— В нашем деле точность — первейшее дело, — сказал Бич, рассматривая документы, полученные от «Корня». — Выглядят как настоящие…
— Они и есть настоящие, — обиделся «чернушник», человек, занимающийся подделкой документов.
— Как достиг совершенства, старик? — полюбопытствовал Князь. Филигранная техника и талант, или…
— Или… Хотя, конечно, и без таланта в нашем деле нельзя. Но в основе подлинные документы. Получаем из паспортных столов милиции — за хорошие бабки, конечно.
— Намек на то, что мы теперь в должниках? — спросил Князь.
— Это как водится, — улыбнулся Корень. — Но учти, для друзей я счетчик не включаю. Ну, должны и должны. Отдадите, когда сможете. А если в мою бригаду пойдете, то должок спишу.
— Я не могу, — признался Князь. — Мне тут с одним делом надо разобраться. Может, потом. Позднее.
— Что ж. Время у нас есть. Я лично намерен жить долго. Так что, как решишь ко мне, — милости просим. У меня вообще была мечта — из одних спецназовцев создать бригаду. Расширяться буду. Сейчас я смотрящий по району. Но хочу прибрать к рукам «куст». И создать пару крутых бригад, способных действовать методами, так сказать, не криминальной бригады, а военных операций. А ты, друг детства, что скажешь?
— Знаешь, Юрик. А я вот, может, и не откажусь. Но не «пехотинцем» рядовым, а бригадиром.
— Так вот сразу и бригадиром… Ты знаешь, сколько надо попахать, чтоб…
— А ты знаешь, сколько надо своей крови пролить, чтоб стать сержантом спецчастей? Так что, не боись, справлюсь. Пойду, если дашь мне возможность создать свою бригаду в твоем районе: будем работать как бы на тебя, то есть признавая тебя смотрящим…
— А если не признавать, так лучше и не начинать. Кто не признает, на тех каток наезжает…
— Это я понимаю. Признаю. Но людей буду набирать сам. Может, твоя мечта и осуществится. Попробую разыскать своих бывших сослуживцев. Но есть условие — у моей бригады будет только одна специализация.
— Какая же? — поднял брови Корень. Одна бровь не поднималась, потому что ее пересекал короткий, но глубокий шрам, и когда Корень поднимал брови, выражение лица у него всегда получалось ироничным.
— Буду банки брать, — мечтательно, с детской улыбкой сказал Бич.
У него это получилось так забавно, что Корень и Князь расхохотались.
— Все банки Москвы только и ждут, чтобы ты их взял со своими бойцами. Чудак ты, Бич, банки — это высочайшая квалификация. А ты и твои парни лопухи.
— Аккуратнее на поворотах.
— В своем деле, возможно, мастера, а в нашем — лопухи. Ну, что загадывать. Начни с малого — с мелких отделений Сбербанка, с обменных пунктов. Научишься брать серьезные сейфы и филиалы, в которые свозится крупная выручка, валюта, тогда можешь попробовать и крупные банки.
— В том числе — за рубежом, — уточнил Бич.
— Ну, ты даешь! И мне твое нахальство даже нравится. Плохой тот солдат, который не мечтает стать генералом. Я, например, хочу стать смотрящим по всей Москве. «Ладугу» убили «азеры», "Хеврона" — китайцы, сейчас смотрящий «Михей». Но и на него, возможно, уже выкована пуля.
— Значит, и для тебя будет пуля, когда станешь смотрящим. Стоит ли так рисковать?
— Э, братан, Москва того стоит.
Они сидели в ресторане "Встреча на Маросейке", в небольшом кабинете без окон — стол на шестерых, вдоль стены — диваны, кресла, столики с сигаретами, пепельницами, два стола для закусок и напитков. Официанты в комнату старались заходить пореже. Владелец ресторана был "под крышей" у «Корня» и соблюдал все условия их соглашения, — не только сбрасывал обещанный процент от прибыли, но и безмолвно накрывал стол для своего покровителя и его друзей. Счет, естественно, не предоставлялся.
— Знаете, о чем я мечтал, пока хлебал баланду в СИЗО и жевал сырой хлебушек в ШИЗО, пополам со слезами…
— Твоими? — насмешливо переспросил Корень.
— Нет, вертухаев. Им со мной одни слезы были. Сильно я самостоятельный. Так вот, братаны, мечтал я о куске поджаренного на вертеле поросеночка.
— Так что же тебе мешает реализовать мечту?
— А ничто. Вот я и говорю, — хорошо, когда мечты сбываются. А поросят жарят в этом «твоем» ресторане отменно.
