В. Молотов, со слов писателя И. Стаднюка о кризисе в Наркомате обороны СССР 29.06.1941 г.:
«Поехали в Наркомат обороны Сталин, Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия поехали к Сталину на дачу. Это было на второй или на третий день. По-моему, с нами был еще Маленков. А кто еще, не помню точно. Маленкова помню.
Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было.
— Как держался?
— Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо».
Сталин И.В.:
«Мы хотим иметь государственный аппарат, как средство обслуживания народных масс, а некоторые люди этого госаппарата хотят превратить его в статью кормления. Вот почему аппарат в целом фальшивит».
«Пауза» длилась ровно три дня.
За это время я успел официально подать заявление об увольнении в связи с достижением пенсионного возраста… Поскрёбышев отвозивший заяву в Кремль, приехал оттуда «взъерошенной» — если можно так сказать про совершенно лысого человека и обрисовал ситуацию в двух словах:
— Тихая паника.
Успел сочетаться законным браком с Валентиной Истоминой, по моему настоянию оставившей прежнюю фамилию — мало ли что, чтоб потом документы вновь не переделывать… Правда, свадьбу отложили до более, не то чтобы до лучших — до более определённых времён.
Познакомиться с руководством Кунцево и особенно с участковым милиционером на участке которого расположена Ближняя дача… Успел по ночам хорошенько поработать с Поскребышевым и, с помощью Павла Васильевича (брата мой законной супруги), днём пристраститься к зимней рыбалке на речке Сетунь.
Рискуя испортить Реципиенту пищеварение, изучал советские газеты всё более и более убеждаясь в мысли: судя по количестве его фотографий и сравнительно с количеством фотографий «кодлы» его соратников, товарищ Сталин в данный момент — всего лишь портрет на стене, да лошадь которая тащит — не более того.
А вообще, советская пресса — это такая лютая хрень… Что руки так и чешутся срочно кого-нибудь срочно репрессировать, причём в особо извращённой форме.
За эти три дня пару раз ездил якобы по хозяйственным делам в Москву Власик, а так никто не тревожил…
Может, забыли про товарища Сталина?
Хотелось бы, сказать по правде…
Однако, не забыли ибо как и предполагал — Молотов звонил профессору Виноградову и интересовался моим здоровьем…
Мол, что это с ним было?
Тот с моей подачи ответил, что на совещании в Генштабе у меня был микроинсульт: жизни не угрожает, на трудоспособность или на мыслительную деятельность не влияет — но иногда товарищ Сталин может «гнать».
Судя по ответной реакции, такая «легенда» полностью удовлетворила «Железного наркома».
***
Той зимой холода стояли жутчайшие, поэтому чтоб товарищу Сталину можно было рыбачить, не звеня на морозе «яйцами» — на льду заводи с обратным течением была установлена большая армейская палатка с освещением от автомобильного аккумулятора и с блиндажной печкой-буржуйкой. Благодаря этому внутри было так тепло, что можно было сидеть в трусах и сомбреро… Огонь поддерживал один из охранников — так называемый «прикреплённый» который заодно грелся, второй в это время бдительно нёс службу снаружи.
Кстати, «прикреплённых» у товарища Сталина оказалось всего три в вахте — еще один сидел на даче, охраняя имущество, да комендант. Я с ними практически сразу нашёл общий язык, ибо не токмо по менталитету — даже внешне они были один в один с моими «торпедами». Разве что те в строгих чёрных костюмах да при галстуке, а эти в шинелях.
Здесь главное что?
Главное в людях от которых зависит твоя жизнь — видеть людей, а не элемент меблировки и они будут готовы вас грудью прикрыть от пули.
Несмотря на то, что Сетунь невелика, там водится и оттуда ловится довольно много разнообразной рыбы: щуки, окуни, караси, голавль, жерех, плотва и, даже изредка судак. Я ловил в отвес на небольшую блесёнку и мне иногда попадались (ВОТ ТАКИЕ!!!) окуни весом до восьмисот грамм.
Вру?
Да, чтоб я ещё раз сдох!
После обеда, сижу в палатке на низком стульчике и ужу. Окунь, бойко шедший с утра — как будто вымер, зато хорошо клевала на мормышку с наживкой из мотыля крупная плотва. Выловив очередную, я забросил её в корзинку и вытерев руки об полотенце, обратился к шуряку:
— Набулькай нам, Паша, по пятьдесят капель «Особой московской».
— Валька бухтеть не будет?
— Конечно, будет — жена ж мне она как-никак, а не просто хорошая знакомая…
Я потихоньку приучал организм Реципиента к национальному напитку и это у меня очень хорошо получалось.
— А ты, кстати, мог бы поговорить с сеструхой — чтоб не была такой вредной.
Тот, за словом в карман не полез:
— Глаза на месте были когда замуж её брал? Были… Вот и не жалуйся, Иосиф Виссарионович!
Мда… Остаётся лишь в очередной раз печально констатировать: хотя я парень — хоть куда и практически без изъянов, но женщины — моя ахиллесова елда… Хм, гкхм…
Пята!
— Ладно, хватит уже про грустное, давай уж употребим…
Не успел я и пригубить, как вдруг голоса снаружи.
Кричу:
— …Кого там чёрт принёс?
— Товарищи из Политбюро.
У меня на мгновение остановилось сердце:
«Началось…».
Не глядя на шуряка, куда-то в пространство:
— По-моему, водки сегодня мало взяли…
Хотел было закосить под Александра Третьего:
— Когда Сталин ловит рыбу, Политбюро может и подождать!
Как вдруг откидывается полог и, здрасте вам — с согнутой выей входят товарищи Молотов, Жданов, Ворошилов, Микоян, Каганович, и…
Хрущёв!
Я так и замер с гранённым стаканом в руке:
— Что? Пенсию мне принесли?
Шурин как-то по-английски слинял, но греющийся у печки охранник остался, незаметно перекинув автомат «Томиганн[1]» в удобное для стрельбы с бедра положение.
Явление «делегации ходоков» меня не удивило. Со слов Берии переданных через Власика: после моего демарша в Генеральном штабе среди членов Политбюро разразился зачётнейший срач.
Давай было промеж себя выбирать себе главного — но каждый отнекивался, даже Молотов. Ведь, это означало взять на себя ответственность за делишки, которые ранее они прежде обделывали за спиной Вождя.
А эта категория руководителей, очень не любила ответственности!
Каждый кто руководил группой прямоходящих приматов количеством хотя бы более двух — считая и себя, знает разницу между «делай как нам приказали» и «делай как я сказал». Судя по некоторым источником — точно такая же история была в 1953-м году после смерти Сталина. Тогда пока все менжевались, к власти пришёл опирающийся на генеральские «штыки» Хрущёв — который во время войны был членом военного совета многих фронтов и, успел за четыре года снюхаться с лампасниками типа Жукова и Конева.
Почему, так? Почему Политбюро ЦК ВКП(б) оказалось неспособно выбрать из своих рядов нового лидера?
