кто-то скажет, что такие позорные явления были лишь в 1941-м и 1942-м годах, а потом дескать наши командиры исправились, а совесть у них пробудилась…
То тот глубоко ошибается!
Во время контрнаступления противника под Винницей в январе 1944-го года, танк 3-го танкового батальона 40-й Гвардейской танковой бригады, с экипажем под командой молодого лейтенанта Борисова, ночью отбился от своей части и, долго проблуждав в одиночестве…
Дальше словами непосредственного свидетеля:
«В конце концов, только под утро нашел своих. Но в этой деревне всего несколько танков находилось. Моего комбата нет, только начальство в основном и машины штабные. И когда я появился, ко мне подбегает какой-то офицер:
— Кто такой? Откуда прибыл?
Так и так, отвечаю…
— Очень хорошо! Как же ты вовремя прибыл. Идем со мной!»
А я вижу, что они взволнованы, и чувствую, что-то нехорошее намечается…
Подходим к какой-то машине:
— Товарищ подполковник, вот еще один танк у нас появился.
Оказывается, это начальник разведки бригады, и он распорядился:
— Займись им!
Принесли нам чего-то поесть, но вскоре этот офицер опять прибегает и говорит мне тихонько:
— Лейтенант, положение наше аховское! У нас тут штаб бригады во главе с комбригом и знаменем, а танков всего три. А немец уже на подходе и хочет здесь нас окружить. Поэтому так: сколько в твой танк народу поместится?
— Даже не знаю…
— Хорошо, я тоже на твоем танке пойду.
Сколько на мой танк залезло людей, не знаю, не считал, но много. И вовнутрь залезли, а снаружи так облепили, что самого танка и не видно. Друг за дружку держались…
Как приехали, этот начальник разведки записал мое имя в блокнот и предупредил:
— Товарищ лейтенант, — хоть я еще младший, — я доложу начальству, чтобы вас наградили!»[6].
Не… Если человек мёртвый — это надолго.
А вот если он подонок — то это навсегда.
Если кто-то думает:
«Да чёрт с ней — с этой моралью! Главное, что наши генералы во второй половине войны воевать и бить германских генералов научились».
Взять того же генерала Петрова: в 1941-м году он убежал из Одессы, в 1942-м — из Севастополя…
И, что в итоге?
Воевать же научился — фронтами под конец войны командовал?
Недаром уже после смерти Сталина, он дослужился до генерала армии и должности начальника Главного управления боевой и физической подготовки Минобороны СССР и далее — до главного научного(!) консультанта при заместителе министра.
Кто так считает — тот тоже ошибается.
Народ русский в таких случаях говорит:
«Сцы нашему генералу в глаза — ему всё божья роса»!
С августа 1942-го года Петров командовал 44-й армией Закавказского фронта, с октября того же года — Черноморской группой войск Закавказского фронта, с мая 1943-го — всем Север-Кавказским фронтом.
За подъёмом последовал откат: за неудачное проведение ряда частных наступательных операций Петров был освобождён от должности командующего Приморской армией, зачислен в резерв Ставки ВГК и понижен в звании до генерал-полковника.
За откатом — новый подъём: командующий 33-й армией Западного фронта, командующий 2-м Белорусским фронтом…
И снова откат!
После критики перед самим Сталиным членом Военного совета фронта Львом Мехлисом, Петрова снимают с должности.
Так уж и хочется пристрелить скотинку, чтоб не мучился сам и людей не гробил…
Но случилось чудо: после двухмесячного ничегонеделания, непотопляемого Петрова ставят командующим 4-го Украинского фронта. Правда, членом Военного совета фронта ему назначают «лучшего друга» — Льва Мехлиса, чтоб хорошенько присматривал, видимо.
А вдруг снова убежит?
Вот про то, как набравшись «боевого опыта», «герой» Севастопольского драпа воевал под самый занавес Великой Отечественной Войны, о том как он командовал войсками во время проведения Моравско-Острожской операции (10 марта — 5 мая), пишут современные мне историки:
«Немецкой разведке удалось вскрыть подготовку советских войск к наступлению, а также установить точное время его начала. Чтобы избежать потерь от артиллерийского огня немецкое командование в ночь на 10 марта отвело свои войска с переднего края на вторую линию обороны.
К утру 10 марта в полосе действия ударной группировки фронта разыгралась снежная буря. Видимость упала до 100–200 м, что исключало применение авиации и точное ведение огня артиллерией. Оценив обстановку, командующий 38-й армией генерал-полковник К. С. Москаленко предложил командующему фронтом обратиться в Ставку ВГК с просьбой отложить начало наступления до улучшения погоды. Его поддержал командующий 1-й гвардейской армией генерал-полковник А. А. Гречко. Однако И. Е. Петров отклонил предложение командармов…».
Вот как про ту же Моравско-Острожскую операцию, про то — как командовал вверенными ему войсками генерал армии Петров и заодно — про его «совесть», рассказывает непосредственный свидетель описываемых событий — писатель Константин Симонов,[7]:
«Мы спустились в блиндаж. Там стояли стол, три стула и голая кровать с железной сеткой.
— Что говорят метеорологи? — сразу же спросил Мехлис.
— Ничего хорошего не обещают, — сказал Гречко.
Погода и в самом деле была отвратительная. Ночью шел дождь, земля размокла, а дождь продолжался. Похоже было, что он затяжной.
— Может быть, вы отмените наступление? — в упор глядя на Гречко, сказал Мехлис.
Я почувствовал за этими словами напоминание о неудаче предыдущего наступления. Гречко ничего не ответил.
— На какой час у вас намечено? — спросил Мехлис.
— Артподготовка намечена на десять, — сказал Гречко. — Но мы сначала в семь двадцать проведем частичную артподготовку и разведку боем. По одному батальону от каждой из трех дивизий. Этой разведкой боем мы обнаружим, не ушел ли противник, захватим пленных и узнаем от них, не догадался ли он о предстоящем ударе. А если он раньше не догадался и начнет отходить на вторую линию сейчас, встревоженный этой разведкой боем, то сделать этого он все равно не успеет.
— На сколько назначена разведка боем? — переспросил Мехлис.
— На семь двадцать, — повторил Гречко.
Мехлис вышел на улицу, постоял там несколько минут и вернулся в блиндаж.
— Ничего не видно, видимости никакой.
— Да, видимости никакой, — согласился Гречко.
— Может быть, есть смысл отложить? — сказал Мехлис, впиваясь в Гречко глазами. — Сколько осталось времени до вашей частичной артподготовки?
— Еще двадцать пять минут, — сказал Гречко. — Сейчас я прикажу начальнику штаба связаться с командующим фронтом. На то, чтобы всех известить, что откладывается, нужно десять минут. Все сидят на телефонах. Товарищ Павлов? — Гречко назвал начальника штаба каким-то псевдонимом. — Позвоните от моего имени командующему, что видимость не улучшается. Есть основания все отложить на час.
Мехлис чуть заметно поморщился. Кажется, ему не понравилась эта формула запроса.
Мы вышли из блиндажа. Через некоторое время Гречко тоже вышел и сказал Мехлису, что приказано все отложить на час. Он вернулся в блиндаж, а я продолжал стоять с Мехлисом на воздухе. Погода была все та же. Минуло и семь часов, и семь двадцать, и восемь… В начале девятого Гречко снова вышел из блиндажа, и я оказался свидетелем их разговора с Мехлисом.
— Погода не улучшается, — сказал Мехлис. — Может быть, лучше вообще все это отложить?
— Командующий фронтом не давал мне таких указаний, — сказал Гречко.
— Но вы-то высказали ему свое мнение, что вы против того, чтобы начинать?
— Высказал.
— Ну и что он?
— Приказал отложить на час. Никаких других указаний не давал.
— То есть это вы считаете, что высказали ему свое мнение, когда при мне связывались с ним через своего начальника штаба по телефону? — сказал Мехлис.
— Да, — спокойно сказал Гречко.
— Возьмите на себя ответственность и отложите, — сказал Мехлис.
— Командующий фронтом таких указаний не давал, — еще раз повторил Гречко.
— А вы сами! Вы знаете решение Ставки по прошлому наступлению?
— Нет, не знаю, — сказал Гречко.
— Так вот я вам скажу. Решение Ставки было таким: мы могли попросить об отсрочке, нам бы ее дали, если б мы ее попросили. А мы этого не сделали и поплатились. Я бы на вашем месте отменил сегодня наступление. И донес бы об этом.
— Нет, — сказал Гречко. — Или я должен рассматривать ваши слова как приказание?
