при мне, буквально в моем присутствии. Было это в Южной Азии. Окопы,
 которые мы углубляли перед последней атакой противника, были наполовину
 заполнены грязной водой.
 Между нами и противником было огромное поле практически без
 растительности. Уже два или три месяца шла позиционная война со слабыми
 попытками атак, вследствие чего на поле оставались лежать многие убитые и
 раненые. Ни тех, ни других не подбирали. Раненые иногда пытались доползти
 до своих, но "свои" не спешили им на помощь и я не помню ни одного случая
 по нашу сторону окопов, чтобы хоть один раненый добрался. Рвдруг
 неожиданно пришло известие о том, что война окончена. Никто, как я понял,
 в это не поверил, но тут все обратили внимание на окопы противника, точнее
 на то, что противники повылазили из окопов и, не боясь прицельного огня,
 ходили, курили, что-то кричали. Ртого хватило солдатам, чтобы тоже вылезти
 из грязной жижи, в которой они просидели несколько месяцев, и размять
 затекшие в язвах ноги. Через некоторое время я услышал шум мотора и тут же
 со стороны тыла подъехал танк, потом рядом с ним остановился грузовик с
 прицепом. В кузове грузовика сидели женщины, а на прицепе были навалены
 какие-то инструменты. Уже позже я понял, что на позиции привезли бригаду
 соседней сельхозфермы. Солдаты окружили женщин, смеясь, весело говорили о
 чем-то, а потом начали стаскивать с прицепа то, что оказалось
 глубокопочвенными плугами. Два из них прицепили к танку. На топливные баки
 танка забрались две девушки-крестьянки с корзинами, плетенными из рисовой
 соломы. Танк зарычал и тронулся с места. Плуги врылись на всю глубину
 ножей и земля отваливалась на бок длинным отрезанным ломтем, а девушки,
 набирая пригоршни каких-то семян, бросали их уже в отверзшуюся твердь.
 Ошарашенный я стоял, все еще сжимая в руке лопату - в той армии мне не
 доверили оружия - но вдруг до моего сознания дошло, что сейчас
 распахивается то самое поле битвы, на котором лежат сотни погибших, а
 среди них, может, кто-то еще живой, жаждущий помощи. Я всмотрелся и не
 поверил своим глазам - танк ехал прямо, не стараясь объезжать лежащие у
 него на пути трупы. Вcе перепахивалось, отрезанные ломти земли удобрялись
 кровью. Девушки, оставшиеся стоять у грузовика, запели песню. Солдаты ее
 подхватили. Я не ожидал услышать таких веселых голосов. А танк был уже на
 середине поля. Гул его двигателя заглушался песней. Со стороны окопов
 бывшего противника кто-то махал какой-то тряпкой, нацепленной на палку -
 приветствовали танк?!
 Ко мне подошел низкорослый офицер, со спины - мальчишка лет
 тринадцати. Похлопал по плечу, жестом предложил подойти к краю поля. Потом
 наклонился, взял в ладонь кусок черной жирной земли, размял ее, понюхал и
 с видимым удовольствием показал мне. Потом аккуратно опустил земляную
 грудку на место и сделал широкий жест рукой, показывая, должно быть, что я
 - свободен.
 Танк теперь ехал навстречу. Солдаты поскидывали гимнастерки и
 возились с другим прицепным плугом.
 У грузовика остановились еще два танка.
 Мне страшно захотелось побриться: моя беспорядочная борода раздражала
 кожу. Сияло солнце. По небу кружила большая птица. Кружила над полем. Я
 смотрел на эту птицу и старался обо всем забыть.
 Но, как назло, тяжелые многослойные воспоминания опускались передо