Глава 8. Лифт на эшафот.
Сэр Уинстон Черчилль:
«Хрущев является единственным в истории человечества политиком, который умудрился объявить войну мертвецу.
Но самое забавное даже не это, а то, что Хрущев эту войну проиграл»
Галет Вениамин Андреевич:
«Каждый человек безусловно хорош, когда трудится на своём месте, или вовремя закопан».
Мне больше ничего не оставалось, как как ни в чём не бывало допеть:
«…Поезд мчится в чистом поле».
И одновременно лихорадочно начать соображать:
«Примчался поезд: следующая остановка «Вылезай-ка»… Приехали блин! Так, так, так… Только без паники. Кто это такие, что они здесь делают и что от них мне ждать?».
Включаю логику:
«Судя по синему цвету штанов и знакам на петличках — это военнослужащие среднего командного звена: от лейтенанта до полковника. Судя по уставленному снедью и выпивкой столу — они здесь бухают.
Кто такие?
Судя по исторически-знакомой глуповато-детской мордашке единственного среди них лейтенанта, это сын Реципиента — Василий Сталин, заварившей всю эту бучу».
На два вопроса я ответил влёт, остался последний — самый животрепещущий: что мне от них ждать?
«Если верить Хрущёву трое оставшихся — это командиры случайно или преднамеренно застрелившие Берию и, теперь фактически держащие этого юного оболтуса в заложниках. И так как им терять уже нечего — ждать от них чего-нибудь хорошего, мне не приходится».
Хотя… Человеку всегда есть что терять и, он всегда — до самого конца своего бренного существование, на что-нибудь да надеется.
Даже стоя на эшафоте с петлёй накинутой на шею, или под занесённым над ней же топором.
Да к тому же на моей стороне — два фактора:
Во-первых, я теперь — Верховный Главнокомандующий. Стало быть — я «в своём праве» для товарищей командиров и, меня теперь — так просто «нахуй» не пошлёшь, не то чтобы — «того»…
«Этого»!
Субординация всё-таки — это великая сила!
И второе: если был прав Суворов: «Удивить — значит победить», то товарищи командиры — не удивленные, нет…
Они просто убиты наповал моим внезапным появлением из ниоткуда — из казалось бы, пустого кабинета.
Поэтому пока не появился Хрущёв — действуем наступательно, нахраписто и даже нагло. И прежде всего надо срочно убрать с глаза долой это сопляка.
Взглядом чадолюбивого папаши — заставшего своего юного отпрыска за занятием онанизмом, смотрю лейтенанту в глаза и рявкаю:
— Василий! Почему мне звонят и сообщают что ты дезертировал из воинской части?
Тот ещё раз изменившись в лице, что-то хотел залепетать:
— Отец…
— МОЛЧАТЬ!!!
Никогда не мог бы подумать — что смогу крикнуть так громко. У меня самого — аж перепонки заложили, как при лёгкой контузии.
— Приказываю немедленно возвратиться на место службы и приступить к выполнению своих обязанностей!
Пытается оправдаться:
— Мне сказали…
— МОЛЧАТЬ!!!
Зверею кровавым тираном:
— От лица Верховного Главнокомандующего, объявляю Вам пятнадцать суток гауптвахты! Как поняли, лейтенант?
Тот, по стойке смирно:
— Есть пятнадцать суток гауптвахты!
— БЕГОМ!!!
Проводив Ваську-балбеса взглядом огнедышащего дракона, поворачиваюсь к его собутыльникам. Двое из них, как сидели с открытыми ртами и круглыми глазами — так и остались сидеть. Разве что уши ещё больше прижали… Фигурально выражаясь, конечно.
А вот третий в звании капитана автобронетанковых войск, вижу — уже пришёл в себя.
Крепенький такой широкоскулый здоровячек лет двадцати пяти — тридцати, смотрит на меня взглядом матёрого пса бойцовской породы. И в этом взгляде замешательство: что делать — дождаться хозяина, или начать рвать и без команды «фас»?
И мне до жуткого ужаса захотелось приручить этого «бультерьера».
***
От всего за сегодняшний день пережитого, да ещё при виде на стол — конкретно захотелось «накатить». С самым мрачным видом сажусь за стол на место Василия… Интересно, что нынче товарищи командиры пьют?
Чем закусывают?
Оказываются, пьют они 56-градусную «Крепкую»…
При виде на бутылку вспомнилась народная байка, что путёвку в жизнь этому подвиду национального напитка дал сам Сталин. Мол, при встрече с полярниками он спросил, что те «употребляют»? Ведь обычная водка, уже при сорока градусах мороза замерзает и в горло не лезет — даже под закусь из солёного моржового сала…
Так и так мол, те отвечают: берём чистый спирт и разбавляем водой до цифрового показателя широты местности. То есть в районе Полярного круга — шестьдесят шесть процентов, в Тикси — семьдесят, а на Шпицбергене — так все восемьдесят.
