Глава седьмая.
На следующий день с утра начал накрапывать дождь и я повел свою команду покупать галоши. Оказалось, что завод «Треугольник», пока еще не красный, исправно работает и выпускает галоши вполне привычного вида, черные блестящие снаружи и красные внутри. Стоят они конечно по местным меркам дороговато, но пришлось раскошелиться и теперь ни мне, ни моим «мушкетерам» дождь и грязь не страшны.
Потом вспомнил, что не заказал портному соответствующий охотничьему костюму головной убор. Пошли всей толпой к Хайкину. Дождик кончился и я оставил парней на улице. Старый портной идею армейского кепи оценил и пообещал сшить все вовремя. Сказал еще, что шелк достал и можно его посмотреть.
— Ну, так несите же. — Обрадовался я.
Вдвоем с племянником они вытащили откуда-то из недр своего заведения три тюка шелковой ткани красного, голубого и желтого цвета и бухнули их на прилавок. Я принялся осматривать и ощупывать ткань. Конечно не совсем то, что нужно для параплана, но попробовать можно.
— Пойдет! — Одобрил я. — Возьму всё. Пусть пока у вас полежат, заберем перед отъездом. А шнур и машинка швейная как?
— Через неделю все будет. Готовьте денежки молодой человек.
— Деньги найдутся. И еще чуть не забыл, для швейной машины нитки же нужны. Вы уж Абрам Семенович и этим озаботьтесь.
— Не беспокойтесь, будут вам нитки. Скажите если это не секрет: кто на машинке будет работать?
— Не секрет. Машинка будет подарком юной портнихе. Я вам про нее уже рассказывал.
— А кто ее учить будет? Швейная машинка особой сноровки требует.
— Вот как? — Озадачился я. — Об этом я и не подумал. И что теперь делать?
— Могу одного из вас научить, как ею пользоваться.
— Гм. А вон того самого здорового вы научить сможете? — спросил я указав в окне на Митьку.
— Этого? — С сомнением произнес Хайкин. — Даже не знаю. Здоров больно.
— Ничего, парень он сообразительный — научится. Когда подойти?
— Дня через четыре загляните.
— Договорились.
Попрощавшись с портным, пошел клеить бороду и усы. Пора пришла навестить ювелира. Подумав, решил, что не худо получить консультацию знающего человека по поводу побрякушек из саквояжа покойного Голована. В сараюшке откопал спрятанные Митькой мешки, достал мешочек с ювелиркой и спрятал в карман. Монеты и золотой песок положил на место и замаскировал. Подумав, прихватил «Лефоше», который отобрал у Гуревича в свое последнее посещение ювелирной лавки. Посмотрим, как пройдет встреча на «высоком уровне». Если нормально, то отдам игрушку, а то револьверов у меня уже скопилось довольно много. Еще немного поразмышляв, вытащил патроны из барабана.
К ювелиру снова пошли всей командой. Пацаны остались на улице, а мы с Митькой-Тором зашли внутрь. Митька, уже привычно прикрыв лицо шейным платком, закрыл входную дверь на засов и встал возле прилавка. Приказчик Илья, увидев меня, побледнел, и даже как-то скукожился. Странно! Парнишка, похоже, боится меня гораздо больше чем грозного Тора.
— Здравствуй Илья. — Оглядев его изучающим взглядом, сказал я. — Михаил Исаакович у себя?
Тот, глядя на меня, как кролик на удава, кивнул.
— Тогда я к нему пройду. А ты тут с Тором побеседуй, да свои террористические замашки оставь, не бей его больше по голове. Он этого не любит.
Гуревич, не сказать, чтобы мне обрадовался, но и недовольства никак не выразил. Лишь как-то по-особому пристально вглядывался в мое лицо. Я, изобразив на своей бородатой морде полнейшее радушие и чуть ли не восторг от лицезрения его особы, воскликнул:
— Здравствуйте любезнейший Михаил Исаакович! Вот решил снова вас навестить, хотя вижу, что вы не слишком рады меня видеть.
— Здравствуйте господин…
— Бендер. Зовите меня по-прежнему Бендер, а впрочем, как сказал поэт: «Что в имени тебе моем?». Можете звать, как хотите, а можете и совсем не звать, я все равно к вам зайду. Дело у меня к вам есть, и дело обоюдовыгодное.
— Что за дело? — Все еще вглядываясь в мою физиономию, спросил ювелир.
Что это он так пристально меня разглядывает? Догадался, что борода и усы приклеены?
— Вижу я, любезный Михаил Исаакович, вам очень хочется подергать меня за усы или за бороду. Уверяю вас то, что скрывается под этой накладной бородой, никакой радости вам не доставит. Так что оставим эту тему. — Гуревич отвел от меня взгляд и согласно кивнул.