Вспомним те человеческие качества, которые отмечали у Вождя даже его враги. Например, перебежчик Бармин А. Г[2]. в «Соколах Троцкого» так описывает свои первые впечатления:
«Я увидел Сталина как раз в тот момент, когда он выходил из Георгиевского зала, где проходил конгресс. На нем была серая военная шинель, сапоги и гимнастерка полувоенного покроя. Он уже спускался по лестнице, когда к нему подбежал какой-то мелкий служащий из аппарата Коминтерна и задал какой-то вопрос. Я сидел в нескольких шагах, курил и наблюдал за делегатами конгресса. Служащий Коминтерна был очень мал ростом и, как это часто бывает у низкорослых людей, компенсировал этот недостаток чрезмерной активностью. Сталин и сам был невысок, но этот клерк доставал ему только до плеча. Сталин, возвышаясь над своим собеседником, спокойно слушал, иногда кивал или вставлял одно-два слова. Маленький человечек прыгал вокруг Сталина, дергал его за рукава, за лацканы и пуговицы и безостановочно говорил, что даже у меня стало вызывать раздражение. Но что привлекло мое внимание и заставило запомнить эту сцену, было удивительное терпение, с которым Сталин слушал своего собеседника. Я подумал, что он, должно быть, идеальный слушатель. Он уже собирался уходить, но вместо этого в течение почти часа спокойно слушал собеседника, был так нетороплив и внимателен, как будто у него был неограниченный запас времени и он мог без конца слушать этого маленького суетливого клерка. В его манере было что-то монументальное.
Первое впечатление навсегда осталось в моей памяти. Это было впечатление о человеке какой-то удивительной стабильности и уверенной силы. Терпение — довольно редкая черта у людей дела. Она редко сочетается с «капризностью», «нелояльностью», «грубостью» и опасной жаждой власти — как раз теми четырьмя чертами характера, которые Ленин отметил у Сталина в своем предсмертном письме к съезду партии, известном как его «завещание»…».
Никто из членов Политбюро — ни по отдельности, ни все разом — такой «удивительной стабильностью», «уверенной силы» и тем более «терпением» не обладали. Оставшись без Сталина они бы обязательно переругались и всё бы с итоге закончилось отстранением их от власти и сменой следующим — более молодым и рьяным поколением партаппаратчиков.
Не знаю чем бы всё кончилось ибо в отличии от «реального» июня месяца — никого вторжения и разгрома РККА не было… Но всё решила докладная записка Берии по плану «Барбаросса», из которой следовало, что немцы даже уже коменданта Минска назначили — запланировав взять его на пятый день войны… Что в принципе и произошло в «реальной истории».
Худо-бедно, но сомнения в профпригодности в советском генералитете я на том совещании у соратников посеял и они тихо запаниковали. «Громко», как в «реальном» 29 июня 1941 года — они запаниковать не могли, ибо ещё е было ни «внезапного и вероломного», ни разгрома РККА в Приграничном сражении, ни потери Минска — про которую члены Политбюро ВКП(б) узнали не из доклада собственного Генштаба, а от лондонского радио.
Опять же — не знаю, чем бы кончилось эта история, если бы не Лаврентий Павлович… Это он предложил создать чрезвычайный, обладающий диктаторскими полномочиями орган — «Государственный комитет труда и обороны» (ГКТО) и назначить товарища Сталина его Председателем.
Мнения опять же разделились, но за это предложение высказались срочно прибывшие в Москву Жданов и…
Хрущёв!
…Но окончательного решения принято не было.
И вот они здесь.
С чем, интересно, пожаловали?
***
В палатке потолок довольно-таки низкий поэтому все они — даже низкорослый Кукурузник, были вынуждены стоять не только склонив голову — но и согнувшись в спине, что выглядело несколько символично. Первым, изумлённо таращась на стакан в моей руке, открыл рот Жданов:
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
После него и другие поздоровались вразнобой.
— И вам не хворать, товарищи.
Довольно-таки легкомысленно одетый Микоян, тря уши и дуя на ладони, буквально взмолился:
— Коба! Может в доме поговорим?
Недружелюбно глянув на него:
— Не хрен вам там делать! Ещё натопчите и Валентина Васильевна потом ругаться будет.
Повертев стакан в руке, я вылил водку в лунку, так объяснив свой странный поступок:
— Сейчас судак должен подойти: я его здесь уже три дня как спаиваю… Хм, гкхм… Прикармливаю.
Затем подняв голову:
— Что пришли то? Поздравить с законным браком?
Молотов:
— Ты был прав, Коба: фашистская Германия планирует вероломное нападение на Советский Союз. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов. В предстоящей нам войне будет решается вопрос о жизни и смерти советского государства, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение…
Я лишь фыркнул и вытянув из воды снасть, пересадил свежего мотыля на крючок мормышки:
— Не понимаю, вы мне что — повестку из военкомата принесли? Так нет такого закона — пенсионеров в армию забирать! Вот когда примете его на Верховном Совете — тогда и приходите.
И опустив снасть в лунку, принялся «дрочить»: то бишь совершать колебательные движения кончиком коротенького удилища — привлекая таким образом внимание глупой рыбы к наживке.
— Предстоит очень жестокая война, а Красная Армия к ней не готова.
Посмотрев снизу вверх, протянул:
— Мда… Посмотрел бы великий Ленин — кому он судьбу страны доверил. Разумеется, среди вас есть и такие — которые не прочь переложить вину за неготовность Красной Армии на товарища Сталина?
Молотов поспешно:
— Виновные уже найдены и арестованы. Это — генералы Тимошенко, Мерецков, Жуков, Павлов…
«Отлично! Они сами себя лишили поддержки армии. Это ещё раз говорит о том, что это — всего лишь тупые исполнители, не способные без товарища Сталина даже «на горшок» сходить, не обосравшись».
Вслух же:
— Это не может не радовать, конечно… Но про это я мог бы узнать из газет.
И продолжаю «дрочить».
— Генерал Мерецков уже дал признательные показания…
Перебиваю:
— Наверное, про то — как товарищ Сталин мешал ему укреплять обороноспособность РККА? И наверняка некоторые из вас (например — товарищ Хрущёв), ему в этом поверили? Чё ты там, кстати, за спины прячешься, Микитка?
То хотел было что-то вякнуть, но Молотов его горячо перебил:
— Если бы кто-то попытался направить меня против тебя, я послал бы этого дурака к чертовой матери… Мы просим тебя вернуться к делам, со своей стороны мы будем активно тебе помогать.
«Помощнички, мать вашу!».
Я молчу, держу паузу, а Ворошилов с трудом скрывая ликование:
— Политбюро вновь назначило меня на должность Наркома обороны.
Безразличным тоном:
— Поздравляю, Клим, с тебя «поляна».
После неловкого молчания, Молотов прокашлялся и несколько севшим голосом:
— В преддверии войны с фашисткой Германией, Политбюро ЦК ВКП(б) решило создать чрезвычайный орган — «Государственный комитет труда и обороны» и назначить его Председателем…
И тут у меня дёрнулся кивок из конского волоса на конце удилища, я как заору:
— КЛЮЁТ!!!
