Было около девяти вечера, когда меня разбудил осторожный скрежет замка. Кто-то запирал мою дверь на ключ. Сон, полный сказочно красивых женщин, волосы которых плавно меняли цвет с черного на золотой, развеялся. Странное дело, куда-то исчез и часовой за окном. Не успел я задуматься над этим обстоятельством, как зазвонил спрятанный под подушку мобильник.
– Это Блажейский, – сообщил знакомый голос. – Я раздобыл сотовый, теперь мы сможем спокойно поговорить, пан капитан. Запишите номер.
Бумаги под рукой не оказалось, пришлось писать пальцем на непротертом зеркале.
– Что нового, Дарек?
– Да, по правде сказать, ничего. Об инциденте на Ежиновой молчат. У нас даже не объявили повышенную готовность. У шведов и норвежцев тихо, как в санчасти после обеда. Видимо, начальство не заинтересовано в огласке.
– Тебя допрашивали?
– Ну, это трудно назвать допросом. Вызывал Ольшевский, посоветовал держать язык за зубами. А старый куда-то уехал, кажется в Сараево на конференцию. Похоже, с ним еще не связывались. А то бы он уже давно примчался сюда наводить порядок. Он у нас такой, для него ЧП как местный перец в задницу… Но своих он в обиду не даст, это факт.
– Позвони мне, если он вдруг объявится.
– Есть. Позвоню обязательно. А на Ольшевского и его запреты я срать хотел: на Ежиновой погибли мои земляки. И что? И все кончится траурным Шопеном и залпом холостыми на плацу?…
– Поживем – увидим, – сказал я. – И спасибо тебе за все… Не знаешь, что с Йованкой?
Он ответил не сразу.
– Я могу дать ей свой телефон. Поговорите с ней сами, пан капитан.
Честно говоря, его ответ мне не очень понравился.
– А если мне нужно будет выйти, сможешь помочь?
– Из лагеря? – Блажейский снова задумался. – Надолго?
– Еще сам не знаю… Слушай, Дарек, я уже давно не слышу охранника в коридоре. А недавно заперли мою дверь. Попробуй узнать, что происходит.
– Ладно. То есть так точно, пан капитан. Я перезвоню.
На ужин кроме холодного гуляша были хлеб и масло, а к ним – нож. До десяти с его помощью мне удалось вынуть стекло из окна и укрепить его на живульку хлебным мякишем. Дорота пришла в десять минут одиннадцатого. Я погасил свет.
– Забирайся! – прошептал я, ставя стекло у стены.
Света из контейнера напротив было вполне достаточно, я даже разглядел, что на ногах у Дороты вовсе не колготки, а чулки. В окно она влезла без проблем: синее платье в горошек слишком коротким не было. Ну а далее она с непосредственностью близкой родственницы уселась на мою разобранную постель, больше того – откинулась на подушку со стоном облегчения.
Я задернул штору и потянулся к выключателю.
– Не надо, не включай! – остановила меня шепотом Дорота Ковалек.
– Ты съездила? – таким же конспиративным шепотом вопросил я.
В темноте сверкнул ее зубы.
– Я девушка обязательная… А еще я обожаю быструю езду и всякие рискованные ситуации…
– Как на Ежиновой Гурке?
– У-у, класс! Я просто кипятком писаю, когда слышу выстрелы!.. Забавное дельце ты, Марчин, раскручиваешь. Интересно, чем это у нас с тобой кончится?
– В каком смысле?
– А в том, что совместные переживания, как правило, кончаются постелью…
– Почему? – Более идиотского вопроса задать было просто невозможно.
– То есть как «почему»? – удивилась Дорота. – Потому, что ты мне нравишься, суслик. Надеюсь, и я тебе тоже. Вот только пить тебе нужно поменьше, терпеть не могу, когда мужчина спивается у меня на глазах…
На какое-то время я лишился дара речи. Тишину нарушила моя гостья:
– Слушай, а зачем ты влез в это дело?
– Моя работа, ты же знаешь…
– А как она будет расплачиваться? Деньгами?…
– Тебя интересует как журналистку? – Я мог бы и обидеться, но не обиделся, более того, зачем-то спросил Дороту: – А как же еще?
Она подсунула ладони под голову и заморгала, глядя в крашенный известкой потолок.
– Я говорила с Блажейским… ну относительно того солдатика в коридоре. – Послышался ее вздох. – Знаешь, конечно, не мое дело, но хотелось бы все-таки знать…
– Она мой клиент, – сухо перебил я. – У нас чисто деловые отношения. Я должен выполнить работу, за которую она обязалась заплатить мне. Это все.
Дорота вскинулась с моей лежанки:
– Все, что вас связывает?!. Только не вешай мне на уши свои армейские макароны! Как-то не очень похожа она на миллионершу, а ты на американского частного детектива!
– Я не спал с ней, если тебя это интересует.
Она рассмеялась:
– Интересует, но не очень. По теперешним временам, трахнуться с кем-то – как поздороваться. – Она еще разок вдохнула, но уже поглубже. – Куда важнее то, что будет после этой пиротехники… Я вот лично хочу ребенка. Семью и ребенка.
«Господи, о чем это мы?» – с легкой тревогой подумал я.
– Знаешь, мне скоро стукнет сорок, я не такой современный, как ты… Мне предложили работу, интересную работу. По-твоему, поработать на кого-то – это как…
– Я тоже люблю свою работу, – перебила Дорота, – но мне за нее платят.
– Я рад за тебя.
– Слушай, а о чем это мы? – спросила журналистка после затянувшейся паузы. – Я ведь съездила в Маглай и нашла твоего доктора Булатовича. Я сказала, как ты просил, но он мне, кажется, не очень поверил. Он знает, где та, вторая, раненая, но скажет об этом только тебе лично…