Вождю шибко понравился такой подход к делу и он приказал замутить подобное уже в промышленном масштабе. Таким образом, на широте столице появилась 56-ти градусная водка «Крепкая».
Закуска же у товарищей командиров была самая непритязательная — квашенная капуста с морковкой, с порезанным репчатым луком, заправленная подсолнечным маслом и обильно поперчённая. Ну и к ней солёное сало и чёрный хлеб…
Видимо застолье было только в самом начале: водку открыли, закуску порезали — и тут сообщение об назначениях товарища Сталина. А потом и он сам — как чёрт из табакерки выскочивший.
Молча разливаю «Крепкую» в четыре стакана по половине и, подняв свой, не чокаясь:
— Ну… Жахнем!
Залпом опрокинул водку в рот и, почувствовав привычное, хотя и усиленное жжение в пищеводе — налёг на капустку, оказавшуюся на удивление зачётной и, не забывая про сальце и хлеб. Вижу: даже не переглянувшись, товарищи командиры — как зачарованные последовали моему примеру.
Прожевав, поднимаю на эту троицу тяжёлый взгляд и спрашиваю:
— А куда Никитку-то подевали, товарищи командиры? …Расчленили надеюсь и, в мусоропровод выкинули?
После неловкого молчания, один из командиров — тот самый в звании капитана автобронетанковых войск, ответил с непонятным выражением на лице:
— Товарища Хрущёва срочно вызвали по телефону.
Покосившись на стоящий на небольшом столике у окна аппарат, презрительно фыркаю:
— «Срочно»… Это ему сообщили, что дивизия НКВД имени Дзержинского — окружила Кремль, а Серов, Малиновский и Гречко — уже убиты. Вот он и забегал, как таракан под занесённым тапком.
Это произвело впечатление: полковник и майор побледнели школьным мелом, капитан-крепыш начал стремительно краснеть.
А я продолжаю «грузить», как ни в чем не бывало:
— Посмотрите в окно: там уже никого из ваших «академиков» нет — все кроме вас свалили подальше отсюда, пока была такая возможность.
Все трое подорвались и бегом к окну.
Пока они бегали туда-сюда, я вновь разлил водки и подняв свой стакан:
— Извините, что не «чокаюсь»: «чокаться» с покойниками — плохая примета. Ну… Вздрогнули!
«Вздрогнуть» со мной решился лишь капитан-танкист. Двое других видать были в состоянии полуобморочном.
Выпили-закусили и первым продолжил разговор капитан… Приложив ладонь к груди, он не пряча глаз:
— Товарищ Сталин! А за что Вы нас записали в покойники? Ведь, как было дело? Ваш сын сообщил нам, что Вы арестованы людьми Берии и просил нас помочь ему освободить Вас. То же самое подтвердили член Политбюро ЦК ВКП(б) товарищ Хрущёв, комиссар госбезопасности товарищ Серов и преподаватель Академии Генерального штаба генерал-майор Малиновский… Как мы могли ему отказать?!
Двое других командира ожив, тоже — наперебой и самыми искренними заверениями, стали убеждать меня, что их бес попутал.
Прервав их, обличительно направив палец на капитана и, спрашиваю с изрядной ехидцей:
— А товарища Берию вас тоже «бес» заставил убить? Или всё-таки товарищ Хрущёв?
Полковник и майор вновь побелев пуще прежнего, впали в ступор… Капитан же, сперва затаив дыхание, а затем с видом идущего с единственной гранатой на танк, признался:
— Так что нам оставалось делать? Опять же — мы ради Вас, товарищ Сталин! Разве помочь великому Вождю и Учителю трудящихся всего мира — это преступление?
Ага! Всё-таки вопреки заверения Кукурузника — никакой «случайности» не было.
«Вот же пидор!».
Подняв палец вверх:
— Это не преступление, товарищи командиры… Это хуже. Это — ошибка! А ошибки принято смывать кровью.
После этих слов, наступила зловещая тишина.
***
Вдруг всхлипнув, полковник достал свой «ТТ»…
Думал уже — издец мне арктический, как тот передёрнув затвор стал примащивать ствол к своему виску.
Кричу:
— СТОЙ!!! Держите его!
Затем, когда капитан успел того обезоружить, успокаивающе-укоризненно:
— Что Вы, полковник — чуть что стреляться, как царский титулярный советник — обличённый в казнокрадстве? А война скоро — кто за вас воевать будет? Товарищ Сталин, что ли?! Так старенький он уже и, сказать Вам по правде — диспозицию с дислокацией частенько путает.