Это был вызов, которого Мехлис не мог принять. В таком вопросе член Военного совета не мог отменить приказания командующего фронтом. Это было бы неслыханное. И Гречко это знал…».
Тоже заметили, да?
Какой-то «не такой» Мехлис.
Ведь согласно «единственно верному учению» это — сталинский сатрап, палач!
Он должен безжалостно, раз за разом в лоб гнать войска в наступление — поставив сзади пулемёты заградотрядов. А вместо этого, он не в силах приказать, уговаривает отложить наступление до улучшения погоды. И причём ссылается на прошлую неудачу.
Генерал же, который по идее — должен дрожать и пресмыкаться перед ним, говоря по-русски — «любит» ему мозги и намерен и впредь биться головой об каменную стену.
Так может и перед Керченской катастрофой 1942-го года — которую историки целиком и полностью свалили на Мехлиса, было так?
Лично для меня вопроса на эту тему больше не существует.
Как и следовало ожидать, наступление застопорилось с первых же часов:
«Едва кончилась артподготовка, как впереди начали рваться немецкие мины и возник ожесточенный пулеметный огонь, особенно слева.
— Не подавили до конца, — сказал Гречко. — Не подавили всех целей. — И грустно щелкнул языком.
(Какой сюрприз, однако? Авт.).
Через полчаса стали поступать первые донесения. Командир одной из дивизий доносил, что он дошел до железной дороги, но дальше не может продвинуться — немцы фланкируют ее справа артиллерийским огнем, и он несет потери».
Причину озвучил главный артиллерийский офицер:
«На это (Мехлису) вместо Гречко ему ответил Кариофилли:
— Тут главная беда, что в полосе наступления повсюду хутора и фольварки. А по каменным домам, чтобы их разгромить, нужно бить тяжелыми орудиями. А их ближе, чем на километр, не подтащишь на прямую наводку. А хорошо видно всего на пятьсот метров. Это в лучшем случае».
Здесь хорошо бы помогла бы авиация — на хер она тогда вообще нужна, но она…
Бездействует по причине нелётной погоды.
«Гречко тем временем продолжал обзванивать по телефону командиров дивизий.
— Подбодрите, подбодрите людей, скажите им хорошие слова. Пусть не обращают внимания на погоду. И сами помните, что я требую от вас не останавливаться до самого Прухно.
Следующий звонок к следующему командиру дивизии.
— Подтягивайте пехоту ближе, как можно ближе к разрывам наших снарядов и дружней атакуйте. Вот и все. В один голос жалуются на плохую видимость, — закончив переговоры, сказал Гречко.
Мехлис ничего не ответил».
«Хорошие слова» и советы объявить лютый игнор матушке-природе не помогли и, наступление (второе по счёту!) провалилось окончательно. И как обычно в нашем богоспасаемом Отечестве (иначе, как оно до сих пор существует?) бывает, за ослиную генеральскую тупость и упрямство — поплатились не они, а простые солдаты:
«Мы довольно долго стояли с Мехлисом и смотрели на кладбище вблизи от дороги, около большого фольварка, обнесенное аккуратной оградой. Внутри этой ограды поднималось пятьдесят или шестьдесят больших и малых, сбитых из досок и выкрашенных желтой и красной краской пирамид и пирамидок. Под большими пирамидами были братские могилы солдат и сержантов, под малыми пирамидками были похоронены офицеры. Немолодой солдат, держа в руках бумажку, наверно, с памяткой, окунал в ведерко кисть и масляной краской писал фамилии на той пирамиде, на которой их еще не было. Я вошел в ограду. Мехлис тоже. Одна, вторая, третья. У солдат были по большей части украинские фамилии, и я обратил на это внимание Мехлиса.
— Да, да, — сказал он. — Пехота в последнее время пополняется за счет Западной Украины, Белоруссии, в особенности Западной Украины. А это самый прожорливый род войск».
Будь у наших «маршалов Победы» такая возможность, они бы и Китай опустошили — не токмо Россию с Украиной и Белоруссией.
Но поражает, даже не это…
Опять мы видим какого-то другого Мехлиса!
В отличии от «набравшихся к концу войны опыта» генералов, имеющего совесть и пришедшего почтить память погибших солдат.
А теперь оставив мораль, вернёмся к главному вопросу:
Так научились ли советские генералы воевать за четыре года войны?
Ответ даёт свидетель и участник вышеописанных событий:
«Мы ходили снаружи перед блиндажом и довольно долго молчали. Потом Мехлис сказал:
— У немцев метеорология есть составная часть военной науки. Они ждут погоды для наступления, как летчик для кругосветного полета. Ждут и пять дней, и десять, и пятнадцать, сколько им нужно. И дожидаются идеальной погоды. И в эту идеальную погоду идеально используют все, что могут использовать. А нас они давно изучили, изучили наше упрямство. Есть погода, нет погоды, раз решили, значит, будем наступать. И они это учитывают и к этому готовятся. Раз мы уже назначили день, то не отменим ни при каких обстоятельствах».
А теперь подытожим.
В нашем народе говорят, что если долго и старательно бить мартышку, она в конце концов заговорит по-русски и, причём — с выражениями… Но наши советско-российские генералы — нет, никогда не поумнеют.
Ибо, эта субстанция необучаемая в принципе.
Так, так, так…
А где же сам виновник «торжества»?
Мехлис, Гречко, артиллерист с прикольной фамилией Кариофилли… Никогда такую не слышал…
Где генерал армии Петров?
Про него ж речь?
Местонахождение командующего 4-м Украинским фронтом во время операции можно узнать по такому диалогу между Константином Симоновым и Львом Мехлисом, случившимся уже после отставки онного:
«— Вы были у Ивана Ефимовича?
— Был, — сказал я. — Позавчера ездил к нему прощаться… Он, по-моему, очень хороший человек.
— Да, — сказал Мехлис с какой-то особенно сухой нотой в голосе. И мне показалось по этой ноте в голосе, что он принуждает себя быть объективным. — Он добрый и общительный человек. Он, это безусловно, один из лучших у нас специалистов ведения горной войны. Это он знает лучше многих других. Может быть, даже лучше всех. Но он болезненный человек. Знаете вы это?».
«Болезненный человек»?!
Что это значит?
А это значит, что «Иван Ефимович» во время операции «косил» как допризывник-белоленточник от армии — двух мнений быть не может. И кстати, это не в первый раз: в приказе об снятии его с предыдущего — со 2-го Белорусского фронта, тоже была такая формулировка:
«Петров болен и слишком много времени уделяет врачам».
Но с командующих фронтом его сняли не за симуляцию и даже не по состоянию здоровья. Приказом Верховного Главнокомандующего СССР И. В. Сталина № 11045 от 25 марта 1945 года мнимый больной был снят с должности командующего войсками фронта с резкой формулировкой:
«Генерала армии Петрова И.Е. снять с должности командующего войсками 4-го Украинского фронта за попытку обмануть Ставку насчёт истинного положения войск фронта, не готовых полностью к наступлению в назначенный срок, в результате чего была сорвана намеченная на 10 марта операция. Генералу армии Петрову после сдачи войск фронта прибыть в распоряжение Ставки».
Кажется, после «попытки обмануть Ставку» (самого Сталина!) — уже не подняться, да и времени уже нет — война вот-вот кончится…
Но вновь случилось чудо!
В конце марте 1945-го года И. Е. Петров был назначен начальником штаба 1-го Украинского фронта, а в конце мая он стал…
Героем Советского Союза.
Это — пиз…дец лютый, дарагие рассияне!
После таких «героев» и к другим возникает подозрение…
Например: а сбил ли те шестьдесят два неприятельских самолёта трижды герой Советского Союза Кожедуб?
Или он точно такой же «ас», как генерал Петров военноначальник?
Особенно зная жалобы наземных войск на действия Люфтваффе, вплоть до самого победного мая сорок пятого.
Надо обязательно упомянуть, что сам Константин Симонов к этому «герою» относится довольно лояльно:
«При оценке причин снятия Петрова с командования Четвертым Украинским фронтом мне трудно отойти от своего личного отношения, не боюсь сказать, от своего пристрастия к этому человеку, с которым я дружил до последних дней его жизни.
Однако все же попробую это сделать.
Сказать про Ивана Ефимовича Петрова, как я сам думал тогда и как сочувственно сказал мне о нем Ортенберг: «вот уж кому не везет, так не везет…»».
Однако, скажу от себя, несколько переиначив Александра Суворова:
— Раз не повезло, два не повезло, три не повезло… Положите, наконец, что-нибудь и на врождённую тупость и благоприобретённую подлость!
Возможно, кто-то скажет:
«Этот Петров — один-единственный такой. Остальные советские генералы не такие».
