— Я сначала не поверила, так как не думала, что он на такое способен, и только когда она показала укусы, синяки и поклялась…
Показы явно оказались сомнительными, поскольку обвинение закончило допрос с чрезвычайной поспешностью. Патрицию это здорово удивило, с чего бы вдруг? Чего он испугался? И какие такие укусы, разве что собака, ассоциированная с капустой, постаралась? Что же Кайтуся так не устроило?
Адвокат собак не боялся.
— Как вы объясните факт… — начал он осуждающе, листая лежащие перед ним документы. — Сначала вы посылаете пострадавшую к прокурору…
— Она сама! — резко возразила Зажицкая.
— …а потом вы пишете письмо, что Руцкая влюбилась и сама искала встречи с Климчаком?
Враждебность полыхнула из свидетельницы, словно жар из приоткрытой печи:
— Я уже объясняла, что это письмо я написала под диктовку Гонораты!
— Но вы ещё написали, что имело место медицинское обследование, и врач установил у Руцкой нетипичную физиологическую особенность. Другими словами, что она по-прежнему является девицей или никогда девицей не была. Такая естественная особенность её организма Этого Гонората знать не могла, а значит, не могла и вам продиктовать. Откуда вы это взяли?
— Я не знала, мне позже Руцкая рассказала.
— Если вы писали письмо, то знали уже тогда. А откуда узнала Гонората?
— Я не помню… — проговорила она это сдавленным голосом, чуть не плача.
Что там эти три девахи замутили? Патриция кляла Кайтуся на чём свет стоит. Все закулисные интриги от неё скрывал, паршивец! А ведь ознакомился со всеми показаниями, полученными в ходе предварительного следствия. Ничего, она и так догадалась, и ещё ему покажет!
Паршивец как раз включился, наводя на след:
— А разве вы втроём не обсуждали некую новость из прокуратуры?
— Обсуждали. Карчевская упоминала, что получила доступ к документам следствия через одного водителя.
— Это она рассказала о результатах врачебного обследования?
— Я не помню, — стояла на своём Зажицкая после продолжительного молчания всё так же враждебно. И было видно, что никакими хитростями её не сломить.
Сломался судья. Он отпустил свидетельницу и в конце концов проворчал что-то о вызове пострадавшей.
Патриции с трудом удалось оторваться от наблюдений за бурей эмоций, разыгравшейся в скучном зале суда между обвиняемым и последней свидетельницей. Климчак и Зажицкая старательно избегали смотреть друг на друга, отчего атмосфера между ними накалилась до предела. Ладно, это потом. Наконец-то она увидит долгожданную Стасю!
Разбежалась! Не так сразу.
Судья объявил небольшой перерыв как-то очень внезапно. Он что-то шепнул заседателю и вышел так поспешно, будто за ним гналась всё та же маячившая на процессе собака.
Кайтусь объяснил задержку:
— На этот раз ему в сортир приспичило. Он заседателю признался. Видишь, пристав следит, чтобы народ не расползался.
— А заседатели сами расползлись.
— Сейчас вернутся, не волнуйся. Что у тебя там за открытие?
Они беседовали в углу наполовину опустевшего зала, не привлекая к себе внимания. Патриция не скрывала своих прозрений.
— Слушай, всё настолько очевидно, будто я сама там была, — призналась она чуть пренебрежительно. — Эти девахи, вдвоём или втроём, сговорились зло подшутить. Уж очень она их допекла своей добродетелью…
— И решили её от балласта избавить?
— Её, а заодно и себя, перестанет им глаза колоть! Стася на Лёлика запала и стала лёгкой добычей. Накачали её водкой, отсюда вся эта судейская свистопляска с рюмками и графинчиками. Лёлик опять же всё время перед носом маячил. Сама бы она ни на какую природу с ним не поехала, но ей помогли. И я, честно говоря, абсолютно уверена, что Стася в глубине души отлично знала, куда едет, и только притворялась, что собирается домой. Но Зажицкую в своей наивности убедила, Кайтусь обдумывал нюансы девичьего заговора.
— Что это тебя вдруг озарило?
— Показания Зажицкой. Краткое изложение сказанного Стасей. Чистая правда. Напоили её и завезли на дачу, всё правильно. Остальное ими тщательно согласовано и вызубрено так, что от зубов отскакивает, а цель — представить Стасю в самом невыгодном свете с точки зрения общепринятых стереотипов.
— Очень даже вероятно, что кое-что из прессы почерпнули, — задумчиво согласился Кайтусь.
— И выходит у них глупо и бездарно…
— Климчаку помогают, он с самого начала врёт в свою пользу!
Патриция рассердилась:
— А в чью пользу прикажешь ему врать? Себе во вред? Давай соберись, сейчас увидим, что Стася соврёт в свою пользу!
— Судья идёт…
Стася предстала перед судом.
Патриция прямо-таки впилась в неё глазами. Дородная. Это было первое слово, которое сразу приходило в голову. Дородная блондинка, высокая, хорошо сложённая, энергичная, с правильными чертами лица и, пожалуй, даже симпатичная. Но сейчас в ней чувствовалось какое-то ожесточение. Видно было, что она готова к борьбе. Одета скромно, но держит себя с достоинством и производит благоприятное впечатление. Ох, похоже, не удалось Кайтусю сделать из неё пугливую и обиженную злыми людьми сиротку…
Журналистка быстро сопоставила её с насильником. «Развернись она хорошенько и дай ему в морду, не скоро бы он выполз из той капусты», — сердито подумала Патриция, но не успела сообщить об этом брошке. Судья явно собрался с силами и выдавил из себя как можно более официально:
— Когда вы познакомились с Климчаком?
Стася была готова и с ответом не замедлила:
— За две недели до случившегося.
— При каких обстоятельствах?
— Через Зажицкую.
— Прошу рассказать, как это произошло.
— Я отправилась к Зажицкой и встретила её по дороге. Она сказала, что у неё дело к Гонорате. Мы пошли вместе, она поднялась в квартиру, а я ждала внизу. Гонората вышла вместе с Зажицкой и своим братом, Каролем Климчаком, но Гонората сразу куда-то ушла, и мы остались втроём.
— И куда вы пошли?