Встав, сделав вокруг стола круг, я остановился напротив командиров и начал последний этап перевербовки:
— Ошибки принято смывать кровью, конечно. Но необязательно своей-собственной…
Вижу — оживают прямо на глазах и продолжаю:
— …Хрущёв со товарищи хотел совершить военный и государственный переворот: товарища Сталина и его соратников из Политбюро ЦК ВКП(б) — убить, а самому стать императором Советского Союза и самодержцем вся Руси. А моего Василия и вас, а также других слушателей Академии — он использовал «втёмную», сочинив легенду о якобы моём аресте по приказу Берии.
Полковник и майор перебивая друг друга:
— Какой негодяй!
— Сволочь!
— Мы этого не знали, товарищ Сталин!
Капитан-танкист, с загоревшейся искоркой надежды в глазах, внёс первое конструктивное предложение:
— Товарищ Сталин! Дайте нам приказ и мы его арестуем!
Отрицающее покачав пальцем, строго:
— Никаких арестов! Он скажет, что ничего не знает и вообще — видит вас первый раз в жизни. Главные его сообщники уже мертвы и подтвердить ваши слова некому. Да и вообще: кому поверят — вам или члену Политбюро ЦК ВКП(б)?
— А что же делать?
Перехожу на заговорщический шёпот:
— Значит надо сделать так, чтобы Хрущёв не смог ничего про вас плохого сказать. Желательно даже, чтоб он вообще бесследно исчез… Понимаете, о чём я?
Те переглядываются и также шёпотом:
— Понимаем…
Сажусь за стол, разливаю остатки водки и, подняв свой стакан — со звоном «чокаюсь» с командирами и, произношу краткий тост:
— Ну… За понимание!
Выпили, закусили и капитан задал наводящий вопрос:
— Товарищ Сталин… А как нам тов… Эээ… Хрущёва? Как товарища Берию: завести в ванную — чтоб следов крови не оставалось и, застрелить?
Задумчиво на него поглядывая:
— «Застрелить»? Что-то как-то не изобретательно, товарищи командиры. И как вы только с германцем воевать собрались с таким убого-бедным воображением?
Все трое уставились на меня:
— А как тогда?
Смотря на потолок, перебрав в уме все экзотические виды казней — по ряду соображений решаю остановиться на самой банальной:
— Вы вешать умеете?
Те недоумённо переглядываются:
— Нет, не умеем, не приходилось…
Вздыхаю с укоризной:
— И чему вас только в Академии Генерального штаба учат? Ни военные перевороты по-человечески устраивать, ни взрывать толком, ни вешать… Всё приходится делать самому! Нет, всё-таки разгоню я эту вашу «контору» к ебеням собачьим…
Встаю и решительно озадачиваю:
— Первым делом, товарищи командиры, надо найти верёвку покрепче и мыло… Хозяйственное вполне сгодится.
Капитану:
— Вы с майором на вход: как явится Хрущёв — хватайте его и вяжите. И обыскать не забудьте — там у него где-то два пистолета должен быть: наш и производства вероятного противника. Мы же с товарищем полковником поищем инструменты возмездия.
Полковник скептически посмотрев на потолок — откуда до самого стола свисала хрустальная люстра:
— Ещё надо найти где вешать.
Я буквально на секунду зависнув, утвердительно киваю:
— Знаю я тут одно такое местечко… Совсем неподалёку, буквально в двух шагах.
Квартира оказалось пустующей — видимо жившую здесь с семьёй экономку (попутно занимавшуюся воспитанием детей Реципиента после смерти их матери) куда-то специально выселили.
Подходящей длины пеньковая верёвка и мыло, без особого труда нашлись в чулане. Кроме того, на кухне я обнаружил ещё кое-что для нас с Хрущёвым интересное и засунул это в карман шинели.
***
Не успели мы с полковником присесть в зале и передохнуть после трудов праведных, как в прихожей послышались звуки борьбы и отборные русские маты — хоть бери и записывай… Запомнить однозначно не получится, ибо уж больно сложные комбинации.
Хотел уж поспешить на помощь — полковник и пистолет было достал, но тут капитан и майор вводят с заломленными назад руками Никиту Сергеевича:
— Вот, товарищ Сталин — попался изменник делу Советской Власти и Коммунистической партии!
Я встретил Хрущёва стоя по-сталински: засунув левую руку в карман шинели, а правую — заложив за её отворот на груди и, словами Гоголя из романа Тараса Бульбы — слегла их переиначив под текущий момент, конечно:
— «Что, Микитка, помогли тебе твои ляхи?».
У того очи — размером с глобус Украины каждый, того и гляди лопнут:
— ТЫ?!