Подсекаю и после довольно-таки продолжительной борьбы, к вящему своему удивлению — вытаскиваю хорошего судачка, грамм на триста-четыреста.
Разглядываю его и диву даюсь:
«Ни, хрена себе… Не ужель и вправду на водку подошёл?».
Только Жданов молчит, разглядывая меня — как будто не узнавая, да Молотов… А остальные:
— Какой крупный улов!
— Килограмм, не меньше!
И громче всех гланды надрывал Хрущёв:
— Поздравляю с удачной рыбалкой, товарищ Сталин!
Делаю большие глаза, как будто при отправлении «большой нужны»:
— Тише, черти! Рыбалка тишину любит.
Освободив от крючка, отправляю судачка в лунку, с напутствием:
— Родителей приведи, малолетний алкаш.
Как, блин, в воду глядел: минут десять — сколько ни старался, ни одна рыбёшка больше к наживке даже не притронулась.
С нескрываемым раздражением глядя на соратников:
— Ну, вот — испортили мне рыбалку… С чем пришли, то? Оно того стоило?
Молотов повторяет:
— Политбюро ЦК ВКП(б) решило создать чрезвычайный орган — «Государственный комитет труда и обороны» и назначить тебя его Председателем…
И здесь полог палатки поднимается и с клубами морозного пара вваливается шурин Паша, держащий в руках ящик «Особой московской».
Слегка «ухи поев», спрашиваю:
— …Что это?
— Водка.
— Зачем?
— Ты же сам сказал, что мало с собой водки взяли!
Поднимаясь со стульчика:
— Ну, что ж… Вижу разговор сегодня предстоит серьёзный, поэтому приглашаю к себе домой.
Перед тем как выйти:
— Кстати, водку все пьют? Кто не пьёт, того до серьёзного разговора не допущу…
Я был уже изрядно «навеселе», даже пошатывался, но это делалось специально: некоторые странности в моём поведении — «соратнички» сочтут за результат действия паров алкоголя.
Так сказать: «двойная легенда», учитывая ещё и мнимый микроинсульт.
Уже снаружи, Жданов удивлённо на меня посмотрев:
— А профессор Виноградов разрешает тебе употреблять водку? После…
Тяжко вздыхаю, как будто крест на Голгофу тащу:
— Заставляет! Ибо, после микроинсульта нужно разжижать кровь, а к аспирину у меня аллергия… Что встали, то?
***
У порога уперев руки в бока, нас встретила сама хозяйка:
— Во! Мало того, что сам поддатый, так ещё и собутыльников в дом тащит…
В очередной раз поражаюсь: куда деваются те милые создания после того, как мы на них женимся? И откуда вдруг появляются эти остервенелые гарпии?
Впрочем, я супруг многократный и многоопытный и к таким «метафразам» привык ещё в прошлой жизни. Поцеловав вторую половинку в щёчку, ласково — но в то же время твёрдо, говорю:
— Не ругайся, Солнышко, а то сегодня я буду ночевать на втором этаже в гостевой. Лучше сообрази нам с товарищами что-нибудь закусить.
Не скрывая ревностные нотки в голосе:
— Ты и так там ночуешь с этим лысым. И что ты в нём хорошего нашёл?
Члены Политбюро уставились на меня с каким-то нехорошим любопытством.
С пылающими ушами:
— С товарищем Поскрёбышевым мы не «ночуем», а оформляем сдачу дел. Даже при сдаче колхоза требуется какое-то время, а здесь… ГОСУДАРСТВО!!!
За столом собралось почти всё Политбюро, за исключением Калинина — видимо обидевшегося за «лохматые пилотки» балерин… В принципе, фиг с ним — со «всесоюзным старостой».
Сразу бросилось в глаза: среди всех аристократом выделялся Молотов — с иголочки «как денди лондонский одет». Остальные, особенно Хрущёв — выглядели не в пример мешковато, а Микоян — так даже экзотично.
Когда пропустили «по первой» под наскоро приготовленный салат из квашенной капусты с бочковыми, да с свежим репчатым луком, я глядя на Молотова спросил:
— А что? На товарище Сталине свет клином сошёлся? Назначьте Председателем «ГКТО» Щербакова, если из вас никто не готов взять ответственность за судьбы страны.
Александр Сергеевич Щербаков — секретарь ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро, Первый секретарь Московского горкома и обкома ВКП(б), 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б) — персона вполне годная на место Сталина, если конечно не брать в голову тот бред — что несут про него официальные историки с подачи Поп-корна.
Посмотрел на последнего и захотелось от всей души плюнуть ему в рожу…
Мда… Жаль пожил маловато Александр Сергеевич, скончавшись от сердечного приступа на второй день после Победы — 10 мая 1945-го года.
…А эта сволочь осталась жить!
Смотрю на Хрущёва и мысленно представляю его в «светлой обуви» и в деревянном ящике, несомого под печальный медляк группой скорбящих товарищей к глубокой яме…
Затем, переведя взгляд на присутствующего в отличии от первого претендента Жданова:
— Андрей Александрович! А ты что скромничаешь…?
Тоже кстати, фигура — вполне достойная встать не место Реципиента. Тоже рано умер — в 1948 году и, тоже от сердечного приступа — что наводит на некоторые нехорошие мысли.
Молотов, на мой взгляд — с каким-то оттенком ревности, не дав тому ответить:
— Коммунистическая партия и советский народ — привыкли видеть во главе страны тебя, Иосиф.
Ворошилов, глядя преданными глазами:
— Думаю, единодушно выражу мнение: достойнее тебя никого нет.
Сразу раздались дружные голоса:
— Правильно!
— Совершенно верно!
Особенно гланды надрывал Кукурузник:
— Только товарищ Сталин и больше никто!
Скорее всего дело не в «привычке» партии и тем более советского народа… Несмотря на все страшилки и ужастики рассказанные про него после ХХ съезда, Сталин имел весьма уживчивый и покладистый и главное — предсказуемый характер… А вот как поведут себя Щербаков и Жданов — никто предугадать не может. Вот и сцат соратнички «новой метлы».
Кивнув понимающе:
— Ах, ну да — это сколько краски надо, что все лозунги на стенах да заборах переписать. Допустим, я согласен на Председателя… Кто тогда кроме меня войдёт в состав «ГКТО»?
Молотов:
— Я, как твой заместитель. Товарищи Ворошилов, Маленков, Каганович, Микоян и Вознесенский — члены «ГКТО», курирующие отдельные направления его деятельности.
«Ну, почти как в «реальной истории», хотя и с одним существенным отличием».
Озадаченно спрашиваю:
— А почему в членах «ГКТО» нет наркома НКВД?
— Товарищ Берия взял самоотвод — ссылаясь на то, что он всего лишь кандидат в члены Политбюро.
Предлагаю:
— Так давайте примем в наши дружные ряды его и товарища Щербаков: если и не заслужили — так у них ещё всё впереди.