Увы… Это Мехлис — такой один-единственный, рубил правду-матку. Остальные члены военных советов армий и фронтов, посланные Ставкой Верховного Главнокомандования контролировать ситуацию на местах — предпочитали закрывать глаза на «отдельные недостатки» и «не выносить сор из избы».
Иначе откуда такие большие потери РККА под самый занавес войны?
***
Интересно сравнить поведение советских генералов и командиров, не с нашими русскими девушками и женщинами — они для тех морально недосягаемы, а с их коллегами по ремеслу — немецкими генералами и офицерами, к которым тоже имеется немало вопросов по поводу профессионализма и чисто порядочности…
Но всё же!
В отличии от группировки генерала Лукина, 6-я немецкая армия Паулюса держалась в окружении не пять дней — а почти три месяца: с 23 ноября 1942 года по 2 февраля 1943-го. И, капитулировали только после того, как на все сто процентов исчерпали все возможности для дальнейшего сопротивления — надолго сковав значительные силы Красной Армии. В результате, была сорвана ещё более грандиозная операция Советских войск по взятию Ростова-на-Дону и окружению всей северокавказской группировки Вермахта.
О чём же думал, какие распоряжения давал и какие радиограммы вышестоящему начальству, посылал из Сталинградского котла фельдмаршал Фридрих Вильгельм Эрнст Паулюс?
— ВСЁПРОПАЛО!!! Спасайся, кто может!
Отнюдь, нет:
«Предлагаю вывезти из «котла» отдельных специалистов — солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолётов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может».
Благодаря усилиям Люфтваффе и бессилию советских Военно-Воздушных Сил (ВВС РККА) помешать действию «воздушного моста», из Сталинградского котла было благополучно вывезено порядком 30 тысячи раненых… Но вот с немецкими офицерами вышла заминка.
К примеру, Гитлеру потребовался командир, чтобы возглавить формирующийся 14-й танковый корпус и, он приказал командовавшему 16-ой танковой дивизией Гансу Хюбе вылететь из «котла».
Тот наотрез отказался выполнить приказ самого Фюрера(!), послав того… Хм, гкхм…
Послав Гитлеру телеграмму следующего содержания:
«Я привел своих солдат в Сталинград и приказал им сражаться до последнего патрона. А теперь покажу им, как это делается».
В отличии от советских, не удирали немецкие генералы и офицеры и из в свою очередь окружённого в 1944-м году советскими войсками Севастополя. Пользуясь странным бездействием советского Черноморского флота и, тем же, уже очень хорошо известным нам бессилием флота военно-воздушного — они эвакуировались морем, погибали или попадали в плен вместе со своими подчинёнными.
Не были замечены немецкие генералы и офицеры и, в попытках удрать от своих подчинённых и в других окружениях. А если и сдавались — то вместе с ними. На параде позора в 1944 году, они шли по московской брусчатке во главе колонн своих солдат. И допросов, где бы они валили всю вину на Фюрера, или сдавали бы его планы — до сих пор не опубликовано.
А Октябрьский, Петров, Музыченко, Кирпонос, Лукин и прочие «герои» — удирали из едва наметившихся окружений, даже без намёка со стороны своего Верховного Главнокомандующего. Которого якобы, со слов бессовестного Жоры-Сказочника — боялись до полной потери адекватности. А попав в плен, сдавали его при первом же допросе — как мелкая шпана своего пахана.
***
Знаю, кто-нибудь — да обязательно да скажет: это ж — советские командиры и генералы, согласно «бородатому» анекдоту — «слегка выбритые и до синевы пьяные».
Вот то ли дело «слегка пьяные и до синевы выбритые» офицеры и генералы Русской императорской армии…
Те то, знали что такое офицерская честь!
Увы, но на деле всё обстояло с точностью наоборот.
Вот немецкий генерал Гофман пишет о судьбе окружённой в Восточной Пруссии 2-й армии Самсонова:
«Русские же бродили по кольцу окружения без всякого руководства, вразброд атаковали окружающие войска, но каждый раз вновь отступали перед огнём наших слабых отрядов и в конце концов тысячами сдавались в плен гораздо более слабым германским частям. Так, один батальон 43-го полка взял в плен 17 000 человек. Утром 30-го генерал фон Шметтаз донёс, что его слабые силы у Вилленберга до сих пор взяли в плен 11 000 человек и не знают, куда их девать. Только гораздо позже, уже во время операций в Южной Польше, главное командование узнало, что всего было взято в плен 92 000 человек».
Правда, сам Александр Васильевич застрелился, что раз и навсегда избавляет этого русского генерала от каких-либо обвинений в его адрес…
«Мёртвые бо срама не имуть»!
Но это не касается его коллег-подчинённых.
Командующий 6-м армейским корпусом, генерал Русской императорской армии А. А. Благовещенский, бежал от своих войск в самом начале Восточно-Прусской операции. Бегство командира вынудило корпус отступить, чем был оголен правый фланг центральных корпусов 2-й армии, угодивших в окружение — «двойной охват». В свое оправдание генерал Благовещенский заявил, что он…
Если стоите — срочно присядьте:
…Что «не привык быть вместе с войсками».
Это ж — полная жоппа, дарагие рассияне!
Командир входящего во 2-ю армию 23-го армейского корпуса генерал К. А. Кондратович, накануне окружения также сбежал от своих войск в тыл, где объявил себя больным.
Комкор-15 генерал Н. Н. Мартос был взят в плен в общей неразберихе стычек в русском тылу.
Комкор-13 генерал Н. А. Клюев приказал капитулировать перед последней цепью германских пулеметов неплотного немецкого «мешка».
И давайте различать понятия: одно дело — самому сдаться в плен в безвыходной ситуации и, совсем другое — сдать врагу вверенных тебе людей. Это уже нарушение присяги и стало быть — воинское преступление.
Для сравнения приведём такой пример: в ноябре 1915 года партизанским отрядом штабс-ротмистра Ткаченко был захвачен в плен командир германской 82-й резервной пехотной дивизии генерал Фабериус. При конвоировании в тыл, воспользовавшись оплошностью начальника конвоя, встретившего по дороге старого товарища и решившего отметить встречу крепкими напитками, Фабериус захватил револьвер и застрелился, будучи не в силах снести позор плена…
А теперь внимание:
Больше, германские генералы Первой мировой войны к русским в плен не попадали.
А российские офицеры и генералы, в основном своём, предпочли благополучно перекантоваться в плену.
Всего в Первую мировую войну было убито 35 генералов Русской императорской армии, сдалось в плен — 73 (семьдесят три!).
Рисунок 73. Господа русские офицеры ПМВ в плену. Судя по выражению на их лицах, они испытывают невыносимые — как физические, так и моральные лишения…
Ибо честь «имеют»!
Соотношение убитых и сдавшихся русских генералов — «один к двум».
Соотношение убитых и сдавшихся в плен русских офицеров чуть лучше: «три к двум».
Кое-кто до сих пор утверждает, что все наши беды от того, что Сталин накануне войны — перестрелял Бог весть сколько стратегов с опытом поимки атамана Зелёного в годы Гражданской войны…
Однако кажись, Николай-Недержанец — никого не стрелял, лишь увешивал «висюльками» до пупа и ниже.
А вот поди ж ты, какая шняга: оказалось что чести и совести у царских генералов — ещё меньше, чем у сталинских.
Опять же есть мнение, что в начале Великой Отечественной Войны никто за преступный коммунистический режим воевать не желал — ни загнанные в колхоз и там насмерть заголодоморенные русские крестьяне, ни запуганные до полусмерти законными сталинскими репрессиями командиры… И лишь потом, поняв что гитлеровский режим стократно хуже сталинского, народ как един поднялся на защиту своего социалистического Отечества — каким бы оно не было.
Однако, вот вам доброе дореволюционное время, когда ни о каких колхозах — даже разбрасывающиеся бомбами в царей и губернаторов социалисты-революционеры, ещё не мечтали. Словами фельдмаршала Д. А. Милютина, в ходе сравнительно небольшой Русско-японской войны, было замечено никогда никем прежде не виданное явление:
«Армия же, славившаяся своей стойкостью, отступала последовательно с одной укрепленной позиции на другую, конечно, с огромным уроном и небывалым числом пленных».
В ходе же Первой мировой войны — число русских солдат предпочитавших позорный плен героической погибели, зашкалило за все мыслимые и немыслимые пределы.
В 1914–1917 годах русские армии потеряли два миллиона четыреста тысяч человек пленными.
Скажите: в годы Великой Отечественной Войны в плен сдалось больше?
Да, больше — 3 281 157 человек.
