- И не собираемся, тебе это просто показалось. Костя, дай нашему другу воды. Вот видишь, брат Василий, насколько чистосердечное признание очищает душу. Зови Евдокию, пусть зарывает могилку, Вася пока подождет. Как секта у вас называется, я что-то не запомнил?
- Звездисты мы.
- В Бога-то верите?
- Бог в нас, себе и верим.
- Это понятно, какой веры придерживаетесь?
- Православной.
- А зачем людишек воруете, почему убиваете?
- Чтобы жить. Жить-то охота. Жить всем хочется.
- Короче, Склифосовский, каков контингент вашего общежития?
- Чаво?
- Сколько человек в вашем ските, гандон немытый?
- Дык, не считая детишек, человеков семьдесят будет, если с бабами считать. Дайте попить! Попить дайте!..
- Костя, выдай непрофсоюзному работнику тайги сто граммов спирта и двести воды. Ты, Васька, сколько душ загубил?
- Много. Уж и не припомню сколь. Но старец говорит: "Ничего, это можно!"
- А кто такой этот старец?
- Ну, вроде как Ельцин у вас.
- Да, грустные у вас перспективы. А Федор Александрович где?
- Не знаю такого. Кто он?
- Начальник старательской артели. Вы же сами его украли. Говори правду - еще выпить дам.
- Ишачит Федул, киркой в забое балуется.
- В каком забое, о чем ты, брат Василий?
- Ну, в шахте у нас... Золотишко мы ковыряем. Жить-то надо.
- Конечно. Красиво жить не запретишь. И сколько народу у вас под землей?
- Свиней пятьдесят будет. Мрут часто, сволочи.
- А за что же вы его в забой-то?
- Так старец решил, чтоб другим неповадно было кровушку народную пить.
- Мудро. А вы старца-то своего любите или просто боитесь?
- Уважаем. Без него мы что котята слепые.
- А что, брат Василий, Федула-то старец отдаст?
- Не можно, оченно он пред старцем виновен.
- В чем же?
- Скит наш скупить хотел. Шахта ему понадобилась. Вот старец и дал ему шахту, на все двадцать четыре часа.
- Что же он, двадцать четыре часа работает?
- Не, боле шести у нас никто не работает, остальное время отдыхают, то есть помедленней работают...
- Похвальная забота о человеке.
- И сколько таких работяг трудится на вашем участке?
- А кто его знает? Мертвяков они сами хоронят, прямо в шахте, мы только новых шахтеров им спускаем. Одноглазый Фома счет ведет. Кто помер, сколько человек надо привезти. И так далее.
- И много помирает?
- В месяц свиней по пять дохнет. Тяжелая работенка, но кормим мы их хорошо.
- Чем же?
- Бабы помои выливают, что получше им, остальное скотине. Там желоб есть. Сверху выливаешь, а внизу корыто, хорошо кормим, еще добавки требуют.
- А где они спят?
- Там же, в шахте, еще никто оттуда не возвращался.
- И много золота берут?
- Дык, почитай, с полкило в сутки, а если меньше, то мы им помоев не даем. Они и стараются. Жрут только много, по десять ведер в сутки. Бабы ругаются, особливо зимой, коровы голодные остаются. Но Фома говорит, что эти копатели выгоднее, чем коровы. Старец Фому слушается. Фома раньше в Ленинграде работал. Слыхал небось про такой город?
- Слыхал, брат Василий, мне примерно понятна конструкция вашего общества. И кому же вы сбываете металл?
- ...
- Вот поэтому ты нам больше не нужен. Костя, дай-ка топорик.
- Погоди, - остановил я ретивого палача, хотя и понимал, что это всего лишь игра, - нам Васятка не рассказал о старце: кто он такой. Где живет? Как живет? С кем живет?