Перезагрузка системы - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Глава 2. Шило, выскочившее из мешка

Фаина Раневская:

«Думайте и говорите обо мне что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?».

У Константина Симонова описание спора с западным журналистом о свободе слова:

«Журналист:

— Я могу перед Белым Домом кричать, что наш президент дурак. К.Симонов:

— Я тоже могу на Красной площади кричать, что ваш президент дурак.

Журналист:

— А про Сталина можете?

К.Симонов:

— Не могу. Потому что это неправда».

Выйдя в сопровождении понуро-кислых Власика и Поскребышева, а также четырех охранников и на задний двор Наркомата обороны (это где-то внутри то ли Садового, то ли Бульварного кольца) несколько минут стоял, возбуждённо дыша остро-морозным вечерним воздухом и не смог сдержать бьющих из меня эмоций:

— Эх… Как всё же хороша ты, жизнь!

Отвык от такого, пАнимаешь… Из-за своих «болячек» в «той» жизни, я уж лет как бы не пять, почти на свежем воздухе не бывал. Разве что на балконе постоишь часок и снова назад — за компьютер. Но это — совсем не то.

А тут дышишь полной грудь и чувствуешь, что ты жив и что жить — хорошо.

Очень хорошо!

Тут откуда-то сбоку подъехали два чёрных одинаковых «Паккарда», насколько я понял — один под мою «жоппу», другой для охраны. Залюбовался этим «раритетом», прикидывая сколько бы он стоил «у нас», пока Власик не спросил:

— Куда прикажите ехать, товарищ Сталин?

Я ответил по-одесски:

— А какие Вы можете предложить варианты?

Удивившись, но быстро взяв себя в руки — привыкает должно быть, перечисляет:

— Рабочий кабинет в Кремле, квартира, Ближняя дача…

Я, с лёгким раздражением:

— Какой может быть «кабинет» в Кремле у пенсионера? Иль Вы кемарили с открытыми глазами, Николай Сидорович, в тот момент — когда я с таким грандиозным кипишем подал в отставку?

ВО!!!

Пенсию же по русскому обычаю обмыть надо.

И вдруг так захотелось «накатить»… Должно быть пережитый стресс даёт о себе знать.

Не, я вовсе не алкаш какой. «Употреблял» довольно редко, но как говорила одна из моих «бывших» — метко. А последние лет десять «с хвостиком» — вообще, ничего «такого» даже не нюхал… Кроме медицинского спирта, конечно, которым мне протирали различные участки тела (в основном жоппу) перед тем как сделать инъекцию.

Подумал, подумал:

«А почему бы и нет? Один раз… Второй раз живём!».

Вскинув привычно руку (что не осталось незамеченным) и, не обнаружив на них часов, спрашиваю:

— А который час, не подскажите? А то я свои на фортепиано оставил…

Власик закатив рукав генеральской шинели взглянул на внушительных размеров «котлы» с противоударной решёткой, а Поскребышев не поленился достать карманный «будильник»:

— Почти семь часов вечера.

— На моих без четырёх минут семь.

Предлагаю:

— Тогда поехали в ресторан! Обмоем мою пенсию по древнему русскому обычаю.

Оба, перепугано:

— Товарищ Сталин!

Деланно удивляюсь и, кивнув на «Паккард»:

— А что не так? Наши «пенсы» по ресторанам на таких машинах не ездят?! Ну так я буду первым, чем и буду славен в веках!

Власик, стараясь твёрдым голосом:

— Товарищ Сталин! Так делать нельзя!

Напоминаю вдругорядь:

— А я уже вам обоим не «товарищ Сталин»… Тот на стене висеть остался! А просто Иосиф Виссарионович — которому кое-что дозволяется, в том числе и небольшие человеческие слабости.

Растерянно переглядываются и я начал шантажировать:

— Не хотите составить мне компанию, я один поеду. Ну, или там «мотор» поймаю, иль даже пешком пойду… Не будете же вы меня ловить в самом деле, вязать и затем пинать ногами? …Не будете?

Те испуганно, едва ль не перекрестившись:

— Не будем, товарищ Сталин.

— То-то же! Кстати…

Вдруг спохватившись:

— …А что у меня с «налом»?

Похлопал себя по карманам шинели, но вместо портмоне с «деревянными» выудил маленький пистолетик в жёлтой кобуре. К моему глубочайшему разочарованию им оказался не «Mauser М.1910/14», а советский 6,35-мм пистолет ТК (Тульский Коровина) — стандартное гражданское оружие той эпохи.

Вынув из кобуры и, повертев в руках, озадачено спрашиваю:

— Не подскажите сколько за него в рублях дадут? Один раз посидеть в кабаке хватить?

Поскребышев вымученно улыбаясь:

— Товарищу Сталину не надо платить в ресторанах «налом»…

Хлопнув себя по лбу:

— Ах, да! Я и забыл, что у товарища Сталина в СССР — очень хорошая «кредитная история». Так мы едем в ресторан или нет?

Беру инициативу в руки в буквальном смысле этого слова, схватив обоих за руки и насильно потащив в сторону авто, приговаривая:

— Когда товарищ Сталин приглашает в ресторан, отказываться не принято!

Те вяло сопротивлялись, но шли. Уже у раскрытых дверей Власику:

— Одну машину можно отпустить. Мы втроём и пара «торпед», в шестиместную тачилу — свободно влезем.

Тот в панике:

— Не положено, тов…

На ухо ему:

— Про «положенных» я Вам позже и наедине кой-чё расскажу, Николай Сидорович! А пока делайте, что говорят и, не забудьте подсказать второму водиле — чтоб хорошенько поплутал по Москве. Объяснить для чего или сами догадаетесь?

— Аааа… Понял! Понял, товарищ Сталин.

Усаживаясь рядом с водителем, бурчу:

— Да что вы оба всё заладили: «товарищ Сталин», да «товарищ Сталин»… Называйте просто: Иосиф Виссарионович. Поняли?

— Поняли, товарищ Сталин.

— Тьфу!

Водитель «просёк фишку» первым и как только тронулись, спросил:

— В какой ресторан ехать Иосиф Виссарионович?

И здесь я завис…

А действительно — в какой? Лично я только «Метрополь» знаю и, то понаслышке и не вполне уверен — следует ли туда вообще соваться такой компашке. И навряд ли мои попутчики тоже слишком часто в ресторанах бывают, чтоб предложить какой-нибудь из них.

— Тебя как звать, то?

Водила так резко тормознул, что я едва в лобовое стекло головой не «въехал»:

— Удалов… Эээ… Павел Осипович.

Читал про такого, но вроде бы тот был начальником «Гаража особого назначения»… Или, это было позже?

Ладно, не важно:

— Нам нужен такой ресторан, чтоб никого из посторонних там не было… Я имею в виду иностранцев и криминальный элемент.

Такого тоже не знали, но я предложил:

— А давайте поймаем первого встречного таксиста и у него спросим.

***

Конечно, же сразу бросилась в глаза удручающая по сравнению с моим временем малочисленность не только легкового…

ЛЮБОГО!!!

…Автотранспорта.

Поэтому когда Удалов пропуская на перекрестке пару полуторок, «Захара» (ЗИС-5) и троллейбус, недовольно заметил:

— Сегодня движение просто бешенное…

Я с всхлипываниями — то ли засмеялся, то ли наоборот — зарыдал… Чем вызвал нешуточный переполох:

— Что с вами, Иосиф Виссарионович?

— Да, так… Ничего. Анекдот вспомнил.

— Какой «анекдот»?

— Смешной.

Поплутав по вечерним, но ярко освещённым московским улицам и, не обнаружив «хвоста», пристроились в тёмном переулочке. Удалов вышел и, где-то примерно через полчаса поймав таксиста на жёлтом как яичный желток «ЗИС-101», придя назад сообщил:

— Есть такой ресторан.

Название «Арагви» и даже его расположение на улице Горького, мне ничто не говорило. Ибо я не москвич и в той жизни бывал в столице всего пару раз, да и то проездом. Но если таксист не соврал, там хотя и «кусающиеся» цены — но очень хорошая грузинская кухня, которую обожала московская богема и «элитка» среднего уровня… Но главное — были отдельные «кабинеты».