Поднимаю руку:
— Кто «за», товарищи?
После довольно долгой дискуссии, когда моё предложение попросту пытались заболтать, проголосовали «за» с одним воздержавшимся… Я имею в виду любителя понюхать у балерин Калинина.
После «второй», которую мы с товарищами из Политбюро уже употребили под харчо, вношу следующее предложение:
— Как у Председателя «ГКТО», у меня должно быть три заместителя: один по внешней политике (это ты, товарищ Молотов), по вооружённым силам (товарищ Ворошилов, кто ж ещё?) и заместитель по военной промышленности. Предлагаю назначить на последнюю должность товарища Берию…
Поднимаю руку:
— …Кто «за»?
Молотов, деланно озабоченно:
— А не велика ли нагрузка на Наркома НКВД будет?
Лаврентий Павлович считался в корешах у Хрущёва, поэтому последний подняв руку:
— Справится! Мужик двужильный.
Молотов поколебался, но поднял руку, за ним и остальные.
— Принято единогласно — если не считать «Козлика», отсутствующего по неуважительной, конечно.
После «третьей», под тоже — но уже остывшее харчо, делаю ещё одно предложение:
— А не вывести ли нам этого козлобородого лезбиянца из состава Политбюро, снять с Председателя Президиума Верховного Совета и назначить ведущим гинекологом СССР?
Поднимаю руку:
— Кто «за»?
Народ поржал, но предложение не пролезло:
— А кто за него ордена вручать будет?
Я несколько размечтался:
— Если орден — награда за труд, то директора промышленных предприятий, в особых случаях — наркомы отрасли. Красноармейцам и младшим командирам — начальники воинских частей на фронте. А полковникам и генералам только после войны — на Совете ветеранов, героев Советского Союза…
Первым расхихикался Хрущёв, за ним остальные. Я посмотрев на Кукурузника, представил его корчащегося в топке паровоза и, быстренько перевёл разговор на другую тему:
— Должности Председателя «ГКТО» мне будет маловато, товарищи.
Все сразу посерьёзнели, а Молотов спросил:
— Что ты ещё хочешь, Коба?
— Если генерала Тимошенко арестовали, то значит место Верховного Главнокомандующего свободно? Я требую распустить Главный военный совет РККА (ГВС РККА), создать Ставку Верховного Главнокомандования (СВГ РККА) и поставить меня в его главе. Моими заместителями на этой должности, предлагаю назначить товарища Ворошилова и… Начальника Генерального штаба, которого назначат после Мерецкова.
Кстати, вот тоже ещё одна проблема нарисовалась!
После недолгого молчания, Жданов:
— В свете вышесказанного, это требование выглядит вполне логичным… Я «за»!
Его пример оказался заразительным и вскоре мое предложение было принято при одном воздержавшимся… Знамо дело, кто это.
***
Выпили по пятой, закусили поданной гречневой кашей с мясом и маслом и, как говорится — «аппетит приходит во время еды»:
— Без крепкого тыла нет победы, поэтому я требую ещё и должность Председателя Совета народных комиссаров…
Глядя прямо в глаза Молотова, с наглой прямотой:
— «Подвинешься» ради партии, ради страны, ради народа, Вячеслав? Или, зажилишь кресло товарищу Сталину?
Не успел я это произнести, как руку «за» поднял Каганович, а за ним Хрущёв — видимо понявший куда «ветра» дуют.
Под скрещёнными взглядами, Молотов поёрзав — сам поднял руку «за», скрывая за дежурной улыбкой недовольной кисляк на лице:
— Голосую — «за»! Я и сам уже давно хотел уйти с этой должности в связи с перезагруженностью на дипломатической работе.
Ага, «хотел» он… «Давно», это значит — аж с 1931-го года, когда он сменил на этой должности позже расстрелянного Рыкова. Если бы хотел — давно б уже ушёл: один хрен за него лямку Сталин тянул.
Однако, хорошо это их Лаврентий перепугал — прямо как шёлковые стали!
Наконец, после очередной рюмашечки, подхожу к самому главному:
— Кстати, насчёт «перегруженности»… В связи с невозможностью исполнять столько множество обязанностей, настаиваю снять меня с должности Генерального секретаря ВКП(б)…
И вот здесь настала великая(!) тишина, слышно было даже как на кухне посудой звенят.
Подняв руку:
— …Кто «за»?
Кроме меня никого.
— Кто «против»?
Все подняли руки, кроме Жданова.
— Понятно: предложение отклонено большинством голосом с одним воздержавшимся… Извиняюсь: с двумя воздержавшимся — считая и козлобородого любителя «потыкать» в молоденьких балерин.
Вот вам и сталинское так называемое «всемогущество»: меня за один вечер — дважды «прокатили по бороде» при голосовании!
Когда немного опомнились, Молотов хотя и с тихим ужасом в глазах, но непреклонно твёрдо заявил:
— Это невозможно, Коба и ты это понимаешь. Если тебе так хочется, давай выгоним из Политбюро Калинина, отменим ордена для генералов… Да, что угодно! Но только не твоя отставка с должности Генсека.
Задумчиво глядя на Лысого:
— «Что угодно», говоришь? Чтоб такое позабойнее придумать… А давайте Хрущёва повесим!
После довольно-таки неловкой паузы, я первым грянул:
— Хахахаха!!!
Первым меня поддержал сам «приговорённый», а затем и народ дружно грянул:
— БУГУГУГА!!!
Вытерев выступавшие от смеха слёзы, включаю на максимальные обороты «тупого»:
— Почему? Ведь по сути, мои обязанности как Первого или Генерального секретаря — исполняет товарищ Поскрёбышев. И надо признать — очень хорошо исполняет.
Наперебой заговорили и примерно одно и, тоже:
— Партия привыкла видеть во главе себя товарища Сталина, а не товарища Поскрёбышева и она может прийти в расстройство и запустении без него. А без партии — погибнет и Советская Власть и вся страна вместе с ней!
«Партия», если перевести с их языка на русский — это не миллионы «гегемонов» трудящихся у станка или пашущих на полях, а несколько тысяч партийной номенклатуры — первые секретари республик, краёв, областей, районов…
Рву тельняшку на груди, образно говоря, конечно:
— Так вот же я — смотрите! Не умер, не сбежал по примеру Керенского в Бразилию сбрив усы и переодевшись бабой… Я здесь, я на трёх — очень ответственных государственных постах, на которых собираюсь трудиться не покладая рук… В чём дело, товарищи?
Однако, «товарищи» прятали глаза и уходили от прямого ответа.
***
Впрочем, я ответ очень хорошо знал.
Ленин и Сталин вынуждены были из аппарата управления партией — создать второй, параллельный аппарат государственного управления. Им некуда было деваться — государственный аппарат был на то время укомплектован либо старыми, либо случайными кадрами — никак не отвечавшими за свое плохое управление Россией. А в партийном аппарате хотя бы, в случае потери большевиками власти — кадры в буквальном смысле головой отвечали за плохое управление страной.