— А помнишь, как мы в детстве мечтали мороженого досыта наесться? спросил Корень.
— А то… Ты будешь смеяться, но я, когда получил первую зарплату, уже на родине, после того как оттрубил сержантом на войне, — так веришь, нет, я ползарплаты на мороженое истратил.
— И ангины не схватил?
— Так я не в один заход. А в несколько. И в жаркий день.
Выпили еще по одной — под соленые рыжики.
— Знаешь что, братан, — повернулся к другу детства Корень. — Зачем тебе напрягаться? Вот тебе ключи от «Ниссан-патроль», в бардачке документы, доверенность и прочее, под сиденьем — ствол не засвеченный. И тачка чистая. Владей. А то тебе много по Москве придется ездить, пока свою бригаду соберешь.
— Спасибо. Только ведь доверенность-то…
— На твое, на твое имя…
— А как ты…
— Рассчитал… Прикинул — куда тебе деться? За тобой менты по следу идут, тебе без нас — каюк. А с нами еще поживешь. А ты, Князь, все же подумай. Может, и ты? У меня хватит тачек и стволов, чтоб экипировать новых корешей.
— Спасибо. Только я планов не меняю. А вот если у тебя есть свои люди в окружении директора НИИ, в котором наш друг перед отсидкой служил, выведи на них.
— Своих нет, но таких, кому можно довериться или на кого можно надавить, — поищем. Как НИИ ваш называется?
— НИИ проблем мозга, — ответил Бич.
— Ладно. Еще какие просьбы?
— Ствол. Лучше «беретту». Мое любимое оружие, — сказал Князь.
Корень вынул из кармана висевшего на спинке стула пиджака мобильный и набрал номер:
— "Митяй", доставь к ресторану «Встреча» одну «белочку». С «маслятами»…
— Спасибо. И еще одно. Мне почки попортили вертухаи. Врач в СИЗО наказал сразу, как выйду, показаться хорошему урологу. Есть такой на примете? И чтоб не болтливый был.
— Молчаливые у меня знакомые в основном венерологи, — усмехнулся Корень. — Но… Погоди, есть такой. И практикует недалеко отсюда, на Мясницкой.
…Через час Князь уже сидел в приемной доктора Абрама Несторовича Каценеленбогена. В приемной было пусто. Не потому, что в сей поздний час не нашлось желающих, получить у доктора квалифицированный совет. Просто Корень предупредил, что пациент, которого он направляет доктору, не любит больших скоплений народа. Доктор отпустил больного, находившегося на приеме, и, извинившись, сославшись на срочный вызов на консультацию в «Кремлевку», отправил своих пациентов восвояси. Так что сейчас Князь сидел в роскошной приемной наедине с длинноногой секретаршей в ожидании, когда светило урологии помоет руки и пригласит его в кабинет.
…Осмотр принес малоутешительные результаты.
— Была травма? — пристально глядя в лицо Князя, спросил доктор.
— Да, автомобильная авария. Сильный удар по почкам: дальше ничего не помню.
— Понятно, понятно. Почки, конечно, травмированы. Так больно? А так? Сейчас мы вам УЗИ сделаем. Молочного не ели, не пили в последние часы?
— Нет, — усмехнулся Князь и дохнул на холеное, чуть брезгливое лицо доктора ароматом хорошего армянского коньяка.
— Ну, что… Жить будете.
— Спасибо.
— Но лечиться придется. Хотя лечение это дорогое.
— Не имеет значения.
— Так я и подумал. Если вас не смущает большой гонорар, который я бepу, то рекомендовал бы лечиться у меня. И конфиденциально, и новейшая аппаратура, и современные швейцарские лекарственные препараты. Пока дам вот эти пилюли, три раза в день после еды. Ну, и диета, строжайшая, знаете ли, диета. Никаких жареных поросят, маринованных овощей.
— К воздержанию приучен.
— Но от сексуального воздержания предостерегаю. В некоторых дозах даже полезно. Скажем, пару раз в неделю.
— Это я вам обещаю.
— А вот с физическими нагрузками поосторожнее.
— С этим сложнее. Работа у меня, доктор, интеллектуальная, но связанная с физическими нагрузками…
— Но тогда хотя бы старайтесь, чтобы вас больше не били по почкам. Еще одно такое «падение», еще одна "автомобильная авария", и могут быть самые печальные последствия. С почками, батенька мой, не шутят.
— Понимаю. С внутренними органами вообще лучше не шутить, доктор.
— Абсолютно с вами согласен.
— Кстати, вы только частнопрактикующий врач, или работаете еще где-нибудь, в НИИ, в клинике?
— Зачем вам это? — насторожился Абрам Несторович.