— Ну, вот и чудненько. А дело у меня к вам, можно сказать по вашей специальности. Я вам говорил, что хочу обменять некие камни на деньги. Образцы камешков вы имеете. Но поскольку вы сказали, что здесь их пристроить по нормальной цене нельзя, то я вам предложил некие меры по стимулированию спроса.
— Вы это о танцах?
— О танцах и не только о них. Я тут у вас в городе совсем недавно, но заметил, что скучно живут горожане, хотя тяга к прекрасному у них есть, особенно у купцов и у богатых чиновников. И пока что никто не озаботился эту тягу, в должной мере, удовлетворить.
— Удовлетворяют. Есть кому. — Пробурчал хозяин лавки.
— Не сомневаюсь. Удовлетворяют, но без огонька и размаха. Вот даже у вас в салоне, где все должно сверкать, манить и призывать, нет некой изюминки. Ну, зачем вы выставляете драгоценности в каких-то деревянных ящиках с маленькими стеклами. Сделайте прилавок полностью стеклянным, а вместо перегородок поставьте зеркала, бархат обновите, да подсветите это все, ну хотя бы с помощью тех же зеркал.
— Как это?
— Ладно, пользуйтесь моей добротой. Дайте бумагу и карандаш.
Гуревич, с сомнением посмотрел на меня, но бумагу с карандашом подал. Я быстро накидал эскизик стеклянного прилавка.
— Вот смотрите, вся поверхность прилавка из стекла, Стеклянные листы лежат на зеркальных перегородках, Дерева самый минимум. Вот тут, против окон, три больших зеркала, их нужно установить так, чтобы они давали дополнительную подсветку. На стенах вот тут и тут большие фотографии, а лучше цветные изображения красивых дам в драгоценностях. Вот как-то так. — Подвинул я эскизикювелиру.
Тот скептически похмыкал, но бумажку в стол спрятал.
— Кстати, я тут был в одном доме, так у них на стене не плохие картинки висят. Хозяйка сказала, что это работа местного художника. Если надумаете стены украсить, то я его разыщу.
— Я подумаю. Но вы раньше говорили о каком то «Мулен Руже» и танце. — Пухляш наморщил лоб вспоминая. — «Канкан» кажется.
— Ну «Мулен Руж» — это он в Париже «Мулен Руж». Его я привел лишь в качестве примера. У них там лягушек едят, а мы хрен с редькой квасом запиваем. Так что, одного «канкана» нам будет маловато. Я вам предлагаю немного разориться и построить на паях торгово-развлекательный центр.
— Торгово-развлекательный центр? — Удивился ювелир. — Это еще что такое?
Блин, похоже, опять меня занесло. ТРЦ — это конечно круто. Но в небольшом городишке, где скоро единственное крупное предприятие закроют, кто туда ходить будет?
— Ладно, с торгово-развлекательным центром я погорячился. А вот соединить ресторан с театром вполне нам с вами по карману. Можно на первых порах арендовать помещение, в каком ни будь трактире, но лучше все-таки построить специальный зал. Дайте-ка еще одну бумажку.
Заполучив требуемое, я пододвинулся ближе к пухляшу и снова принялся за рисование, попутно поясняя:
— Смотрите — это зал, ставим столов десять — пятнадцать. Здесь делаем сцену, там бар и кухня. Это первый этаж. На втором можно сделать казино, или комнаты для артисток. Но главное не это, главное нам нужно найти хотя бы парочку музыкантов, певицу, а лучше две: брюнетку и блондинку молодых и с хорошей фигурой, и конечно танцовщиц штук шесть. Ну и нужен человек, который всем этим бардаком руководить будет.
— Зал такой подыскать не проблема, есть парочка на примете, но где брать всех этих певиц и танцовщиц?
— Вот потому-то я и обратился к вам, любезный Михаил Исаакович.
— Ко мне? Ну почему именно ко мне?
«Почему, почему…. Да потому, что ты еврей и еврей пройдошистый и со связями. Иначе ты бы не открыл здесь свою ювелирную лавку» — мысленно констатировал я факт. Но вслух сказал:
— Видите ли, уважаемый господин Гуревич, то, что я хочу предложить, дело совершенно новое, и пока таких заведений нет даже в Париже. Пресловутый «Мулен Руж» это только слабое подобие того, что я хочу организовать. Я понимаю, что лучше это делать в Москве или Петербурге, но там мне не пробиться. Здесь же с вашей помощью, а вернее вы с моей помощью вполне можете справиться.
Гуревич, после этих слов, поморщился и покачал головой, видимо ему не нравилась та роль, на которую я его подбиваю. Но я, не обращая внимания на его скепсис, продолжил:
— Наша главная задача, не только организовать для богатых представителей этого славного города достойный досуг и встречу с прекрасным, но и заставить поделиться с нами плодами их трудов на ниве торговли и государственной службы и поделиться щедро. А что касается артистов, то нам вовсе не нужны ни гении, ни даже особые таланты. Достаточно, если танцовщицы будут внешне соответствовать вкусам большинства местного мужского населения. Им лишь будет нужно под веселую музыку дрыгать ногами, эротично взвизгивать и будоражить мужское воображение. Главное тут задор, веселье и здоровье, а танцевать мы их научим.