Потирая руки в преддверии знатной вечеринки:

— То, что нам надо! Поехали.

Когда припарковались, я выкатил новый «арбуз»:

— Сегодня гуляем все! Или я в общем зале присаживаюсь за любой столик со свободным местом… Ну?

Удалов сразу пошёл в отказ:

— Увольняйте, Иосиф Виссарионович… Но в ресторан я с Вами не пойду!

— Почему?

— Потому, что я на работе.

Людей простых — но принципиальных, я крепко уважаю, поэтому:

— Ну на нет и суда нет. Но учтите, Павел Осипович: когда станете старым, как я — волосы на собственной жоппе рвать станете, что упустили случай погулять в кабаке с самим… СТАЛИНЫМ!!!

Тот улыбается:

— Ничего! Зато, хоть доживу… До старости.

— Хорошо…

Понимающе кивнув ему, говорю Власику:

— …Тогда позаботьтесь, Николай Сидорович, чтоб его покормили не хуже чем нас.

«Торпеды» тоже заартачились:

— Наше дело Вас охранять, Иосиф Виссарионович, а не… Только поймите нас правильно!

Развожу руками и достав пистолет, предельно огорчённо:

— Ну не под дулом же вас туда заводить, в самом то деле.

И засунув «ТК» обратно:

— Тогда сидите на входе и изображайте из себя «нипель».

— А это как?

— Всех запускайте, но никого не выпускайте, пока мы не закончим гулять. И самое главное…

Мы думали в одном направлении, но Власик меня на полфразы опередил:

— Сразу же возьмите под контроль телефон. Чтоб без моей санкции никто никуда не звонил.

Профессионал же!

Осталось только напомнить:

— …И обязательно хорошенько покушайте: когда ещё доведётся хорошей грузинской кухни отведать.

Те удивлённо переглянувшись:

— На вашей Ближней даче нас постоянно грузинской кухней кормят.

Хлопаю себя по лбу (эдак, он скоро совсем синим будет):

— Ах, да… Постоянно забываю, что я по отцу грузин… Или осетин? Мда… Склероз нельзя вылечить, но хорошо — что о нем можно забыть.

Глядя на оставшихся двоих уточняю, переводя взгляд от одного к другому, разъясняю план сегодняшнего «мероприятия»:

— «Гулять», это значит — «употреблять»… В смысле — «закладывать за воротник»… Или опять не поняли? «Калдырить», в конце концов!

Поняв, Власик начал ту же «волынку»:

— Я при исполнении, поэтому пить не буду. Посижу просто рядом и всё.

— А если я прикажу?

Тот, с трудно скрываемой усмешкой:

— Вы ж — самый обычный пенсионер, Иосиф Виссарионович! Попросить Вы меня можете, а вот приказать — нет.

— Моего письменного заявления не было, тем более приказа на увольнение в связи с выходом на пенсию. Поэтому до сих пор, Вы являетесь Начальником моей личной охраны.

— В круг моих обязанностей, как Начальника вашей личной охраны — не входит «закладывать» с Вами «за воротник».

Пригрозив пальцем, как непослушному мальчику:

— Вот же Вы бюрократ какой, оказывается! А если я Вас за это в своих мемуарах прокляну? Иль, напишу что вы носки у товарища Сталина тырили, а свои дырявые — подкладывали, чтоб он их донашивал?

Улыбается:

— Всё равно не буду.

Отворачиваюсь обиженно:

— Ну и чёрт с Вами… Александр Николаевич?

Тот, делая больше глаза:

— Я ж отродясь не пил, Иосиф Виссарионович! И не считаю нужным начинать сейчас.

Гневно зыркая на них жёлто-тигриными сталинскими глазищами (это я так думаю):

— Вот как вы товарища Сталина любите! Как «зажмурится» — так поди даже стопку к губам за его упокой не поднесёте…

Одна из причин, почему не стоит «попадать» в сильных мира сего: чуть что и выпить не с кем!

Вдруг в голову пришло одно решение:

— …Хорошо! Тогда давайте так: товарищ Власик!

— Слушаю, товарищ Сталин.

— Слушайте приказ: как заходим, так сразу ищите мне как минимум двух собутыльников…

Смотря на достаточно оживлённую улицу, предлагаю иной вариант:

— …Иль лучше среди прохожих пригласить кого?

Тот, рукавом шинели вытирая вспотевший на морозе лоб:

— Давайте я вам лучше по телефону «собутыльников» вызову?

— Как Вам будет угодно, Николай Сидорович… Но чтоб люди в питейном деле были проверенные! И прибыли не позже чем через полчаса.

***

На входе «заведения» был самый настоящий фейсконтроль, но я его прошёл, даже не останавливаюсь. Лишь приветливо кивнув двоим вмиг офонаревшим мордоворотам и, предупредив:

— Эти люди со мной.

Встретивший нас в полупустом зале метрдотель типично-кавказской нужности, сперва разинув рот обомлел каменным статуем, а затем без какого-нибудь переходного состояния стремительно исчез., оставив после себя только звук:

— Мынуточку…!

Естественно, после нашего появления произошёл лёгкий ажиотаж среди ужинающей и «употребляющей» публики… Все на меня таращились, я же таращился на первых виденных в этом времени женщин, среди которых я опознал даже молодую Раневскую. И, тут же вспомнив подходящий к случаю афоризм из её репертуара, произнес вслух:

— «Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы просто буду сидеть в кресле-качалке».

Поскребышев доверчиво «купился» и недоумённо спросил:

— А потом?

— «А потом я начну раскачиваться».

До Власика не дошло, скорее его мысли были заняты чем-то другим (не трудно догадаться чем именно), а вот Заведующий Особым сектором прыснул и тихонько захихикал.

Минута, две или три прошло, но действительно относительно скоро в зал влетает уже знакомый метрдотель, а за ним ещё один «сын гор» — видать управляющий рестораном или типа того.

Увидев меня, он восторженно воскликнул:

— Слава вэликому Сталину!

— Героям слава, — небрежно «зиганул» я, — скажите, пожалуйста, у вас нет отдельного кабинета для нашей небольшой компании?

— Почэму «нет», слюшай?! — у того даже усы расщепырились от неделанной обиды, — для товарища Сталина и его друзэй, мы всегда дэржим наготове кабинет… Самый лучший кабинет! Мынуточку…

Поняв его намерения, я остановив их выставленной вперёд ладонью:

— Товарищ Сталин хочет выпить и покушать… Понимаете? А если Вы имеете что ему сказать — напечатайте речь в трёх экземплярах и вручите перед уходом.

Недоумевает, тараща глаза:

— Пачэму «в трёх экзэмплярах»?

Показывая на своих:

— Им тоже будет интересно послушать.

***

Для этого времени, «отдельный кабинет» был довольно шикарен… По крайней мере я так думаю, ибо других пока не видел. В нем имелось пианино фирмы «C. Bechstein Pianoforte AG» и электрофон фирмы «RCA» с пачкой винила от «Berliner’s Gramophone Company». Кроме почти новой и тоже — явно «не от отечественного производителя» мебели, в нём имелись «удобства» и даже телефон, на который тут же «присел» Власик. Не знаю для каких персон он «держался наготове» — но портрет товарища Сталина на одной из его стен тоже имелся… Правда, посреди каких-то пейзажей и слегка косо весящий, из-за чего можно заключить, что его повесили буквально только что.

Ну, да ладно…

Невообразимой красоты официантки (или мне так показалось после многолетнего старческого «воздержания») славянской наружности, едва держась на ногах от страха, но тем не менее — довольно быстро и без особых происшествий расставили посуду… Затем не менее перепуганный официант принёс меню. Пробежав глазами список, я спросил сотрапезников:

— Что заказывать будем…?

Увидев совершенно оловянные глаза, обратился к официанту:

— …Хорошо: тогда всем нам ваши фирменные блюда. Имеются такие в «Арагви»?

