великолепен, такой легкости я в себе не чувствовал уже давно.
В Р, неспеша РёРґСЏ дальше РїРѕ той же дорожке, СЏ упивался изысканностью Рё
 совершенством мира, растущего вокруг.
 Рснова я подумал о гимне, но теперь эта мысль показалась мне такой
 мелочной, такой незначительной на фоне искрометной флоры, что как-то само
 собой ушло на этот день из моей головы слово "гимн", освободив меня от
 раздумий и поисков.
 В одном месте я присел на корточки и разглядел в зелени деревянные
 таблички с вечной латынью имен и фамилий жителей этого сада. Я сам себе
 произнес эти имена Рё РІСЃРїРѕРјРЅРёР» слова РСЂРёРЅС‹ Рѕ том, что красивые имена РЅРµ
В РјРѕРіСѓС‚ принадлежать РѕРґРЅРѕР№ нации. Рти имена СЏРІРЅРѕ принадлежали всему РјРёСЂСѓ Рё
 это подтвердило правоту моей "балерины". Я даже присмотрелся к другим
 табличкам, внутренне готовясь увидеть на одной из них выписанное
 латинскими буквами РёРјСЏ РР РРќРђ, или РР РРќРРЇ, РЅРѕ имена растений были длиннее Рё
 барочнее, среди РЅРёС… красовались Артензии, Астрофитумы, Руфорбии.
 Краски, звуки, окружавшие меня в этом месте, были совершенно земными,
 но так это было непохоже на то, что встречалось моему взгляду на
 протяжении всей предыдущей жизни, это было другим, словно есть и было две
 земли: РѕРґРЅР° собственно ЗЕМЛЯ, Р° другая - место обитания ГОМО РЎРђРџРЕНС,
 место, которое заслужил этот вид, настолько талантлив, насколько и
 порочен.
В РРґСЏ дальше, то Рё дело останавливаясь, дыша запахами орхидей Рё
 экзотичных смол, я приблизился к указателю, который настойчиво советовал
 повернуть налево и пойти вдоль другой тропы. К сожалению, надпись, некогда
 украшавшая указатель, исчезла. Может, будь я в состоянии прочитать эту
 надпись, мой интерес к указанному направлению был бы невелик. Но ржавчина
 поверх уже невидимого слова создавала тайну, загадку, а идти мне было
 легко, спешить я не спешил, и вот так, даже и не задумываясь, я ступил на
 рекомендованную молчаливым указателем тропу и покарабкался вверх.
 Тропа, впрочем, не только поднималась, но и приспускалась к морю. Шла
В РѕРЅР° примерно РЅР° РѕРґРЅРѕРј СѓСЂРѕРІРЅРµ, колеблясь РІ пределах десяти метров. Р
 привела меня к большому щиту перед открытыми навечно железными воротами.
 На щите было что-то нарисовано. По сохранившимся линиям я смог определить,
 что изображено там некогда было животное, не угадать - какое именно
 животное нарисовано - оказалось выше моей догадливости.
 Войдя в ворота, я уткнулся носом в ржавый барьер, над которым
 монументально, и самое удивительное: при полном отсутствии ржавчины,
 красовалась надпись на английском языке: "Животных не кормить!"
 Я подошел ближе и заглянул сквозь ржавую сетку внутрь вольера. Было
 совершенно глупо ожидать увидеть здесь животных заброшенного зоосада. Тем
 более, что кто-то просил их "не кормить", кто-то, кто явно не кормил их
 уже много лет. Но глаза мои отыскали бывшего жителя этого вольера -
 крупный белый скелет, на котором кое-где еще держались кусочки
 пергаментной кожи с клочьями шерсти, лежал в правом дальнем углу. Я
 инстинктивно внюхался в воздух этого места, готовый сделать шаг назад,
 почувствовав отвратительный запах разложения, но воздух был тот же и даже
 показался мне чуть слаще, чем среди орхидей.
 Медленно бредя вдоль бесконечно сменяющих друг друга вольеров, я
 отыскивал глазами белые кости бывших обитателей, и тут же шел дальше.