— Как-то вы чересчур витиевато выражаетесь, господин Бендер. Но я вас понял. Положим, танцовщиц поискать можно. Но как быть с певицами? Тут ведь голос и музыкальный слух нужен.
Эх, знал бы ты, наивный хроноабориген, какие певицы появятся в конце двадцатого и в начале двадцать первого века. И что характерно большинство их будут твоими соплеменницами. Как их там обзывали? «Поющие трусы» или «блеющие сиськи»? Каюсь, не слушал и не смотрел, а теперь получается — зря не смотрел. Пригодилось бы сейчас.
— И снова вы несколько заблуждаетесь любезнейший Михаил Исаакович. Конечно, песни петь — это не ногами дрыгать, но опять же петь то они будут не для столичных эстетов, а для неизбалованной провинциальной публики. Достаточно более-менее красиво звучащего голоса, не очень страшной физиономии и хорошей фигуры. А после того как с ними поработает мой человек, то даже вы удивитесь насколько талантливые из них получатся артистки.
— Вы господин Бендер, похоже, шутите.
— Да ничуть! Мы будем делать ставку не на талант артистов, а на зрелищность представления и совершенно новые песни. Думаю, что найти певиц, будет не сложнее, чем танцовщиц. Главные трудности, будут с музыкантами. Вот они то и должны быть профессионалами, и даже в некоторой степени композиторами.
— А вот тут уже вы заблуждаетесь господин Бендер. Хороших музыкантов найти гораздо проще, чем вы думаете. Собственно с одним могу уже прямо сейчас познакомить.
— Даже так! — Удивился я. — А давайте!
— Илья! — Громко позвал помощника ювелир.
Заглянувший в дверь Илья, тут же получил задание.
— Илья! Надо позвать сюда Моню. Сам сбегай или Левчика пошли к Поляковым. И пусть Моня скрипку свою прихватит.
Кивнув, парень скрылся, а Михаил Исаакович продолжил:
— Я все-таки не могу понять, как певички и танцовщицы могут мне помочь продавать ваши бриллианты?
— Схема довольно проста. Девушки поют и танцуют и у них появляются поклонники, которые дарят им бриллианты. А бриллианты покупают в вашем великолепно оформленном салоне. Вот и всё.
— А если поклонников не найдется, тогда как? — Засомневался, скептически настроенный хозяин ювелирной лавки.
— Обязательно найдутся! — Уверенно сказал я. — Боюсь даже, как бы вы сами не попали в их число. То-то конфуз будет.
Михаил Исаакович весело рассмеялся и сказал:
— А вы шутник господин Бендер.
— Ну что вы любезнейший Михаил Исаакович, какой из меня шутник. — Подпустив в голосе металлические нотки, я уставился ему в переносицу не мигающим взглядом. Расслабился что-то товарищ, надо его несколько взбодрить.
Ювелир, наткнувшись на этот взгляд, чуть заметно вздрогнул и опустил голову. Я же, как ни в чем не бывало, продолжил разговор прежним вполне мирным тоном:
— Главная трудность здесь в подборе девиц. И дело вовсе не в артистических талантах. Девушки нужны симпатичные, но как выразился один высокопоставленный господин, «с заниженной социальной ответственностью».
Ювелир поднял голову и с легким испугом спросил:
— Простите, но я что-то не понял про девушек.
Чего это он испугался? Наверное, вспомнил, что я в прошлый раз вел себя как не совсем адекватный человек и, услышав слова про непонятную «социальную ответственность», решил, что я снова слегка поехал крышей.
— А! Не обращайте внимания, это просто неловкая шутка. Девицы нужны сравнительно молодые, прагматичные и в отношении мужчин опытные, но не проститутки. Лучше всего, на мой взгляд, подойдут молодые еврейские вдовы.
Услышав это, Гуревич возмущенно вскинулся, но я остановил его жестом:
— Успокойтесь, Михаил Исаакович! И позвольте объясниться. Мои слова вовсе не означают, какого либо унижения ваших соплеменниц, а скорее даже наоборот. Вы же не будете отрицать, что евреи люди довольно талантливые? Не будете. Что процент образованных людей среди евреев гораздо выше, чем среди остальной части населения империи, тоже не отрицаете? Не отрицаете. Согласитесь, что все это в известной мере относится и к женщинам.
Гуревич несколько озадаченно поглядел на меня и согласно кивнул. А я продолжал распинаться.
