— Кокуто, тебе никогда не хотелось кого-нибудь убить?
Алая маска, в которую превратилось ее лицо в последних лучах умирающего солнца, заставила мое сердце дрогнуть.
— Так далеко я не заходил. Максимум — врезать по морде.
— Понимаю. Но для меня — это единственное желание. Единственное.
Ее голос снова породил странное эхо.
Слова застряли у меня в горле.
— Ты уже слышал. Люди возвращают другим только те чувства, которые сами испытали. Я стою по ту сторону всех запретов и табу. Наши с Шики приоритеты полярно отличаются. Во мне находят жизнь все порывы, подспудно подавляемые Шики, — в этом причина и смысл моего существования, и я прекрасно это знаю. Бесконечное убийство собственной воли, удушение темной стороны, которую зовут ШИКИ — меня. Мне приходилось убивать себя снова и снова, тысячи тысяч раз. Понимаешь? Убийство — моя стихия, я больше ничего не знаю и не могу. Только убивать.
Она повернулась спиной к окну и мягкими шагами направилась ко мне. Неожиданно меня по коже продрал мороз. Почему?.. Как может беззвучно приближающаяся ко мне девушка внушать столь леденящий ужас?
— Ты понимаешь, Кокуто? Что убийство означает для Шики?
Она остановилась рядом, совсем близко и прошептала:
— Уничтожение всего, что пытается открыть ее ракушку. Примитивная самозащита.
На губах ШИКИ расцвела непонятная улыбка. Улыбка, с которой все сводят к шутке. Но можно ли назвать шуткой эти слова?
Дверь класса захлопнулась за ее спиной.
Когда на следующий день во время обеденного перерыва я позвал Шики перекусить, ее брови удивленно взлетели вверх. Впервые с тех пор, как мы познакомились, я видел ее пораженной до глубины души.
— Ты в своем уме?..
Тем не менее, она приняла предложение, указала в сторону крыши и молча последовала за мной. Я чувствовал спиной ее буравящий взгляд. Она сердится на меня? Еще бы, сомнений тут быть не может!
Конечно, даже я понял, что означали ее вчерашние слова. Последнее предупреждение, не больше, не меньше. Шики прямым текстом заявила, что мне будет плохо, если я не вниму предупреждению и не перестану общаться с ней.
Но она не понимала главного. Она говорила мне это с первой минуты нашего знакомства. Каждым своим словом и движением. И я уже давно привык.
На крыше мы были одни — больше ни души. Январский холодный ветер не располагал к перекусам на свежем воздухе.
— Бррр, холодно. Не хочешь пойти еще куда-нибудь?
— Нет, мне здесь нравится. Если предпочитаешь другое место — не стесняйся, иди.
Официально-вежливый тон Шики лишь заставил меня наклонить голову и присесть под стеной, где не так дуло. Повисло молчание. Я уже прикончил второй бутерброд, но Шики даже не разорвала обертку на своем.
— Зачем ты опять заговорил со мной?
Ее голос был едва слышен, и я даже не совсем понял, что она обращается ко мне.
— Ты что-то сказала, Шики?
— Я хочу знать, почему ты так неосторожен.
Теперь ее взгляд пронзил меня, словно копье.
— Что-то новенькое. Меня обзывали наивным и слишком прямодушным, но вот неосторожным — еще ни разу.
— Тебе льстили.
Неловкая шутка даже не поцарапала броню ее ледяной уверенности и враждебности. Шики резко дернула рукой, располосовав упаковку сандвича с яйцом. Раздирающий хруст отдался в морозном воздухе, и она молча впилась зубами в бутерброд. Поскольку я уже управился, то решил поддержать беседу — такое молчание плохо действует на пищеварение.
— Ты, кажется, немного злишься?
— Немного?! — новый убийственный взгляд немедленно заставил меня пожалеть о сказанном. От такого пищеварению лучше не станет. Но Шики уже прорвало, и в ее голосе чувствовалось кипящее высоким градусом раздражение.
— Не понимаю отчего, но меня почему-то страшно раздражает твое присутствие. Почему ты не отстанешь от меня? Я же сказала вчера прямо — как ты можешь не понимать?!
— Я тоже не знаю, в чем дело. Мне хорошо с тобой, но если ты спросишь почему, я не отвечу. А что касается вчерашнего разговора, то я склонен смотреть на вещи с оптимизмом.
— Кокуто-кун, ты понимаешь, что я — не нормальный человек?
Единственное что я мог сделать — кивнуть. Расщепление ее личности было очевидно, и, конечно, это было совершенно ненормально.
— Да, не нормальный.
— Прекрасно. Тогда ты должен понять и то, что я не из тех, с кем ты можешь нормально дружить.
— Нормальная или ненормальная, честно говоря, меня это совершенно не волнует, когда я с тобой.
Шики замерла. Словно время остановилось. Словно она забыла, как дышать. Прошла минута.
— Но я не могу стать такой как ты.
Выговорив это, Шики провела рукой по волосам. Широкий рукав кимоно соскользнул вниз, и я увидел плотно замотанный вокруг ее запястья, у правого локтя, бинт. Белый и свежий бинт.
— Шики, эта рана…
Она не дала мне шанса закончить, резко поднялась и безжалостно проговорила:
— Раз ты не понял слов ШИКИ, я скажу сама.
Ее взгляд устремился к холодным далям за обрезом крыши, минуя меня.
— Если так пойдет и дальше, это может кончиться тем, что я убью тебя.
Ответа на эти слова я подобрать так и не смог.
Шики давно уже ушла, оставив обертку на голом бетоне. Я машинально подобрал ее и пробормотал себе под нос: