Но тут молодая колхозница, по имени Русудан, выдвинулась вперед и сказала:
- Покажите поближе то, что издали видела... Я передал ей фотографию. Взглянув, она посоветовала:
- Возьмите хорошую лошадь и отправляйтесь к верховьям Арагви. Там в осетинском ущелье Гуда найдете, что ищете.
Другие ей возразили:
- Зачем ему садиться на лошадь! Тучный человек - не привык ездить. И куда ты хочешь послать его - там нет ни церкви, ни крепости, давно все упало, одни камни лежат. Что там увидит?
- Хорошо помню, еще в школе учила,- ответила молодая женщина,- что Лермонтов, когда почтил Пушкина стихотворением, к нам прибыл и погостил у нас. Но это было уже сто лет назад с лишним. Может быть, когда Лермонтов ездил к истоку реки - церковь и крепость стояли, а за это время упали, и потому одни камни лежат?
В ответ, смеясь, зашумели:
- Камнями угостить его хочет. Человек не за этим приехал. А если камнями интересуется, зачем ему так далеко ехать? Старая башня и там вон упала - в ущелье, и там - на горе. Туда пусть пойдет...
- Меня лучше послушайте,- сказала колхозница, обращаясь ко мне.- Я вам хорошо посоветовала.
Я не мог сразу воспользоваться этим советом. Было уже часа два, а лошадь и проводника достать не так просто. Поездку к верховьям Арагвы пришлось отложить, а тем временем я решил пройти по старой Военно-Грузинской дороге, которая прежде шла от Квешеты на Кайшаури и дальше к Крестовой - совсем не так, как сейчас. В 60-х годах прошлого века дорогу по берегу Арагвы продлили до селения Млета, взорвали там могучие скалы и, минуя станцию Кайшаури, проложили удобный зигзагообразный подъем, который сравнивают чаще всего с серпантином. А прежнюю трассу Квешеты Кайшаури - Крестовая, которая шла на Гуд-гору без всяких зигзагов, поднимая путешественника на протяжении трех верст на высоту целой версты, с тех пор забросили. А между тем по ней-то и ездили прежде. Именно эта часть дороги описана в "Герое нашего времени".
Машине не взять такой крутой уклон, и мы решили с шофером: он поедет обычным путем и будет ждать меня под Крестовой, а я, сократив расстояние вдвое по старой дороге, приеду туда к вечеру.
Когда машина ушла и, выражаясь лермонтовским слогом, пыль змеею завилась по гладкой дороге, - я стал искать попутчиков на Кайшаури. Откликнулись дети: они идут, они укажут дорогу...
За углом продмага внизу, в глубоком ложе, кипела и стремительно улетала Арагва. Вместо моста через нее перекинуто бревно необычайной длины. Сбоку-ни перил, ни веревки...
Постукивая по бревну тростью, стараясь не смотреть вниз, опасаясь зажмуриться, потеряв интерес к окрестностям, одеревенелый, ступал я, и шумела Арагва подо мной.
В середине произошла остановка.
- Не туда помещаете ногу,- беспокоились дети, перебежавшие уже на тот берег.- Посмотрите, куда собрались пойти!
Тогда я лег на бревно и, зажмурившись, пополз, как под пулеметным огнем.
- Может быть, забыли что-нибудь купить в магазине? - фыркая, спрашивали дети, когда я, добравшись до берега, чистил костюм.- Хорошо будет, если еще раз пройдете.
Но мы уже были на другом берегу!..
За рекою - селение. Сразу за ним - подъем, подобно карнизу огибающий гору, иссеченный промоинами, прижатый к пропасти осыпями мелких камней. Он идет, разворачиваясь, над излучиной Арагвы, и Арагва уходит все ниже... Мы вышли на обрывистое плато. Изумрудно-зеленое, оно поросло кудрявым кустарником. И горы, кажется, придвинуты так близко к этой площадке, что еще бы немного - и их можно коснуться рукой. На самом же деле горы с обеих сторон отделены от этого зеленого плоскогорья долиной. К склонам величаво-пустынных гор прилепились селения, и в каждом - древняя четырехугольная башня. Сурово. А туда - в сторону Тбилиси!.. Прячась порою в кулисах лесистых склонов, сверкает Арагва и пропадает в напоенной солнцем дымной дали. Понятно, почему в "Герое нашего времени" Лермонтов описал именно эти места!