— А теперь представьте себе, молодую бездетную вдову, живущую в захолустье, да еще в черте оседлости. Какие у нее перспективы? Только безрадостно увядать. Но она образованна, умна и ей уже наверняка осточертели и родственники покойного мужа и даже какой ни будь старый пейсатый вдовец, за которого ее хотят сплавить. И тут вы с предложением, пусть несколько сомнительным, но сулящем надежду.
— А если женщина не слишком молода? — С задумчивой заинтересованностью спросил Михаил Исаакович.
Чего это он? Никак родственницу хочет пристроить? А ведь точно. Надо с ним поосторожней быть. На всякий случай спросил:
— Не слишком молода — это в годах сколько будет?
— Тридцать два года ей.
— Петь умеет?
— Напевает что-то, когда работает, я не особо прислушивался, но ругается громко.
— Понятно. Приглашайте, глянем.
— Сейчас Илья музыканта приведет и за ней сходит. А вон уже идут.
Вошел Илья, и завел молодого лохматого парня, который нес футляр со скрипкой.
— Илюша позови сюда тетю Сару, скажи, что с ней один человек поговорить хочет.
Илья бросил на меня заинтересованный взгляд, кивнул дядюшке и вышел.
— Вот господин Бендер — это Моня Поляков. Моня это господин Бендер! Он хочет послушать, как ты играешь.
Парень достал скрипку, смычок и уставился на меня.
— Что сыграть?
— Что тебе больше всего нравится то и сыграй.
Парень, прикрыл глаза, постоял так секунд тридцать и заиграл, что-то не слишком веселое. В музыке я совершенно не смыслю, но мне понравилось. Послушав минуты две, остановил его, сказав:
— Ясно! А теперь, что-нибудь веселое.
Тот чуть презрительно скривился, но подчинился и выдал вполне приличную легкую музыку. Это я послушал подольше и, снова остановив музыканта, спросил:
— Моня — это для своих, а как мне тебя называть?
Вопрос застал парня врасплох и он растерянно посмотрел на Гуревича. Тот, слегка поморщившись, сказал:
— Моисей его зовут.
Я скептически оглядел парня с головы до ног:
— Ну, на Моисея он пока не тянет. Иммануил…. Нет, тоже не то. Эммануэль! Эммануэль, пожалуй, подойдет. Ну что Моня-Эммануэль сам-то музыку сочиняешь или только чужое наигрываешь.
От этого наглого наезда парень окончательно стушевался и покраснев выдавил:
— Сочиняю.
— Отлично! Еслия напишу тебе стихотворный текст, ты из него песню сделаешь?
— Не знаю.
— Вот те на! Почему не знаешь?
— Не каждый стих можно на музыку положить. Иной и прочитать-то трудновато, а не то, что спеть.
— Гм… Резонно. Ну что ж Михаил Исаакович, музыкальный руководитель нашего предприятия есть. Осталось остальных найти. А кстати где ваша протеже?
— Сейчас подойдет. Вы бы господин Бендер отослали куда ни будь своего Тора. А то вдруг покупатели захотят зайти, а салон закрыт.
— И то верно.
Я встал и прошел в торговый зал, где Илья о чем-то расспрашивал Митьку. Увидев меня, он замолчал.
— Тор, я тут немного застрял, иди, погуляй с ребятами.
Тот, молча, кивнул и, дружески похлопав по плечу Илюшу, вышел наружу. Не понял? Митьку не так легко разговорить, а этот с ним о чем то чирикал. Ладно, не буду ломать голову, спрошу у Тора, что этому Илюше от него надо. А к этому молодому еврейчику видимо стоит присмотреться повнимательней.
Вернувшись в кабинет ювелира, увидел кроме Миши и Мони, даму в черном платье, которое выгодно подчеркивало чуть полноватую, но достаточно стройную фигуру. Темно-карие глаза дамы внимательно оглядели меня и легкая улыбка, мелькнула на ее несколько увядшем, но все еще привлекательном лице. Похоже, дамочка разглядела мою наклеенную бороду и бутафорские усы и это ее позабавило.
— Господин Бендер это моя сестра — Сара. Сара я про господина Бендера тебе уже раньше рассказывал.
Глаза дамы при этих словах изумленно округлились и она, еще раз внимательно, осмотрела меня.
— Мадам…. — Я чуть наклонил голову в имитации поклона.
— Серафима Исааковна. Сара это домашнее имя. Так вот вы каков, господин Бендер. Очень сильное впечатление вы произвели на моего брата в свой прошлый визит.
— Это было небольшое недоразумение, Серафима Исааковна, но к счастью мы с Михаилом Исааковичем преодолели наши разногласия и почти добились консенсуса.
— Отрадно слышать. Но брат сказал, что вы хотели меня видеть?
— Дело в том, любезнейшая Серафима Исааковна, что я предложил вашему брату организовать в городе нечто вроде парижского «Кафе-шантан», чтобы скрасить досуг состоятельных горожан, ну заработать немного. Для этого нам нужен персонал: музыканты певцы, танцовщицы. Музыканта мы, можно сказать, нашли, вот он перед вами.
