За окнами быстро менялся пейзаж — поросшие кустиками чахлого саксаула участки выжженной пустыни, будто залитые грязно-белым льдом солончаки, серо-зеленые полынные степи, суровые плоскогорья, каменистые холмы… Наезженные дороги кончились давно — они неслись там, где до них прошли только вырвавшиеся далеко вперед лидеры гонок. Теперь на трассе осталось лишь семьдесят семь экипажей официальных участников, шестнадцать «техничек» разных команд и еще несколько машин представителей Оргкомитета, судейского персонала и журналистов. Одни участники отставали, другие вырывались вперед, третьи догоняли, борясь за места на трассе, за командные и личные очки. От головной машины лидеров до последней «технички» железный караван растянулся почти на сотню километров — дороги становились трудней.
Их белый «лендровер» двигался где-то в середине, ближе к основной компактной группе, проходя за час то восемьдесят, а то и сто двадцать километров. Пока все шло отлично — один из лучших в мире вездеходов вполне оправдывал свою прославленную репутацию.
Улетающая под колеса колея извивалась, обходя неодолимые препятствия и скрываясь за горизонтом. А перед глазами Артиста, Мухи и Михаила еще мелькали, как кинокадры, картины минувших сумасшедших суток, проведенных в Красноводске.
Уже с раннего утра в пятницу на улицы города высыпало множество людей в ярких праздничных нарядах и национальных туркменских костюмах. Всюду развевались флаги Туркменистана и стран, команды которых были участниками грандиозных соревнований.
Каких только флажков не было в руках улыбающихся жителей! Флажки французские, финские, японские, южнокорейские, немецкие, российские, голландские, испанские, американские… Кроме того, многие жители держали еще и большие цветные фотопортреты великого туркмен-баши, отца нации и государствапрезидента Сапармурада Ниязова. Сотни и сотни одинаковых его лиц с мудрой строгой улыбкой всеведущего вождя взирали на подданных. Улицы были вымыты, деревья аккуратно подстрижены, всюду чувствовался железный и четкий казенный порядок. Но люди улыбались, оживленно переговаривались, ожидая, когда появится наконец лидер гонки. Всюду было полно нарядно одетых смуглых детей.
— И на хрена им столько его портретов? — пожимал плечами Олег. — Совершенно не понимаю… Одного, что ль, мало? Ну двух… — О! — усмехнулся Михаил, — Что значит человек вырос в другую эпоху! Он не знает бессмертную формулу социализма: числом портретов вождя измеряется любовь и преданность ему.
— Да уж! — оскалился Артист. — Социализм с человеческим лицом… Но — одним!
Репродукторы на столбах оглашали улицы и проспекты национальной музыкой, дикторы на гортанно-мелодичном языке радостно воспевали что-то, причем, кажется, чаще других слов повторялось имя президента.
— Хорошо! — ностальгически воскликнул Артист. — Все ясно, все понятно — где верх, где низ. Как сказал гений, «сыры не засижены, лампы сияют, цены снижены…».
На них уже некоторое время весьма внимательно поглядывал подтянутый молодой человек в расшитой тюбетейке. Услышав о сырах и ценах, он тут же мягкой, вкрадчивой походкой приблизился к ним.
— Что вы сказали, уважаемый? — поинтересовался он. — Сыры, да? Цены, да? Сыр вон там продается. Цены очень хорошие.
Артист собрался было завязать дискуссию, но тут заметил, что повсюду вокруг полным-полно таких же молодцов в одинаковых рубашках и тюбетейках и что у многих из них в руках хорошо знакомые черные рации, — и передумал.
В эту минуту с разных сторон грянули духовые и национальные оркестры, и в утренней дали проспекта появился летящий во весь опор красный измятый, исцарапанный «ситроен-ксантия», сверху донизу разрисованный и оклеенный рекламными надписями, товарными знаками и эмблемами знаменитых фирм автопокрышек, машинных масел, спортивной обуви и туристского инвентаря.
Как алый вихрь, пронеслась машина под аплодисменты толпы к линии финиша.
Судьи с электронными датчиками и секундомерами зафиксировали время, а один из них махнул клетчатым флажком: лидеры марафона, гонщики-французы, вновь пришли первыми к концу очередного этапа. Машину окружили сотни людей в шелковых халатах и европейских костюмах, на пыльный, дышащий жаром «ситроен» сыпались свежие цветы, вовсю работали фото-и видеооператоры, гремела музыка… Через полминуты примчалась вторая машина — зеленый «джип-мерседес», за нимярко-желтый, замызганный до крыши «форд-бронко». Гонщиков обнимали, фотографировали, наперебой пожимали руки.
— Ну вы как знаете, — сказал Артист, — а мне недосуг. Пора приниматься за дело, за свои прямые обязанности.
И, нацепив на голову здоровенные профессиональные наушники, повесив на шею фотокамеру «Поляроид» и диктофон, рассовав по карманам несколько кассет, Семен с азартным видом кинулся с микрофоном наперевес в самую гущу толпы, туда, где под палящим солнцем теребили усталых гонщиков настырные журналисты. Нахально расталкивая коллег, он начал остервенело пробиваться к победителям.
— Ну… артист! — невольно восхитился Михаил.
