В тени кипарисов смутно белеет скамейка, но Франсуаз проходит мимо и останавливается лишь в конце аллеи. Она подает мне знак подойти к ней поближе и говорит полушепотом:
- Ты не возражаешь, если мы вернемся к самому началу, а?
Мы так и сделали.
Женщина мастерски задает вопросы - качество, которое я в ней оценил при первом же нашем водевильном разговоре. Каждый вопрос бьет в одну узловую точку, допрос ведется ловко, держит меня в напряжении, и через каких-нибудь пятнадцать минут Франсуаз вырывает из меня все то, на что греческая полиция расходовала долгие часы.
- Случай с Младеновым, возможно, представит для нас известный интерес, - замечает брюнетка по окончании допроса. - Неясно одно - чем ты сам можешь быть для нас полезен...
- Послушай, Франсуаз, я выполню любую задачу, которую вы поставите передо мной... Я люблю Францию...
Женщина задумчиво глядит на меня своими большими темными глазами, смутно поблескивающими во мраке аллеи.
- Человек, который не любит собственную страну, едва ли способен любить другую, Эмиль.
Я молчу. Эта кобра знает мое уязвимое место.
- Но это не столь важно. Среди таких, как мы, о любви говорить не принято, ты сам сказал. Беда в том, что тобой сейчас владеет страх. Весьма возможно, значит, что он тебя не покинет и завтра. Не думай, что страшно лишь там, в Болгарии.
- Франсуаз, я не трус.
- Я в этом не уверена. Впрочем, это касается прежде всего тебя: струсишь - сократишь себе жизнь. Пойдем-ка мы обратно. Длительные прогулки всегда вызывают подозрение.
- Погоди, - говорю я. - Для меня нет возврата. Моя подготовка сегодня закончилась. Не исключено, что завтра же вечером меня отправят на границу.
Уже шагая по аллее, она вдруг замирает на месте при этих словах и оборачивается ко мне:
- И ты только сейчас об этом говоришь? Мог бы еще подождать и телеграфировать мне с границы. Что я должна сделать за два часа?
- Вырвать меня отсюда. Франсуаз, я уже достаточно знаю тебя и убежден, что ты в состоянии сделать все, если захочешь.
Комплимент, сказанный даже такой женщине, как Франсуаз, делает свое дело. Во всяком случае, делает больше, чем разные заклинания вроде "во имя нашей дружбы" и тому подобное. Уставившись глазами в черную стену кипарисов, Франсуаз о чем-то думает. Смутно белеет во мраке ее красивое лицо, а от ее темных, аккуратно уложенных волос исходит легкий аромат, но я не замечаю ее женских чар, потому что вижу перед собой не женщину, а представителя некоего безымянного ведомства, которое в данный момент решает мою судьбу.
- Чтоб раздобыть для тебя подходящий документ, у меня нет времени, бормочет Франсуаз как бы сама себе.
Помолчав немного, она вдруг добавляет:
- Тем хуже. Попробуем обойтись без документа. Господин Никто, родом Ниоткуда. Национальность: без национальности.
Она берет меня под руку, медленно ведет по темной аллее в сторону виллы и тихо говорит:
- Я ухожу. Ты меня провожаешь до дверей, пять минут ужинаешь на кухне, гремя при этом посудой, удаляешься в спальню, гасишь свет, делая вид, что ложишься, вылезаешь в окно, перемахиваешь вот здесь, в конце аллеи, через ограду. Прямо перед тобой шоссе. Идешь влево. Я тебя жду за третьим поворотом.
Белый "ягуар" летит по шоссе со скоростью, несколько превышающей дозволенную. По обе стороны дороги мерцают во мраке огни афинских пригородов. На темно-синем необъятном афинском небе трепетно сияют крупные звезды. Прекрасное небо, чьей красоты по разным причинам я никак не могу вкусить. Франсуаз, зорко глядя вперед, молча следит за летящей навстречу, освещенной мощными фарами лентой асфальта. Я тоже молчу, пытаясь подавить неприятную дрожь в спине, знакомую преследуемым.
По правде говоря, я не верю, чтоб нас преследовали, по крайней мере в данный момент. По выработанному Франсуаз плану все произошло быстро и тихо. Теперь вопрос в том, что нас ждет дальше. Но хоть я и ненавижу двигаться в неизвестность, все же не решаюсь приставать к брюнетке с расспросами и лишь машинально слежу за белой мордой "ягуара", которая подминает под себя ленту шоссе.
Огни вдоль дороги становятся все чаще. Машина входит в кварталы Афин. Франсуаз сбавляет скорость - слишком большая роскошь ввязываться в спор с полицией, когда рядом с тобой сидит человек без паспорта. Мы движемся со скоростью семьдесят километров, а кажется, что машина ползет, как черепаха, и это заставляет меня нервничать. Стремление бежать как можно скорее, разумеется, всего лишь глупый пережиток. В наши дни полиция не преследует по пятам, если решила поймать, а неожиданно встает на твоем пути.