— Моня? — Удивилась женщина.
— Ошибаетесь, Серафима Исааковна. Не Моня! Моня — это в прошлом, а сейчас перед вами Эммануэль. Как твоя фамилия Моня?
— Поляков. — Пробормотал тот совершенно сбитый с толку.
— Эммануэль Поляков. — Покатал я на языке это словосочетание.
— Нет. Поляков не годится. Как-то не звучит. Как вам фамилия Макрон? — Выдвинул я привычное.
— Нет Макрон — это не для него. — Включилась в веселье женщина. — Как-то грубовато. Что-то другое нужно более изящное. Лебедь? Лебедев? Нет. Лебединский! Моня как тебе — Эммануэль Лебединский.
— А что! Композитор Эммануэль Лебединский! Звучит! Ну, ты как Моня, согласен стать Эммануэлем Лебединским? — Спросил я, вконец, смутившегося парня.
— А куда ему деваться. — Заключил спор Михаил Исаакович. — А ты знаешь Сара, кого господин Бендер хочет пригласить танцевать и петь?
— И кого же? — все еще улыбаясь, спросила женщина.
— Молодых еврейских вдов, живущих в черте оседлости.
— Кого? Еврейских вдов? Да еще из черт оседлости? — Искренне удивилась женщина и рассмеялась.
— Вы господин Бендер, наверное, плохо в школе учились? — Смеясь, спросила она.
— Ну не то, чтобы совсем плохо, но знаниями не блистал. А в чем собственно дело?
— Видите ли, господин Бендер …, кстати, ведь это еврейская фамилия?
— Возможно, но как это относится к делу набора девиц в кордебалет?
— Вы, похоже, ничего не знаете о порядках в еврейских общинах, но это полбеды. Хуже то, что вы плохо разбираетесь в географии. — Язвительно улыбаясь мадам, смотрела на меня как на нашкодившего кота.
— А география то тут причем? — Несколько поднапрягшись, спросил я. Что-то мне подсказывало, что сейчас меня будут макать носом в лужу. Реноме крутого и очень опасного парня мне тут никак не поможет.
— Как раз география имеет в вашем случае решающее значение. Вы карту Российской империи себе представляете?
— Представляю. В общих чертах. — Вынужден был я признаться.
— Раз так, скажите где черта оседлости, а где Барнаул.
Блин! Вот я пустил пенку! Точно. Из Барнаула до черт оседлости пилить и пилить. Да и кто там вдов вербовать-то будет?
— Мадам! — Несколько театрально воскликнул я. — Признаю вашу правоту и посыпаю свою дурную голову пеплом.
— Не торопитесь господин Бендер, идея пригласить в артистки еврейских вдов, вполне здравая. Но вы, как и все молодые люди, или усложняете проблему, или наоборот чрезмерно упрощаете, что в принципе одно и тоже. А нужно….
— Ни слова больше мадам. Я все понял и предлагаю вам организовать и возглавить это предприятие.
— Вот даже как! — Удивилась женщина. — И как вы себе это представляете.
— Представляю очень просто. Вы берете в свои прелестные ручки все дело и руководите.
— Предположим, я соглашусь. Хотя это несколько неожиданно. Но ваша то роль какая. Если я буду и организовывать и руководить, то что будете делать вы?
— Прежде чем вам начать организовывать надо решить вопрос с финансированием проекта. Предлагаю вложиться в равной доле. То есть пятьдесят на пятьдесят. Прибыль тоже делить попалам.
— А вы молодой человек — хитрец. Я все организовываю, тружусь как пчела, а прибыль пополам. Так не пойдет. Вам тридцать процентов, а мне семьдесят.
— Мадам! При всем уважении к вам и вашим талантам, могу предположить, что у вас будут трудности с репертуаром, а я, или мой человек, поможем эти трудности разрешить. Поэтому лишь только ради такой прекрасной женщины как вы, согласен на сорок процентов.
— Льстец! О каких трудностях вы говорите? — Улыбаясь, спросила мадам.
— А скажите мадам, что будут петь, танцевать и показывать руководимые вами артисты?
Та пожала плечами, давая понять, что ничего по поводу репертуара она не думала. Я же продолжил:
— А я, например, прямо сейчас, не сходя с места, могу предложить вам музыкальный номер, который наверняка понравится публике.
— Вот как? И что это за номер?
— Господин Лебединский…. — Парень никак не прореагировал на свою новую фамилию. — Господин Лебединский! Моня очнись. Сыграй-ка нам свою первую мелодию.
Эммануэль пожал плечами и заиграл. Скрипка зазвучала как-то особенно заунывно. Послушав минуту, я остановил музыканта.
— А теперь исполни, что-нибудь повеселей.
Тот снова приложил скрипку к подбородку и выдал, что-то похожее на собачий вальс, но вполне задорное и веселое.