— Недаром у него и прозвище такое, — засмеялся Муха.
— Да уж… знаю, — кивнул подполковник. — Как не знать… А машины раллистов все прибывали и прибывали. Отмечались, заполняли квитанции, получали штрафные очки, минуты и часы, рассчитывались по номерам выезда на трассу на завтрашнем утреннем старте — лидеры, аутсайдеры, середнячки.
На ночевку для отдыха, ремонта и подготовки техники и экипажей к началу завтрашнего этапа городские власти выделили большую площадку под толстыми тенистыми деревьями. Здесь и был разбит до утра шумный пестрый лагерь автобродяг и путешественников.
Ко второй половине дня съехались уже все участники, и сбившийся в огромную кучу табун пестрых машин являл собой весьма экзотическое зрелище.
— Ну, как, как? — воздевая руки к бледным от зноя небесам, простонал Артист, глядя на разноцветную мешанину кузовов, капотов, фургонов и всякой прочей вспомогательной техники. — Как тут можно что-нибудь раскопать?
Олег и Михаил молчали, лица выражали озабоченность.
— Было бы у нас хоть времени побольше, — продолжал Артист. — Тут же надо облазить, общупать, обнюхать каждую тачку.
— Не морочь себе голову, — сказал Михаил, — если топливо здесь, думаю, оно еще пока у наших. Давайте решать, как будем действовать.
— Где оно в принципе может находиться? — задумчиво спросил Артист. — Ведь в карман эти растворчики, надо понимать, не зальешь — так?
— Ну как где? В топливных канистрах, наверное. В разных емкостях,предположил Муха. — Может, даже в покрышках.
— По нашим сведениям, — сказал Михаил, — с завода, где производят компоненты, исчезло по пять литров каждого вещества. Будем искать.
— Как в сказке, — воскликнул Муха, — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что… — Как раз наоборот! — с наигранным оптимизмом заявил Артист. — Перед Иванушкой-дурачком у нас масса преимуществ. Мы знаем: один из компонентовтяжелая черная жидкость. Следовательно, и емкость с ней будет гораздо тяжелее, чем если бы в ней было налито масло или, скажем, тот же бензин. Все очень просто!
— Выходит, — сказал Муха, — мы должны перепробовать на вес все банки и канистры? Наверное, их неплохо охраняют, не спускают глаз.
— Согласен, но предложи тогда что-нибудь более конструктивное, — вспылил Артист.
— Как говорит Пастух, — сказал Муха, — думать надо, мужики, думать. Если топливо здесь, его ведь кто-то везет! И этот кто-то свою посылку должен кому-то передать. То ли встречному каравану, то ли каким-нибудь кочевникам… Так что надо просто установить жесткое посменное наблюдение. Может, что и заметим.
— Ясно! — рубанул Артист. — Идей навалом, а пользы чуть. Через трое суток мы выйдем к границе Рашиджистана. На его территории пробудем не более пяти — семи часов. За это время все и должно решиться. На трассе сейчас осталось шесть наших машин. Три внедорожника, две вспомогательные и техничка… — Прошу прощения, — поднял руку Муха. — А как же машины наших мажоров?
Сопредседателя оргкомитета, потом этого парня из Российского фонда спорта?
Получается уже восемь!
— Верно, — кивнул Артист, — забыл. Значит, восемь. Что касается наблюдения, полностью согласен. Начнем сегодня же. Нынешней ночью.
…И вторая ночь после свидания с Клоковым прошла для Роберта Николаевича мучительно и беспокойно.
Все основные решения по всем печальным вопросам были приняты еще накануне, и он отключил домашний телефон.
Он уже не знал, что здесь принадлежит ему, сумели ли проникнуть в его квартиру «соратники» тех, что убили Черемисина, оставили ли свои невидимые устройства или нет. Им овладело холодное ожесточение, как когда-то в молодые годы, когда он студентом выступал на ринге на первенстве Москвы за свой МВТУ и, проигрывая по очкам, имея в предыдущих раундах два нокдауна, все-таки сумел вырвать победу за двадцать секунд до последнего гонга.
Правда, теперь расплата за проигрыш была бы иной… фактически он подчинился Клокову, согласился стать пособником. В конце концов, это не значило ничего. Чтобы выжить в смертельном бою, порой идут и не на такое.
Решение было принято к утру пятницы, и, проспав всего три часа, он встал бодрый, хладнокровный, заряженный энергией.
Приехав на работу, он ждал с нетерпением наступления вечера и в шестом часу вновь посетил в сборочный цех. Все было выполнено в точном соответствии с его распоряжениями. Он обошел со всех сторон стоящие друг за другом блоки с двигателем и макетом. Теперь, укутанные двойным чехлом, окруженные ребрами монтажных ферм, они стали и вовсе не отличимы.
Все люди, работавшие в цехе, собрались возле него.
— Вот и все, Роберт Николаевич, дело сделано, — сказал начальник монтажно-сборочного цеха. — Как вы велели.
— Так где какой? — тихо спросил Стенин.
— А попробуйте угадать.
— Уже пытался, но не смог, — развел он руками. — А как по весовым данным?
— Примерно одно и то же. Кстати, Роберт Николаевич, сегодня здесь опять работала следственная бригада. В связи с несчастным случаем… — Ну так что?