Павлик:
- Просто на редкость порядочный человек! Яночка:
- Даже удивительно!
Пан Доминик просиял еще сильнее Хабра.
- Поразительно умная собака! - воскликнул он с восторгом, преисполненный благодарности к благородному животному. - Чем вас угостить? Я купил пирожные и маринованные шампиньоны, не знаю, что вы любите.
- Все любим! - вырвалось у Павлика, но он сразу же спохватился и благовоспитанно докончил:
- Если не возражаете, подайте и то, и то.
Угощение, представленное такими вкусными, хоть и несколько контрастными блюдами, явная радость хозяина встрече с детьми и благодушное настроение Хабра сразу придали визиту непринужденный характер. Очень приятно иметь дело с человеком, о котором известно, что он честный и порядочный, что ему можно все откровенно рассказать. Редкий случай, когда человек не утратил с возрастом присущую детям непосредственность и искренность, не поглупел, как остальные взрослые, не стал занудой. Очень, очень редкий случай. Выходит, Павлику и Яночке здорово повезло, раз судьба послала им встречу с таким человеком.
Уминая попеременно маринованные грибочки и сладкое пирожное, дети во всех подробностях ознакомили нового знакомого со своими проблемами, особое внимание уделив последнему свиданию с его соседкой по дому.
- Мне кажется, пани Наховская нам рассказала все, хотя и не хотела, рассуждала Яночка. - Ведь если бы в нехорошей истории, куда ее втянули эти шантажисты, не были замешаны дедушкины марки - то есть марки, которые разыскивает дедушка, - она бы обрадовалась и сразу нам сказала - ваших марок на горизонте не видно! И все! И можете быть спокойны! А она, наоборот, совсем расстроилась. Видели бы вы ее! Значит, эти марки там маячат, как пить дать!
- И Баранский там по уши увяз, - добавил Павлик. - И Пшеворский.
- Не забывайте, она еще вчера была встревожена вашим появлением, напомнил пан Доминик. - Вчера, когда вы ей еще ничего не сказали. И все-таки уже вчера боялась за вас. А вы не боитесь?
- Нам-то чего бояться? - удивилась Яночка. - Ведь у нас нет сына.
- Да не за сына, за себя! Ведь преступники на все способны.
- Эээ! - пренебрежительно махнул рукой Павлик. - Что они нам могут сделать?
Пан Доминик встревожился не на шутку. Из того, что рассказали ему дети, следовало - дело серьезное, а они явно недооценивают опасности. И раз уж они оказали ему доверие, он просто обязан предупредить неопытную молодежь.
И Доминик Левандовский попытался это сделать, использовав весь свой педагогический опыт и знание психологии молодого поколения.
- Я вам скажу, что они могут сделать. Разумеется, не зная конкретных преступников, обрисую вам только теоретические их возможности и действия. Начать они могут с того, что подключат школу и ваших родителей, в искаженном свете представив ваши действия. Это первое. Второе - могут избить вас, чтобы отбить, извините за каламбур, охоту к дальнейшей слежке за ними. Ну и в-третьих, не остановятся перед тем, чтобы раз и навсегда избавиться от опасных свидетелей и излишне любознательных следопытов. Просто вас убьют - и дело с концом. С такого рода опасностью вы считаетесь?
Яночка выпрямилась на своем стуле и ответила молодому ученому с такой гордостью и сдержанным достоинством, которых тот не мог не отметить, невзирая на все свое беспокойство о судьбах детей.
- Первое. Родители поверят нам, а не им. Школу дедушка возьмет на себя. Второе. Мы не собираемся лезть на рожон и подвергаться опасности. Ну и в-третьих, все остальное сделает Хабр.
- Что сделает и как? - удивился пан Левандовский.
- Если честно, ему уже случалось спасать нам жизнь, - со вздохом признался Павлик. - С ним нам нечего бояться.
- И все-таки...
- Ладно, чего там, мы все поняли и обещаем не лезть на рожон и вообще проявлять осторожность. Не бойтесь за нас!
Пан Доминик с сомнением покачал головой, но на всякий случай приподнял скатерть на столе и внимательно оглядел Хабра, который по своему обыкновению прикорнул под столом, свернувшись в клубочек.
Что пес гениальный, ученый ни капельки не сомневался: только что доказал, как замечательно разбирается в людях. Но вот на вид он такой ласковый, вежливый, никакой боевитости и свирепости. Вряд ли способен защитить детей. Да умеет он хотя бы лаять?
- Не только лаять, но и страшно рычать! - заверила его Яночка. - Видели бы вы его в арабской каменоломне! Ласковый песик, ничего себе! Так рычал, такие рыки издавал, что эхо шло по горам! А как оскалил зубы, казалось, их у него сто штук, не меньше! Арабы врассыпную! А вы говорите - не сможет нас защитить! Арабская каменоломня чрезвычайно заинтересовала молодого ученого, и дети обещали ему обо всем рассказать, но в другой раз. Сейчас им с актуальными делами бы разобраться...
И Павлик опять вернулся к беседе с пани Наховской.
- А ты поняла, что же выяснилось, в конце концов, с Пшеворским? - спросил он сестру. Девочка напомнила брату:
- В блокноте, помнишь? На листочке, который мы нашли в комоде. Написано "Пшев." в скобках. Рядом с телефоном Баранского.