Но как сравнить ведущуюся на огромных пространствах маневренную войну — когда в «котлы» попадали миллионами, с войной позиционной?
Какое-то «не толерантное» сравнение получается, согласитесь.
Нежелание вчерашних крестьян воевать за Россию-Матушку без продразвёрстки, колхозов и жидов-комиссаров над душой — доходило до курьёзно-анекдотических случаев.
В 1915-м году, солдат австро-Венгерской армии и будущий чешский писатель Ярослав Гашек, желая сдаться в плен («братья-славяне» тоже — ещё те «вояки») углубился в лес на нейтральной полосе где встретил несколько русских солдат. Будущий автор «Бравого солдата Швейка», бросил винтовку, поднял руки, и:
— Франц Иосиф — капут!
Однако к его великой досаде оказалось, что те в свою очередь — хотят сдаться в плен ему:
— Не угадал, братушка: Николашка — кирдык!
После бурных дебатов, с часто всуе упоминаемой чьей-то — вполне конкретной матерью (полагаю даже, что не без мордобития), победило численное преимущество. Бравому солдату Гашеку пришлось возвращаться к своим во главе целой колонны и получить медаль за взятие в плен военнослужащих противника.
А сдался он в другой раз.
Иногда доводится читать: Красная Армия до такой степени не хотела воевать за опостылевший ей коммунистический режим, что сдавалась немцам-освободителям целыми полками — во главе с командирами, с развернутыми знамёнами, да под духовой оркестр — играющий «Взвейтесь соколы орлами»…
Сделаем вид что поверили в это и, скажем:
Мелко плаваете, хлопчики!
Царские генералы и адмиралы — сдавали целые корпуса (пример генерала Клюева выше), отдельные корабли и целые эскадры и, даже первоклассные крепости.
«Пруфы в студию»?!
Да, сколько угодно!
В 1904 году, генералы Стессель, Фок и Рейсе сдали Порт-Артур и 1-ю Тихоокеанскую эскадру, ещё до прихода 2-ой и 3-й Тихоокеанских эскадр.
Во время битвы при Цусиме, адмирал Небогатов сдал 3-ю Тихоокеанскую эскадру с остатками 2-ой.
В начале августа 1915 года, генерал Н. П. Бобырь сдал крепость Новогеоргиевск (Модлин). Это для тех кто не знает — самая большая крепость России, с гарнизоном в 120 тысяч солдат и офицеров и запасами на многие месяцы осады.
Куда там до него Октябрьскому с Петровым!
И если бы только одна эта крепость…
Вся линия крепостей для защиты России с запада: Ковно, Вильно, Гродно, Брест, Ломжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск, Зегрж, Варшава, Ивангород — и не подумала даже защищаться. Их гарнизоны или сбежали при виде немцев, или почти сразу сдались. Ну как сравнить такое даже с австрийской крепостью Перемышль, которую русские войска были вынуждены осаждать и штурмовать шесть месяцев?
А как же крепость Осовец, с её атакующими мертвецами — не к ночи будут помянуты?
Увы, всем нам…
Комендантом этой крепости был не русский по национальности генерал — а поляк Николай Александрович Бржозовский, ставший после Русской революции гражданином Польской Республики.
И ещё не забываем самое главное: вовсе не большевики, не жиды-массоны и, тем более — не восставшие рабочие и крестьяне, «помогли» Николаю Второму «слить» Российскую Империю. А совершившие государственный переворот русские генералы Алексеев и Рузский. И когда мы говорим про преступления Ленина, Сталина и вообще — Коммунистической партии и Советского правительства в целом, то большую часть вины надо возложить именно на русское офицерство и генералитет. Если бы они, даже без всякого «беззаветного героизма», просто выполняли бы свой воинский долг согласно данной императору присяги — никаких революций, гражданский войн, коллективизаций и связанными с ними ужасов — произойти не могло бы в принципе.
Хотя отчасти согласен: вполне возможно, что взамен были бы какие-нибудь другие — совершено иные ужасы, про которые нам неизвестно.
***
Так «откуда и есть пошла измена на земле русской»?
Читая воспоминания очевидцев событий, можно приблизительно понять — как с некоторых пор формируется и самопроизводится российская (советская и снова российская) военная элита.
В глубину истории лезть не будем. Хотя и там можно открыть много для себя чудного, например:
«Разрядный приказ получил распоряжение собрать полки в течение двух недель. Царское повеление было повторено трижды, но выполнить его не удалось. Потребовалось не менее двух месяцев, чтобы вызвать дворян из их сельских усадеб в места формирования армии. Осенняя распутица затрудняла мобилизацию… Дворянское ополчение не привыкло вести войну в зимних условиях, среди заснеженных лесов и полей… После утомительной зимней кампании царские полки стали таять. Не спрашивая “отпуска” у воевод, дворяне толпами разъезжались по своим поместьям[8]».
Возьмём времена поближе к нашим. Например, Илья Валерьевич Деревянко в своём труде «Белые пятна» Русско-японской войны», пишет:
«В период Русско-японской войны остро встал вопрос комплектования офицерского состава. Только в частях, оставшихся на мирном положении, некомплект офицеров составил 4224 человека. Это объяснялось формированием новых частей — для действующей армии, недостаточным выпуском из военных и юнкерских училищ, а также стремлением некоторых строевых офицеров переходить на нестроевые должности в управления, учреждения и заведения военного ведомства…».
Так, так, так… Горячо, горячо… Ещё горячее:
«…В данном случае характерен пример с так называемыми «воскресшими покойниками». Дело в том, что многие заболевшие генералы и штаб-офицеры, отправленные на излечение в Европейскую Россию, после выздоровления не спешили возвращаться на Дальний Восток. Они потихоньку оседали в столицах и больших городах, тем не менее числились в действующей армии и получали соответствующее содержание. В это время их частями командовали другие люди, которые, поскольку место считалось занятым, лишь «временно исполняли обязанности», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но когда закончилась война и был подписан Портсмуткий договор, «воскресшие покойники» пожелали вернуться в строй и вступить в командование бывшими своими частями. Из Петербурга в армию поступило распоряжение, на основании которого новый главнокомандующий Н. П. Линевич (назначенный вместо Куропаткина после поражения под Мукденом) был вынужден отдать приказ об отмене сделанных им ранее распоряжений о различных назначениях».
Ущучили ситуацию?
Обратите внимание: преступление без наказания.
А если не прижечь образовавшуюся гниль сразу — она будет порождать другую гниль, расширяясь и углубляясь подобно раковой опухоли.
Все язвы старой Русской императорской армии, перекинулась на молодую Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. В частности, в первом томе «Искусство вождения полка» Свечина Александра Андреевича, приводится такой пример:
«…Прапорщик К. был представлен и получил в командование роту. В бою 16 сентября на его роту идет главный натиск немцев; в ней какая-то неустойка; часть убежала. Впоследствии я узнал, что убежал первым из окопа сам командир — прапорщик К.; при этом он увлек с собой большую часть роты; но так как окоп был наполовину завален обстрелом тяжелых гаубиц и сквозного сообщения не было, то часть роты К. не сразу узнала о бегстве командира и другой части роты, осталась в окопах и отбила немцев, подошедших к полуразрушенной проволоке. Офицеры полка знали о проделке К., но стеснялись мне донести на товарища; так как все окончилось благополучно, я остался в неведении.
Наконец в ночь на 20 сентября 1915 г. полк переживал очень критические минуты; III батальон выставил сторожевое охранение, которое было прорвано; но бой батальона продолжался. К. командовал ротой сторожевого охранения и вдруг, около полуночи, приводит роту к д. Задворники, где располагался полковой резерв, и встречает меня.
"Где ваш командир батальона?"
"Там, впереди, ведет бой".
"Как же вы — его резерв, решились без его приказа уйти? Немедленно возвращайтесь на ваше место в г. дв. Задворники и установите связь с командиром батальона".
"Но там на моем месте теперь немцы".
"На выбор — вы их выбьете, или я стреляю".
Мой браунинг уперся в грудь К. Он ответил отчетливое "слушаюсь" и увел роту в темноту, где раздавались выстрелы и мгновениями вспыхивали огоньки. Минут через 6 после ухода К. раздалось несколько выстрелов совсем близко от резерва, в том месте, куда направился К.