За официанта ответил сам управляющий, или кто он там:

— Канэчно, товарищ Сталин!

— Огласите весь список, пожалуйста.

— Харчо, цыплёнок табака с чесночным соусом, хинкали…

Пока официант дрожащей рукой записывал, тот намекнул про напитки:

— У нас имеется отличная коллэкция грузинских вин: «Хванчкара», «Атени Мцване», «Маджари»…

Делаю большие глаза, как будто покакать собрался:

— «Грузинские вина»?! Товарищ Сталин не грузин — а русский грузинского происхождения. Поэтому несите водки. Пока три бутылки «Особой московской», а там как попрёт.

Если «послезнание» не врёт, тогда наша пищевая промышленность выпускала всего четыре сорта водки: 40 %, 50 %, 56 % и «Особую московскую». Первая, была самой обычной смесью недорогого ректификата и речной воды для простого советского «гегемона». Крепкие сорта — изготавливались из спирта двойной перегонки и предназначались для советского «среднего класса» — инженеров, совслужащих и командиров Красной армии и доблестного Красного Военно-Морского Флота.

«Особая московская» — изготавливалась из чистого зернового спирта, смягчённого добавками. Пили её…

Пили её далеко не все!

Только слуги народные.

Чуть не забыв, уже вдогонку:

— Ну и минералки не забудьте, будь так любезны…

«Надеюсь, «Боржоми» они ещё подделывать не догадались?».

— … Холодная из холодильника есть?

Увидев совершенно квадратные глаза, тут же вспомнил:

«Зачем холодильник, когда сейчас на дворе зима? 12 января 1941-го года? Шарик, вы — балбес!».

Когда персонал убежал шуршать на кухню, оторвался от телефона Власик:

— Двоих «собутыльников» я Вам нашёл, Иосиф Виссарионович. Пригласил в ресторан и предложил выпить за мой счёт…

В этом месте, он развел руками:

— …Не мог же я сказать что за ваш счёт и, тем самым разгласить место вашего пребывания.

— И кто такие? Я их знаю?

Тот, как-то странно на меня глядя:

— Товарищи Косынкин и Виноградов… Вы их знаете?

У меня волосы зашевелились от ужаса: если капитан госбезопасности[1] Косынкин Петр Евдокимович — командир отдельного батальона ГУГБ НКВД СССР (начальник кремлёвской охраны), то профессор Виноградов Владимир Никитич…

…Мой лечащий врач!

Стоит мне только в его присутствии открыть рот, как тот влёт поймёт — что у товарища Сталина, «что-то с головой». А стоит ему только с кем-нибудь поделиться этим «открытием», то у меня появляется «блестящая» перспектива провести остаток дней Реципиента не на Ближней — а на «Канатчиковой даче», что несколько не одно и то же.

Что делать?

Первой мыслей было отменить «пьянку-гулянку» и побыстрей отсюда свалить на Ближнюю дачу.

Я уж было оторвал зад от шикарного стула и, раскрыл рот…

Затем опомнившись, захлопнул «варежку» и сел на место:

От судьбы не убежишь!

Во-первых, этому «телу» так или иначе врач нужен. Так что наша встреча с профессором Виноградовым — неизбежна, как собственная кончина.

Во-вторых: я уже и так изрядно засветился!

Соратнички могут специально направить его ко мне (и обязательно это сделают!), чтоб узнать:

«А чего это он вдруг взбесился?».

Наконец, начальник моей личной охраны — Власик, обязан доложить «по инстанции» о замеченных странностях в поведении подопечного…

А вдруг это болезнь какая, угрожающая здоровью или даже жизни подопечного лица?

В общем, «шила в мешке» не утаишь и придётся открыться «ближнему кругу», чтоб моё невольное самозванство не стало достоянием более «широких масс».

Ничего не ответив Власику, я всё встал, походил и, остановился сперва у большого зеркала на входе, затем напротив портрета Реципиента на стене… Поправив его, я вынес вердикт:

— Ой, не похож. Ой, халтура. Понимаешь, у того лицо умнее.

***

Наконец, по одному с небольшим интервалом прибыли «собутыльники», как раз к тому времени — когда стол был накрыт источающими вызывающий зверский аромат блюдами и стоящими промеж них тремя запотевшими графинчиками — в кои прямо при нас, была перелита «Особая московская» из бутылок с зелёными наклейками.

Каждого я встречал у дверей, здоровался, объяснял причину «мероприятия» и лично провожал до почётного места за столом: Косынкина по правую руку, Виноградова по левую. Непьющие — в конец стола, ибо мне с ними неинтересно. Предупредил, что называть меня надо только по имени-отчеству — иначе «штрафная». Заметил, что профессор сразу же стал давить на меня «косяка»… Почуял что-то неладное, в общем.

Ну а я что говорил?

Когда всё было готово к началу «банкета», предложил:

— Сперва давайте покушаем, а то «возлияния» крепких горячительных напитков на голодный желудок вредят организму… Верно, профессор?

Тот, изумлённо таращась то на меня, то на стоящие на столе бутылки водки:

— Верно, тов… Иосиф Виссарионович. Но по пятьдесят грамм под харчо, организму не повредят.

— Придётся довериться медицине. Тогда как капказский человек, я должен произнести первый тост…

Наливаю в рюмки по «пясюрику» и встав:

— Ну… За знакомство!

Все уставились на меня, как будто впервые увидели… Но промолчали. Один лишь Виноградов проявил интеллигентскую натуру всему перечить:

— Какое же это знакомство? Мы ведь с Вами уже…

— Пейте, профессор! Просто пейте и всё. И не забывайте хорошенько закусывать.

И залпом опрокинул в сталинский рот сей божественный напиток, не забыв после этого оценить его качество:

— Ключница водку делала!

Профессор и здесь вставил свои «пять копеек»:

— Не знаю, как сейчас, а раньше — при царизме, эту «ключницу» звали «Московский казенный винный склад № 1»…

— Закусывайте, Владимир Никитич, закусывайте. А то ещё вдруг скажете, что позже эту водку будет делать «Открытое акционерное общество «Московский завод «Кристалл»».

И не ответив на недоумённый взгляд, приступил к трапезе…

***

Фирменные блюда у «Арагви» были просто сказочно чудесны, словами не опишешь!

После того как практически в полном молчании скушали харчо и цыплёнка табака с чесночным соусом, оставив хинкали на закусь, я на правах хозяина разлив по рюмкам уже по «соточке», обратился к собутыльникам:

— Здесь перед вашим приходом, Николай Сидорович спросил: а знаю ли я вас…

Встав, сделал круг вокруг стола, подыскивая слова и остановился напротив Виноградова:

— Затем уже Вы, профессор — удивились, что я предложил тост за знакомство.

Тот согласно кивнув:

— Да и до сих пор меня это обстоятельство удивляет…

По его глазам было видно, что удивляет его ещё много чего в моём поведении, а не только это «обстоятельство».

— Сейчас я всё объясню. Только проверьте сперва — крепко ли вы на стульях сидите… Проверили?

Глубоко вздохнув и перекрестившись как перед прыжком в прорубь с ледяной водой на Крещенье и, начинаю саморазоблачаться:

— Дело в том, что до сегодняшнего дня, я никого из вас не знал… Лично!

Затем, подняв указательный палец вверх:

— Зато я знаю, что Владимира Никитича — посадят в 1952-м году по «Делу врачей», якобы за отравление Жданова. Потом вроде бы отпустят… Впрочем насчёт последнего утверждения, я не уверен — ибо особо не вникал, уж извините.

Оставив того пребывать в глубочайшем ступоре, продолжаю «бомбить», перейдя на личности Власика с Поскрёбышевым:

— И вас, друзья мои, посадят!

Оба соскочили и хором:

— За что, Иосиф Виссарионович?!

Ржу, не могу:

— Было бы за что — расстреляли б!