Мы шли, беседуя о том, кем они - дети - собираются стать, когда вырастут, какие у них отметки, кому из них девять, десять, одиннадцать... И вот уже входим в селение.
- Пожелаем,- сказали дети,- чтобы вам хорошо было. А мы уже дома.
- Дети,- сказал я с некоторым удивлением,-а как же я буду без вас?!
- Дорогу укажем, так и пойдете.
- Дети,- спросил я снова,- а как же собаки?
- Вы же ничего не хотите взять,- отвечали мне дети,- зачем вам опасаться собак?
- Да, но собаки не могут знать, что я ничего не возьму.
И дети сказали:
- Тогда, наверно, собаки возьмут вас.
Я отказался путешествовать один и просил найти мне проводника. Отвечали, что проводника нет, никто не идет в Кайшаури. Я согласен был ждать до утра. Наконец сказали, что есть проводник: он обедает, освободится через сорок минут.
Я ждал терпеливо. Наконец вышел мой спутник - с мешком на плече, девяти лет от роду и назвался Арчилом. Он шел в селение Сетури.
- Арчил,- сказал я,- дай я понесу твой мешок. Мне нетрудно, а тебе будет легче идти.
- Спасибо,- отвечал он,-но это не надо. Поручение имею доставить лук и, если вы понесете, как смогу сказать, что выполнил поручение?
- Арчил,- спросил я,- а как ты относишься к собакам?
- Никак,- отвечал он,- я еще маленький.
- А как же мне относиться?
- Не беспокойтесь,- отвечал он,- они сами к вам отнесутся.
Я поплелся за ним, почти совсем потеряв интерес к этой высокогорной прогулке.
Вдруг увидел я в стороне группу молодых колхозников, которые о чем-то живо беседовали. Я поклонился. Не буду уточнять, как я кланялся; у меня имеются основания подозревать, что я поклонился подобострастно. Один из юношей вышел ко мне на дорогу и поинтересовался, почему без пальто и без шляпы, с одной тростью в руках, я путешествую по этим местам, не заблудился ли, не нуждаюсь ли в помощи.
Я ответил, что по этим местам путешествовали в прошлом столетии Грибоедов, Пушкин и Лермонтов, что, занимаясь историей русской литературы и этой эпохой, я как историк и критик (я не стал говорить- "литературовед") счел долгом своим повторить их маршрут.
И вместо одобрения услышал:
- Да. К сожалению, наша критика иногда еще отстает от литературы и жизни. Давно бы надо было прийти... Хорошо,- продолжал он,- что трость захватили с собой, она вам поможет...
И он стал отбиваться дубиной от желто-белых чудовищ. Мохнатые, короткотелые, с обрезанными ушами, с черными словно сажей намазанными, физиономиями, с мелкими как у щук, зубами, с кривыми, как ятаганы, клыками, они хрипели, кидались, метались, внутри у них клокотало. Оскорбительно было слышать этот сиплый, надсадный лай, несовместимый с человеческим достоинством!
Наконец новый знакомец отбился от них и сказал:
- Должен расстаться с вами: в правление колхоза иду.
Я снова зашагал за Арчилом.
Завидев Кайшаури - цель недавних моих вожделений, но предвидя новые встречи с овчарками, я решил внести на обсуждение проект.
- Зачем нам идти в Кайшаури? - сказал я Арчилу.- Обойдем его стороною, подышим воздухом. Что мы там потеряли?
- В горах живем: неужели вам нашего воздуха не хватает? - резонно спросил Арчил.- А, кроме того, я никогда не прячусь и всегда хожу по дороге.