Через час я был на перевязочном пункте полка — в хате, расположенной на южной окраине той же д. Задворники. Старший врач доложил мне, что приходил раненый в ладонь прапорщик К. Делавший перевязку фельдшер обратил внимание на нагар, осевший на края раны; ясно, что выстрел был произведен в упор. Старший врач хотел задержать К. до моего распоряжения, но он самовольно, без перевязочного свидетельства, ушел в тыл. Я распорядился об уничтожении его представления к Георгию, находившемуся в штабе дивизии, и о предании его суду за бегство с поля сражения и за самострельство. Прапорщики, товарищи К., дали уничтожающие показания. По нескольким пунктам военных законов К. должен был подвергнуться высшей мере наказания. Но у него оказались связи, полк переходил из одной армии в другую, и соответственно передавалось и судебное дело о нем, тянувшееся почти полтора года.
Однажды, проходя с полком через какой-то этап, офицеры увидели в окно К., устроившегося временно в этапном батальоне. Я послал дозор арестовать его, чтобы расстрелять на месте и тем закончить затянувшееся следствие. Но длинные ноги и сильное сердце К. и тут ему не изменили — он удрал от дозора быстрее лани. Когда я лежал в тылу раненый, К. приходил просить меня о прощении его вины. Я отказал. Наконец, когда я уже покинул полк, К. судили, приговорили к смертной казни. Но понятие государственного интереса уже ослабело в развалившейся России — Брусилов заменял все расстрелы вечной каторгой. Когда наступила революция, К. оказался в числе жертв царского режима, был освобожден и восстановлен в звании прапорщика.
Я его встретил в 1920 г. на улице Москвы близ Ревсовета; он был штабным работником Красной армии…».
Как говорит в таких случаях великий русский народ:
«Бери убоже, что нам не гоже».
Может, тот «прапорщик К.» — достигнув определённых командных высот в РККА к концу тридцатых, мстя и подвёл Александра Андреевича к расстрельному приговору в 1937-м году?
Не исключено, а стало быть — вполне может быть…
Читаем ещё более вопиющий пример, уже из истории Великой Отечественной Войны. Решетников Василий: «Что было — то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь».
«Командиру полка никак не удавалось вытолкнуть на боевое задание старшего лейтенанта Клотаря. В лучшем случае взлетит — и сейчас же вернется. Летчик-то он опытный, другим ни в чем не уступал, но за линию фронта — ни на шаг. Несмотря на уже гулявшую репутацию трусоватого пилота, Клотарь не терял своей внешней значительности в манере держаться, в категоричности суждений и требований. Даже капризничал с достоинством. Как-никак — командир эскадрильи, хотя в этом полку он такой же рядовой, как и большинство других. То не нравится ему штурман, то машина. Но вот отдали ему прекрасного штурмана, капитана Мельника, подобрали боевых стрелков-радистов…
В тот день он долго сидел в кабине — качал рулями, щелкал тумблерами, вслушивался в гул моторов. В этом усердии постепенно распалялся, нервничал, долго не мог приладить парашютные лямки. Наконец вслед за другими порулил на старт. Широкая, плотно укатанная снежная полоса лежала впереди до самого, казалось, горизонта. Моторы выведены на полный режим, отпущены тормоза. Машина ринулась вперед. Но вдруг все больше и больше стала забирать вправо, сошла с утрамбованного наста и вздымая целый смерч свежего снега, пропахивая белую целину, зарылась по самый фюзеляж в сугробы. Двигатели, надрываясь в реве, больше не тянут, винты рубят снег, шасси не выдерживают, и самолет, ломая подкосы, тяжело оседает на живот.
Из пилотской кабины, не торопясь, выходит Клотарь. Деловым взглядом осматривает машину, переговаривается с экипажем. Выпрыгнули через пулеметную турель стрелки, открыл верхний люк штурман, но выходить не торопится. Замешкался.
Неожиданно из-под моторных капотов показался огонь.
— Выходи! — командует Клотарь штурману, но тот по-прежнему копошится в кабине. К самолету бегут люди. За ними мчит полуторка с пожарными баллонами, но пробиться к огню даже по пропаханному самолетом следу не может. Огонь еще больше набирает силу, уже лижет крыло полное бензина, охватывает фюзеляж. Там в люках на всех замках — бомбы.
Люди набрасываются на пламя, но оно с гулом растет и уже угрожает всем, кто вступил с ним в единоборство.
— Выходи, выходи! — кричат Мельнику, хотя уже все знают, что от деформации штурманской кабины в гармошках металла зажата в пятке его нога, и все попытки вырвать ее безуспешны. Теперь к нему не пробиться. Мельник видит, как огонь, охвативший весь самолет, вот-вот взорвет баки и бомбы, и сам во все горло кричит на тех, кто мечется вокруг огня, пытаясь его унять:
— От самолета! Все вон от самолета! Сейчас будут рваться бомбы!
Да, больше оставаться рядом с огнем нельзя. Взрыв неминуем в любой ближайший миг. Назревала гибель десятков людей. Теперь от самолета всех торопили и командиры. Люди отступают. Но кто-то медлит, и майор Тихонов стреляет в воздух, гоня их от самолета, и сам бежит последним, постоянно оглядываясь.
Мельник встал во весь рост. За языками пламени из верхнего люка была видна его голова в шлемофоне и плечи. Он поднял меховой воротник комбинезона, скрестил высоко на груди руки и ждал. Ждал смерти. Эти секунды были непереносимы. Можно было сойти с ума.
Взрыв! Ударная волна резко толкнула в грудь, пошатнула назад. Тихонов и два-три еще бежавших с ним были настигнуты ударом в спину, сбиты с ног. Упали, поднялись, на минуту оцепенели, пришли в себя и снова бросились к самолету. Мельник был выброшен далеко вперед. Лежал убитым. Нога осталась в кабине…
Среди застывших вокруг страшного зрелища вдруг засуетился Клотарь, стал на виду у всех вытаскивать из кобуры пистолет, примерять на себе, куда бы посподручнее направить ствол. К нему бросились, но кто-то из командиров крикнул зло и твердо:
— Ну-ка, прекрати ты, мать твою…
Окрика оказалось достаточно, чтобы он снова запихнул свой «ТТ» на место. Этот «подвиг» не для него. Он очень хотел жить. Гораздо больше других. Любой ценой. Лукавят мудрецы идейно-воспитательного фронта, ревностные носители безоблачных судеб и бестрессовых общественных забот, будто самоубийство — удел трусливых и слабовольных. Нужны немалое мужество, огромная воля и духовная сила, чтобы суметь в минуту роковую защитить свою честь пулей в собственное сердце. Клотарю это ни с какой стороны не грозило, да и нужды в том не было. Последнее больше других понимал сам Клотарь…».
Конечно же эксперты по Сталинской эпохе, тут же напророчат:
— А сейчас его в Особый отдел, а затем через трибунал в штрафбат!
Не угадали…
Хреновато мы с вами «Сталинскую эпоху» знаем, дарагие рассияне.
«…Потеряв всякую надежду вытолкнуть его на боевое задание, а может, надеясь со временем подавить в нем страх перед противником, командир полка поручил ему облетывать машины после ремонта и замены моторов. Полк работал с большим напряжением, боевые летчики уставали, и у них просто не хватало времени на облет своих самолетов. И тут Клотарь пригодился как нельзя лучше. Но преодолеть себя он не мог, да, видно, и не хотел, а страх, как ползучая болезнь, перешел и на обыкновенные полеты. Каждый полет доставлял ему великие муки, был завоеванием всех, кто выпускал его в воздух. Взлетал-то он сносно, в воздухе кое-как держался, но очень скверно садился: то грохнет несчастную машину с высокого выравнивания, то ткнет ее в землю на скорости. А двумя днями раньше он был командирован в подмосковный городок Монино для перегонки на наш аэродром отремонтированной там машины.
И вдруг — звонок начальника ремонтного завода: на разбеге Клотарь отклонился в сторону, налетел на трактор, убил тракториста. Изрядно пострадал и самолет.
Не знаю, какое предписание выдал командир полка, но вскоре Клотарь тихо и незаметно исчез. Скитания ему не грозили. Начальник штаба Цоглин, под руками у которого тот больше всего любил околачиваться, восхищая своего покровителя каллиграфическим почерком, добился для него нового назначения и снабдил самыми лестными характеристиками.
Многие годы о Клотаре никто ничего не знал, но потом события прояснились. Быстро остыв от фронтовых потрясений, он сначала оказался на должности начальника штаба полка фронтовой авиации, затем приподнялся повыше. Видимо, там он и добрался до своего личного дела и, наведя в нем «новый порядок», заставил его работать на себя. Спустя год с должности старшего помощника начальника авиаотдела армии Клотарь был зачислен на учебу в Военно-воздушную академию. Мы закончили войну, он — академию. Через несколько лет — вторую. В чинах рос стремительно, поскольку за его «фронтовые подвиги» звания шли досрочно и без задержки. В личном деле оказались записи о многих — под сотню! — успешно выполненных боевых заданиях. За наградными листами потянулись ордена. Нагрудные планки внушали почтение и тем, кто был на фронте, и старшим начальникам, с кем он работал. В манере держаться у Клотаря уже прочно закрепились самоуверенность, горделивость, в суждениях — резкость и безапелляционность. Он окончательно поверил в свою новую незакатную звезду, шел напролом, вздымаясь по крутым военно-административным ступеням, и, казалось, ничто не могло стать преградой на его пути…
…Теперь в большом и красивом южном городе он ведет, говорят, активную работу по «военно-патриотическому воспитанию подрастающего поколения», впадая в эйфорию воспоминаний о «былых воздушных сражениях».
