Горбун помрачнел, как это бывало всегда, когда я говорила о своём отношении к девочке. Наверное, он терпеть не мог детей, особенно здоровых, стройных и красивых.
— Когда они приедут, они к нам присоединятся, а мы не будем ждать, пока кофе остынет. Проходите в гостиную, — распорядилась я. — Ларс, что же вы стоите?
Я намеревалась первой проскользнуть в дверь, но моё запястье оказалось крепко зажато в кисти горбуна, так что мне пришлось задержаться на веранде наедине с ним.
— Жанна, вы не могли бы ответить на один вопрос? — спросил он.
— Пожалуйста, — сдержанно согласилась я, высвобождая руку.
— Что с вами случается в моё отсутствие?
— То есть?
Мне стало не по себе.
— Почему с некоторых пор вы сначала смотрите на меня этаким зверем и лишь потом сменяете гнев на милость?
— Вам показалось, — оправдывалась я. — Вы, наверное, очень мнительны.
Горбуна не удовлетворило моё объяснение, и он продолжал пристально на меня смотреть. Если он думал, что я пущусь в рассуждения, а он будет надо мной втихомолку посмеиваться, то ошибся.
— Я вас не понимаю, — спокойно сказала я. — Или скажите, что вы имеете в виду, или не будем задерживать остальных.
Разумеется, он не мог не встревожиться, поняв, что глупая рыбка начала от него ускользать и он скоро не сможет использовать её в своих страшных целях.
— Откуда такой холод? — допытывался он. — В чём я провинился?
Я поняла, что, пожалуй, переборщила.
— Что вы говорите, Леонид?! — весело спросила я. — Откуда у вас обо мне такое плохое мнение? Может, вы устали и у вас испортилось настроение? Или работа оказалась вам не под силу?
— О, нет, — слабо улыбаясь возразил Дружинин. — Мне под силу любая работа. Как это? Раззудись плечо, размахнись рука?
Он, конечно, ожидал, что, по своему обыкновению, я стану вспоминать общеизвестные цитаты и поговорки, и, вероятно, готовился приветствовать мои литературные изыскания, смеясь надо мной в душе, но он сильно ошибался и ни одной цитаты не сорвалось с моих уст прежде всего потому, что я теперь стыдилась показывать своё невежество, а во-вторых, потому что ни одна подходящая цитата не приходила в голову.
— Вероятно, — хмуро согласилась я. — Вам виднее.
У горбуна вытянулось лицо.
— Жанна, что случилось? Не лучше ли прямо сказать, что произошло?
Как бы ни так. Скажи я ему, в чём я его подозреваю, и осталось бы лишь гадать, сколько ещё часов мне отпущено жить на этом свете. Но всё-таки, во избежание неприятностей, мне надо было побороть свою неприязнь к нему, а то он мог заподозрить неладное и приступить к решительным действиям. Куда моему вымышленному горбуну до его прототипа! Но мне-то как не повезло! Никогда я и близко не стояла с преступником, а тут мне приходилось играть роль ни о чём не подозревающей девушки, легкомысленной подруги его жертвы. Никогда не предполагала, что попаду в такую историю. Я бы с радостью уехала, чтобы не подвергать свою жизнь ненужной опасности, но моё присутствие служило для Иры какой-то гарантией безопасности и моральной поддержкой, пусть и слабой.
— Я всё время думаю о той собаке, — нашла я выход. — Кому-то очень мешал её труп. Как вы думаете, в чём тут дело?
Наверное, не следовало задавать последний вопрос, но иногда бывает трудно удержаться.
— Думаю то же, что и вы, — ответил горбун. — Не пытайтесь меня уверить, что вы ничего не понимаете. Собака отравлена, и преступник вырыл её тело, чтобы уничтожить улику. Я высказал Хансену свои подозрения по поводу её смерти ещё вчера, но он счёл их выдумками писателя. Пожалуй, главный недостаток моей профессии в том, что меня всегда подозревают в необъективности, приписывая мне сильно развитое воображение. Уверен, что к словам конструктора он отнёсся бы внимательнее, не подозревая, насколько воображение богаче у вас, чем у меня.
Или это была открытая насмешка, или тайный замысел заставить меня расспрашивать о значении этого странного утверждения и таким способом втянуть меня в разговор.
— Не знаю, что вы хотите этим сказать, — сохраняя достоинство, сказала я, — но, по-моему, давно пора идти к столу. Сейчас приедет Нонна и привезёт с собой Петера с Мартой. Мне не хотелось бы встречать их в рабочей одежде.
В душе я ликовала, видя, как его всего передёрнуло. Какое счастье, что я встретила его в весьма непривлекательном виде, так что теперь могу подчеркнуть, насколько выше ценю общество Петера.
— Русская барышня, — пробормотал горбун, со странной усмешкой разглядывая меня. — Ради датчанина она будет наряжаться, а соотечественника встретит в лохмотьях.
Меня так и подмывало спросить, где он видит соотечественника, но я благоразумно не стала реагировать на его выпад и попросту пошла в свою комнату, чтобы осуществить страстное желание переодеться, но, сделав два шага, задержалась, столкнувшись с выходящим на веранду Ларсом.