Время позднее. На перекрестках мигают желтые огни светофоров: проезжай, если хочешь, только гляди в оба. Мне к этому не привыкать. На моем жизненном пути редко встречается зеленый свет. Если не красный, то в лучшем случае желтый. Желтое, предупредительно мигающее око: поезжай, но на свой риск.
Бульвар, на который мы выезжаем, мне знаком по вечерней прогулке с полковником. Несколько минут спустя перед нами вспыхивает белый неон отеля "Гранд Бретань", а напротив - зеленые буквы "Копакабаны". Едем еще какое-то время, после чего "ягуар" круто сворачивает в узенькую, плохо освещенную улочку и останавливается. Франсуаз берет ключи от машины и выходит.
- Я сбегаю позвоню. Жди меня тут.
Подожду, что делать. Проходит более четверти часа, а брюнетки все нет. Значит, не звонить она побежала, а зашла к кому-то - должно быть, к человеку повыше ее рангом.
Наконец Франсуаз возвращается, садится в машину, закуривает и, не сказав ни слова, едет дальше. Мы проезжаем по маленьким полутемным улочкам, мимо дощатых заборов и пустырей. Потом снова выходим на широкий, покрытый асфальтом бульвар. По одну сторону бульвара блестят витрины и яркие вывески заведений, по другую темнеют в полумраке корпуса пароходов, трубы и мачты. Должно быть, мы в Пирее. Франсуаз останавливает машину у слабо освещенного тротуара со стороны набережной.
- Вылезай и жди меня здесь.
Затем, отъехав метров двести вперед, она снова останавливается, на сей раз у противоположного, освещенного витринами тротуара, выходит из машины и ныряет в какое-то заведение. Вскоре я опять вижу ее в сопровождении мужчины в черном, гораздо ниже ее ростом. Они пересекают бульвар и, разговаривая, медленно идут по темному тротуару ко мне.
- Вот он, твой пассажир, - говорит Франсуаз, когда они поравнялись со мной. - Эмиль, это Жак. Дальше уже он будет заботиться о тебе.
- За мной, - бормочет мужчина, даже не взглянув на меня, и мы идем в сумраке вдоль корпусов пароходов.
- Прибыли, - вдруг сообщает он.
Перед нами низкое туловище грузового парохода с двумя такими же низкими трубами. На корме отчетливо видна надпись "Этуаль". Мужчина подходит к трапу, взмахом руки прощается с Франсуаз и знАком предлагает мне следовать за ним.
- Вы трогаетесь завтра, с зарей, - сообщает мне Франсуаз, провожая до трапа. - Человек, к которому тебя привезут в Париже, будет предупрежден. Ты ему только скажи: "Я Эмиль, меня прислала Франсуаз".
- Благодарю, - отвечаю я. - По-настоящему тебя благодарю, хотя и не нахожу подходящих слов...
- Не надо, - успокаивает меня Франсуаз. - Ну, ступай, а то мне захотелось спать.
Прелесть, а не женщина! Я жму ей руку и ухожу по трапу следом за незнакомцем, но, добравшись до палубы, снова оборачиваюсь и окидываю взглядом широкий приморский бульвар, светлый ряд витрин и заведений, темнеющие вдали массивы зданий. Может быть, где-то там, далеко за теми зданиями, именно в это мгновенье кому-то диктуют приказ о моем аресте. Однако я уже на маленьком, качающемся кусочке французской территории, и преследователи едва ли меня обнаружат. Я бы должен быть счастлив, но чувствую только, как в груди у меня разливается тягостное и разъедающее ощущение пустоты. Ощущение, что я одинок, безнадежно одинок в этой ночи и на этом бульваре, среди теней от зданий и людей, что я поглощен темнотой и тону в пустоте.
Франсуаз все еще стоит на набережной. Я пытаюсь ухватиться за этот смутный женский силуэт, чтоб выбраться из пустоты, и поднимаю руку для приветствия. И поскольку лицо Франсуаз затенено, я воображаю, что оно мне улыбается. И слышу мягкий бесстрастный голос:
- До свидания, господин Никто! Счастливого плавания.
2
- Я Эмиль. Меня прислала Франсуаз.
- А, прекрасно. Хорошо доехали? - спрашивает человек за письменным столом.
Мне бы следовало ответить: "Отвратительно. Меня передавали с рук на руки, словно почтовую посылку". Но человеку за столом, должно быть, решительно наплевать на то, как я доехал, поэтому я говорю:
- Спасибо. Все было очень хорошо.
- Садитесь, - знаком приглашает человек. - Курите?
Мне бы следовало сказать: "Да, только не эти, так как я уже знаю вкус этих галуаз бльо". Вместо этого я опять благодарю и с опаской закуриваю забористую папиросу.