Кстати, далеко не единственный случай в авиации…
Очень и очень далеко!
Примерно про такого же «сталинского сокола» я читал у Мариинского «Я дрался на «Аэрокобре». Да и в сборнике у Драбкина — нет, нет — да попадались подобные типы.
А сколько было других «героев», затаившихся и особо не выпячивающихся?
Имя им — Легион.
Отслужил особо не напрягаясь положенный срок, дожил до незаслуженной пенсии — ну и, да ладно. А случись война:
«Мы так не договаривались!».
И в кусты.
Естественный отбор не сработал — очищения командного состава Великой Отечественной Войной, не произошло.
К концу войны стали посылать на фронт полки, которые всю войну простояли вдоль обширных границ СССР. Из всех щелей и штабов начали вылезать летчики с довоенной подготовкой, которые в 1941–1942 годах боялись фронта, но теперь расхабрились. Герой Советского Союза В.Ф. Голубев вспоминал, что летом 1943-го года он хотел внутри полка повысить в должностях боевых летчиков, но вместо этого на свободные вакансии ему стали из вышестоящих штабов присылать летчиков из тыла.
На недоумённый вопрос, комдив объяснил ему вполне откровенно:
«Ты не удивляйся таким назначениям — привыкай. Полк в морской авиации передовой, воюет с меньшими потерями, чем другие, да еще и летает на Ла-5 — лучших самолетах-истребителях. Теперь желающих принять участие в войне, а также и побыть рядом с ней станет больше. Они будут слетаться в четвертый гвардейский, как осы на сладкое. Поэтому на повышение в должностях пока никого не посылай, буду помогать тебе отбиваться от посланцев, которые идут помимо нас с тобой».
В других родах войск ситуация не лучше.
Вот что повествует об послевоенном кадром отборе офицер-танкист Борисов Николай Николаевич:
«Прибыло к нам несколько новых офицеров. Один, считай, даже не танкист. Был адъютантом у командира дивизии. Потом его назначили на роту. Всего полгода им побыл, и его назначают комбатом. Хотя ему еще учиться и учиться танковому делу. Опыта же совсем нет, фактически случайный человек.
…С какого-то момента и у нас в армии тоже стали возникать противоречия и стали видны недостатки. То сокращение шарахнуло, то немножко стабилизация идет, то какие-то переформирования придумают… То 45 лет исполнилось — вылетай из армии! А это же самое-самое обучающее звено — вплоть до командира батальона. Люди с военным опытом, самые работящие лошадки, а их вдруг стали увольнять.
…Ведь только закончилась война, уже на второй год нас, фронтовиков, осталось всего пять человек. Кого на повышение, кого уволили. И пошли ребята: начальником штаба полка стал сын прославленного маршала. Командиром батальона прибыл с академии сын бывшего начальника Главпура. А чижиков этих лейтенантов кто с Генштаба, кто еще где-то командующий прямо заполонили…».
И наконец, самое интересное высказывание Николая Николаевича, объясняющие все беды-проблемы сперва Советской, а затем и Российской армии:
«Всю войну у нас взводным-технарем был один офицер. Должность нужная, но роста там никакого. А как война закончилась, он стал выступать на всех партсобраниях с различными деловыми предложениями. Всегда деловой, в заботах, чего-то доставал для части в Москве. И вскоре его назначили ротным, а через пару лет он уже начальник автомобильной службы полка. А мы все вроде и боевые, но все на тех же должностях. Тут не то что о выдвижении, боялись как бы не вылететь за штат, а то уволят без пенсии, и все… И вот так он выскочил и раньше меня стал майором. А когда я стал майором — он уже был начальником автошколы. Такую бурную деятельность там развернул. Всякие показные занятия, на которые съезжается разное начальство. Вот и получилось, что вместо боевых офицеров всякие подхалимы и угодники пришли… Как в обществе это появилось, так и в армии пошло. А многих настоящих боевых офицеров уволили. Новых выдвинули, но со многими мука одна. Не знают, куда их девать, потому что совсем случайные люди, хотя и академии кончали…[9]».
Запомним эти слова:
«СОВСЕМ СЛУЧАЙНЫЕ ЛЮДИ, ХОТЯ И АКАДЕМИИ КОНЧАЛИ».
Пригодится!
***
После вышеизложенного, возникает вполне закономерный вопрос к автору:
— А как же тогда с таким военным руководством Советский Союз победил в Великой Отечественной Войне?
Отвечаю: мать-природа всё уравновешивает и, тупость и головотяпство одних — исправляется мужеством и героизмом других.
Как и в ряде других войн, победили мы благодаря простой русской бабе — в большом количестве рожавшей смелых, стойких и неприхотливо-выносливых русских солдат.
Ей надо памятники на Красной Площади ставить, а не Жукову!
Знаю. кто-то заметит: похоже на утверждения, что якобы советский народ — победил вопреки отчаянно сопротивляющемуся этому Сталину, да?
Нет, это не так: вопреки тому голословному утверждению, моё подтверждено доказательствами, в том числе и документальными.
Вспоминают чудом уцелевшие защитники Брестской крепости, например лейтенант A.C. Санин, 333-й стрелковый полк:
«Командиров в нашем подразделении не было, но мы все понимали, что надо защищаться. Моя роль, как командира, сводилась к решению общих вопросов. Мне кажется, что я совсем и не командовал. Все, кто способен был действовать, действовали без всякой команды, и уж только тогда, когда что-нибудь было сделано, следовал доклад…
Никто никого не заставлял, не приказывал — как-то все шло само собой, по собственной инициативе бойцов и командиров. В то время было трудно понять, кто боец, кто командир, все были равными, все одинаково горели желанием не подпустить врага к зданию».
Ему вторит оружейный мастер 44-го стрелкового полка старший сержант А.П. Бессонов:
«Люди собрались из разных полков, и понять, где командир и где рядовой боец, нельзя было, большинство были раздеты… Люди смешались, стали действовать поодиночке или группами безо всякого руководства, этого допускать нельзя было, нужен был руководитель, но офицеров нашего полка среди нас не было… Я был назначен «снабженцем», вернее не назначен, а сам себя назначил, по доставке оружия и боеприпасов на наш участок. Ведь это входило в мои обязанности работника боепитания полка».
***
Не я сказал:
«Демография — это судьба!».
По окончанию Гражданской войны и объявления Лениным «Новой Экономической Политики» (НЭПа), в Советской России случился «беби-бум». Такого никогда прежде не было и, как мнится — больше никогда уже не будет. Как будто чувствуя, что Родине скоро пригодятся герои — русские женщины рожали как перепуганные: 6,8 младенцев на одну, с 1924-го по 1929-й год.
Это было первое советское поколение!
Советскую Власть и партию большевиков можно ругать сколько угодно, но определённые достижения у них имеются и, причём — достижения не малые. Благодаря ошеломляющим успехам советской медицины и образования — подавляющему большинству из этого поколения удалось дожить до зрелых лет и стать грамотными.
Это было первое в тысячелетней истории России — образованное поколение!
И те юноши и девушки жили в потрясающее время, заражавшее их энтузиазмом. Они верили, что «рождены чтоб сказку сделать былью» и, были уверенны, что у них это получится.
Вот как описывает тот же военный лётчик Василий Решетников свою курсантскую юность:
«Летная учеба в Ворошиловградской школе военных летчиков охватывала знаменитые годы — тридцать шестой, седьмой и восьмой! Наше курсантское воображение потрясали целые каскады выдающихся авиационных рекордов, великие перелеты экипажей Чкалова, Громова, Гризодубовой, Коккинаки, а еще раньше — высадка на Северном полюсе папанинской экспедиции. В Испании советские летчики сражались с фашистами, в Китае и на Дальнем Востоке, у озера Хасан, громили японцев… Господи, жизнь шла мимо нас, а мы в своей школе летаем по кругу и, конечно, никуда не успеваем. Да только ли авиация потрясала мир — вся страна возводила великие стройки коммунизма, наполняла тракторным гудом буйные колхозные нивы. Об этом на всех страницах писали газеты, толковали политруки, а с экранов кино светилась и воспевалась вольная, изобильная и счастливая жизнь советского народа, — выходит, она уже была…».