Понятно, да?
Но когда у руля государственного аппарата встали свои люди, когда быть большевиком стало не только безопасно, но и выгодно для карьеры — партийный аппарат стал не просто лишним…
…Он стал убийственно вреден СССР, как государству!
Почему?
Все семьдесят лет существования было два типа руководителя: условно назовём их — «хозяйственник» и «партиец» и, рассмотрим типичную карьеру каждого из них.
Хозяйственник «Сталинской эпохи» (например директор завода), начинал работать простым рабочим, заканчивал рабфак, технический ВУЗ, затем работал мастером, начальником цеха, главным инженером… Чтоб преодолеть каждую следующую ступень служебной лестницы, он снова должен был учился теории и практике, учиться своему делу, набираясь знания и опыта в течении всей жизни.
Вот источник всех достижений и побед той славной поры!
Второй тип руководителя — «партиец», предположим — секретарь районного комитета ВКП(б).
Он тоже, чаше всего был пролетарского происхождения, начинал простым работягой на предприятии, где получил направление на рабфак, после которого учился в ВУЗе…
Но здесь их пути расходятся.
Зубрению скучных математических формул будущий партиец предпочёл общественную работу. Сперва озвучивая в речах на собраниях передовицы из «Правды» — стал комсоргом, затем уже вернувшись на завод — вступил в ряды ВКП(б) и стал парторгом предприятия. Здесь он брал «повышенные обязательства» — которые выполняли другие и, если это получалось (в том числе и благодаря припискам) — его замечали «вышестоящие товарищи»… И вот он — первый секретарь райкома и, по своему статусу — начальник всех руководителей-хозяйственников района.
И получается, что у директора завода два руководства: наркомат и райком (обком) партии.
Наркомат сообразуясь с Госпланом СССР — даёт план, к примеру, выпустить сто станков в месяц. Если завод его выполнит, его руководство ждёт повышение, рабочих и ИТР-эровцев — почётные грамоты, премиальные и так далее и тому подобное…
Но тогда никто не заметит роль «направляющей и руководящей»!
Такое определение официально появилось в Конституции СССР только при Брежневе, но неофициально — оно действовало всегда.
А если никто не заметит, то какая может быть карьера у партийца?
Никакой!
И мало того — получается, что в этой «пищевой цепочке» он вообще — «пятое колесо» у собаки.
И тогда партиец вызывает на «ковёр» хозяйственника и даёт «сталинское задание»: выпустить за месяц не сто — а сто десять станков!
Однако, по плану заводу отпущено металла, подшипников, инструмента именно на сто единиц выпускаемой продукции…
Что делать?
И в Москву ехал «толкач» — выбивать недостающие фонды… В ход шли всякие махинации, начиная от банальных приписок — заканчивая хищениями материалов с других предприятий. Но «если где-то густо, значит в другом месте будет пусто»: план по станкам перевыполнили — но не хватило металла тракторостроителям, железнодорожникам, производителям нефтедобывающего оборудования и так далее… В конце концов не хватает рабочих работать на сверхплановых станках.
И вот «плановость» советской экономики оказывается липовой, а не деле в промышленности царит — анархия похлеще, чем при так часто хаяной рыночной — капиталистической.
И вот на бумаге «вторая экономика мира», в преддверии самой кровавой в истории войны — работает едва на тридцать процентов, недодавая армии оружия, боеприпасов и снаряжения для Красной Армии.
И это самый простейший пример дезорганизации, которую вносило такое двойное управление народным хозяйством!
А не оттуда же ли растут ноги у пресловутых сталинских репрессий?
Из центра дали команду усилить борьбу с саботажем и диверсиями — которые однозначно имели место быть (или что чаще под такими подразумевались расхлябанность и отсутствии дисциплины на всех уровнях), а партаппарат на местах и рад стараться — соревнуясь друг с другом в количестве разоблачённых уругвайских шпионов, монархистов-контрреволюционеров, троцкистов-оппортунистов и прочих врагов народа.
Недавний пример «Антиалкогольной компании»: не успел Горбачёв только вякнуть о вреде «злоупотребления» горячительными напитками — как обкомы и райкомы дали команду вырубать виноградники.
Между хозяйственными и партийными работниками СССР всегда существовал глубокий антагонизм — малозаметный из-за безоговорочного подчинения первых вторым. К примеру, дали из Наркомата директору завода задание освоить выпуск новой продукции, а первому секретарю райкома — параллельно поручили «осуществлять руководящую и направляющую роль партии» в этом процессе. Пока первый решает тысячи проблем, связанных с производством, а второй вообще не понимая ничего в этих вопросах — пишет на него докладные записки о том, что тот плохо старается… Пишет тупо на всякий случай — вдруг у того ничего не получится и его спросят:
«А ты куда смотрел?».
В результате доноса приезжает комиссия и отрывая хозяйственника от дела, начинает «любить ему мозги». И если и не доведёт бедолагу до следствия соответствующими органами, то до инфаркта иль паралича это точно.
Такой порядок вещей размывал персональную ответственность, морально разлагая и госаппарат. Ведь руководителю часто приходится выбирать между плохим и очень плохим решением — на то он и руководитель. Но если решения предварительно хорошо согласовать с обкомом, то в случае неудачи — можно уйти от ответственности. Ведь, это решение партии, а партия — не ошибается!
А многочисленные случаи коррупции? Когда две ветви власти снюхавшись — творили по беспределу такое, что аж…
Слов нет!
Вспомнить хотя бы предперестроечное «Хлопковое дело».
Ведь партаппарат это такая свинья — которая везде грязь найдет: плохо организовал соцсоревнование на заводе, криво висит и давно не обновлялась стенгазета, неправильно оформлен красный уголок… Мало портретов членов Политбюро и плакатов с надписями «Партия — наш рулевой!». Подконтрольный хозяйственник вынужден «задабривать» контролеров чем-нибудь «материальным» и, к концу СССР — это «материальное задабривание» стало сплошным и практически узаконенным.
Опять же вспомним про законность и правосудие в стране…
Прокуратура и суд обязаны подчиняться только законам страны, должны подчиняться только Советской власти. Но без ведома партаппарата, прокуроров и судей не могли — ни назначить на должность, ни снять с нее — а следовательно они были вынуждены были плясать под его дудку.
И кончилось всё это тем, что партаппарат в 1991-м году — убил государство, как ленточный глист в кишечнике — убивает организм на котором паразитировал.
А теперь вопрос:
А зачем им Сталин?
И почему был так страшен его уход с должности Генерального секретаря ВКП(б)?
Потому что это так или иначе восстанавливало в партии демократический централизм — внутрипартийную демократию, а это самая страшная угроза для партноменклатуры. Ибо в таких условиях люди — способные быть только погонялами и надсмотрщиками, становятся ненужными и беспомощными.
Уже сложившийся (вольно или невольно, сейчас это неважно) Культ личности Сталина защищал их от критики — как простых коммунистов или беспартийных трудящихся, так и администраторов-хозяйственников из Советского правительства.