— Дa вот работу ищу. Мне говорили, сейчас многие медицинские НИИ процветают — и пациенты появились богатые, и лекарствами импортными приторговывают, и помещения сдают, так что зарплата там не хуже, чем раньше у офицеров была.
— А вы офицер?
— В запасе. Жаль терять квалификацию.
— Кем же вы намерены служить? — спросил Каценеленбоген.
— В охране…
— Могу рекомендовать вас в Центр имени Бакулева, в Кардиоцентр на Рублевском, в Онкологический центр. Хотя сомневаюсь, что у службы охраны там большие зарплаты.
— А в Институт проблем мозга могли бы меня рекомендовать?
— К Аркадию Борисовичу Морову? Известный в медицине человек. И в последние пять лет его институт значительно расширился, ведет большое строительство… Вообще, репутацию у него… В том смысле, что богатый институт. Никто не знает, откуда деньги… Но богатый.
— Может, зарубежные «гранты»?
— Может, может…
— Может, госсубсидии?
— Может, может… Я там тоже иногда бываю на консультациях… Но вообще, знаете ли, у Морова… Как бы это сказать, репутация жесткая… Не так много людей, которые хотели бы у него работать…
— Мало платит?
— Платит как раз очень много. Впрочем, не буду сплетничать. Вы выразили желание у него работать? Хотите много зарабатывать? Как ваш лечащий врач, естественно, не буду от этого отговаривать. Что ж… да, пожалуй, я смогу вас рекомендовать Морову. Как своего пациента. Но…
— Но?
— Но лучше будет, если я вас рекомендую как своего пациента известному невропатологу профессору И.А. Неведомскому. А уже он порекомендует вас Морову.
— Почему?
— А как вы сами думаете?
— Чтоб «цепочка» была длиннее?
— Вы умница. Знаете, есть такой анекдот. Человек по фамилии Иванов меняет фамилию на Петров. Его спрашивают, зачем он это делает? Было бы понятно, если бы фамилии были неблагозвучные или, наоборот, очень красивые и необычные. А так — какой смысл? Он отвечает: "Сменю фамилию, меня спросят: "А какая ваша прежняя фамилия?" Я отвечу: «Иванов», и вопросов нет. А сейчас?" "Что сейчас?" "Сейчас, если меня спросят: "Иванов, а как была Ваша прежняя фамилия?.." "И что?" "Вот именно…"
Князь поднялся из кресла, пожал на прощание руку доктора:
— Я вас понял, доктор, у вас светлая голова. Пусть будет длинная цепочка. Пусть меня порекомендует как своего пациента доктор Неведомский. А если его спросят, кто ему порекомендовал меня, он ответит правду — доктор Каценеленбоген.
— Что в данном контексте не так и плохо. Хуже было бы, если бы…
— Ну, понятно. Итак, адрес?
— Это на Чистых прудах, рядом с театром «Современник». Дом слева от театра, окна квартиры выходят на пруды, квартира номер 15. Звонить два раза — позвонить, сделать паузу, и снова.
— Зачем такие предостережения?
— Профессор Неведомский пишет монографию и отвлекается от работы, если к нему идет пациент, способный заплатить большой гонорар.
— Что значит большой?
— Нy, двести долларов не покажутся вам крупной суммой?
— Терпимо. Вы предупредите его по телефону?
— Обязательно.
— Тогда не смею вас больше задерживать, доктор.
— Это я вас не смею задерживать. Хотя, одним вопросом все же рискнул бы задержать своего, смею думать, теперь постоянного пациента.
— Слушаю вас? — замер в дверях Князь.
— Зачем вам, если вы можете позволить себе иметь двух самых высокооплачиваемых докторов Москвы, идти на обычную зарплату в какой-то НИИ?
— Доктор, скажите, вы умеете хранить секреты?
— А как же? Это составная часть врачебной этики.
— Я тоже. И это, — составная часть моей профессиональной этики.
— В таком случае, мой друг, берегите почки. Лекарства — не панацея, лучше не доводить органы до греха.
— Тут у нас с вами полное единство мыслей, — усмехнулся Князь.
…С доктором Неведомским они поняли друг друга также с полуслова. Доктор долго мял его позвонки. Определил обширный остеохондроз. Брюзгливо почмокал губами, пытаясь вставить на место шейный позвонок.
— Хотите акупунктуру? — спросил он.
Князь задумался. Прервав паузу, доктор добавил:
— За те же деньги.
— Тогда да, — ответил Князь и отдался воспоминаниям о теплом песке в Дубултах в ясную июньскую погоду. Время от времени что-то покалывало спину, словно лучи солнца впивались в разогретую кожу или с неба падали на поясницу раскаленные песчинки. Но в целом было понятно.