Мда… Такого поколения у нас с вами уже не будет, дарагие рассияне!
«Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…».
Рождённых в начале двадцатых годов никто не жалел — ни свои, ни тем более чужие.
Рассказывает ветеран ВОВ Кузнецов Михаил Михайлович:
«В 43-м пошли вперед и в первом бою под деревней Свищево почти всю нашу роту положили. Сначала шли пешком, а потом нас посадили на машины и привезли в лес. Трое суток не спали. В час ночи пришли командиры:
— «Сейчас в наступление пойдем».
— «Куда? Чего?»
— «Да, вот эта деревня, там ничего нету!».
Ну мы идем — тишина. Сентябрь месяц. Немцы же неглупые — у них перед этой деревней ольха вырублена, все пристрелено. Они нас впустили и как открыли огонь! Всех-всех и положили. Только четверо нас и вышло оттуда. Пулемет мой там остался. Деревню ту они потом сами оставили…».
Сцука, блять, ну неужели на третьем году войны трудно догадаться сперва разведку в ту деревню выслать? Какой «боевой опыт», о чём вы?
«…Другой раз лежим мы в картошке. По эту сторону Днепра. А по ту сторону утром, в 8 часов, подымаются: «Ура! За Родину! За Сталина!» Немецкие пулеметы их косят. Полегли. Затихло. Часа через два опять: «За Родину! За Сталина!» И так раза четыре. Про себя думаешь: «Ну как же так?! Зачем же это?! Ну видят же, что пулемет, а может, и не один! Ну подождали бы, уничтожили с орудия или авиацией!» Нет! Целое поле набито! Судить я не могу, но кажется, народ не жалели[10]».
Немногие выжившие на той войне, после рассказывали как под копирку:
«Из двадцати моих одноклассников выжило кроме меня всего два человека. Мой близкий друг Женя Гольдин, племянник певца Утесова, был летчиком-штурмовиком, за две сотни боевых вылетов на Ил-2 дважды представлялся к званию Героя, но его наградные листы не прошли… Выжил еще Селезнев, попавший в начале войны в плен, после побега прошедший все проверки и вернувшийся на передовую. Он воевал в пехоте. После войны Селезнев стал известным ученым-металлургом.
А могилы остальных наших семнадцати одноклассников разбросаны от Москвы до Берлина. За победу в войне мое поколение заплатило страшную цену. Но мы сделали все, что могли, для своей страны[11]».
Это они, смертию смерть поправ — закрывали грудью амбразуры, совершая «огненные» тараны — живьём сгорали в кабинах танков и самолётов, несломленные духом — умирали на виселицах и за колючей проволокой нацистских концлагерей…
Да, да!
К сдавшимся в плен, а до этого — брошенными своими командирами рядовым красноармейцам — неделями скитающимися по полям и лесам без какого-нибудь руководства и обеспечения — у меня никаких претензий нет. На 1 мая 1944-го года из 3 281 157 человек советских военнопленных, были расстреляны или убиты при попытке к бегству 1 030 157[12]. Так или иначе, но сопротивлялся и был за это убит — каждый третий из них.
***
Так что Победа в Великой Отечественной Войне пришла снизу, а не сверху!
Об этом, кстати, говорят и сами уцелевшие в этой «мясорубке» германцы:
«Среди них было немало украинцев, и некоторые из них кричали: “Война капут!”. Позднее они выдавали немцам комиссаров и командиров, которые при сдаче в плен сорвали знаки различия с формы[13]…».
Хм, гкхм…
Ой, это не то!
Со слов британского историка Кларка, немецкой гауптман-танкист писал своей фрау:
«…После первых боёв не было того чувства, как во Франции, что мы в побеждённой стране. Вместо этого сопротивление, всегда сопротивление, как бы оно ни было безнадёжным. Где-то одна пушка, где-то кучка людей с винтовками, а один раз из дома у дороги, выбежал парень, в каждой руке по гранате[14]…».
Свидетельствует Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта:
«Русские сражаются до последнего патрона, они не сдаются в плен, пока у них есть боеприпасы. Всяких наших вольностей, которые мы допускали во время войны с западными странами, теперь допускать нельзя. Перед нами совсем другой противник»
Наиболее сочно и красочно рассказывает о героизме бойцов Красной Армии Пауль Карель[15]:
«Немецкие солдаты начинали осознавать, что с таким противником нельзя не считаться. Эти люди демонстрировали нападавшим не только храбрость, но и изрядное коварство. Они в совершенстве владели техникой маскировки и устройства засад и были превосходными стрелками. Русская пехота всегда славилась умением наносить удары из засад. Бойцы передовых застав, смятые, израненные, дожидались, когда первая волна немецкого наступления прокатится дальше, а потом вновь начинали сражаться. Вооружённые превосходными самозарядными винтовками с оптическим прицелом снайперы, сидя в окопах, терпеливо поджидали свои жертвы. Они “снимали” водителей снабженческих грузовиков, офицеров и связных на мотоциклах…».
Тоже заметили?
Ни в одном из приведённых отрывке, вообще ничего не упоминается о советских командирах, генералах и вообще про командование РККА в целом… Как будто никакого руководства вообще нет и каждый красноармеец воюет по своему уму-разумению и, по мере своих способностей — ведёт свою собственную войну.
Возможно, так оно и было?
Конечно же: так оно и было!
Но правда — не всегда. Из того же, последнего источника, мы наконец-то узнаём об организованном сопротивлении Красной Армии:
«Так, организация обороны Лиепаи находилась на очень высоком уровне. Советские солдаты имели хорошую боевую подготовку и сражались с отвагой фанатиков. В Лиепае солдаты Красной армии впервые продемонстрировали, что при наличии у них умного, опытного командира они могут организовать надёжную оборону и способны удерживать сильные позиции…».
Но после ложки мёда, последовала бочка дёгтя:
«…В отличие от защитников Лиепаи оборону Даугавпилса русские вели вяло и бестолково».
Наконец, немецкий ветеран и писатель подытоживает:
«Там, где командование противника охватывал паралич, победа немцам доставалась легко, когда же у неприятеля находилось время на организацию обороны, его солдаты дрались как черти».
Рисунок 74. Генерал-майор Дедаев Николай Алексеевич.
А мы сравним никому не известную оборону Лиепаи, с всеобще известной обороной Бреста:
За период активных боёв за последний (с 22 по 30 июня), взяв в плен свыше семи тысяч советских военнослужащих — немцы потеряли 852 человека убитыми и свыше тысячи ранеными.
Все советские, а вслед за ними российские историки — утверждают что это очень высокие потери для Вермахта… Их иностранные коллеги, в принципе не возражают.
Не буду возражать и я: защитники Брестской крепости сделали всё, что могли сделать в тех условиях.
Оборона Лиепаи, про которую мало кто слышал и, в ЕГЭ её тоже нет, длилась примерно столько же: с 22 июня — 29 июня 1941 года.
Части штурмующей город 10-й немецкой дивизии потеряли более чем 2 тысячи убитыми и ранеными.
Потери обороняющихся советских войск — 67-й стрелковой дивизии, 12-го пограничного отряда, военно-морской базы и местных ополченцев — мне неизвестны… Но в любом случае, они не меньше потерь Вермахта.
Защитники Лиепаи не были сломлены силой оружия: после гибели на командном пункте руководителя обороной — командира 67-й стрелковой дивизии генерал-майора Дедаева Николая Алексеевича, началась уже знакомая история — безудержный драп руководства и, оборона города в одночасье рухнула.
Части гарнизона удалось вырваться морем, части по суши, а судно с двумя тысячами раненных — было потоплено немецкой авиацией.
Как бы там не было, оборона Лиепаи — первый зафиксированный случай организованного(!) сопротивления вторжению. Брест же — пример сопротивления неорганизованного, ибо ни одного генерала или хотя бы полковника — в числе убитых, пленных или хотя бы пропавших без вести, в числе его гарнизона не оказалось.
Итак, что мы знаем об организаторе обороны Лиепаи — генерал-майоре Дедаева Николае Алексеевиче…?
…А чё про него вообще знать?
Кто он такой?
Он же не четырежды Герой Советского Союза — как Жуков, а по количеству орденов и медалей — даже несравнимо уступает личному шофёру «маршала Победы» и его личной шлюшке…
Извиняюсь, я хотел сказать «походно-полевой жене» (ППЖ).
Тьфу на него, на лузера.
