— А может, не пришёл, — проговорил безжалостный горбун.
— Точно пришёл. Кажется, я видела его около дома.
— Точно или кажется? — спросил горбун, останавливаясь.
— Кажется, точно. Надо вернуться и проверить.
— Если он, и вправду, пришёл, а что он пришёл, вы знаете так же хорошо, как и я, то возникает вопрос: зачем он пришёл? Что ему понадобилось?
Я терпеть не могла жёсткое выражение, появляющееся на его лице, когда он говорил о Ларсе. Если уж мне суждено быть убитой, то я бы предпочла, чтобы горбун улыбался той самой мягкой улыбкой, которая так долго меня обманывала.
— Как вам не стыдно! — воскликнула я. — Ведь вчера он потерял жену!
Мне удалось вырвать у него свою руку, но тотчас же она опять оказалась в капкане. Похоже, он отпустил её лишь для того, чтобы удобнее схватить.
— Почему же вы от него убежали? — спросил он. — Уверен, что, если бы не полицейские, вы бы домой не вернулись.
— Отпустите меня, — решительно потребовала я. — Что вам нужно?
Напрасно я дала волю раздражению. Мне почудилось, что в глазах его промелькнуло какое-то чувство, скорее всего это была ответная вспышка раздражения или даже ненависти.
— Мне нужно с вами поговорить, милая барышня. Не так уж часто можно застать вас одну.
Он неторопливо повёл меня прочь, и мне не оставалось ничего другого, как идти за ним. У меня дрожали ноги и очень хотелось закричать, позвать на помощь, но мешали стыд и боязнь, что меня не поймут.
Сама не знаю, как я оказалась в машине. Горбун занял место водителя и проехал несколько улиц и переулков, прежде чем заговорить.
— Наконец-то нам никто не помешает, — сказал он.
Внезапно во мне пробудился протест против моей жалкой роли жертвы. Если уж погибать, то не пресмыкаясь и не умоляя о пощаде, а гордо глядя убийце в глаза.
— В чём? — спросила я, сама удивляясь откуда-то взявшемуся спокойствию.
— Мне надо с вами поговорить.
— Говорите.
Горбун помолчал.
— Вы почти не спали ночью, — сказал он. — Читали?
— Поверните, пожалуйста, к дому, — попросила я.
Дружинин словно и не слышал.
— Надеюсь, вы читали повесть господина Якобсена? Или я напрасно её переводил?
— Можно подумать, что вы переводили её специально для меня.
— Специально для вас, — подтвердил Дружинин, чуть усмехнувшись. — Вы читали её?
Сейчас опять начнутся издевательские предложения обмена его повести на мою.
— Нет, не её.
— Жаль, — с досадой сказал горбун. — Никак мне не удаётся заставить вас учить английский. Даже таким изощрённым способом.
— Зачем мне учить английский? Чтобы поступить на совместное предприятие, которое через год прогорит?
— Вдруг вы захотите поехать в Англию? — спросил горбун.
— Может, мне заодно выучить итальянский, испанский, немецкий и французский? Буду разъезжать по всему миру.
Дружинин не улыбнулся, а наоборот, чуть ли не нахмурился.
— Я говорил только про английский язык и про Англию, — сказал он.
— А жаль. Неплохо было бы съездить на Фату-Хива.
— Вы, и правда, туда хотите или шутите? — заинтересовался горбун.
— Тур Хейердал очень интересно написал об этом острове.
Он засмеялся, как всегда не вовремя и не к месту. А может, это у меня не было повода веселиться.
— Я должен был догадаться, откуда у вас желание посетить Полинезийский архипелаг, — сказал он.
Дальне говорил преимущественно он, причём показал удивительную осведомлённость не только в путешествиях норвежского учёного, но и в путешествиях других наших современников. И память у него была превосходная. Он не отвлёк меня настолько, чтобы я забыла о том, что на машине меня везёт убийца, но всё-таки я слушала с удивительным в моём положении интересом.
— Но мы отвлеклись от темы, — прервал себя Дружинин. — Вы уже пытались читать мой перевод?
— Нет.
— А когда собираетесь попытаться?
Мне была противна игра, которую он с наслаждением вёл.
— Когда для этого появится возможность, — ответила я, имея в виду возврат тетради.
— Ну, раз вы не читали повесть господина Якобсена, значит, вы писали свою, — говорил горбун.
— Нет.
Я чувствовала себя очень неловко, неприятно, мучительно.
— Чем же вы были заняты?