Согласен: очень неприятно в его ситуации — увидеть ожившего покойника… Самому себе такого не пожелаешь!
— Мы, мы… А ты здесь кого думал увидеть? Польского маршала Збигнева Бжезинского — которому ты продался, иуда?
В ответ послышался отборный мат, прервавшийся лишь после сильного удара по почкам — отправившего его к моим ногам.
Майор, выкладывая на стол кучу предметов:
— Вот что нашли в карманах этой контрреволюционной сволочи, товарищ Сталин.
Переложив в карман шинели свой же пистолет Коровина и проверив — заряжен ли, к остальному добру особого интереса не проявил: навряд ли Кукурузник таскал в карманах списки своих сообщников, такая инфа держится обычно в голове.
— Отнесите это в мой кабинет, потом как-нибудь займусь. И этого типа гнусного туда же тащите для экспресс-допроса.
Пока командиры добрым словом и пинками поднимали на ноги Хрущёва, подойдя к окну и посмотрев на происходящее внутри Кремля, я удивился в очередной раз:
«Где всё же народ, то? Или это уже не альтернативная история, а зомбокалипсис?».
Вдруг после взгляда на стоящий рядом стол с телефоном, меня осеняет:
«А может позвонить куда-нибудь и, спросить что случилось?».
Однако, не тут то было!
Куда я не набирал: от Секретариата Поскребышева — до Комендатуры Кремля и приёмной профессора Виноградова — никто нигде на мой звонок не отвечал.
«Вымерли они все, что ли?».
Вдруг опять посетила здравая мысль:
«А не спросить ли у Хрущёва?».
Зайдя в кабинет, предельно вежливо спрашиваю у него — боком расположившегося на кресле:
— Никита Сергеевич! Не подскажешь нам, что в городе происходит?
Тот, как взбесившийся:
— ЭТО ТЫ!!! ЭТО ВСЁ ТЫ НАТВОРИЛ… СВОЛОЧЬ!!!
И дальше — отборные маты, которые не каждая бумага не выдержит — воспламенится. Не говоря уже про электронные носители информации.
Мда… Никакого «экспресс-допроса» не получится: «объект» в высшей степени быковат и вряд ли просто так «расколется». А электропаяльника, как на грех — под рукой нет.
Задумчиво на него глядя:
— Вижу, конструктивного диалога у нас тобой не получится, Микитка…
Какой там «диалог»?!
Видимо услышав вновь из моих уст опостылевшее прозвище, Хрущёв невообразимым финтом подскочил в кресле и, в прыжке попытался меня укусить за ногу — плотоядно рыча… Быть мне покусанным и возможно тоже — взбесившимся… Но капитан не растерялся и мигом уложил нападавшего носом в довольно-таки пыльный ковёр — по которому я уже успел наследить своими прошедшими подземелье сапогами.
Слушая непрекращающиеся «идиоматические обороты», недоумённо-озадаченно чешу всей пятернёй в затылке:
«Интересно, что его так взбесило? Разве погибель всего партсъезда…? Так мы об этом с ним заранее договаривались, значит не должно вроде? Фиаско своего заговора…? Он бы тогда попытался договориться с командирами — пообещав им золотые горы и маршальские звёзды… Нет, тут что-то совсем другое».
Ладно, это всё выяснится потом — никуда оно не денется. Сейчас же срочно надо избавиться от Кукурузника: ибо это безлюдье за окном — меня не по-детски напрягает…
Как бы всё не заработало в обратную сторону!
Встав над Хрущёвым и прижав ногой его голову к ковру, чтоб не перебивал, оглашаю:
— Как Председатель ГКТиО, Верховный Главнокомандующий и прочая, прочая, прочая, приговариваю тебя — гражданин Хрущёв, к высшей мере социальной защиты — смертной казни через повешенье. Приговор привести в исполнение немедленно.
Подойдя к раздвижным книжным шкафам, скрывающим вход в подземелье, приказываю:
— Тащите приговорённого за мной, товарищи командиры.
***
На лифте спустились в бункер Сталина — где уже было по щиколотку воды и, тоже — некоторое время думали-гадали, на чём бы его повесить… На потолке нет никакого подходящего крюка, а если на торчащем из стены крючке — ногами будет доставать. Разве что колени ему прострелить — как посоветовал капитан-танкист.
С хозяйским прищуром на него посмотрев: «А ведь он, падла, способный!», — я предложил другой, более приемлющий вариант:
— Товарищи! А давайте его к кабинке лифта привяжем, а сами поедим вверх — он и повиснет в лифтовой шахте, болезный.
В мою бытность бандитом, мы такое с пацанами неоднократно проделывали — но лишь чтобы попугать конкурентов по бизнесу. По настоящему — никогда не вешали, хотя мне всякий раз хотелось попробовать.