Свалил бы тот Деделов вовремя, да куда подальше — как все нормальные полководцы, или б в плен сдался — счас бы почётным гражданином, да Героем России был бы, как Генерал Лукин.
А так за что его награждать?
Рисунок 75. Фельдшерица Лидочка Захарова — личная ППЖ маршала Жукова.
Эх, до чего же боевая девка!
Он же не распускал сразу четыре армии, не сдавался в плен как Лукин и не рассказывал там немецким разведчикам — сколько стрелковых дивизий, танков и реактивных установок залпового огня — готовится в советском тылу на их головы в рогатых фашистских касках.
Он почему-то уверен, даже не почётный гражданин села Кочкурово Симбирской губернии, где был рождён на этот свет.
В советские времена имя генерала Дедаева носила одна из улиц Лиепаи и всего лишь. А теперь, на его могилу на Центральном кладбище этого города — ходят сцать недобитые эсэсовцы и их расплодившиеся потомки, из числа не взятых по убогости ума на ПМЖ в Евросоюз…
Хоть эти помнят — уже хорошо!
А дарагие рассияне про него забыли.
***
Генерал Дедаев был не один.
Вопрос на засыпку:
Когда и где Красная Армия в первый раз окружила части Вермахта?
Сдавший ЕГЭ на твёрдую «пЯтёрку», уверено ответит:
— В ноябре 1943 года в Сталинграде!
Более продвинутый вьюнош, ещё вспомнит Демьянский или Холмский котёл и, на этом пожалуй всё.
Но это не так.
Впервые это было сделано 16 июля 1941 года, когда советская 70-я стрелковая дивизия генерал-майора Федюнина контрударом заняла Сольцы, отрезав основные силы 8-ой танковой дивизии немцев.
Рисунок 76. Генерал-майор Федюнин Андрей Егорович.
Уже после войны, Эрик фон Манштейн довольно-таки пространно — но в изрядно обтекаемо-мутных формулировках, писал по этому поводу:
«Нельзя сказать, что положение корпуса в этот момент было весьма завидным. Мы должны задаться вопросом, не шли ли мы на слишком большой риск, недооценив под влиянием своих прежних успехов противника на нашем южном фланге?.. В сложившейся обстановке не оставалось ничего другого, как отвести через Сольцы 8-ю тд, чтобы уйти от угрожавших нам клещей. 3-я мд также должна была временно оторваться от противника, чтобы корпус вновь мог получить свободу действий. Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения… Несмотря на это, 8-й тд удалось прорваться через Сольцы на запад и вновь соединить свои силы. Всё же некоторое время её снабжение обеспечивалось по воздуху. 3-й моторизованной дивизии удалось оторваться от противника, только отбив 17 атак…».
По тексту хорошо заметно, что многострадальное германско-фашистское очко у лучшего полководца Вермахта — ссаднит до сих пор.
Что мы знаем об этом сражении и о полководце, руководившим контрударом?
НИЧЕГО!!!
21 августа 1941 года Федюнин Андрей Егорович был смертельно ранен, похоронен и забыт. Благодарное Отечество (ох, как не хочется писать с большой буквы!) его вклад в своё спасение оценила в ещё довоенные два «Ордена Красного Знамени», «Орден Красной Звезды» и Юбилейную медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
На слуху у всех — бездарная бойня под Ельней, где «маршал Победы» Жуков в это же время, добивал остатки кадровых дивизий РККА об немецкую оборону.
Что мы знаем о полковнике Вацлаве Тишинском, командире 237-й стрелковой дивизии, разгромившей примерно в то же время и в этом же месте, не кого-нибудь — а элитную дивизию СС «Мёртвая голова»?
Уже после войны, всё тот Эрик фон Манштейн — дымя пригоревшим пуканом, как целая угольно-мазутная ТЭЦ, писал:
Рисунок 77. Полковник РККА Тишинский В.Я..
«…Дивизия имела колоссальные потери, так как она и ее командиры должны были учиться в бою тому, чему полки сухопутной армии уже давно научились. Эти потери, а также и недостаточный опыт приводили в свою очередь к тому, что она упускала благоприятные возможности и неизбежно должна была вести новые бои. Ибо нет ничего труднее, как научиться пользоваться моментом, когда ослабление силы сопротивления противника дает наступающему наилучший шанс на решающий успех. В ходе боев я все время должен был оказывать помощь дивизии, но не мог предотвратить ее сильно возраставших потерь. После десяти дней боев три полка дивизии пришлось свести в два.
Как бы храбро ни сражались всегда дивизии войск СС, каких бы прекрасных успехов они ни достигали, все же не подлежит никакому сомнению, что создание этих особых военных формирований было непростительной ошибкой. Отличное пополнение, которое могло бы в армии занять должности унтер-офицеров, в войсках СС так быстро выбывало из строя, что с этим никак нельзя было примириться. Пролитая ими кровь ни в коей мере не окупалась достигнутыми успехами".
Об этом успехе полковника В.Я. Тишинского сообщило ТАСС, о нём печатали статьи газеты «Правда», «Красная Звезда» и прочие. Но как только Тишинский был убит, про него немедленно забыли и не вспоминают до сих пор.
Честно, грамотно и с достоинствами выполняли свой долг гражданина и командира погибшие в бою или в плену генералы Ракутин, Ершаков, Ефремов и многие другие…
Но кому известны их имена?
Очень редкому числу любителей истории России, а не почитателей пропаганды историков.
***
В общем-то, за державу я спокоен: благодаря нашему народу и немногочисленным жемчужинам среди кучи генеральского дерьма — война будет обязательно выиграна. Особенно если к этим двум активам приплюсовать ещё как бонус моё «послезнание». Возможно даже, выиграна она будет с меньшим количеством жертв — на пять или даже десять миллионов.
Но, боже, как за неё — да державу, обидно…
Ведь «были ж люди в наше время — могучее, лихое племя»…
В июне 1807-го года в Кенигсберге тридцатитысячным французским корпусом Бельяра был окружен пятитысячный отряд генерала Каменского. Сей жабоед имел наглость лично явился в крепость и предложить русским почетную сдачу.
Каменский ответствовал:
«Удивляюсь вам, генерал. Вы видите на мне русский мундир и смеете предлагать сдачу!».
Русские пошли на прорыв и штыками добыли себе свободу, прорвавшись сквозь ряды вшестеро превосходящего неприятеля.
Увы:
«Богатыри не вы!».
[1] Артём Драбкин «Самоходчики».
[2] Многие считают, что термин «россияне» появился лишь при ЕБН, но это не так. Термин «россияне» (с вариациями россияны, россиане) употребляли издавна и в XVIII веке он был широко распространён наравне с поэтической формой «россы». Однако в конце XVIII — начале XIX века, народное субстантивированное прилагательное «русский» вытесняет старый книжный грецизм. Термин «россияне» сохранялся лишь как торжественная, возвышенная, поэтическая форма (к примеру, «О, громкий век военных споров, свидетель славы россиян» у Пушкина А.С… В конце XIX века словарь Брокгауза и Ефрона писал, что форма «россияне» — искусственная и высокопарная, отживающая себя.
Термин «россияне» вновь возродился в кругах белой эмиграции с целью различения этнической и политической принадлежности. В 1929 году его употребил председатель РОВС генерал Кутепов: «Все народы, населяющие Россию, независимо от их национальности, прежде всего — россияне. Я верю, что освобожденная и возрожденная Россия будет именно — Россия для россиян!».
[3] Неменко А.В. «Оборона Крыма 1941 г. Прорыв Манштейна».
[4] Бывший командующий немецкой 11-й армией Э. фон Манштейн: «Утерянные победы»
[5] Нуждин О. «Уманский «котел»: Трагедия 6-й и 12-й армий».
[6] Ветеран ВОВ Борисов Николай Николаевич из Драбкин А. «Танкисты: новые интервью».
[7] «Разные дни войны. Дневник писателя 1942–1945 годы».
[8] Скрынников Р.Г. «1612 год».
[9] Драбкин А. «Танкисты: новые интервью».
[10] Артём Драбкин «А мы с тобой, брат, из пехоты…».
[11] Ветеран ВОВ Гак Александр Михайлович из сборника А. Драбкина «А мы с тобой, брат, из пехоты…».
[12] Всероссийская Книга Памяти 1941–1945. Обзорный том. М., 1995, с. 452.
[13] Пауль Карель 2003а, с. 132.
[14] Кларк, 2004, с. 62.
[15] Пауль Карель (Пауль Шмидт, с 1984 — Пауль Шмидт-Карель) — немецкий дипломат, журналист и писатель. После войны — журналист и литератор, автор популярных книг (в том числе переведённых на русский язык) о Второй мировой войне.