— В этом конверте — рекомендательное письмо профессору Морову. Аркадий Борисович мой давнишний знакомец. И надежные люди ему всегда нужны. Что касается зарплаты, то как ваш лечащий врач я и сам заинтересован в том, чтобы она была внушительной. Думаю, вы договоритесь.
…Через два дня Князь, успев снять по наводке «Корня» двухкомнатную квартиру за пятьсот баксов в месяц в районе Москворецкой набережной, уже готов был выйти на работу.
Еще два дня ушли на обживание, отдых, налаживание каналов связи.
По одному из каналов он получил известие о том, что полковник Олег Павлович Верестаев в общей камере СИЗО был «опущен», сильно избит, и на лбу ему даже вытатуировали слово «петух», чтобы, если он попадет в другую камеру и малява запоздает, сокамерники не сомневались бы в сексуальной ориентации нового зэка.
Теперь, казалось, за будущее полковника можно было быть спокойным. Но на следующий же день Князю передали кодовым текстом по телефону: полковнику изменена мера пресечения на подписку о невыезде. Он сделал себе сложную пластическую операцию и отсиживается дома, ожидая, когда приживется лоскут кожи, вживленный в центр лба.
Князю не хотелось начинать новую жизнь, не порвав со старой.
И, прежде чем ехать в четверг в НИИ проблем мозга, он наведался на Котельническую набережную в высотный дом, где на шестнадцатом этаже в отдельной трехкомнатной квартире проживал в полном одиночестве бывший полковник Олег Палыч Верестаев.
Открыть три замка, в том числе один сейфовый, при наличии хорошей разведки и точного инструмента не представило большого труда.
Ступал Князь бесшумно. Войдя в квартиру, тщательно закрыл за собой дверь. Огляделся, прислушался, принюхался. Из гостиной слышался слащавый голос молодого телеведущего, расписывавшего достоинства некоей эстрадной дивы, обладавшей средними физическими данными, слабым писклявым голоском и неистребимым провинциальным акцентом. Однако ведущий представлял ее как само совершенство и кумира миллионов.
Князь вошел в комнату.
Полковник с забинтованным лицом сидел в глубоком кресле и с вожделением смотрел на экран.
На экране коротконогая, толстопопая девица, умильно улыбаясь и жеманничая, приплясывала перед камерой, всей своей неуклюжей пластикой демонстрируя свои незамысловатые прелести.
"У полковника всегда было неважно с вкусом", — подумал Князь.
Подойдя к нему сзади, он чуть-чуть дотронулся холодным дулом пистолета до обнаженной и слегка взопревшей лысины бывшего дивизионного лектора-пропагандиста.
Полковник лениво и раздраженно отмахнулся от прикосновения, как бы отгоняя прилипчивую муху.
Однако у пистолета "Израэл милитари индастриз" (любимая «беретта» меньше годилась для устрашения и осталась в кобуре), созданного на базе знаменитого «Узи» 45 калибра и рассчитанного на 9-миллиметровый патрон от парабеллума, было странное свойство возвращаться на место. И дуло снова уткнулось в темечко полковника. Князь знал и любил это оружие автоматический пистолет с отдачей свободного ствола и переводчиком режима огня. Коробчатый сменный магазин на двадцать патронов обеспечивал необходимую в ближнем бою кучность и точность.
— Рота, подъем! — рявкнул в ухо бывшему солдату Князь.
Полковник резко дернулся и вскочил, машинально прижав руки к туловищу, как новобранец.
— Вольно, полковник, — похлопал его левой рукой по плечу Князь.
На знакомый голос полковник резко обернулся, узнал Князя, и при тусклом и мерцающем свете телеэкрана было видно, как он побледнел, как непроизвольно стал дергаться его левый глаз, под которым еще не прошла приобретенная в камере синева, как рванулась его рука куда-то, то ли за пазуху пижамы, то ли в угол кресла, — механически, за оружием.
— Не дергайся, Олег Палыч, — предостерег его Князь. — Не надо. Ты знаешь, как я стреляю. Все равно я буду быстрее тебя.
— Чего ты хочешь? Денег? Сатисфакции?
— Я хочу всего. И желательно много. Но не все от тебя, Олег Палыч.
— Чего ты хочешь от меня?
— Только попугать тебя. Ты ведь смелый мужик, а? Боец. Вояка.
— Ну, ты же знаешь, я штабной работник, — захныкал Верестаев.
— Никогда не поздно привыкнуть к боевым стрельбам.
— Ты же знаешь, меня и так жестоко наказала судьба.