Когда Хрущёву накинули на шею тщательно намыленную верёвку, а другой конец — прочно прикрепили снизу лифтовой кабины, он наконец-то почуяв смертный час — заткнул свой «фонтан».
Участливо спрашиваю:
— Ваше последнее слово, приговорённый. Может какие-то пожелания или привет кому-нибудь передать…
Тот, тяжело дыша, взглядом пытаясь прожечь во мне дыру размером с жоппу гиппопатами:
— Сволочь! Если бы ты знал, что ты наделал…
Про что это он?
— Всё мной «наделанное» — я как-нибудь сам разгребу, не парься! Главное, что ты ничего не успел наделать.
Чуть не забыл:
— У тебя остался всего один единственный шанс чтоб остаться в живых, гражданин Хрущёв.
Тот, с смертной тоской смотрит на меня, но упорно молчит.
Достаю из кармана шинели здоровенный початок кукурузы:
— Засунешь его себе в анус — поедешь в Туруханский край председателем колхоза, учить тамошних оленеводов выращивать этот овощ в условиях вечной мерзлоты.
Вижу, что колеблется, достаю завёрнутый в газетку кусочек сала:
— Натрёшь хорошенько — зайдёт в жоппу без боли и крови… Я так думаю.
Тот, снова кусаться — еле оттащили:
— Будь ты проклят!
— Все мы там будем…
Потом пожав плечами:
— … Ну не хочешь, как хочешь — моё дело было предложить.
«А потом будут историки понапрасну писать, мол Сталин был жестоким тираном…».
Уж было заходя в лифт, вдруг спохватываюсь:
— Товарищи командиры! Видите в бункере много воды?
Уровень грунтовых вод уже поднялся почти до середины голенища сапога.
— Видим, товарищ Сталин.
— Непорядок! Надо срочно открыть нижнюю дверь, чтоб вода ушла.
Подробно объяснив где находится дверь в галерею — ведущая в общий бункер, показываю пальцем на полковника и майора и, приказываю:
— Быстренько сбегайте, откройте ту дверь, а мы с капитаном вас подождём…
Когда они скрылись, я глядя последнему в глаза, негромко добавил:
— …С капитаном госбезопасности.
Как известно, звание «капитан государственной безопасности» — соответствует званию полковника РККА.
Смотрю на капитана, он на меня… Думаю, мы друг друга поняли: мне нужен личный Малюта Скуратов — и он на эту роль вполне подходит. А те двое — слабаки, судя по моим наблюдениям. Ибо не каждый способен за просто так человека убить и при этом «кукушкой» не тронуться… Начнёт их совесть дрючить, сопьются, станут много лишнего болтать и один хрен кончат плохо.
Так зачем людей зря мучить?
Прошло минуть пять, может чуть меньше, как вдруг со стороны кабинета послышались дикие вопли, а из секретарской — бурным потоком хлынули грунтовые воды, таща с собой мебель и мусор… Часто-часто заморгав — аварийное освещение погасло, как кабель отрубило. Капитан не растерялся и, прежде чем я успел скомандовать, нажал кнопку. Кабина лифта тут же рванула вверх, таща за собой привязанного за шею верёвкой Хрущёва.
Надеюсь, он недолго мучился и умер не от удушья — а от перелома шейных позвонков. На себе ни разу не пробовал, но британские учёные говорят, что это совсем не больно:
Раз и всё!
Благосклонно кивнув, я:
— Поздравляю с орденом «Красной звезды», товарищ капитан госбезопасности. И надеюсь, что эта награда у Вас не будет последней.
— Служу трудовому народу!
Доехали до верха и, выйдя, я нажал кнопку — отправляя кабинку лифта снова вниз, после чего на всякий случай — мы с капитаном вешалкой для одежды заблокировали дверь лифта. Затем я выключил рубильник и открыв двери в кабинет — чтоб было светло, приказал капитану:
— Достаньте пистолет и, расстреляйте электрощиток.
Что он тут же и проделал, потратив целую обойму своего «ТТ».
Как всё утрясётся-устаканится, прикажу засыпать, забетонировать сверху лифтовую шахту и ликвидировать все следы существования входа из домашнего кабинета Сталина в подземный бункер.
Зайдя в кабинет, беру со стола бумажник Хрущёва и вынимаю из него несколько фотографий. Первая, что удивительно — портрет улыбающегося Ленина в кепке.
Покачав головой, засовываю обратно, беру и рассматриваю второе фото. Это сожительница покойного.
Медленно произношу:
— Нина Кухарчук, она же Горпина Безотказная — член террористической группы «Небесная сотня», являющейся правым крылом украинской ультра-националистической организации «УХНА-УХНО».
