- Если не знаете его, вопрос снимается.
- А кто это все-таки? - не отставала я.
- Моим людям казалось, что этот человек тоже бывает в квартире вашей подруги.
"Если кажется, надо креститься", - хотелось съязвить мне, но я сдержалась: зачем злить Артема?
- Если и бывает, то мне об этом неизвестно, - твердо заявила я. Послушать вас, так там просто проходной двор. А потом ваши люди что, постоянно следили за квартирой? Именно за квартирой, а не за домом? Я бы заметила, если бы кто-то стоял на площадке или у лифта.
- Возможно, мы ошиблись с квартирой, - ушел от ответа Артем и предложил все-таки на всякий случай определиться с паролем.
Я вздохнула и согласилась. Мы выбрали число двести тринадцать - номер школы Костика.
Больше разговоров о делах мы не вели, ужин вскоре закончили, и Дима доставил нас до нашей парадной. Костик напомнил ему про кассеты, и дядя Дима обещал как-нибудь заехать к нам в гости. Его мне только и не хватало. Ладно, поручу Аньке, сама лучше посижу в шкафу с видеокамерой.
* * *
Поликарпова потребовала подробного отчета о встрече, а выслушав нас с Костиком, почесала в затылке и поинтересовалась у меня, что я думаю обо всем этом деле.
Я не стала честно признаваться, что предпочла бы больше никогда не видеть никого из своих новых знакомых и не касаться Анькиных дел, но от меня ждали совсем другого ответа.
- Аня, я не знаю, - отозвалась я. - Я тебе уже говорила, что для убийства нужен мотив. Какой мотив может быть у Комиссарова? И зачем ему убивать Степана в квартире, где бываешь ты? Убил бы в другом месте. Зачем ему таким образом подставлять тебя? Ему это нужно?
- Никто не может знать, что нужно Артему, - заметила Анька. - И что за мысли крутятся в его башке.
"Как и в твоей, Анечка", - хотелось добавить мне, но я с большим трудом сдержалась, вместо этого заявив, что хочу спать.
Но не тут-то было. У нас была запланирована очередная ночная вылазка к наркоманам Леньке с Настей.
- Давай завтра! - взмолилась я.
Анька посмотрела на часы и заметила, что до завтра остался всего час, так что я могу начинать собираться. Я застонала. Костик изъявил желание отправиться в поход вместе с нами. Анька провела с ним работу, придя к компромиссу: сегодня мы едем без ребенка, а завтра он сопровождает нас за город, где его мама (то есть я) учится стрелять. Я снова застонала.
- Но они уже, наверное, накурились, накололись или что они там еще делают! - сделала я последнюю попытку. - Ты помнишь, какие они были вчера вечером? Они уже не в состоянии с нами разговаривать! Ты же, кажется, хотела именно поговорить? А не наслаждаться видом спящей Насти, как вчера?
- Они сейчас как раз в том состоянии, в котором нужно, безапелляционно заявила Анька и открыла свою спортивную сумку, демонстрируя мне ее содержимое.
Мне чуть не стало плохо. Кроме нескольких ампул, шприцов и еще каких-то препаратов, там лежали милицейская форма и белый медицинский халат. Успела куда-то смотаться в наше отсутствие? И чего только нет среди Анькиных припасов?!
Я спросила, зачем нам все это? Анька пояснила, что мы пойдем к соседям-наркоманам, как милиционер (она) и медсестра (я).
- Какая из меня медсестра?! - заорала я. - Я даже уколы не умею делать.
- Научишься, - спокойно заявила Анька.
Я попыталась что-то возразить, но она меня все равно не слушала.
- Все, что надо, я вколю сама, - смилостивилась наконец Поликарпова, а вообще это дело нужное. У тебя апельсин есть?
- Чего?
- Апельсин. На нем надо учиться - наиболее близкие ощущения к тому, как втыкаешь в тело. Я сама на апельсине училась. Это только вначале страшно кожу протыкать, а потом - ерунда. Так что завтрашний день запланируем, как дважды учебный - вначале за город стрелять, потом дома учиться делать уколы. А сейчас - вперед!
* * *
Так же, как вчера, мы отправились за приключениями на старой "шестерке", оставили ее у той же парадной, опять шли через крышу, переодевались на чердаке.
Меня несколько смущало, что на лицах у милиционера и медсестры одинаковые царапины и фингалы, которые, правда, уже начали сходить, но Анька заявила, что наркоманы на это не обратят внимания. Но ведь должны задуматься, почему на ночь глядя к ним вдруг пожаловали представительница правоохранительных органов и посланница районной поликлиники? У нас они теперь что, парами ходят? Я про такое что-то не слышала. А если Ленька знает своего участкового? Или кем там Анька намерена представляться?
- Они наркоманы, а не идиоты и не слепые, - заметила я.
- Лерка, успокойся. Они все равно ничего не вспомнят. А если и вспомнят, кто их будет слушать?
- Ну, я не знаю... А если в самом деле милиция...
- Не знаешь и молчи! - обрубила меня Поликарпова и нажала на кнопку нужного звонка.
Нам долго никто не открывал, Анька позвонила вновь, и вскоре в коридоре послышались нетвердые шаги. Дверь нам открыла зареванная девушка - та, что вчера спала в одежде на полуразвалившемся диване. Вчера я не смогла ее как следует рассмотреть, да и освещение было не то. Сейчас я увидела, какая она осунувшаяся, какие у нее огромные синяки под глазами. Нечесаные и давно не мытые сухие волосы, худые руки, висящие, как плети, отекшие кисти, на лице ни следа косметики. Она сутулилась. Общий вид был неряшливый. И сколько ей лет? По виду определить было просто невозможно.
- Здравствуйте! - начальственным голосом проронила Анька и предъявила Насте какую-то ксиву.
Значит, и документ Поликарпова припасла? Или это настоящий, сделанный для нее по блату каким-нибудь знакомым или охмуренным ментом, а возможно, владельцем полиграфического предприятия или еще кем-то? Ну, Анька дает...
Девушка даже не взглянула на ксиву, а просто пригласила нас войти. Мы проследовали за ней в большую комнату, где уже были вчера. Анька быстро заглянула в маленькую. Леньки нигде не было. Внезапно Настя разрыдалась. Она не говорила ни слова, слезы текли ручьями у нее по щекам, плечи сотрясались, потом она рухнула в продавленное кресло перед низким облезлым журнальным столиком, опустила голову на руки - и разревелась еще громче.
Мы переглянулись.
- Ну, не надо так, успокойтесь, пожалуйста, сказала я.
- Это я, это я во всем виновата! - воскликнула Настя, не поднимая головы. - Это я уговорила его попробовать! А теперь... Теперь... Я тоже хочу умереть!
Я посмотрела на Аньку.
- Давайте-ка мы сделаем вам успокоительный укольчик, - заявила Поликарпова, протягивая руку к сумке, которую держала я.
Но я резко ее отдернула. Я не хотела допускать, чтобы Анька еще кому-то делала укольчики. Я не могла быть уверена... Но проверить следовало.
- Дай сюда, - прошипела Анька, обращаясь ко мне.
Я покачала головой и отступила от нее на шаг.
Но Анька была не тем человеком, против воли которого можно пойти.
- Ты об этом еще пожалеешь, - сказала она мне. - Последний раз прошу по-хорошему.
Настя продолжала рыдать, не поднимая головы, и бормотать себе под нос, что во всем виновата только она и что, если бы не она, Ленька до сих пор был бы жив. А так она жива, а его больше нет.