— Да, кстати, какие мысли приходят в голову, когда тебя насилует десять-двадцать уголовников в тесной камере? Наверное, думал о том, чтоб со СПИДом пронесло, да? Или о том, что будет дальше? Завтра в камере? Послезавтра на зоне?
— У меня много друзей. Слава Богу, до зоны дело не дошло.
— Может, еще дойдет? Тебя ведь не освободили. Просто изменена мера пресечения…
— Нет, вопрос уже решен на самом верху, дело закрыто.
— Ах вот как? Тогда мои задачи на сегодняшний день меняются. Я-то думал тебя чуток попугать, считал, что точку в твоей поганой жизни поставит зона. И ошибся. Очередной раз. Ну, что ж, вставай.
— Не собираешься же ты меня убивать, Князев? Ты ж сам законник. Я, извини, уже после твоего ареста узнал кое-что из твоей биографии.
— Успел кому сказать?
— Нет.
— Это хорошо.
— Но… Ты же не сможешь…
— Чего не смогу?
— Убить меня! Ты не сможешь выстрелить в меня! Ты же привык стрелять во врагов.
— А ты кто?
— Я же свой…
— Свой? Свои не подставляют, не продают, не предают…
— Но это же так вышло, Князев. Ты извини. Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану? Хочешь?
— Нет.
— Чего ты хочешь? Денег? Дам тебе денег.
— Деньги я привык сам зарабатывать. Я не девочка, чтоб деньги брать за хорошее отношение.
— Но тогда что?
— Я ж сказал — хотел тебя попугать. Показалось, что в СИЗО ты принял только часть назначенного тебе наказания.
— И как ты меня будешь пугать? — спросил, мучительно ища выход, полковник Верестаев.
— Иди к окну.
Верестаев послушно подошел к огромному окну старого сталинского небоскреба.
— Открывай! — приказал Князь.
— Это трудно: тут все заклеено, — заканючил Верестаев.
— А ты легких путей в жизни не ищи, полковник. Открывай.
Тот взобрался на широкий подоконник, с трудом открыл раму.
— Иди.
— Куда?
— А вот за окном довольно широкий навес. По нему и иди, — посоветовал Князь, привинчивая к «Узи» глушитель.
Полковник, ежась и кособочась, сделал первый шаг.
— Нет, боюсь, — заверещал он.
— Я тебе помогу, — Князь дал короткую очередь так, что пули легли возле самых ног полковника.
— Ты что, с ума сошел? Ты же убьешь меня? — заорал благим матом полковник.
— Ну и что? Даже если такое случится, страна не так уж много потеряет.
— Но ты не можешь, — удивленно орал полковник.
— Я многое могу, даже больше, чем сам о себе знаю, — холодно ответил Князь и дал еще одну очередь, пули опять легли возле ног Верестаева. Он покачнулся, ухватился руками за водосточную трубу и замер, боясь смотреть вниз, не имея сил двигаться дальше, не решаясь вернуться назад.
От второй очереди что-то наверху, на крыше этого блока высотки или на проволочном навесе над семнадцатым этажом, сдвинулось. И большая шапка слежавшегося снега с кусками колотого, но не сброшенного вовремя льда поползла вниз, производя неприятный шорох, который, конечно же, привлек внимание полковника. Он ухватился еще крепче за проржавевшую водосточную трубу и поднял вверх лысую голову с забинтованным лбом, «украшенным» вытравленным словом «петух».
Князь дал еще одну-последнюю-короткую очередь из пяти пулек так, чтобы они легли у самых ног полковника.
Тот, почувствовав ударную волну, в страхе глянул под ноги.
Тем временем снежная шапка достигла шестнадцатого этажа и, словно точно рассчитав свой полет, «приземлилась» как раз на толстой и раскрасневшейся на холоде шее полковника.
Полковник и так-то с трудом удерживался на скользком кирпичном бордюре, опоясывавшем этаж чуть ниже окон.
Неожиданный удар сверху заставил его на секунды потерять равновесие, выпустить из рук спасительную водосточную трубу, глянуть вниз.
Ноги его заскользили, и он упал на кирпичный бордюр толстой задницей. Однако это были две трудносовместимые поверхности: бордюрчик был всего сантиметров двадцать, а задница у полковника была одной из самых больших в полку, за что он даже получил кличку "Лева Задов", хотя его и звали Олег Павлович. Словом, задница не вынесла резкого соприкосновения с оледенелой и твердой поверхностью бордюра, скользнула по нему и увлекла тело полковника вниз, на мостовую.
— Надеюсь, ему было страшно. Я ведь обещал попугать, — усмехнулся Князь.