С Доротой Ковалек увидеться не удалось. На пропускном пункте полбата выяснилось, что майор Ольшевский объявил меня персоной нон грата и запретил своим подчиненным всяческие контакты со мной. Этот вариант я, увы, не просчитал.
– Придется ждать, – сообщил я Йованке, разворачивая малолитражку. – Дорота может быть источником…
– Наслаждения? – ядовито вставила моя сообщница.
– Информации! – гневно закончил я. – А если ты такая умная, скажи, что теперь делать.
– Нам надо бы вернуться в клинику.
– В ту, которая сгорела?
– В другую, где много врачей. Женщина на улице назвала мне одно имя…
– И ты мне только сейчас об этом говоришь?!
– Извини, из головы вылетело.
Я готов был убить ее. На худой конец, изнасиловать.
– Ну прости, пожалуйста, Марчин! Это из-за тех воришек. Я тогда чуть с ума не сошла… И потом, не переживай попусту: тот, о ком я узнала, – врач. Он может сослаться на врачебную тайну, а денег на взятку у нас с тобой нет… Ой! – вскрикнула вдруг она, оглядываясь. – Марчин, ты видел джип?
– Джип?
– Ну, зелененький такой, кажется военный…
– О Йезус! Да тут каждая вторая машина военная…
Меня словно бы пронзило той самой моей цыганской иголкой сквозь сиденье! Я чуть не сломал тормозную педаль!
– Зелененькая? – вскричал я. – Ты хочешь сказать, светло-зеленая, с брезентовым верхом?
– Ты что, сдурел? – испуганно отпрянула Йованка. – Ну да, светло-зеленая…
Минуты три я сидел, глядя неподвижным взором на приборную доску перед собой.
– Это что, так важно? – осторожно спросила Йованка и вдруг еще раз ойкнула. – Ну и дура же я! Слушай, а я ведь видела эту машину раньше…
– Мы оба ее видели, – мрачно подтвердил я. – Там, на перевале…
– И на перевале, – растерянно кивнула она. – И на пограничном переходе в Венгрии.
Я медленно тронулся.
– Ты не помнишь, кто в ней сидел? Сколько их было?
– А черт его знает! Ты думаешь, за нами следят?
– Не знаю… Холера!.. Слушай, и я тебе кое-что не рассказал. Я вчера звонил Славеку Доляте. Так вот, он сказал мне, что неподалеку от дома Куровского видели похожую автомашину. Заведено дело об убийстве, полиция зашевелилась, ну вот и нашли паренька, который подходил к стоявшему на улице светло-зеленому автомобилю с брезентовым верхом. Он даже спросил у водителя, какая марка, а тот его послал… ну, сама знаешь куда. Паренек обиделся. Теперь он у Хыдзика ценный свидетель…
– Боже! – Йованка сплела пальцы рук на шее и задумалась. Очнулась она только в Добое: – Марчин, поищи почту.
– Хочешь послать открытку Ромеку?
– Хочу попросить телефонную книгу. Нам нужно узнать адрес доктора Булатовича.
Проклиная все на свете, я с трудом развернулся на узенькой городской улочке. Зато у почты – она находилась на центральной площади Добоя – никакой тесноты не наблюдалось. В предобеденный час площадь была пуста.
Адрес доктора Булатовича оказался только в старой, еще довоенной телефонной книге.
– Ну вот! – Йованка ткнула пальцем в страницу. – Он живет в Маглае. Я даже помню ту улицу, мы проезжали по ней.
– Ты же ничего не помнишь, – не сдержался я, с тоской представив себе обратную дорогу.
– Сегодняшнее утро хорошо помню.
Через полчаса мы снова были в Маглае. Доктор Булатович жил в небольшой вилле, окруженной старым садом. И дом, и сад выглядели запущенными. О небритом старичке, открывшем нам двери, можно было сказать то же самое. Свитер на нем был заношенный, брюки в застарелых пятнах.
– Это он, – жарко шепнула мне Йованка после короткого разговора с доктором. – Ну, с Богом, Малкош!
Я начал с того, что предъявил удостоверение. Доктор даже не заглянул в него. Мы прошли в большую прихожую, такую же запущенную, как ее хозяин. Все в ней было старое – и мебель, и обои, и кот, дремавший в ободранном кресле. Этот негодяй, изодравший когтями всю мягкую мебель в холле, возможно, видел во сне другие времена и совсем другую жизнь.
– Я частный детектив, – сообщил я доктору. – Я ищу тех, кто помнит одну женщину. Она лечилась в вашей клинике, доктор, весной девяносто шестого.
– В моей? А вы ничего не путаете?… Это у доктора Стояновича была частная клиника. Я в ней действительно подрабатывал, но лучше бы вам обратиться к господину Стояновичу, я уже старый, я мало что помню…
– А где его можно найти?
– После того как клинику сожгли, он уехал, кажется, в Хорватию.
– Но пожар, как мне показалось, случился недавно, а в девяносто шестом клиника еще работала…
– Еще как работала! – согласился доктор. – У нас было много раненых. Мины, грабежи, знаете… А я хирург. Пока воевали, Стоянович и его клиника были нужны всем. А после войны люди пошли молиться, одни в мечети, другие в церкви. Богу не нужны гинекологи, молодой человек. Клинику сожгли…
– Я спрошу его об окнах, – тихо сказала Йованка.
Она взяла лежавший на столе карандаш и газету, на полях которой начала рисовать. И чем дольше это продолжалось, тем удивленней становилось лицо доктора.
– Вы тоже лежали в нашей клинике? Такая решетка была на окнах первого этажа, где палаты «люкс»… Да, и окна там были вот такие, как в старинных замках. Стоянович обожал все изысканное… А что у нее было, у той, кого вы разыскиваете?
– Осколочное ранение головы и, возможно, воспаление легких.
– А как она к нам попала и почему именно к нам?
Мне показалось, доктор Булатович мог и не задавать этих вопросов. Судя по всему, старческим маразмом он не страдал.
– Ее привезли польские солдаты. А почему… Это я и хочу узнать.