— Может, вы предпочтёте, чтобы я переслала вам тетрадь по почте? Сэкономите время на поездке.
— Я предпочту ваше общество, — смеясь, ответил Дружинин.
Я подождала у живой изгороди и при виде знакомой машины вышла к дороге. Леонид выскочил мне навстречу.
— Я так боялся, что вы передумаете! — были его первые слова.
— А вы? — спросила я, почти успокоенная.
Ответ был молчаливый, но горячий и страстный.
— Мне было бы легче умереть, — сказал он, отрываясь от моих губ. — Дядя приглашает нас к себе. Может, слетаем?
Для него всё было легко, но я к такому не привыкла.
— В три дня уложимся? — саркастически спросила я.
— Можем задержаться подольше.
Я недоверчиво посмотрела на него.
— Я не шучу, — заверил он.
— Во вторник мне на работу.
— Жаль, — огорчённо сказал Леонид.
Я не успела освоиться с происходящим, и прежние сомнения вновь овладели мною.
— Вы хотите сказать, что мистер Чарльз звонил ещё раз и одобрил ваш выбор? — недоверчиво спросила я, когда мы уже мчались по шоссе.
— Мой выбор он одобрил сразу, когда вы о нём ещё не знали, — ответил Дружинин и уточнил. — Не знали о выборе. О дяде вы тоже тогда не знали.
Мы весь день провели вместе, причём Леонид принялся рассказывать обо всём, что возникало перед нашими глазами, переплетая историю и современность. О книгах он тоже говорил много, что неудивительно, раз литература была его специальностью. Но ни разу он не упомянул о моей повести, что, в конце концов, меня даже раздосадовало, так как казалось непривычным.
— О чём вы думаете? — не выдержал Дружинин, уловив лёгкое изменение в моём настроении.
Мы сидели на скамейке в тени какого-то дерева, как классическая пара целомудренных влюблённых, потому что Леонид позволял себе ровно столько, сколько допускала моя скромность, то есть обнимал меня рукой за плечи.
— О зелёной тетради, — сейчас же отозвалась я.
— А если бы о ней сказал я, мне пришлось бы об этом пожалеть, — заметил он.
— Конечно, — подтвердила я. — Вы и про Ларса меня не будете спрашивать?
Дружинин кивнул.
— Если вы захотите, вы сами расскажете, а нет — то и спрашивать незачем.
— А вдруг здесь скрывается страшная тайна? — искушала я его.
— Тем больше оснований в неё не вникать, — откликнулся он.
Такое смирение показалось мне неестественным и даже подозрительным.
— Вы мне не слишком доверяете, — сказала я.
Леонид рассмеялся и крепче прижал меня к себе.
— Разве мог бы я оставаться спокойным, барышня, если бы не доверял вам?
— Если я вам расскажу, вы сумеете сохранить это в тайне?
— I'm not curious, — пробормотал Дружинин.
— Что?
Он вздрогнул.
— Когда вы выучите английский?
— Не через пять минут.
— Знаете, почему я убеждал вас его учить?
— Почему?
Он улыбался.
— Потому что со второй встречи понял, что когда-нибудь увезу вас в Англию.
— В Англию?
— В гости к моему дяде, — уточнил он.
Каким блаженством было выслушивать такие признания!
— Мне показалось, что тогда вы рады были бы от меня поскорее сбежать, — призналась я, — но остались из-за трупа в моей комнате.
— Нет, вы понравились мне сразу, едва я увидел вас впервые, — сказал Леонид. — Знали бы вы, какой у вас был вид, когда вы увидели нас с Мартином в гостиной! В вас было трудно не влюбиться. А на другой день я понял, что если когда-нибудь женюсь, то только на вас. Думаете, я вернулся только затем, чтобы сказать, что не нашёл Мартина? Но когда я заглянул в вашу тетрадь, я понял, что мы созданы друг для друга. Или тетрадь остаётся запретной темой?
— Возможно.
— Зато, заглянув в неё, я узнал, какое произвёл на вас впечатление.
— Какое?