Затем, посерьёзнев:

— Вас, Николай Сидорович, посадят за какое-то трофейное немецкое барахло, якобы вами присвоенное… Вас, Александр Николаевич — за какие-то пропавшие якобы секретные документы… Точно не помню, извините оба. Точно также не помню дат и обстоятельств ваших смертей, как-то мало интересовался — ещё раз извините…

Затем, встав напротив Косынкина и надавив на плечо, чтоб он не соскочил на ноги как намеревался:

— А Петр Евдокимович неожиданно и скоропостижно скончается у себя на квартире 15 февраля 1953 года… Незадолго до того (5 марта) — как при таких же обстоятельствах, «почиет в бозе» и сам Иосиф Виссарионович.

Все как хором:

— ВЫ?!

— Мы, мы… Иль думали, что товарищ Сталин бессмертен, аки Царь Кошей из русских сказок?

И мы всем столом уставились на портрет на стене.

— Так ведь и того загеноцили, добравшись до его яйца!

Власик с Поскрёбышев, придя в себя первыми, рвали на груди рубахи:

— Я сроду не был барахольщиком! Не был им и никогда не буду!

— Да, чтоб у меня хоть одна бумажка со стола пропала!

Усмехаюсь:

— Вы это не мне — следователю с прокурором расскажите. А «важняком[2]» в те времена был… Эээ… Будет! Некий Рюмин. А как историки говорят, он любил… Эээ… Будет задавать вопросы с резиной дубинкой в руках. Видать насмотрелся, мразь, пиндосовских видосов про копов.

Власик с Поскрёбышевым вновь вышли из зоны доступа. Косынкин тоже сидел не ворохнувшись — как будто на кол посаженный, а до Виноградова начало доходить:

— Так Вы хотите сказать…

Прерываю:

— Прежде чем я ещё что-то «захочу сказать», давайте выпьем…

Растолкал капитана госбезопасности, почти насильно всучив ему в руку рюмку с водкой и, тут к нам «вернулся» мой личный охранник:

— Мне тоже налейте…

Не деланно обрадовавшись:

— Ну вот, а Вы ерепенились, Николай Сидорович!

К счастью предусмотрев этот момент — соответствующую посуду принесли и на непьющих, поэтому я смог удовлетворить его просьбу, не позабыв спросить у Поскрёбышева:

— А Вы, Александр Николаевич, не решились ещё бросить трезвый образ жизни?

Этот, воистину железный человек сталинской эпохи — такое услышать и не запить «горькую», энергично закрутил головой:

— Нет, не решил.

— А зря! Выпили б с нами, покуролесили малёха… А то в тюрьме Вам и вспомнить будет нечего.

Чокнувшись с «употребляющими», произнёс следующий тост:

— Ну… За здоровье!

***

Выпив по «соточке» и основательно закусив хинкали, которое оказалось ничуть не хуже харчо и цыплёнка табака с чесночным соусом и, видя что мои сотрапезники начинают «оживать», продолжаю:

— Уверен, у всех вас (даю на отруб большой палец… Мизинец ноги!) один вопрос: что это с товарищем Сталиным и с чего это вдруг он стал пророчить… Так?

Виноградов кивнул, с заметным беспокойством в глазах:

— Вот как раз это, я и хотел у Вас спросить… Вы себя хорошо чувствуете, Иосиф Виссарионович?

Усмехнувшись понимающе, я:

— Прежде чем вызывать «мозговеда» и двух санитаров с «рубашкой», ответьте: Вы верите в существовании души у человека?

У того подозрительно забегали глазки, но он ответил в духе времени:

— Нет, не верю — я материалист!

— А в переселение душ из одного тела в другое?

Врач ответил по-одесски, то есть вопросом на вопрос:

— Если я не верю в существование души, как я могу верить в их переселение?

— А верите ли Вы, Владимир Никитич, в перенос души во времени и пространстве и, вселение её в другого человека с полным подавлением личности реципиента?

После недолго молчания, тот процедил:

— Я Вас очень уважаю, Иосиф Виссарионович… Но мне начинает казаться, что Вы надо мной издеваетесь.

Примеряющим тоном:

— Погодите обижаться профессор и хвататься за шапку и макинтош! Я тоже как и, Вы — в эту хренотень не верил… Пока… Вы на стульях крепко сидите? Тогда слушайте.

И я вкратце рассказал свою настоящую биографию: когда и где родился, учился, служил в армии… Обойдя лихим маневром распад СССР и лихие 90-е (это ни к чему), я рассказал сколько раз и на ком женился и, при каких обстоятельствах очутился здесь, в теле их любимого Вождя.

Не позабыл извиниться за последнее:

— …Вы уж извините, но так получилось! Моего преднамеренного умысла, в каких либо злокозненных намерениях — здесь нет от слова «вообще».

После пары минут гнетущей тишины, первым подал голос Виноградов. Глядя то на Власика, то на Косынкин, он раздражённо:

— А по-моему товарища Сталина просто-напросто подменили. Если это не его собственный розыгрыш с какой-то непонятной для нас целью.

Власик было:

— Исключено. Я сегодня от товарища Сталина не отходил…

Его перебил Поскрёбышев. Обведя всех шалыми глазами, он горячо затараторил:

— А вы знаете, я ему верю. Потому что видел «это»!

Все позабыв про меня, повернулись к нему:

— Что Вы видели, Александр Николаевич?

Тот от волнения несколько сбивчиво заикаясь затараторил:

— Когда сегодня в Генштабе произошло «это», я как раз смотрел не на товарищей Жукова и Павлова у карты, а на товарища Сталина. И вдруг он вздрогнул как будто от удара электрическим током, а потом обмяк — как будто потерял сознание или даже умер… Я уж хотел было бить тревогу, как вдруг он также неожиданно ожил, открыл глаза и начал с удивлением оглядываться вокруг — как будто только что туда попал и не понимает, что с ним и где он находится. Всё это произошло буквально за минуту-полторы. А как только он впервые заговорил со мной, я сразу стал подозревать что это совсем другой человек.

Власик подтверждающее кивнул в мою сторону:

— По крайней мере до Генштаба — «это» было товарищем Сталиным. А там я от него не отходил. Даже извините, в отхожем месте, мы с ним справляли «малую нужду» в один лоток, стоя рядом.

Все снова уставились на меня, видимо ещё до конца не определившись: верить в эту историю или нет.

Изрядно помолчав, вопрос задал всё тот же профессор Виноградов:

— А скажите мне… Ээээ… А как Вас хоть зовут по-настоящему:

— Иосиф Виссарионович. Знать мои настоящие ф.и.о. ни к чему: это Вам ровным счётом ничего не даст.

Ещё не хватало, чтоб при самом «минорном» для меня раскладе — до моих предков раньше фашистов добрались…

Тогда Виноградов, с хитрым мордам лица «перезакинул удочку»:

— А скажите мне Иосиф Виссарионович: вот с ваших же слов, дожив до столь преклонных лет — Вы часто и подолгу болели…

У стариков, как известно, их «болячки» — любимая тема. Вот и я, аж расцвёл заулыбался:

— Не то слово, профессор! Я просто жил на одних лекарствах — на которые уходила, как бы не половина моей пенсии. Хорошо ещё, что внучка медик: иначе я бы к вам «переселился»… Ээээ… Ещё до коллективизации.

Тот, вкрадчиво — как будто взрослый, уличающий во лжи пакостливого — но умственно недоразвитого ребёнка:

— Вот про них то — про свои болезни и, особенно про лекарства — которыми их лечили и, расскажите нам.

Нашёл о чём спрашивать покойного пенса!

И я не задумываясь, буквально «тащась», как будто рассказываю не о собственных «хворостях» — а о многочисленных «романах», тут же начал:

— Слава Богу: до рака, Альцгеймера и сахарного диабета 2-го типа — я не дожил, а вот до…

И дальше я выдал весь «букет» типичных стариковских болезней начала 21-го века и список пилюль которыми меня он них пичкала медицина, не забыв упомянуть катаракту с заменой хрусталика и, керамику — которой я успел заменить отстойную нержавейку с напылением в зубных протезах, прежде чем очутиться здесь.

У Виноградова шары на лоб:

— И Вы с такими болезнями так долго прожили?!

