ступеньке, боясь сделать следующий шаг. Но очень быстро глаза мои стали
 привыкать к темноте и уже через минуту или две я смог отличить самое
 светлое место в погребе - рядом с винными бочками из потолка торчало
 отверстие вентиляционной трубы, выходящей наружу, но, по-видимому, из-за
 того, что там, сверху, эта труба была прикрыта зонтиком-колпачком против
 дождя, яркий свет в погреб не проникал. Но все равно под этим отверстием
 темнота была более разряженной и я подошел туда, еще раз осмотрел
 небольшой погреб, пытаясь найти табуретку или хотя бы что-нибудь, на чем
 можно было сидеть, но ничего не увидел, и прислонился к бочкам,
 прислушиваясь к жизни наверху, в городе. Но там было тихо, или, что вполне
 возможно, никакие звуки просто не проникали в погреб.
 Я стоял в этой тишине и сырости, и ощущал своей кожей, как холод
 обволакивает меня, как зябнут пальцы на ногах.
 А там на город сейчас опускается вечер, и покрасневшее солнце
 готовится покинуть небосвод.
 Я смотрел на стоявшие на полках бутыли с вином и, отвлекая свои мысли
 от холода, удивлялся, что даже в такой темноте стекло может порождать
 блеск, матовый, но заметный для глаз блеск.
 Как раз, наверное, в это время на площади святого Лаврентия должен
 был бы звучать выбранный мною гимн города, который так и не стал вольным.
 Странно думать, что именно сегодня должен быть отпразднован первый День
 Независимости...
 Все-таки это была прекрасная мечта! Рвот только там, в погребе, я
 смог по-настоящему ее оценить. Даже обидно стало, что, наслаждаясь
 собственной свободой и мечтая о том, чтобы она продлилась до конца моей
 жизни, я практически ничего не сделал для этого. Даже проблема создания
 или поиска гимна была для меня довольно обременительной, а о чем-то еще я
 и думать не хотел: каждому свое - мне был поручен гимн, Тиберию - герб,
 остальным - бескровная или "кровная" революция и последующее построение
 свободного города-государства. Еще одна утопия окончилась приказом
 "Пленных не брать!"
В Рто была прекрасная мечта. Наверно, единственная РІ своем СЂРѕРґРµ.
 Рименно за ее неудавшееся осуществление отдали свои жизни ребята,
 получившие из рук генерала Казмо боеприпасы, а из уст его - весь набор
 призывающих к подвигу слов. "До последнего патрона... святая
 обязанность... свобода или смерть..." Ферзи никогда не погибают. В крайнем
 случае, они сдаются. Погибают пешки...
 Но все-таки это была прекрасная мечта.
 Я провел рукой по торцевому кругляшу бочки - гладко обтесанный дуб -
 потом опустил ладонь на деревянный краник, находившийся почти на уровне
 днища. "Рнтересно, - подумал СЏ, - неужели РІРёРЅРѕ РІ бочках РЅРµ дает осадка?!"
 А холод уже огрубил кожу моих рук, лишив ее гладкости.
 Но ведь никто не отменял сегодняшний праздник. Никто не объявлял о
 том, что он не состоится. Просто те, кто знал о нем, или погибли, или
 убежали, или, как я, где-то прячутся... Рникто не может мне помешать
 отпраздновать этот день здесь, РІ чьем-то погребе... Никто?! Рто СЏ опять
 преувеличиваю. Могут, очень даже могут помешать, обнаружив меня здесь и
 помня о приказе: "пленных не брать".
 Но я не собираюсь лишать себя этого, может быть последнего для меня