- А, вспомнил!
- А когда она так страшно испугалась, я сразу догадалась, что это Пшеворский и тоже занимался марками.
- Кто такой этот Пшеворский? - полюбопытствовал пан Доминик. Девочка ответила:
- В том-то и дело, не знаем! Известно лишь, что тоже связан с марками, или скупает их, или продает.
- Или крадет, - добавил Павлик.
- Или у него украли. Возможностей много. Но теперь я уверена - марки где-то здесь. Или в квартире пани Спайеровой, или у пани Наховской. И у нее они их хотят отобрать путем шантажа. Надо что-то придумать...
Задумчиво подпершись рукой и глядя в окно, Яночка произнесла:
- Жаль, что от пани Наховской мы никакой помощи не получим. Чтоб этому придурку, ее сыну, лопнуть на месте! Все из-за него.
Пан Левандовский, которому дети так безоглядно доверились, принял близко к сердцу их проблемы. С волнением выслушав их рассуждения, предположения и выводы, он, помолчав, решился:
- Ладно, так и быть. Скажу вам правду. Знаю я этого сына...
***
Брелочек в виде лошадиной головы привел Збиню в жуткий восторг. Когда же его заверили, что он один такой на свете, у коллекционера и вовсе глаза и зубы разгорелись. А запросили за это сокровище всего ничего: информацию о контактах Зютека с Очкариком. Збиня поднапрягся.
Зютек знал Збиню как облупленного. Знал, что кроме брелочков его больше ничто на свете не интересует, и позволял себе иногда расслабиться в его обществе, поболтать о том о сем. И хотя работодатели много раз твердили парню, что рот раскрывается только для жратвы, а не для болтовни, уж он-то, Зютек, лучше знал, когда нельзя и словечка пикнуть, а когда и можно себе немного позволить. Например, второму их приятелю, Роману, или Ромеку, как его все звали, ни за что бы даже намеком не упомянул о своих делах. Другое дело этот свихнувшийся на брелочках Збиня. А при Ромеке - рот на замок. Ромек воображал себя чуть ли не журналистом, страшно любил собирать разную актуальную информацию и еще больше любил ее опубликовывать. Пока, правда, только в школьной стенной газете, но хвалился, что раз его заметку даже напечатали в столичной прессе. Правда, не уточнил где. Ясно, с Ромеком надо ухо держать востро. А вот Збиня...
Сам по себе Збиня был человеком честным и порядочным, несмотря на свое хобби. Если бы Зютек ясно и недвусмысленно поделился с ним своими секретами и неприятностями последних дней, если бы сказал черным по белому, что это секреты, о которых никому нельзя говорить, Збиня оказался бы в очень сложном положении. Секретов не выдают, а друзей не предают, это и ежу ясно. К счастью, Зютек ни о каких секретах и не упоминал, никаких страшных тайн не выдавал и не требовал заверений, что дружок будет нем как могила. Зютек просто жаловался на свою собачью жизнь и на некоторых сопляков, которые эту жизнь делают и вовсе уж невыносимой, жаловался на проблемы и неприятности, но жаловался как-то так, абстрактно, надо же хоть перед кем-то облегчить душу. Вот он и облегчал перед Збиней, не требуя ни сочувствия, ни клятвы верности. Да и жаловался туманно, намеками, а когда Збиня по своей наивности не понимал и пытался что-то уточнить, Зютек словно и не слышал его вопросов.
Возможно, Збиня бы и оставил свою безнадежную затею, уж очень непросто было общаться с приятелем, но лошадиная голова стояла перед внутренним взором коллекционера и не позволяла ему отступиться.
- Очкарик в принципе марками не занимается, - как можно небрежнее выдал информацию Збиня, стараясь не показать распиравшей его гордости. - Стакнулись они с Зютеком на Саской Кемпе случайно, там кто-то помер, ну и каждый туда по своему делу заявился. Зютек не болтун, сами знаете, пришлось покрутиться, чтобы за язык его потянуть, а потом концы с концами связать. И выходит, там, у этого покойника какие-то марки - высший класс! И Очкарик намылился их подменить. Тот самый экстра класс прихватить, а взамен подложить абы что. И все будет чики-чики и в ажуре, количество то же, вот качество малость не того. Вроде я правильно понял, но не уверен. Вы наверняка разберетесь, что к чему.
Закончив речь, Збиня с большим трудом оторвал взгляд от сиявшей на столе золотым блеском лошадиной головы и взглянул на Яночку и Павлика. Те смотрели на него почти с мистическим ужасом.
Начав расследование в понедельник, брат с сестрой развили неплохой темп. Стимул в лице брелочка чрезвычайно вдохновил Збиню, и он мог доложить результаты своих расспросов уже в среду вечером.
За столом они сидели втроем. Стефек заметал с пола то, что осталось от большого разбитого цветочного горшка с землей и каким-то цветком. Цветок уже давно засох, так что ему было все равно, а вот горшок был красивый, жаль. Так думала Яночка, понимая, что это из-за нее произошла катастрофа, из-за нее у Стефека все валится из рук. И со стен, и с окон. Вот и теперь: заехал своим стулом в стенку, выбив в ней порядочную дыру и смахнув с подоконника вышеупомянутый горшок. Известку он подмел еще раньше.