Пожимаю плечами, типа ничего особенного:

— Современная медицина, что Вы хотите, профессор? Попади Вы куда-нибудь в Средневековье (не приведи Господь, конечно!), тоже б поди удивляли бы хроноаборигенов своим долголетием.

Тот, с возбуждённым видом:

— Вы говорили, что переменили множество профессий… Случайно не были причастны к медицине?

— Нет, никаким боком. Я до выхода на заслуженную пенсию так сказать, был в основном… Ээээ… Так сказать, на руководящей работе.

— Как жаль… А может, рецепты каких-нибудь лекарств помните?

— Эх, знать бы прикуп — жил бы в Сочи!

Наморщив лоб:

— Знаю, что пенициллин — чудо-лекарство 20-го века, открыли англичане изучая какую-то плесень на лобках у старух… Или, нет? А нет, вспомнил: плесень на среднеазиатских дынях.

Рассказал всё что знал об пенициллин в частности и об антибиотиках в целом, а знал к сожалению я очень мало. Затем ещё раз напряг «послезнание» и выдал кое-что более существенное:

— В данный момент проще сперва освоить стрептоцид, или же — сульфаниламид.

Профессор:

— Красный стрептоцид или иначе «пронтозил» открыт ещё в 1934-ом году в Германии и ныне используется как дезинфицирующее и антисептическое средство для ухода за ранами.

— Это так, но вскоре (если не уже) на его основе откроют «белый стрептоцид», который окажется не в пример более эффективным…

И здесь «Остапа понесло»:

— …Надо срочно озадачить группу химиков, стимулировав с одной стороны — Сталинской премией, с другой — работой в лесозаготовительной промышленности и, дело будет в шляпе.

Тот, кажется позабыв о чём вообще идёт речь, вяло махнув рукой:

— Даже, если и откроют они ваш «белый стрептоцид», дальше дело не двинется: в СССР нет свободных мощностей в химической промышленности…

— Зато есть производство химического оружия — боевых отравляющих веществ! Которое, можно без всякого ущерба для обороноспособности страны, перепрофилировать в производство лекарств. Если вместо этой бесполезно-опасной дряни…

Я не закончил мысль, ибо вспомнив «тему», Виноградов как подскочит и указывая на меня трясущейся рукой — как на ожившего мертвеца:

— ОН ГОВОРИТ ПРАВДУ!!!

Я разлил по рюмкам и произнёс следующий тост:

— Ну… Тогда за взаимопонимание!

***

Выпили, закусили и я продолжил:

— Можете задавать вопросы, но по одному и, учтите: я не Сталин и быть им не собираюсь! Я открылся вам не для того чтобы изменить историю, а для того чтобы вы меня прикрыли от разоблачения и дали возможность спокойно дожить до… До неё самой. Поверьте моему недавнему опыту: двенадцать лет до смерти, это не так уж и много.

Подобно опытному педагогу помолчав, давая «усвоить материал»:

— Взамен же я дал вам возможность вовремя поменять образ жизни и тем самым избежать всего вышеперечисленного «форс-мажора». К примеру, можно уехать куда-нибудь поглубже в провинцию и, спокойно дожить в почёте и уважении до самой старости…

Подумав: а ведь обслуга мне так и так положена, делаю вполне прозрачный намёк:

— …Или же остаться при персональном пенсионере И.В. Сталине, который не занимается политикой, а следовательно — не подставляет свой «ближний круг».

Первым задал вопрос Власик:

— А от чего умер товарищ Жданов и почему в его смерти обвинили меня и врачей?

— Точно не знаю, что-то с сердцем. По словам некоторых историков, Сталин прочил Александра Алексеевича в свои приемники и, когда какая-то медсестра написала, что его лечили неправильно — рассвирепел. Вы уж извините, профессор, что так у нас с ним получилось!

— Ничего, ничего… А сам товарищ Сталин умер своей смертью?

— Не могу утверждать ничего определённого, ибо наши историки до сих пор спорят на эту тему до неприличной хрипоты. Доподлинно известно одно: после перенесённых нескольких ишемических инсультов, у него произошло кровоизлияние в мозг…

То что Вождь «Одной шестой части суши», Верховный Главнокомандующий, победитель в самой кровопролитной войне в истории человечества — чуть ли не сутки валялся на полу своей собственной дачи, как последний бомжара в подворотне… Я говорить не стал.

А зачем?

Виноградов крайне осторожно:

— При склонности к инсультам, кровоизлияние в мозг можно вызвать медикаментозными препаратами, повышающими давление.

Положа руку на сердце:

— Не знаю. А всем без исключения историкам, особенно — официальным, не верю! Поэтому врать не буду.

Николай Сидорович Власик — дураком далеко не был, как про то учебники пишут и телесериалы снимают!

Он за считаные годы сумел выстроить практически идеальную структуру службы безопасности высшего лица государства, которую потом тщательно скопируют в других странах. Последней будет Америка после убийства Кеннеди.

«Картину маслом» он срисовал мгновенно:

— Похоже на тщательно спланированную акцию: сперва убрав в лице Жданова приемника Вождя и заодно — лечащего врача товарища Сталина… Затем скомпроментовав — отстранили нас с товарищем Поскребышевым, затем… Кем был в 1953 году товарищ Косынкин?

— Заместитель начальника УКМК(Управление коменданта Московского Кремля. Авт.) СССР…

— …«МГБ»?!

— «Министерство государственной безопасности». После войны вместо наркоматов будут министерства.

Потом тяжело вздохнув, настоятельно рекомендую:

— Только Вы, Николай Сидорович, на все эти свои выводы забейте.

— Как это «забейте»?

— Да вот так! Просто забейте и всё.

Тот, не успокаиваясь:

— Да как же мне «забить», если это антиправительственный заговор? Кто за всем этим стоял, скажите?

— Я же сказал: не знаю! И до этого «заговора» ещё более десяти лет — всё ещё сто раз изменится-перемениться, в связи с моим уходом на пенсию.

Заглядывая мне в глаза:

— Товарищ Берия?

Не хотел говорить, но видимо под действием «винных паров», усмехаюсь и несколько развязно:

— Лаврентий Павлович может и участвовал в заговоре: вполне может быть — поэтому не исключено… Но в результате него — пострадал больше всех! Вас то просто посадили да выпустили… Петра Евдокимовича если и, траванули — то хотя бы похоронили по-человечески и больше не трогали…

Указательный палец вверх:

— …Товарища Берию же арестовали и, обвинив во всех смертных грехах — вплоть до похищения с улиц московских школьниц, их изнасилованиях и убийствах… И — расстреляли! И до сих пор… Хи, гкхм… Даже через почти сто лет, в первой половине 21-го века — про него пишут очень нехорошие книги и снимают очень нехорошие фильмы, прям как будто про Джека-Потрошителя какого.

***

Траурно помолчали, затем вопрос задал Поскребышев:

— В Генштабе Вы говорили о войне с Германией, которая начнётся 22 июня этого года…

Виноградов ахнув, прикрыл рот, Косынкин заметно напрягся.

— Я и сейчас это могу сказать: война с Германией будет! Поэтому если собираетесь последовать моему совету — уезжайте куда-нибудь подальше на Восток. И запасайтесь продуктами, ибо в стране будет реальный голод… Если имеются родственники в Ленинграде — срочно забирайте их оттуда под любым предлогом!

Не особо вдаваясь в подробности, рассказал им про ход Великой Отечественной Войны, в конце разлив по рюмкам и провозгласив следующий тост:

— Ну… За Победу!

Потрясённый Поскребышев, долго не мог поверить:

— Двадцать семь миллионов, говорите?

— Точные потери не известны. Но судя по тому, что историки спорят — не об сотнях тысяч, или даже миллионах — а о десятках миллионов… Потери были воистину ужасными.

— А налейте-ка и мне, Иосиф Виссарионович…

Под хрустальный звон и булькающие звуки:

— С удовольствием Александр Николаевич! Добро пожаловать в наш клуб анонимных алкоголиков.

Выпили уже по третьей, естественно закусили и, тут гэбист Косынкин задал совершенно неожиданный вопрос:

— Так значит, бессмертная душа всё-таки существует?