Задумчиво:
— Далеко протянули они свои щупальца, очень далеко…
Как бы после тяжкого раздумья, спрашиваю:
— Капитан, Вам приходилось убивать женщин?
— Нет, товарищ Сталин.
Прищурившись:
— А хотелось бы попробовать?
После недолгого замешательства, тот твёрдо:
— Нет… Сказать по правде — нет.
Только радуюсь:
«А он — не беспринципный! И это очень хорошо».
Иначе б, после пары акций — его пришлось бы ликвидировать и ищи-свищи потом другого «офицера по особым поручениям».
Убрав обратно в бумажник фотографии дочерей Хрущёва, протягиваю ему ещё фото двух сыновей — Леонида и Сергея.
— Не обязательно делать это своими руками. Позже, я Вам дам документ — по которому Вы сможете выбрать себе любого исполнителя в любой тюрьме СССР. Естественно, работать надо крайне аккуратно и без лютого фанатизма: имитация самоубийства или несчастного случая… Если что я подскажу Вам несколько типовых схем. «Исполнителя» обратно в тюрьму можно не возвращать… Понимаете, про что я?
— Понимаю, товарищ Сталин.
— Где-то через месяц-другой, как всё устаканится после сегодняшних событий — можете приступать…
Вынув из кармана и открыв крышку и посмотрев на часы — почти полдень:
— …Ну а пока давайте прогуляемся на свежем воздухе и попробуем найти хоть одного живого. Не в Кремле — так хотя бы в целой Москве.
Что же всё-таки случилось?
Держа так же — «по-сталински» левую руку в кармане шинели, а правую — с пистолетом — за отворотом на груди, я двинулся на выход.
***
Было морозно, но не ветрено и оттого не холодно, с неба не переставая валил крупными хлопьями снег.
Выйдя на белый свет из Сенатского корпуса, мы с капитаном некоторое время стояли в раздумьях — куда идти, потом заметив за снежной пеленой какое-то движение — отправились мимо Арсенала в сторону открытых настежь Никольских ворот, одноимённой башни Кремля. Уже подходя к их створу, увидели на фоне Исторического музея толпы народа со всех ног бегущие куда-то в сторону собора Покрова Богородицы во рву, иначе — Храма Василия Блаженного.
Не мог сдержать удивления:
— Куда это они так ломятся? ГУМ вроде в другой стороне?
Тому тоже интересно:
— Пока не выйдем на Красную площадь, не узнаем.
На главной площади страны уже была изрядная толпа, через которую казалось бы — нам не пройти, не пробиться даже на танке… Но едва завидев меня, народ с возгласами: «Сталин! Сталин жив! Сталин с нами!» — стал раздаваться в стороны, как Тихий океан перед Моисеем — ведущего евреев из египетского плена в Америку и, мы смогли пройти по образовавшемуся живому коридору.
В самом центре Красной площади было относительно свободно.
Хотя и имевшие несколько растерянно-бледный вид, многочисленные милиционеры поддерживали какай-никакой — но порядок, достаточно успешно оттесняя толпу любопытствующих из центра Красной площади. Встав приблизительно на её середине, я огляделся по сторонам:
Такое ощущение, что чего-то не хватает.
Капитан тоже, замер соляным столбом — как будто увидел все творящиеся в Содоме и Гоморре непотребства разом, разинув рот и выпучив глаза по полтиннику.
Я туплю:
«Чего это он?».
Кругом засверкали магниевые фотовспышки и какой-то по-европейски одетый пронырливо-нахальный хлющ, на довольно сносном русском:
— Мистер Сталин…
— Носорог тебе «мистер»!
— Что случилось? Где Мавзолей Ленина?
И только сейчас до меня дошло:
— УХ, ТЫ!!!
А ведь и вправду:
Где Мавзолей?
— МАТЬ, ТВОЮ Ж!!!
Беспрепятственно пройдя через группу, уже не простых «москвичей и гостей столицы», а по всему видать — руководящих товарищей в гражданском и в форме, я вдруг неожиданно оказался на краю громадной ямы у стены Кремля — на дне которой чернела дымящаяся на морозе вода.
— НИХРЕНАСЕ!!!
Только и сказал я и, сдвинув фуражку на глаза, почесал в затылке.
Увязавшийся за мной папарацци, суёт какую-то хреновину под нос, похожую на микрофон:
— Мистер Сталин… Что случилось с Мавзолеем? И где тело Ленина?
Односложно отвечаю:
— Оно утонуло.
И незаметно сделал знак капитану, после чего излишне назойливый «пёс демократии» — как-то уж слишком стремительно быстро исчез из поля моего зрения и больше не докучал.
Так вот почему таким убито-потерянным был Хрущёв!