— Довольно! Номер будет такой: выходит Моня….извиняюсь не Моня, а Эммануэль выходит он, значит, весь в черном, и начинает исполнять, что-то заунывное. Секунд сорок не больше. Потом выскакивает симпатичная, ярко одетая девушка, тоже со скрипочкой и, пританцовывая, исполняет свою мелодию веселую и задорную. Некоторое время они соревнуются и под конец уходят вместе под вполне жизнерадостную музыку. Композитор! — Обратился я к парню. — Сможешь подобрать музыку к этому номеру?
Тот на несколько секунд прикрыл глаза, видимо представляя сцену, и энергично закивал головой:
— Смогу!
Я покровительственно похлопал его по плечу и сказал:
— Дерзай! Профессор!
— Почему — профессор? — спросил сбитый с толку Моня.
— Потому, что Лебединский. А впрочем, не важно. Ну, что господа, может, отпустим музыканта. Пусть музыкой займется.
Гуревич с сестрой как-то враз кивнули головами, отпуская новоявленного Эммануэля творить. Помолчав, мадам высказалась:
— Пожалуй, музыкальная сценка и впрямь может получиться. Только где взять девушку, которая сумеет сыграть на скрипке так же хорошо, как и Моня.
— Мадам! Ну, вы прям как ребенок. Девушке вовсе не нужно уметь играть на скрипке, и даже второго скрипача не нужно. Моня-Эммануэль может сыграть обе партии, но за кулисами или лучше за ширмой, а изображающим музыкантов артистам можно выдать муляжи вместо настоящих скрипок. Главное тут контраст между унылым юношей и жизнерадостной девчонкой. Кстати девушка должна быть не худой, и не толстой, а как говорится «в самом соку», чтобы зритель больше следил не за мелодией, а за тем как задорно подпрыгивают ее прелести в такт музыке. И одета она должна быть на самой грани приличий.
Мадам, видимо представив себе этот номер, ехидно улыбнулась, а бросив взгляд на брата, расхохоталась, заметив на его лице откровенное желание, увидеть эту сцену вживую. «Э-э…, да ты ходок» — подумал я, глядя на пухляша. «А канкан, если его правильно подать, проймет тебя и тебе подобных по самое не могу и, пожалуй, заставит вас без больших сожалений расстаться с некоторой суммой для моей пользы». Мадам немного посмеявшись и подобрев, заявила:
— Ну что ж, господин Бендер, я готова принять ваше предложение, с условием, что вы, или, как вы выражаетесь, ваш человек, будете участвовать в составлении репертуара.
— Даже не сомневайтесь мадам. Как говорил один великий одессит: «Вам хочется песен? Их есть у меня!». Сейчас же главная задача, подыскать персонал, помещение и начать репетиции. Особенно хорошо нужно поработать с танцовщицами. Начальная организационная работа дело не легкое, но я полагаю что вы, при поддержке Михаила Исааковича и при должном финансировании, с ним справитесь.
— А вы господин Бендер, разве не примете участие в этих хлопотах?
— Увы, любезная Серафима Исааковна, буквально через неделю мне надо будет уехать. Месяца через два-три я, а скорее всего мой человек, появимся в городе и подключимся к вашей работе. Надеюсь, все организационные дела вы к этому времени решите. И вот еще что; я не буду оформлять наше сотрудничество юридически, но это не значит, что моими интересами можно пренебречь. Я смогу постоять за себя и потому даже мысли не допускайте, что можно меня кинуть.
Сказав это, я медленно оглядел обоих своим фирменным расфокусированным взглядом. Братец уже привычно поежился, а сестрица, впервые ощутив на себе этот холодный и бездумный взгляд, побледнела и даже чуть заметно подалась назад. Правильно говорят: «Сначала ты работаешь на репутацию, а потом репутация работает на тебя». Над своей репутацией в этом доме я уже на днях потрудился. Посмотрев на них еще раз, я продолжил, нормальным тоном:
— Теперь насчет финансирования проекта. Дня четыре назад мне досталось неожиданное наследство. Вот Михаил Исаакович прошу оценить. — С этими словами я вытряхнул на стол побрякушки.
Ювелир посмотрел на кучку золотых изделий и, взяв в руки какой-то перстенек, немного побледнел. Показав его мне, он хрипло спросил:
— Откуда это у вас?
Что это с ним? Никак признал побрякушку?
— Что знакомая вещица? Тогда посмотрите внимательно и отберите те, что вам покажутся знакомыми.
Михаил Исаакович быстро перебрал драгоценности и несколько штук отложил в сторону.
— Так! — Я снова посмотрел ювелиру в переносицу, и сказал, добавив в голосе металла. — А поведайте-ка милейший господин Гуревич историю отобранных вами побрякушек.
— Но… — Попытался что-то проблеять тот.