— Что касаемо моей — то определённо да. А вот про другие души ничего определённого сказать не могу — ибо своими глазами их не видел. Но так как я ничего выдающегося из себя «там» не представлял, можно считать — что и у каждого человека имеется бессмертная душа.

Тот, глядя мне прямо в глаза:

— Так значит, существует и Господь Бог?

Все замерли и смотрят на меня…

Не торопясь обдумал и в свою очередь спрашиваю:

— А что такое по-вашему Бог? Бородатый старичок с нимбом вокруг темени, сидящий на облачке?

— Нет, конечно…

— «Бог», это — просто более высокий уровень разума, чем наш. Мы же в свою очередь, являемся «богами» для всех нижестоящих — кроликов там, мышей и земляных червяков. «Религия» же, это основанная на обрывках каких-то древних знаний о «богах» технология управления обществом, вышедшим из

Дав кивком понять, что ответом удовлетворён, он задаёт ещё более неожиданный вопрос:

— Каково в будущем будет отношение Коммунистической партии и Советской власти к Русской православной церкви?

Вопрос в принципе не праздный, ибо даже несмотря на беспрецедентный двадцатилетний атеистический террор, в ходе Всесоюзной переписи 1937 года — две трети опрошенных открыто назвали себя православными верующими.

Почесав в затылке, я в свою очередь вопрошаю:

— «У нас», я читал такую историю: когда планировали реконструкцию Красной площади, то Хрущёв и Булганин убрали на макете храм Василия Блаженного… А товарищ Сталин им якобы сказал: «Сейчас же поставьте собор на место! Не Вы ставили, не Вам ломать!». Было такое?

— Нет… Не знаю.

Я, жизнерадостно:

— Ну, значит ещё будет! Как и вскоре после начала войны — отказ от политики воинствующего атеизма, возвращения церкви части конфискованной собственности и реликвий, разрешения открытия семинарий и так далее…

Уже заплетающимся языком:

— …Говорят даже, Сталин неоднократно посещал Матрону московскую, канонизированную как местночтимую святую в нашем 1999-м году, советовался с ней и слушал ее предсказания. А когда немцы были под самой Москвой, Сталин приказал облететь Москву и Ленинград с иконой Казанской божьей матери.

Гэбист с совершено трезвыми глазами:

— Как же, вашими словами: «значит, ещё будет», Иосиф Виссарионович — если товарища Сталина с нами уже нет?

Большим пальцем указывая на «персону» на стене:

— На товарище Сталине свет клином не сошёлся, понимаете? Это всего лишь портрет на стене: повесьте вместо него другой и, ровным счётом ничего не изменится.

Тот, слегка вдарив кулаком по столу:

— Ошибаетесь, товарищ… Не знаю, как вас там.

— Нет, не ошибаюсь! Как прижмёт от слова «конкретно» — про чёрта рогатого вспомнишь, не токмо про Христа.

— Вот именно, что про чёрта…

Улыбаюсь слегка по-идиотски:

— Время покажет, про каких чертей вспомнят в Политбюро — когда немецкие танки подкатят к Кремлю. Недолго уже ждать осталось.

— И Вы так спокойно об этом рассуждаете?!

— А что не так? Я знаю, что «дело наше правое, враг будет разбит», так почему бы мне спокойно не порассуждать?

Тот не нашёлся, что ответить и, в свою очередь я, прошерстив всю имеющуюся инфу про него:

— А чего это у Вас, Петр Евдокимович, такое трепетное отношение к Православной религии? Вроде бы как капитан госбезопасности, герой пограничник — если «Вики» не врёт…

— Я родился в Саратове в семье потомственного священнослужителя и, до того как стать «героем-пограничником» — ещё мальцом прислуживал в православных храмах…

— Ах вот оно что… Как интересная биография!

Разливаю по стопкам:

— Ну… За веру!

Выпив, крякнув — «крепка ещё Советская Власть!», замечаю:

— Что закусь практически на нуле… Николай Сидорович: Вы ближе к телефону — распорядитесь там насчёт холодных закусок.

Показывая на изрядно опустевшую стеклотару:

— И это… Повторить!

— Может, Вам уже достаточно?

— Чё? Распустились здесь без меня, пАнимаешь… Я требую продолжения банкета!

Власик подошёл к телефону, взял трубку и через минуту:

— Что-то не отвечает… Пойду сам схожу.

Когда он вышел, вопрос задал Виноградов:

— А скажите мне… Хм, гкхм… Иосиф Виссарионович, коммунизм то хоть построили? Что-то Вы как-то очень ловко избегаете этой темы…

Я с энтузиазмом:

— «Коммунизм»? Конечно, построили…!

После воистину театральной паузы:

— …Вот только не для всех. Не для того, для кого обещали построить — трудящихся, стало быть.

— А для кого тогда?

— «Для кого», спрашиваете? Счас…

В «той жизни» я отличался завидным здоровьем и, даже в шестьдесят лет мог засадить литр водки (под хорошую закусь, конечно) и даже не шатнуться после этого.

Но видать организм Реципиента был непривычен к столь крепким напиткам и, стал быстро «косеть». Поэтому против своей воли, я заплетающимся языком понёс про события, что случилось в стране после смерти Сталина.

Пропустивший мой краткий доклад про XX партсъезд вернувшийся Власик стоя выслушал про коммунизм для партноменклатуры в «эпоху Застоя», про Перестройку и наконец про распад СССР и, в сердцах воскликнул:

— Так вот для чего они это всё затеяли!

Пожав плечами:

— Скорей всего «они» затевали «это» не думая. Ибо, чтоб думать — мозги нужны, а у соратников Сталина их отродясь не было. Один лишь инстинкт доминирования, как у самцов горилл… Скажите, «сам таких выбирал»? Отвечу, что выбирает не руководитель, а «Система»! Система русской государственной бюрократии — сформировавшаяся ещё как бы не при Рюрике и доставшаяся большевикам вместе с другими «родимыми пятнами»… Так что там с салатиками и «догоняловом», Николай Сидорович?

— Говорят, что «Ацецили» должен полчаса настояться…

— Из чего он хоть? А то у меня была аллергия на грибы, которыми меня пыталась отравить моя вторая «бывшая»… Вдруг, это чисто психологическое?

Тот вспоминает:

— Куриное филе, баклажаны, болгарский перец, грецкие орехи… Нет, грибов в составе салата «Ацецили» нет.

— Годно! Тогда давайте ещё по соточке под «Боржоми», да товарищу Сталину пора посетить «удобства»… Ну… Чтоб нам всем не дожить до «Эпохи перемен»!

***

Когда после посещения «удобств» выпили под «Ацецили» «за лося», Виноградов спросил про «личное»:

— Извините, Иосиф Виссарионович… Ваша «вторая бывшая», это кто?

— «Вторая бывшая»? «Бывшими» мы называем жён с которым развелись. А «вторая» — порядковый номер. Их у меня было четыре, помните? Наташа, Анжелика — ноги до ушей, Алиса с силиконовыми сиськами и ещё раз Наташа, вот с такой жоппой.

Слегка презрительно:

— Вы наверное, были ловелас? Соблазняете доверчивых женщин и бросаете?

Печально усмехаюсь:

— Да куда там мне с моим-то фейсом! Здесь я — рябой, а там был — вообще урод-уродом на рожу.

— Женщины в последнюю очередь смотр на красоту мужского лица.

— Согласен с вами на сто процентов, Док! Первую Наташку, признаюсь: да — соблазнил. Но бросила меня она, через три года убежав к одному барыге, челночившему в Китай. А вот следующие — уже сами соблазнили меня и, мне как честному человеку — пришлось на них жениться.

С крайне заинтересованным видом:

— Вы говорили, что ваша вторая «бывшая»… Так, что «с ногами» — пыталась Вас отравить…

Недоумеваю:

— Что Вас смущает, профессор? Алиса, так та вообще ко мне киллера подсылала. И если б не пацаны, я б к вам… Ещё бы до Революции «попал» — прямо в сибирскую ссылку в Туруханский край.

