160505.fb2
- Приведи сюда, - приказал он, обращаясь к Петру. - Да закончим с этими... - Он не договорил, но все поняли, о чем речь.
Аджиев сидел на террасе, накинув дождевик, когда появился совершенно промокший Федор в сопровождении Петра.
- Твой Васька загнулся. - Аджиев пристально посмотрел на подошедшего.
Федор стоял с непроницаемым лицом. Теперь никакие силы мира не смогли бы вывести его из себя.
- Что мне Васька? Измолотили, вот и откинул копыта. Он ведь говенной породы, интеллигент... Жила лопнула.
- А, пошел ты... - махнул рукой Аджиев. - Учить будешь.
Видно было, что он выдохся, хотя наверняка выпил еще. Федор заметил на столе перед ним ополовиненную поллитровку "Смирновской".
- Я разберусь... - пробормотал Артур Нерсесович и встал. - Давай в баню... И вы, трое, со мной.
Он указал на Петра и еще на двоих "быков", приехавших в джипе.
"Только бы выдержать эту ночь", - думал Федор, сам не зная, почему именно эту ночь, но так ему показалось: скоро обязательно что-то в его судьбе должно перемениться.
Скамья стояла на прежнем месте, но тела Васьки на ней уже не было.
Аджиев дернулся было к ней, но, не дойдя шага, остановился, рявкнул:
- Стул принесите.
Петр быстренько смотался за стулом. Все молчали.
Федор скользнул по пустым лицам "быков", оставшихся у двери, на мешки не смотрел, присел на корточки у стены, достал сигареты. Его познабливало, мокрая одежда неприятно холодила тело.
Аджиев сел, закинув ногу на ногу, и приказал:
- Посадите их лицом ко мне.
"Быки" перевернули людей в мешках и пристроили к стенке в полусидячих позах.
Федор курил, поглядывая в потолок, но не удержался: кинул взгляд в ту сторону. Две окровавленные, в синих подтеках головы торчали из грубой рогожи. На этих лицах уже не было никакого выражения, даже страдание покинуло их. Из глаз, устремленных в никуда, смотрел на Федора потусторонний мир.
- Ну что, орлы, - осклабился Аджиев, - деньги, за меня полученные, все прогуляли? Мало вам давал? Пожадничали?
Головы никак не откликнулись. Тишина воцарилась в баньке. Да и за стенами вдруг все стихло: ушла гроза. Лишь тоненько подвывал где-то под крышей ветер.
"Скучное дело - смерть", - почему-то подумал Федор.
Аджиев, наверное, почувствовал что-то подобное, его тонкие губы исказились гримасой отвращения.
- Мясо... - сказал он. - Вы привезли мне два куска мяса.
- Они сопротивлялись, - проворчал один из "быков".
- А вы хотели, чтоб сами пришли и сказали: "Берите нас"? Да? Мудаки... - Артур Нерсесович совершенно растерял весь свой боевой настрой, но не ненависть. - Ладно... Закончим с вами. Говорят, вы меня Китайцем прозвали? Так будет вам китаец! За предательство по-китайски казню! - внезапно оживился он. - Свиньей казню. - Он понизил голос: - Похрюкаете у меня пару дней, прежде чем загнетесь, вспомните все! Это я обещаю!
Федор с любопытством следил за сменой выражений на лице Аджиева. На последних словах оно приняло зловещее выражение.
Петр закашлялся где-то сзади, но Федор даже не оглянулся. Он увидел, как со страшным усилием напряглось лицо одного из тех, кто лежал в мешках. Другой был ко всему безучастен.
- Я скажу, что-то скажу... - сипела голова, силясь оторвать затылок от стены. - Не убивай...
- Убивать? - вскинулся Аджиев. - Нет, это было бы слишком легко для вас. Вам отрубят руки и ноги, отрежут языки, выколют глаза и проколют уши, а потом, только потом, заметьте, бросят в сортир. Поплаваете в говне, понюхаете его вдоволь и сдохнете там... Сдохнете, свиньи... Так казнили в средневековом Китае, вам не известно это? Ну, конечно, китайцев вы не читали, смерды! Мразь, падаль!..
Артура Нерсесовича заметно расшевелило видение жуткой казни. Он преобразился. Теперь его глаза излучали какой-то безумный восторг. Он поднялся со стула, потирая руки, как будто бы от нетерпения.
- Я скажу, хочу что-то сказать... - вновь засипела голова теперь уже с отчаянием. Из заплывшего глаза по щеке потекла слеза. - Очень важное для тебя... Ты умрешь сам, если не узнаешь... Сохрани жизнь... Умоляю...
- Шантаж! - рявкнул Аджиев. - Говори, и тебя просто пристрелят. Только так!
- Убьют, тебя самого скоро убьют... - настаивал человек в мешке, из последних сил цепляясь за возможность выжить.
- Врешь ты все, сявка... - раздраженно покачал головой Аджиев. Хватит, кончайте с ними, - кивнул он "быкам".
- Слышишь, ты... - взрыднула та же голова, - Раздольский тебе знаком?
Аджиев вздрогнул, словно пораженный молнией. "Быки" уже шли к мешкам, и он остановил их жестом.
- Что? - спросил он незнакомым тоненьким голосом. - Как ты сказал?
- Больше ничего не скажу... - Голова откинулась назад. - Все...
- Что ты хочешь? - Аджиев туманно смотрел в пространство.
- Жить... - бросила голова. - Поклянись здесь перед всеми, что оставишь жизнь...
- Клянусь, - подумав, сказал Аджиев. - Говори, что знаешь.
- Твоя жена... - прохрипел человек в мешке.
- Все, - быстро проговорил Артур Нерсесович. - Перед смертью ведь не врут, да? - Лицемерная мягкость его тона потрясла Федора, он уже знал, что за этим последует. - Кончайте с обоими.
Он вышел из комнаты под истошный вой того, которому он только что намекнул на спасение.
- Болван... - с трудом выговорил вдруг тот, второй в мешке, который все время молчал, и захохотал так, что волосы зашевелились у Федора на затылке.
"Быки" втаскивали уже первого на скамью. Федор приподнялся и, покачнувшись, вышел из комнаты, за спиной прошелестел скопческий говорок Петра:
- Куда же ты, Стреляный? Кишка тонка, выблядок?
Но Артюхова ничто не заставило бы остаться свидетелем начавшейся процедуры.