Что будет потом, парень не знал.
 - Пионерский костер! - мечтательно, словно вспоминая что-то дорогое
 сердцу, произнес Айвен. - Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети
 рабочих...
 Последние слова он уже пел.
В Рђ СЏ СЃРїСЂРѕСЃРёР» его: что такое пионеры? Рто какое-то РѕСЃРѕР±РѕРµ название
 детей рабочих?!
 - Нет, - он махнул рукой, - это детская политическая партия на моей
 родине. Ртут же продолжил эту, судя по всему, детскую песенку: - Близится
 эра светлых годов. Быть пионером всегда будь готов...
 - Забавные слова, - заметил я, - если "мы уже пионеры", то зачем надо
 быть готовым еще раз быть пионером?!
 - Ты этого не поймешь! - сказал Айвен мягко, стараясь не обидеть
 меня.
 Книги догорали, но теперь зрители тащили и бросали в огонь сухие
 ветки кипарисов. Темнело. Хоровод разошелся, но теперь возле костра
 включили магнитофон и подыскивали мелодию повеселее. Наконец нашли и
 врубили ее на полную мощь двух колонок. Тут же и арабы, и многие из
 европейцев ударились в танец.
 Я отошел на край площадки, освобождая пространство для танцующих. Ко
 мне приблизился Вацлав. По его лицу было видно, что настроение у него
 скверное.
 - Во всем этом меня радует только одно, - сказал он упавшим голосом.
 - На этот шабаш не пришел генерал Казмо!
 - Да, - подумал я. - А ведь генерала действительно не было. Ну что ж,
 будущий президент должен беречь свою репутацию и не посещать сомнительных
 праздников...
В
 На следующее утро в городе здорово пахло гарью.
В Ртот запах просто ворвался РІ наш номер, как только СЏ распахнул РѕРєРЅРѕ.
 Удивительно, что Айвен не проснулся. Будь я на его месте, я бы мигом
 вскочил, подумав, что в гостинице пожар.
 Но сосед мой негромко сопел, уткнувшись в подушку.
 - В принципе, ему это не страшно, - подумал я, вспомнив про новенький
 противогаз.
 Уже выходя из номера, я чуть было не упал, споткнувшись о два
 посылочных ящика, оставленных почтальоном под нашей дверью.
 Хорошо все-таки иметь родственников, которые заботятся о тебе, что-то
 присылают, пишут письма...
 Город еще спал - я даже не знаю, почему я проснулся так рано в то
 утро.
 Было так тихо, что я застыдился звука своих шагов, гулко
 разносившегося по улице, и старался ступать мягче.
 Уже изученной улочкой, ведущей вниз, я шел к набережной.
 Солнце только-только стало опускать свои лучи с крыш домов на окна
 вторых и третьих этажей - теперь там, наверно, начинали просыпаться люди.
 А набережная была пустынна, и море, стараясь не шуметь, плескалось
 рядом с песочным берегом.
 Солнце тяжело и величественно поднималось над горизонтом и мне