У того, аж кусок куриного филе изо рта выпал:

— А я сперва подумал, это Вы так шутите.

— Да, какие там «шутки»… Последняя Наташка, так вообще — по судам решила затаскать, отняв всё нажитое непосильными трудами добро… Пришлось срочно овдоветь и, взять на воспитание единственную нажитую с четырьмя «бывшими» дочь. Ну и заодно изменить образ жизни — чтоб та не выросла такой же жадной стервой, как её мать.

— Вы её… убили?!

Обиженно:

— Почему я? Для таких дел специальные люди есть. Сам я, как из тюрьмы вышел — пальцем никого не тронул.

Вся компания разом выдохнула:

— Так Вы ещё и сидели…

В ответ показывая вилкой на стену:

— А чем я хуже него?

Виноградов кивнув:

— И то верно… А первых трёх «бывших»?

— Первую Наташку я просто нахер послал, когда она вернулась и типа: «Давай всё забудем и начнём жить сначала»… А Анжелику пацаны сами в асфальт закатали, пока я пребывал в коме под капельницей.

— Живую?!

— Сказать по правде не интересовался.

— А Алису?

— В тюрьме на собственных трусиках повесилась: у меня там кое-какие подвязки имелись.

Виноградова аж затрясло:

— Вы — страшный человек!

Показывая на портрет на стене:

— Даже страшнее, чем сам товарищ Сталин? Не думаю.

Наливаю по рюмкам:

— Ну… За любовь!

***

После того как выпили, Виноградов «ушёл в себя», а Косынкин спросил с оттенком брезгливости:

— Так Вы кем по профессии были, Иосиф Виссарионович? Неужто простой бандит?!

Слегка покачиваясь:

— Презираете, да?

Тот, не став кривить душой:

— Да, презираю!

— А зря… У каждого времени свои герои и свои парии: в моё время точно так же презирали вас — чекистов: как уже подобно вам вымерших — так и ныне здравствующих. А героями считали бандитов да валютных проституток. Про них фильмы снимали: «Бандитский Санкт-Петербург», «Интердевочка»… Ими мечтали стать мальчики и девочки — а вовсе не пограничниками и лётчицами, к примеру.

Тот, подумав:

— Возможно, Вы и правы… Расскажите, как Вы дошли до жизни такой?

Всем столом на меня с жадным любопытством уставились и, я не подкачал:

— Да, запросто! После института и полутора годов в армии, работал инженером в опытно-экспериментальном нашего машиностроительного и, уж было дослужился до замначальника цеха, как вдруг… Ну, я же уже рассказывал, да?

— Про Перестройку, распад Союза и эпоху рыночных реформ? Да, рассказывали.

— Когда наш завод закрыли, меня уволили, а Наташка сбежала к барыге… Поверив тому что втирали в мои уши по «ящику» я решил заняться честным бизнесом. Заложил в банке доставшуюся от родителей квартиру, занял недостающих денег и начал помаленьку «раскручиваться». Дело на удивление пошло как по накатанному и, уже где-то через два года с небольшим — я сделал свой первый «лям зеленью»…

Кулаком по столу, аж рюмки подпрыгнули и зазвенели:

— …Но меня «кинул» человек, которого знал едва ль не с самых пелёнок, которому я больше самого себя доверял. Я остался мало того, что с пустыми руками и, в буквальном смысле на улице — так ещё и «на счётчике» у весьма серьёзных людей!

— Я едва-едва нашёл его гуляющим вот в точно таком же ресторане в окружении центровых шлюх. Когда спросил: «Что ты творишь, друг?» — он расхохотался мне в лицо: «Ты не вписался в рыночную экономику, ибо сколько тебя знаю — всегда был «совком». А при капитализме друзей не бывает — только конкуренты. «Человек человеку волк»! Так что вали отсюда лузерок, пока тебя отсюда ресторанные халдеи не выкинули».

— Я растерянно смотрел на него, а шлюхи на до мной ржали и, здесь на меня накатило что-то до сих пор мне неведомое… Какая-то первобытно-пещерная ярость: «А ты значит — вписался в рыночную экономику?» — спрашиваю. Тот, обнимая сразу двух классных тёлок: «Как видишь!».

— И здесь я, как будто видя себя со стороны — запрыгиваю на стол и бью его со всей дури ногой в голову. Затем накидываюсь сверху и под истошный визг шлюх — душу, бью чем что под руку попадёт, грызу…

Видя реакцию. ещё раз кулаком по столу:

— Да, да! ГРЫЗУ!!! Даже когда меня оттаскивали, я грыз ему лицо…

Косынкин в ужасе от меня отпрянув:

— ВЫ — ОДЕРЖИМЫЙ!!!

Задумчиво:

— Возможно… Ведь до этого, даже драться то не особенно любил — хотя чуваком я был на редкость здоровым. Возможно и, вселился в меня какой-то…

— Бес.

— «Бес»?! Почему, сразу «бес»? Возможно, как и в данном случае — душа какого-то средневекового викинга, которую я временами не могу контролировать… Но судебно-психиатрическая экспертиза — где я сидел почти три месяца, ничего такого не нашла и, посчитав меня здоровым — отдала в руки демократическому правосудию.

Кровавый гэбист застыл в суеверном ужасе, а Виноградов с какой-то детской непосредственностью:

— Почему Вы не пошли и не заявили в милицию?

Я так ржал и так долго, что уже увидел беспокойство в глазах сотрапезников и поспешил исчерпывающе ответить:

— Да потому что наши «менты» — это те же бандиты, просто в форме. В наши «Лихие 90-е», к ним обращались в одном случае: если надо кого-то срочно «похоронить». В нашем городе, по крайней мере… Но когда я шёл на последнюю встречу со своим компаньоном, таких мыслей у меня не было. Думал, по-людски с ним «развести»… Не получилось!

Далее «допрос» насчёт биографии продолжил Поскрёбышев:

— Ну что было дальше, Иосиф Виссарионович? Вас посадили за убийство?

Отрицающе верчу головой:

— Так как мой бывший компаньон умер не на месте — а в больничке, это уголовное деяние на суде квалифицировали не как убийство — а как нанесение тяжких телесных повреждений нанесённых в состоянии аффекта, приведших к смерти потерпевшего. Поэтому учитывая обстоятельства, первую судимость и чистосердечное раскаяние — дали всего ничего. А там за примерное поведение — отпустили на условно-досрочное. Тогда многих отпускали, так как на зоне кормить было нечем и зэки массово вымирали от «тубика»… От туберкулёза, если по-вашему.

Разливаю по рюмкам и, не «чокаясь», мрачно:

— Ну… За усопших, даже если это «скелеты» в нашем шкафу.

***

Выпил, закусили и, уже без напоминаний, я продолжил изливать душу:

— Откинулся я сами — понимаете: «ни двора ни кола» — «всё моё ношу с собой»… Единственный «рояль» — одна инфа, услышанная от одного зэка которому ещё сидеть и сидеть. Уверен: абсолютное большинство моих современников сочли бы её бесполезной… Но мне она показалась многообещающей и весь оставшийся срок, я ломал голову над тем как её реализовать. Не знаю по какой причине — но осенило меня, как-только получил на руки справку об «удо[3]», не раньше… Иначе, я б наверное пошёл «на рывок»!

— Долго рассказывать, да и неприятно… В отдельных же местах — очень неприятно и даже стыдно за себя. Но тем не менее сколотив и возглавив так называемую «ОПГ» (организованную преступную группировку — «банду» по-вашему), всего за три года я стал фактическим правителем нашей области. К «Жирным нулевым», с моих рук «кушали» всенародно выбранный мэр и назначенный из Москвы губернатор… Глава администрации нашего региона советовался по каждому пустяку и, даже контролируемые Центром силовики — предпочитали со мной договариваться, а не воевать.

Власик непонимающе:

— Как всего этого можно добиться, возглавляя какую-то банду?

Ухмыляясь, как при объяснении первокласснику устройства ядерного реактора:

— В наше время бандиты с «наганами» на пролётках не ездят! Умник с авторучкой — отнимет в стократ больше, чем целая толпа вооружённых отморозков.