Не станет Сталина на вершине партийной «пирамиды» — не будет и, всесилия и неуязвимости у нижестоящей партийной бюрократии.
***
С тоской смотря на их постно-паскудные лица, я:
«Мда… Не получилось с ними по-хорошему».
На правах хлебосольного хозяина наливаю, и:
— Давайте по последней и разбегаемся… У меня ж ныне «медовый месяц», как-никак.
Когда выпили, закусили, поставил последнее условие:
— В Советском Союзе, такие важные решения — как образование «ГКТиО», назначения на высшие государственные должности — принимаются на Политбюро Центрального Комитета партии, затем осуждаются на съезде ВКП(б) и наконец — законодательно подтверждаются на съезде Верховного Совета СССР… Ведь, у нас власть Советская?
Не возражают:
— Советская.
— Вот и я требую всех положенных официальных процедур! Чтоб потом на посту Председателя «ГКТО», Председателя Совета народных комиссаров и Верховного Главнокомандующего — я мог требовать от лица Советской Власти. А не от себя лично или даже от лица довольного узкого круга лиц — каковым является наше с вами Политбюро.
Поднимаю руку и каждому глянув в лицо:
— Кто за то, чтобы в самое ближайшее время (три-четыре дня, не позднее!) собрать внеочередные, чрезвычайный съезды ВКП(б) и Верховного Совета?
Переглянувшись, дружно задрали руки «в гору».
Вставая из-за стола, давая знать что разговор закончен:
— На партийном съезде я всё равно поставлю вопрос об снятии меня с должности Генерального секретаря.
Молотов, криво улыбаясь:
— Я думаю, коммунисты правильно проголосуют по этому вопросу.
За эти стояло:
«Никуда ты не денешься с этой подводной лодки!».
Я похлопал его по плечу и пожимая на прощанье руку, глядя в глаза:
— Со съездами не затягивайте — каждый день, каждый час дорог. Как всё будет готово, найдёте меня в известном вам месте. А до этого не надоедайте, дайте человеку отдохнуть и насладиться семейной жизнью.
***
После убытия соратников, подъехали мои заговорщики — Власик и Поскребышев типа по служебным делам, Виноградов — обеспокоенный состоянием моего здоровья… Вечером, уже к ужину на обычном такси приехал Берия. Не было только Косынкина — держащего «руку на пульсе» в Комендатуре московского Кремля.
Вкратце изложив только что прошедшие переговоры, я подытожил:
— Консенсуса (хахаха!) достичь не удалось — они не договороспособные, от слова «вообще». Поэтому действуем согласно первоначально предложенного мной плана.
Виноградов иронически:
— «Операция «Ы»»?
Подмигиваю:
— Она самая, Владимир Никитич.
Тот, качая головой:
— Ох, ославят Вас в будущем историки… Похлеще, чем Ивана Грозного…
Пожав плечами:
— Кто-то же должен быть кровавым тираном? Кто, если не я…?!
Пристав слегка и перегнувшись через стол:
— …Но если сильно настаиваете — могу назначить на своё место Вас, профессор! И Вы, с группой творческой интеллигенции действуя добрым словом «без пистолета» — накостыляете от всей души Гитлеру, а потом спасёте страну от экономической и духовной стагнации…
Тот, смеясь замахал руками, как взлетающий самолёт пропеллером:
— Нет, нет — только не это!
Посмеявшись со всеми, довольно-таки сухо поставил «жирную точку»:
— Надеюсь, Док, разговор на эту тему у нас с Вами был последним.
Затем, озабоченно спрашиваю у Берии:
— Как там у нас обстановка в Москве, Лаврентий Павлович?
— Спокойная, ничего подозрительного не замечено.
Помешать нам могли только военные и это тревожило меня не на шутку:
— Был разговор с генералом Тюленевым?
Генерал армии Тюленев Иван Владимирович — Командующий Московским особым военным округом. Сказать по правде, у меня на него практически ничего нет: стало быть во время войны он ничем не прославился — не хорошим, ни плохим. Поэтому что от него ждать — непонятно.
— Поговорили по телефону: я предупредил что во время двух съездов в городе будет введено чрезвычайное положение (обычное дело во время таких событий) и чтоб он не поддавался на провокации, от кого бы они не исходили. Что направляю к нему в штаб своих людей, чтоб координировать совместные действия в случае чего. Точно такой же разговор состоялся с генерал-майором Громадиным — заместителем командующего московским ПВО.
— Как гарнизон? Какие настроения у бойцов и командиров?
Тот, поблёскивая «стёклышками»:
— После спровоцированного мной ареста генералов и маршала Кулика, командиры частей гарнизона перепуганы. Я через верных людей распускаю слухи среди красноармейцев, что товарищи из Политбюро держат тебя на даче под домашним арестом… Так что явись только товарищ Сталин перед бойцами 1-й Московской пролетарской дивизии, к примеру — она полностью перейдёт на его сторону.
Перекрестившись на угол, где не было иконы:
— Надеюсь, до этого дело не дойдёт и всё решится «в кулуарах», образно говоря.
Следующий вопрос к Власику:
— Что там с нашими орлами, Николай Сидорович?
— Предупредил, что во время партсъезда возможны всякие инциденты: враг так сказать — не дремлет, поэтому чтоб ничему не удивлялись и выполняли любые команды товарища Сталина или меня.
Поговорили за чаем ещё с часок про малосущественные детали, потом по одному разъехались.
***
С вечера раскашлялся, затемпературил и практически весь следующий день провёл в постели под бубнёж законной супруги:
— Долазился по рыбалкам, а я ведь предупреждала! И что ты в ней хорошего нашёл, объясни мне? Хочешь водки выпить — сядь за стол, как человек и лакай её проклятущую, сколько в тебя влезет.
Я температуря, аж горел весь:
— Чтоб такое понять, тебе надо было с писюком меж ног родиться, дорогая, а не с пиписькой. Но тогда бы я тебя не любил, ну вот нисколечки…
Вздыхает, меняя влажное полотенце у меня на голове:
— И почему у всех баб — мужики как мужики, а мне такое чудо как ты досталось?
Я ответил ей народной пословицей:
— Любовь зла — полюбишь и… Хм, гкхм… Генерального секретаря.
Все попытки дражайшей половины привлечь к лечению тушки бренного тела Реципиента светил медицины из «Кремлёвки», я отмёл с ходу, с неподдельным ужасом:
— Прощу всё — вплоть до супружеской измены сразу с четырьмя братьями Кагановичами — Лазарем, Михаилом, Юрием и Израилем… Но только не это!
И меня буквально за три дня подняла на ноги участковый врач из Кунцева — женщина средних лет с кругами от хронической усталости под глазами, хотя её и колотило всю от страха… Не за свою жизнь — за мою.
Профессор Виноградов как-то пронюхал об этом (должно быть был сигнал от охраны) и тотчас примчался высказывать мне свои обиды, но я его осадил:
— Док! При всех я промолчал, но теперь «тет-а-тет» скажу: Жданова угробили именно Вы!