— Никаких «но». Вопрос серьезный. Я бы даже сказал вопрос «жизни и смерти». Вашей жизни господин Гуревич. Рассказывайте!
— Эти и другие украшения один человек должен был вывезти в Москву и передать…
— Понятно! — Прервал я его. — Должен был передать, но не передал и возможно даже до Москвы не доехал. Так?
— Так, но…
— Скажите, этот курьер человек надежный? Мог ли он вас кинуть, а побрякушки присвоить?
— Нет! Это исключено. И потом откуда они у вас?
— Когда ваш курьер выехал из Барнаула? — Не отвечая на его вопросы, я продолжал задавать свои.
— В конце апреля этого года.
— Сомов уже служил у вас или еще нет?
— Служил конечно. Он появился у нас в прошлом году.
— Тогда все понятно. Курьера вашего наверняка убили, а цацки забрали. Сделано это было по приказу вашего подельника Голована. Именно у него я и взял эти побрякушки четыре дня назад.
Серафима Исааковна побледнела, опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Мадам, что с вами? Вам плохо? — Обеспокоился я.
Но она не ответила, а ее брат сказал:
— Курьером был племянник ее покойного мужа.
— Сочувствую. — Произнес я.
— А Федька Сомов здесь причем? — Продолжал расспросы пухляш.
— Сомов был человеком Голована. Это по его приказу он к вам устроился и должен был следить за вами. Сомов, скорее всего, и навел Голована на вашего курьера и вполне возможно даже сам поучаствовал в его ограблении.
Похоже, Гуревича не слишком занимала судьба родственника. Вопрос — куда девались остальные драгоценности, волновал его куда больше.
— Скажите господин Бендер, а Голован случайно ничего не говорил про остальные украшения?
— Ничего он не успел сказать, ругался только, а потом помер, прямо у меня на руках.
— А от чего он умер? Говорят, что удар с ним случился.
— Может и удар. Но я думаю, что он умер от огорчения.
— От огорчения? — С недоверием взглянув на меня, удивился Михаил Исаакович.
— А от чего же еще. Но для вас господин Гуревич, его смерть как подарок. Потому что не успел он вас ограбить.
— Ограбить меня? — Изумился пухляш.
— Вас, любезный Михаил Исаакович, вас. Я почти уверен, что этой осенью и грабанули бы.
— Но почему вы в этом уверены? — Он все еще отказывался верить, в то, что его подельник мог с ним так поступить.
— Логика, милейший Михаил Исаакович. Элементарная логика и знание жизни. Вы видимо думали, что с матерым уголовником вы на равных? Глубочайшее заблуждение. Эти ребята даже своего, при случае, ограбят и убьют, а уж вы, коммерсанты, для них, как жирные кабанчики, которых перед тем как забить, откармливают.
Гуревич, до которого кое что начало доходить, сидел на стуле обмякший и растерянный. Его сестрица, отнявши от лица ладони, смотрела на него сухими глазами, и этот взгляд не сулил бедному Мише ничего хорошего. Похоже, вдова в этом тандеме играет не последнюю роль. Недаром братец, обрадовался возможности чем-тозанять её. Пожалуй, Сара-Серафима как партнер в делах посерьезней пухляша будет. Отметив это, я продолжил опускать на грешную землю Мишаню.
— Голован был очень хитрый, осторожный и безжалостный бандит. В Барнауле он появился не так давно, но успел подмять под себя местных уголовников. У него было две банды, одна орудовала в городе, другая потрошила нелегальных старателей. По-видимому Голован решил нынешней осенью из города сбежать, поэтому и ограбил вашего курьера. Перед тем как смыться, он бы и вас ограбил, но не вышло. Его таежная банда нарвалась на старателей, которые сумели отбиться и более того перебили всех бандитов. Голован послал на разборки городских, но и те сгинули. Судьба последних трех бандитов вам известна.
— А вы откуда это все знаете? — Спросила меня мадам.
— Я, любезная Серафима Исааковна, умею убедительно задавать правильные вопросы. И абсолютное большинство опрашиваемых изо всех сил старается мне на них ответить. Так и тут: я поспрашивал — мне рассказали. — Нарочито жестко сказал я.
Мадам, видимо представив, как я задавал вопросы, поежилась, но в отличие от своего брата, которого буквально перекосило от моих слов, осталась спокойна. А я продлжал:
— Можно сказать, что вам господин Гуревич повезло. Вам лучше усвоить урок и больше с бандитами не связываться.
— А как же вы, господин Бендер? — Съязвила Сара-Серафима.
— Я, Серафима Исааковна, не бандит, но обстоятельства сложились так, что мне пришлось с ними плотно пообщаться. А в случившемся конфликте между мной и вашим братом, в роли бандита выступил именно он. Я всего лишь защищался. Вам же прелестнейшая Серафима Исааковна ничто не грозит. Ну, так как, наши договоренности остаются в силе?