Вот почему, он сдался практически без боя.
Сей тип, имел удивительное сочетание личностных качеств амбициозного подонка и в то же время — фанатичного коммуниста-ленинца. Ведь одно из самых его обвинений уже мёртвого Сталина, был якобы отход того от ленинских принципов роли партии в государстве. Съезды ВКП(б), дескать — собирал редко и, на пленумах Политбюро ЦК — с соратниками забывал советоваться.
***
Ну, что сказать?
Остаётся одно: всё что не делается — делается к лучшему.
В своё время, я был сознательным октябрёнком, затем — пионером и, наконец — комсомольцем… Правда, до сознательного члена партии — так и не дорос, в связи с известными событиями.
Но несмотря на свою сознательность, факт что Вождя, Учителя и Основателя — выпотрошили, высушили как воблу и выставили на всеобщее обозрение как чучело диковинного зверя в музее — меня изрядно напрягал и даже коробил. А в октябрятах, так даже по ночам на эту тему ужастики снились — отчего я плакаль и пысцался и, до четвёртого класса заикался — отчего и вырос таким стеснительным.
Отношение к мёртвым — это есть показатель культуры общества в целом.
Нет, я понимаю: студенты-медики учатся на безропотных трупах лечить пока ещё живых людей…
Потроша умерших, патологоанатомы выясняют причину их смерти и, тем самым помогают милиционерам ловить злодеев…
Негро-африканцы из Эфиопии занимаются людоедством — ибо в их организме не хватает каких-то очень важных для их существования витаминов…
А для чего (или за что?) коммунисты так жестоко надругались над телом создателя первого в мире государства рабочих и крестьян?
Не… С этой страной было что-то не так.
И если войны заканчиваются — когда похоронен последний павший солдат, то точно таким же образом, революция не может считаться завершенной — пока не погребён последний революционер…
И вот — свершилось!
***
Ко мне подходит группа военных и гражданских, среди которых я вижу профессора, Виноградова, Поскрёбышева и Косынкина…
«Приятно удивлённые» — это не то слово, относительно них!
Последний не скрываясь крестится и, со слезами на глазах:
— Слава Богу, Вы живы, Иосиф Виссарионович!
Тоже давая знать, что чертовски рад их видеть, улыбаюсь и негромко:
— Не дождутся!
Высокий мужчина в форме комиссара госбезопасности 2-го ранга, с умным, по-аристократически красивым, но в данный момент — с растерянным лицом, спрашивает:
— Товарищ Сталин! Что это было?
Это — правая рука Берия: Всеволод Николаевич Меркулов — первый заместитель наркома НКВД — начальник Главного управления государственной безопасности (ГУГБ).
В спокойном тоне отвечаю:
— Это было стихийное бедствие, катастрофа с человеческими жертвами…
Громко, чтобы меня слышало побольше народу, безапелляционно добавляю:
— …И ничего больше!
Тот, в тему врубился сразу:
— Понял, товарищ Сталин.
Кто-то, в коем я с ходу по ряду «вторичных половых признаков» признал труженика отечественных СМИ и, как позже выяснилось — не обознался, громко причитая:
— Что делать, товарищ Сталин?
Морща лоб, как будто вспоминая, смотрю на него:
— Товарищ… Эээ…
— Поспелов Пётр Николаевич, главный редактор газеты «Правда».
«Эге… Да это — главный советский идеолог, гарпун бы зазубренный бы — ему пониже спины».
Поспелов непосредственно участвовал в создании «Краткого курса истории ВКП(б), книг «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», «История Гражданской войны в СССР» и, лично написал несколько десятков трудов, в том числе и на иностранных языках. Позже, он станет кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, директором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, редактором многотомной «Истории КПСС».
Несмотря на якобы отмечающуюся за ним «фанатичную преданность» Сталину, Поспелов одним из первых переметнулся на сторону Хрущёва, который доверил тому возглавить комиссию по расследованию массовых репрессий. Сей беспринципный тип это «доверие» в полной мере оправдал и, материалы комиссии затем были использованы в докладе Хрущёва «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС.
И затем, Поспелов — так тщательно вылизывал Кукурузнику волосатые яйца, что советскому народу стало казаться — что войну он выиграл под руководством Хрущёва, а не Сталина.
Не… Какая может быть у государства идеология, если её возглавляет такая продажная шлюха, как этот подонок?
Точно такая же — продажная.
Долго ли будет существовать государство с продажной идеологией?
Нет!
От этого «товарища» надо срочно и безжалостно избавляться и, посмотрев на воду в яме на месте Мавзолея — мне захотелось сделать это прямо сейчас. Едва сдержав себя чтоб не столкнуть туда Поспелова, я снизошёл до ответа ему:
— «Что делать», спрашиваете? Вам лично — некролог писать, товарищ Поспелов.