У того аж очки запотели:
— …Кто? Я?!
— Вы неправильно поставив ему диагноз. Вашей коллеге же (не буду называть её фамилии) захотелось дешёвого пиара и, она написала об этом Сталину. Тот дал сигнал в МГБ разобраться, а во главе последнего вместо Берии стоял идиот — отчего и возникло «Дело врачей-отравителей», погубившее столько народу.
То, был буквально убит наповал, недоумевая:
— «Неправильный диагноз»? Да как так могло случиться?
Популярно объясняю:
— Да, очень даже обыкновенно! Врачи обычных больниц имеют громадную практику и не менее громадное «личное кладбище». При таких условиях, человек быстро становится отличным специалистом — если он не клинический идиот, конечно.
Тот, забив на обиды, заинтересованно:
— Ну, ну… Очень интересно, продолжайте.
— Кремлёвский врач же, такой практики не имеет — будь он хоть трижды профессор или академик. Мало того, учёное звание обязывает его значительное количество времени протирать штаны — заседая во всяких там комиссиях, президиумах, защитах диссертаций… Им некогда совершенствовать свой профессионализм, понимаете?
— Понимаю, да…
— Немаловажно то, что обычный врач берясь лечить простого крестьянина, берёт всю ответственность на себя. Ваш же кремлёвский — из-за каждого «чиха» собирает симпозиум. Во-первых, он теряет время, а во-вторых — снимает с себя ответственность за лечение… А в медицине, подобная «демократия» уместна меньше всего!
Грустно на меня глядя, профессор:
— Никогда бы не пришло в голову, посмотреть с этой точки зрения.
Махнув рукой:
— Это ещё что! Вот когда «медицинские светила» начнут в Кремлёвскую больницу устраивать по блату своих деток — над которыми «природа отдохнула»…
У того «шары» круглее школьного глобуса:
— Неужели такое возможно?
— А зачем мне Вас обманывать?
Задумывается:
— Хотя на общем фоне ваших рассказов про будущее, это смотрится ещё довольно блёкло…
Пока он «грузился», меня торкнуло гениальной идеей:
— Послушайте, Док! А что если Вам выступить на Внеочередном съезда Советов с инициативой отменить все «спецполиклиники» для номенклатуры? А в качестве обоснования такого предложения — озвучите то, что я Вам только что сказал: типа для их же пользы…
Плутовато подмигнув:
— …А под шумок мы отменим «спецмагазины», «спецпайки», «спецсанатории» и все остальные привилегии. После такого «пиара», ваша карьера как политика — считай что у Вас в кармане.
Перейдя на шёпот:
— А какую популярность Вы обретёте в народе… Такую, что вполне сможете потягаться на послевоенных выборах со ставленником самого(!) Берии!
Тот, ошарашенно на меня посмотрев:
— Ваше коварство, Иосиф Виссарионович, сродни иезуитской.
— Ну, я чё говорил? Я не Сталин… Я — хуже!
***
Дочь Реципиента Светлана заявилась когда я практически выздоровел и рассеянно шарился в шлёпках по загородной резиденции, весь в думах об судьбах страны… Ждал Власика с очередным докладом об ситуации, но он прибыл не один — а с этой четырнадцатилетней «тинейджершей».
Буквально наткнувшись на неё — здоровающуюся с изрядно растерянно-испуганной Валентиной, я не придумал ничего лучшего как взять последнюю под ручку и заявить:
— Светлана! Мы с Валентиной Васильевной бракосочетались, то бишь стали законными мужем и женой. Называть её «мамой» я тебя не заставляю, но относиться к ней с должным уважением ты обязана.
Что тут началось… Боже ж ты мой!
Эта будущая прошмандовка, ещё при живом отце — менявшая как перчатки мужей (сколько у неё было любовников при таком раскладе, страшно даже подумать!), закатила такую истерику, обозвала бедную женщину такими последними словами — постовой милиционер бы покраснел, не говоря уже об извозчике и его лошади…
И потом заявила мне:
— Ты мне больше не папка!
Зарыдав, прикрыв ладонями лицо, Валентина вся в слезах куда-то убежала, а та в приказном порядке Власику:
— Вези меня обратно! Ноги здесь моей больше не будет!
Я изрядно окуел:
— Даже я называю Николая Сидоровича на «Вы»! Какое ты имеешь право «тыкать» взрослому мужчине, находящемуся при исполнении служебных обязанностей? Вообще, ты кто такая? Ты — даже не дочь Сталина, раз от него при свидетелях отказалась.
Та с вызовом:
— А ты кто такой, чтоб меня учить? Не дашь машину — пешком в Москву уйду
И хватается за шубу и шапку, с намерением одеться и свалить в московскую квартиру, где она жила и воспитывалась в семье экономки с момента смерти своей матери.
Я б конечно, плюнул на неё и забыл, но вспомнил как-то виденное в Инете фото Крис Эванс — дочери этой особы и, стало быть — внучки Реципиента… И во мне взбурлило овно от обиды — не за державу или даже Сталина…
За всё человечество!
— «Кто я такой», спрашиваешь? Сейчас ты узнаешь, кто я такой, дрянь сопливая…
Я схватил её за шиворот и затащив в большой зал, где бросив на диван:
— Николай Сидорович, держи её крепче!
— Зачем?
— Пороть её буду.
Тот, в сомненьях:
— А может не надо, Иосиф?
— Надо, Коля, надо! Будешь её держать, или мне прикреплённых позвать?
Власик — будучи чуть ли не членом семьи Реципиента, не стал «выносить сор из избы» и, выполнил мою просьбу — хоть и был дважды укушен. Я же оголил девице зад и от всей души всыпал ремнём с дюжину «горячих»…
Тут на истошный визг прибежала Валентина с совершенно сухими глазами и вырвав у меня ремень из рук, завопила как идущий в атаку гренадёр:
— Ты что творишь, Ирод?!
— Воспитываю дочь, а ты про что подумала?
Светлана ревела, как авиационная турбина набирающего высоту самолёта, переходя в инфразвук.
Та замахнулась на меня моим же ремнём:
— Тебя бы самого так «повоспитывать»!
— Было время и меня пороли а, ты думаешь почему я такой?
— Мало тебя пороли!
— Нормально! И ничего — не умер ни разу, а наоборот — человеком стал.
— «Человеком»? Зверь ты, а не человек! Хуже зверя — те над своими детьми так не издеваются…
Криво усмехаюсь:
— Ага! Те их иногда поедают.
Швырнув в меня ремнём:
— Пойдём, моя маленькая…
Валентина обняв рыдающую девочку за плечи, повела на второй этаж, напоследок грозно зыркнув на меня:
— Неделю, даже не подходи!
Мы с Власиком синхронно проводили их взглядом, после чего я хмыкнул:
— Во! Снюхались две змеюки.
Что подумал по этому поводу Власик, я не узнал, ибо он тактично промолчал.
Почесав в затылке, я:
— Слушай, Николай… Как бы сыновья ещё не заявились: накануне так сказать — решающих событий.