Обведя всех глазами:

— Знаете, что такое «рейдерство»?

— Нет…

С гордостью:

— Я бы одним из первых, застолбивших эту «жилу».

Смотрю и вижу полное непонимание в глаза, прямо как у генералитета не так давно:

— Осуждаете, да…?!

На меня вдруг накатила дико-злобная зависть на предков:

— …Хорошо вам здесь! Строите какое-то вам неведомое, но по вашим представлениям — светлое, справедливое общество и, в ус себе не дуете… У вас, если девка вешается на шею — это означает что она хочет завести с вами семью, родить от вас много детей… А не поиметь вас на бабки, как последнего лоха.

Виноградов:

— Ну, ну, ну… Успокойтесь, голубчик! У нас тоже: и девки — всякие-разные бывают и, отнюдь не все советские люди — хотят строить «светлое, справедливое общество»… Вы что-то говорили про дочь — ради воспитания которой, Вам пришлось изменить образ жизни?

— Ах, ну да… Когда вторую Наташку торжественно закопали в закрытом гробу под печальный «медляк» (до сих пор не могу забыть её феноменальную жоппу!), я сперва хотел отдать совместно нажитую нами дочь в приют…

«Они уже пьяные или просто тупые?»:

— …Опять не понимаете? Сперва жили, как говорят — «душа в душу, а не успела родить как тут же подала на развод — требуя немало не много половину имущества. И адвокаты у неё — ну чисто волки! Откуда такие только в «Жирных нулевых» взялись — не хуже меня молодого, времён «Лихих 90-х». Поэтому к тогда полугодовалой Полинке (которую, и не видел то толком), я никаких отцовских чувств не испытывал. Но когда я взял её спящую в руки, когда она чихнула и, проснувшись — улыбнулась и потянулась ко мне ручонками…

Скупая мужская слезинка покатилась по щеке Реципиента и исчезла где-то в области прокуренных до состояния «ржавчины» усов:

— …Я понял — вот ради чего стоит жить: ради своей семьи. Маленькой — всего два человека: я и она — но своей(!) семьи. И ещё я понял, что если Полинка будет воспитываться в той атмосфере, в которой нахожусь я — из неё вырастет такая же тварь, как и её мамаша. Поэтому, мы с ней в один прекрасный момент «по-английски» свинтили туда — где нас никто не знает и, никто не найдёт. Я устроился на работу по специальности — благо к концу «нулевых» промышленность стала оживать… Нашёл себе уж и потерявшую было надежду на «собственного мужика» простую русскую бабу, чтоб семья была полноценной, с которой потрудившись вместе — завёл ещё и сына…

С пьяной бахвальбой:

— …В общем, жизнь удалась! Дождался внучки и внуков-двойняшек и, уж было готовился стать прадедушкой, как вдруг…

Разлив по рюмочкам и не чокаясь:

— Ну… За упокой!

Выпили-закусили и, мне стало грустно — хоть незаконно репрессируй кого, раз самому повеситься не получится…

Как «там» в будущем мои родные?

Вот поди убиваются, особенно внучка — благодаря которой только и протянул те последние пять лет и не «попал» с самое начало сталинских регрессий… Рефлексий…

Как их там?

…Репрессий, мать их ети!

А внуки поди спрашивают: «А где деда? Почему он умер, не научив нас фотошопить и рубиться в «War Thunder», как обещал? А ведь ещё учил-поучал нас: «Если мужик сказал — мужик должен сделать!»…».

Но долго мне грустить не дали. Первым Виноградов:

— Вы — необычайно-удивительный человек, Иосиф Виссарионович!

Затем Власик:

— Всё-таки — Вы наш, советский человек! И этого из Вас ничем не выбьешь.

Поскребышев, еле шевеля языком:

— А все же исходя из «Теории случайных процессов» профессора Колмогорова, в товарища Сталина должен был попасть самый обычный человек. А раз нам попал такой, как Иосиф Виссарионович…

Его перебил Косынкин, едва не вставая на колени:

— Иосиф Виссарионович, простите за «одержимого».

— Бог простит… А что Вы предложите взамен?

— Вы… Вы… Вы — МЕССИЯ!!!

На что, хотя и не с первой попытки, сложив из прокуренных сталинских пальцев роскошную фигу и предъявив её сотрапезникам как пистолет, я ответствовал:

— Хуюшки! Я простой «пенс» и никаких «миссий»!

***

Дальнейшее припоминаю фрагментально да и, то с большим трудом…

Помню, докопался я до электрофона фирмы «RCA»:

— Да, как же он сцука включается? Где пульт? Чё за сервис, всех заголодоморю, нах…

Власик убежал в администрацию и прибежал с Леонидом Утесовым, которого я с взявшейся откуда-то благородной хрипотцой как у Джигурды, учил перепевать Высоцкого:

— Протопи ты мне баньку, хозяюшка,

Раскалю я себя, распалю,

На полоке, у самого краюшка,

Я сомненья в себе истреблю.

Разомлею я до неприличности,

Ковш холодный — и все позади.

И наколка времен культа личности

Засинеет на левой груди…».

Затем, за нашим столом на котором отплясывал с какой-то девкой «Камаринского» Поскрёбышев, откуда-то появилась Фаина Раневская — бывшая тоже «слегка подшофе».

Кстати вживую она ещё более страшная, чем на фотографиях — я аж трезветь было начал…

Но потом привык.

Мы с ней дуэтом спели:

«Ну что же ты страшная такая?

Ты такая страшная…

Ты не накрашенная страшная

И накрашенная…».

Желая раскрутить её на трах, я предложил пари:

— А давайте, Фаина Георгиевна, забьём что я больше ваших афоризмов знаю, чем Вы сами… Если Вы поиграете — то сделаете мне минет. Знаете, то это такое?

— А как же!

— Войдёте во всемирную историю не только своими остроумными афоризмами, а как женщина сделавшая минет самому(!) Сталину! Моника Левински сгорит от зависти…

— А это кто такая?

— Практикантка отсосавшая у президента США… Как его? Блина Клитора, если не перепутал что-нибудь.

— Шлюха!

— Согласен. Ну, так как насчёт нашего пари?

Та, лукаво на меня посматривая:

— Заманчиво, заманчиво… А если проиграете Вы?

— …??? Эээ… А давайте лучше спорить на раздевание!

— А это ещё как?

— Если проиграете Вы — то разденетесь сами… Если я: то Вам поможет раздеться — сам(!) товарищ Сталин.

С Фаинкой видимо не обломилось, так как в следующем «фрагменте» я подбивал Утёсова поехать «к артисткам», конкретно к Любови Орловой:

— Понимаешь, Лёня: это мечта детства. У меня на неё впервые «встал» — лет в двенадцать, если конечно склероз не внёс свои коррективы.

— Иосиф, на кой тебе эта лезбиянка нужна? К тому же она замужем.

— Вот, как?! Тогда к Серовой — пусть мне тоже, а не только одному Рокоссовскому завидуют[4]…

Затем помню, я плакался в жилетку Власику:

— Представляешь, Колян: я буду сутки валяться обосцаным и не одна падла не зайдёт проведать — жив ли товарищ Сталин или уже подох давно?

Тот кулакам по столу:

— Не допущу такого, Виссарионыч! Они у меня сами все: не только обосцутся — обосрутся, нах!

И тут вижу склонившуюся надо мной четырёхглазую рожу в шляпе… Кого вы думали?

Берии!

— Сцуко, но без тебя ни одна альтернативка не обходится, Лаврентий Павлович…».

И тут как будто выключили свет… Всё!

Game over.

[1] Звание капитан ГБ соответствовало полковнику в РККА.

[2] Следователь по особо важным делам.

[3] «Удо» — условно-досрочное освобождение.

[4] Однажды Сталину доложили, что у маршала Рокоссовского появилась любовница и это — известная красавица-актриса Валентина Серова. И, мол, что с ними теперь делать будем? Сталин вынул изо рта трубку, чуть подумал и сказал: — Что будем, что будем… завидовать будем!