Тот, неправильно меня поняв:
— Понял, товарищ Сталин. Завтра же в газетах Советского Союза выйдет некролог о наших погибших в боре со стихией товарищах…
«Ой, дурак…».
А во главе главной газеты страны, нужно поставить человека — способного как протопоп Аввакум, пойти на костёр за свои убеждения…
Да где такого взять?
«Люди, люди… Где взять преданных — не мне, а делу построения нового общества людей? Эх, был бы жив Лаврентий Павлович — он бы подсказал может…».
Увидев поблизости «последнего могиканина» — Александра Сергеевича Щербакова, Первого секретаря Московского горкома и обкома ВКП(б) и, кандидата в Члены Политбюро, я спросил у него:
— Товарищ Щербаков! Вы товарища Пономаренко давно видели?
Тот, несколько недоумённо:
— Так вот же он — рядом с вами стоит.
И тут же с левой стороны, слышу:
— Здравствуйте, товарищ Сталин! Никак не признали меня?
Поворачиваюсь, вижу плечистого мужика в шинели без знаков различия, с простым открытым лицом и умными глазами:
— Здравствуйте, товарищ Пономаренко. Извините что не признал Вас, но день сегодня…
Кивнув на яму на месте Мавзолея:
— …Сами видите какой.
Второй — «выторгованный» мной у Хрущёва и тем самым спасённый делегат погибшего съезда — Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, был Первым секретарём ЦК КП Белоруссии. Как и на Щербакова, на этого у меня тоже очень большие надежды.
Отвечает:
— Понимаю, такое горе… У самого как будто пелена перед глазами.
Все вокруг запричитали:
— Какое горе…
— Такое горе…
— Великое испытание выпало на советский народ…
Когда слегка надоело, рявкаю на них:
— СТИХИЯ!!!
И показывая пальцем вниз, многозначительно говорю:
— На их месте, товарищи — мог бы оказаться любой из вас.
Затем, окинув онемевшую толпу руководителей взором:
— Ну что, товарищи? Делу — время, скорби — час. Предлагаю пройти в мой кабинет и обсудить дела наши скорбные.
Иду в обратном направлении первым, за мной толпа наркомов, начальников главков и прочих высших руководителей СССР. Уже на подходе к Никитским воротам, из толпы народа наперерез мне бросается какая-то растрёпанная женщина:
— Товарищ Сталин! Что ж теперь будет?
Останавливаюсь и, окинув всех взглядом, громко отвечаю:
— Теперь, товарищи, у нас с вами будет совсем другая страна.
************************************************************
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!!!
К ВЕЛИКОМУ СОЖАЛЕНИЮ ДОЛЖЕН С ВАМИ НЕНАДОЛГО РАССТАТЬСЯ…
СЛЕДУЮЩИЙ «БЛОК» В 3–4 (А МОЖЕТ И БОЛЬШЕ!) ГЛАВ НАЧНУ ВЫКЛАДЫВАТЬ ГДЕ-ТО В КОНЦЕ МАРТА — НАЧАЛЕ АПРЕЛЯ.
СРАЗУ ХОЧУ ПРЕДУПРЕДИТЬ: «ДРАЙВА» БУДЕТ ПО САМОМУ МИНИМУМУ — ВЕДЬ ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ДОБИЛСЯ АБСОЛЮТНОЙ ВЛАСТИ И ЕМУ — ХОТЯ БЫ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ, НИЧТО УГРОЖАТЬ НЕ МОЖЕТ.
ТАК ЧТО НАШ ЧЕЛОВЕК В ТЕЛЕ СТАЛИНА БУДЕТ ВСЕМИ ЕМУ ДОСТУПНЫМИ СПОСОБАМИ ОБУСТРАИВАТЬ СТРАНУ, ПЛОТНО ЗАНИМАТЬСЯ «ЗАКЛЁПКОТВОРЧЕСТВОМ» И ПРЕДЕЛЬНО ЖЁСТКО КОШМАРИТЬ ГЕНЕРАЛОВ…
ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ РОМАН В ДУХЕ «СОЦРЕАЛИЗМА», КОРОЧЕ!
ХОТЯ ВОЗМОЖНЫ И СЮРПРИЗЫ — ВЕДЬ Я ЖЕ ПИШУ БЕЗ ЧЁТКО ОБДУМАННОГО СЮЖЕТА И ПУБЛИКУЮ БУКВАЛЬНО «С КОЛЁС»…
УЖ ПРОСТИТЕ ГРАФОМАНА — ОН ПИШЕТ КАК МОЖЕТ!!!
ИТАК, ДО НОВОЙ ВСТРЕЧИ, ДРУЗЬЯ.