Тот:
— Вот и я об этом подумываю.
Официально, сыновей у Реципиента трое: двое родных — Яков носящий «девичью» фамилию Джугашвили — уже довольно-таки взрослый мужик, лейтенант-артиллерист… И Василий — уже Сталин, тоже лейтенант — но уже ВВС РККА. Кроме них был приёмный сын Артём Сергеев, ныне как и Яков — лейтенант-артиллерист, будущий генерал-майор ракетных войск стратегического назначения.
Вспомнив из «послезнания» что вытворял младшенький, я озабоченно поскрёб затылок:
Ещё две проблемы доставшиеся от Реципиента: сынок-балбес и авиация…
Ничего, разгребём!
Балбеса отправим служить на Дальний восток — подальше от московских артисток с «пониженной социальной ответственностью», а авиацию…
Подумать надо.
Ну а пока хотелось бы оставшееся до «Часа X» время провести без семейных сцен.
Как всегда, идейка пришла неожиданно, но вовремя:
— Николай! А выстави-ка ты где-нибудь на подъезде к Ближней даче блок-пост…
Тот в момент поняв для чего, одобрительно кивнул, но выразил сомнения:
— По предписанию, бойцы вашей охраны обязаны пропускать родственников — которых знают в лицо. Можно, конечно приказать… Но как это будет выглядеть?
— Действительно…
Действительно, если уж какая-то соплячка так относится к охране — то что говорить об взрослых парнях в форме?
Немного подумав, я:
— …Тогда поставь блок-пост из стажёров — те обычно более рьяные, чем уже послужившие бойцы.
У того на лице были явные сомнения в этой затее, но несколько поколебавшись, кивнул:
— Пожалуй, лучше ничего не придумаешь.
***
Валентина Васильевна всё-таки пришла в ту ночь в нашу семейную спальню. Я повернулся к ней задом и долго слушал как она шмыгала носом…
Когда надоело, спросил с недоумением:
— Что, Светку жалко? Неужель, я так её сильно? Вроде ж бил вполсилы…
Та уже не скрывая слёзы:
— Она назвала меня «мамой»…
Скептически хмыкнув:
— Это она назло отцу: возраст такой.
Ударив меня по плечу, горячо:
— У тебя нет сердца! Разве можно так отзываться об дочери?
В общем, день-два и всё наладилось. Светка хотя и дулась сперва, но когда я как ни в чём не бывало рассказал ей пару забавных историй, оттаяла и мы с ней подружились. На ближайшем же семейном совете решили, что отныне она будет жить на Ближней даче и учиться в школе с местными ребятишками.
Ну а 19 января они с Валентиной провожали меня на XIX съезд ВКП(б) и, по очереди поцеловав, пожелали мне удачи…
Выехали как обычно — две машины: два совершенно одинаковых чёрных «Понтиака». В одной мы с Власиком, в другой четыре «прикреплённых». Проехав вдоль Сетуни — увидели дымящуюся от испаряющейся воды полынью…
Зачем?
…Ах, да: сегодня ж Крещенье.
Перед выездом на трассу нас остановили:
— Всем выйти из машин и предъявить документы.
Власик, при водителе соблюдая субординацию:
— Армейский блок-пост, товарищ Сталин… Маневры должно быть.
— Так давайте выйдем и предъявим личности.
Тот:
— Я мог бы сделать это и сам.
Я решительно открыв дверь:
— Это — стажёры! Их нужно учить действовать по инструкции, а не пропускать без проверки «блатных» — пусть даже это будет сам товарищ Сталин.
Сказать по правде, просто захотелось вживую посмотреть на простых людей, пообщаться с ними…
Интересно же, правда?
Выхожу: армейская палатка с дымящейся печкой и четверо бойцов в валенках шапках и полушубках, с пистолетами-пулемётами «Томсона» наизготовку. На ум пришло сразу из Пушкина:
«Все красавцы молодые,
Великаны удалые…».
По виду старший из них, увидев меня заметно оху… «Похудел». Но тем не менее вскинув ладонь к шапке-ушанке со звездой:
— Сержант госбезопасности Ерофеев! Вы находитесь в закрытой зоне и для проезда должны предъявить документы.
Залюбовавшись молодецким видом, точно так же не забыв отдав честь:
— Молодец, сержант!
Затем, здороваюсь с его подчинёнными:
— Здравствуйте, товарищи!
Те, на удивление стройно и дружно гаркнули:
— Здравия желаем, товарищ Сталин!
— Давно здесь службу несём?
За старшого ответил Власик:
— Уже почти двое суток.
Обратив на него внимательно-строгий взор:
— Довольно-таки холодно… Как часто меняется наряд?
Тот, поняв мою «игру», вытянувшись «в струнку»:
— Через сутки, товарищ Сталин. Этих сменят завтра утром.
— А может стоило бы почаще — учитывая погодные условия? Например, через двенадцать часов?
Тут бойцы зашумели:
— Нам не холодно, товарищ Сталин! Мы хорошо одеты, обуты и по очереди греемся у буржуйки.
— А как с бытовыми условиями? Горячей пищей кормят?
— Кормят, товарищ Сталин! Хорошо кормят.
У Власика к старшому были другие вопросы:
— Происшествия были?
— Так точно! Вчера подъезжало такси с каким-то лётчиком-лейтенантом…
— Ну и что?
— Объяснили ситуацию, он обматерил нас и уехал… Нервный какой-то.
Кто это был — гадать не надо:
«Никак сынок Васька приезжал засвидетельствовать своё почтение… Балбес!».
Заглядываю в палатку и вижу там ещё четверых бойцов — дрыхнущих на набитых чем-то матрасах без задних ног. Стоящие на чём-то наподобие стола котелки, чайник на печке и сушащиеся рядом валенки — прямо-таки идиллия походно-полевой жизни в зимний период.
— Ночная смена, товарищ Сталин… Прикажите разбудить?
— Не надо, пусть спят.
У стенки палатки в аккуратном ряду стояли пистолеты-пулемёты Томсона — так называемые «чикагские печатные машинки», или просто — «Томми-ганы».
Власик, показывая на часы:
— Товарищ Сталин, мы опаздываем!
— Иду, иду… А «Томми-ганы» — это очень хорошо.
[1] В 1924 году Советский Союз через посредство Мексики закупил крупную партию Томми-ганов. Автоматическим стрелковым оружием были вооружены войска ОГПУ и пограничники. «Ручные пулемёты Томпсона» применялись большевиками во время войны с басмачами в Средней Азии, с его помощью охранялась граница на Памире. А в зоне ответственности Читинского дивизиона войск ОГПУ чекисты, вооружённые автоматами Томпсона, отличились при нападении бандитов на село Буй в 1930 году. Как отмечалось в документах, огонь из этого оружия вызвал замешательство у противника.
[2] Александр Григорьевич Бармин (настоящая фамилия Графф) — советский разведчик, дипломат, невозвращенец (1937 год), один из создателей ЦРУ в годы Второй мировой войны.