— Ирина спрашивает, куда вы подевались, — сказал он, окидывая нас тревожным взглядом. — Все давно сидят за столом.
"Все", это было сильно сказано, поскольку на веранде нас скопилось уже больше половины от общего числа присутствующих, но его опасения были мне понятны, и я мысленно благодарила его за чуткость и заботу. Зато горбуну очень не понравилось вмешательство писателя, и он молча и весьма хмуро прошёл в гостиную.
Не мудрствуя лукаво, я надела вышитую джинсовую юбку и очень красивую многоцветную кофту, прекрасно подходящую к вышивке. Вообще-то, это была одна из любимейших моих кофт, и я рассчитывала надеть её в особо ответственном случае, но сейчас мне было необходимо уколоть самолюбие горбуна в ответ на его оскорбительные слова в мой адрес, которые, к счастью или несчастью, подслушал Ларс. Чего бы мне это ни стоило, но я выкажу ему своё пренебрежение именно тем, что буду особо внимательна к Петеру и Марте.
Глаза горбуна вспыхнули, когда я вышла к столу. Он, конечно, не ожидал, что за такое короткое время я успею совершенно преобразиться. Так пусть же знает, что ради него я не сменила бы старые джинсы на красивую юбку, а тем более, не надела бы кофту неординарного фасона с изящно подобранным орнаментом. Ира тоже с уважением осмотрела мой наряд, а это означало, что я не ошиблась в выборе одежды, так как угодить женщине всегда труднее, чем мужчине.
— Вы, как всегда, прекрасны, — сказал Ларс, но горький опыт уже научил меня не быть вороной и не разевать рот в ответ на лесть.
Я не успела даже попробовать кофе, потому что пришли гости, и это вынудило нас заново пересаживаться, потому что об их размещении никто не подумал. Я сразу же завладела Мартой и занималась её куклой под одобрительные взгляды Петера, которому было, конечно же, приятно, что и дочь его, и продукция его фирмы пользуются у заезжей русской барышни таким успехом. Но зато горбун был настолько хмур и молчалив, что я была счастлива от сознания, что смогла его уколоть.
Счастье моё длилось недолго, потому что, как рядовой русский человек, крепкий задним умом, я только сейчас подумала над сообщением горбуна. Если он с самого начала предполагал, что собака отравлена, и даже высказал Хансену свои подозрения по поводу её смерти, притом до того, как она исчезла, то из всего этого можно сделать два вывода: или он не повинен в преступлении, или, напротив, убийца — он и ведёт очень хитрую и опасную игру, надеясь навести полицию на ложный след. Эта тема требовала серьёзных размышлений, а пока я решила зорко наблюдать за собравшимися, стараясь не упустить ни малейшего, даже самого незначительного эпизода, потому что по своему книжному опыту знаю, какие неожиданные выводы можно сделать из, казалось бы, невинного замечания кого-то из присутствующих.
Мой кофе безнадёжно остыл, но, по СНГ-вской привычке, я бы его выпила, чтоб не выливать ценный продукт, а Ира, воспитанная ещё в СССР и успевшая перевоспитаться в Дании, даже не спросила меня, хочу ли я его выпить или предпочту горячий, и незаметно убрала чашку. Старушка-датчанка, Петер, Ханс и Марта не могли стать моими собеседниками, а Ларс ушёл на кухню, чтобы помочь Ире и Нонне варить новый кофе. Мне было смертельно скучно изображать из себя любительницу детских игр, а Дружинин, как назло, разговаривал со старушкой и не обращал на меня внимания.
— Жанночка, ты не выйдешь ко мне? — позвала меня Нонна.
В соседней комнате, куда я была увлечена, добрая милая женщина ухитрилась в свою очередь укрепить меня в ненависти к горбуну.
— Знаешь, Жанночка, — начала она извиняющимся тоном, — это, конечно, не моё дело, но я заметила, что Леонид приходит сюда очень часто.
— Часто?! — злобно воскликнула я, вспоминая не без содрогания, какие долгие беседы я с ним вела, не подозревая, что выступаю перед ним в роли Петрушки. — «Часто» — это слишком слабо сказано. Он отсюда не уходит.
— Вот я и хочу тебе посоветовать, чтобы ты постаралась пореже с ним встречаться. Ты не обижайся на меня, Жанночка, но ты напрасно проводишь с ним столько времени.
Если уж даже Нонна, которая предпочитала не замечать человеческих недостатков, предостерегает меня против горбуна, то мне следует соблюдать величайшую осторожность.
— Нонн, я была бы счастлива, если бы он сюда больше не приходил. Вопрос только, как ему это сказать.
— Мне кажется, если ты не будешь уделять ему столько внимания, он и сам поймёт, что ему лучше не приходить сюда так часто.
— Я ему никакого внимания не уделяла, а спокойно с ним разговаривала, причём только отвечала на его вопросы, — недовольно сказала я. — Впредь я собираюсь ограничиваться самыми краткими ответами.
Нонна широко раскрыла глаза.
— Жанночка, что произошло? Вы с ним поссорились?