— В силе. Но я совсем не уверенна, что ваша задумка принесет прибыль, все-таки маловат город.
— Может быть! Но если не попробуем, то никогда этого и не узнаем. Если прибыли не будет, так хоть сами развлечемся, да горожан развлечем. Но я думаю, если нам удастся организовать не скучное зрелище, то и из других сибирских городов, богатые люди подтянутся, посмотреть и, может быть, кой в чем и поучаствовать.
— Это вряд ли. — Засомневался Мишаня. — Слишком далеко тащиться.
— Поживем, увидим. А теперь к делу. Михаил Исаакович, как вы считаете, этих побрякушек хватит, чтобы оплатить первоначальную организацию наших начинаний.
— По цене, пожалуй, хватит, но их нельзя продавать здесь в Барнауле. Неизвестно где их Голован взял. Вдруг кто свое узнает. — Поосторожничал Гуревич.
— Ну, я думаю, вы этот вопрос решите.
Я хотел было откланяться, но тут в кабинет заглянул Илья и сказал, что какой-то человек хочет поговорить с ювелиром. Михаил Исаакович извинился передо мной и пошел общаться с посетителем. Я же решил поговорить с Сарой-Серафимой без свидетелей.
— Серафима Исааковна, я полагаю, что вы не позволите вашему брату снова влезть в какую либо сомнительную авантюру. Поверьте, его связь с уголовником Голованом могла принести всему вашему семейству очень большие неприятности.
Мадам, взглянув на меня, молча кивнула, давая понять, что услышала и приняла к сведению. Я продолжил этот своеобразный инструктаж:
— Теперь о нашем деле. Вполне возможно, что братец ваш, пока меня не будет в городе, начнет под каким либо предлогом отказывать в финансировании нашего предприятия. Разумеется, я, или мой человек, когда приедем, приведем его в чувство, но время будет упущено. Поэтому на всякий случай возьмите триста рублей и вот этот бриллиант.
— Не беспокойтесь господин Бендер, я сама сумею привести своего брата в чувство.
— Тогда пусть будет резерв на непредвиденные расходы. Да и вот еще что. Когда, вместо меня, вы увидите моего представителя, пусть вас совершенно не смущает его юный возраст. Он мне ни в чем не уступает и относиться к нему надо так же как ко мне. А впрочем, пренебрегать собой он никому не позволит, даже вам. Я это говорю для того, чтобы вы не теряли зря времени на совершенно не нужные попытки смутить его или еще как-то воздействовать. Просто прислушивайтесь к его советам. Спорить можно, но аргументировано.
Сара-Серафима внимательно на меня посмотрела и, еле заметно усмехнувшись, сказала:
— Вы меня заинтриговали господин Бендер. С нетерпением буду ждать встречи со столь необычным юношей.
— Ах, мадам! Ничего необычного в нем нет, просто ему, чтобы остаться в живых пришлось стремительно повзрослеть, только и всего. Обычный инстинкт самосохранения. И он в этом отношении не оригинален, дети не богатых родителей в Сибири взрослеют быстро. Много работать приходиться.
Женщина хотела еще что-то сказать, но вернулся ее братец и она обратила внимание на его встревоженный вид.
— Что случилось Михель?
Тот не отвечая, прошел к шкафчику, достал графинчик с водкой. Набулькав почти полную рюмку, он опрокинул ее в рот. Вспомнив, что в кабинете он не один, показал графинчик мне, предлагая присоединиться, но я отрицательно покачал головой. Он понимающе кивнул и налив еще полрюмки, прошел с ней к столу и сел в свое кресло.
— Сара, ты помнишь Ефима Голубцова, ну который тебе еще ручки целовал, когда мы были на празднике у Поляковых?
— Это, у которого плешь на голове круглая, как у монаха?
— Да. Это он сейчас приходил и, как бы между делом, Голованом интересовался. Когда я сказал, что никакого Голована я не знаю, он спросил, а Гаврила Шубников мне известен?
— И что ты ему ответил? — Встревожено спросила Сара-Серафима.
— Ответил, что Шубникова знаю, но он умер на днях.
Так! Похоже, подельник Голована нарисовался. Видимо примитивная карта, что мы с дедом у дружка Рябого забрали, этому Ефиму предназначалась.
— Простите, что вмешиваюсь. Можно про этого Ефима Голубцова подробнее.
— Что подробнее? — Недоумевающе спросил Михаил Исаакович.
— Всё подробнее. Кто такой, как выглядит, чем занимается, где живет. Одним словом все, что вы о нем знаете.
— Зачем вам это?
— Все, кто интересуется судьбой Голована, для нас с вами представляют опасность. Это если не полицейские, то его подельники. Так что давайте рассказывайте.
Из того, что поведал мне милейший Михаил Исаакович, я вычленил следующее:
Ефим Голубцов является доверенным человеком золотопромышленника и «миллионщика» Фрола Хрунова. Внешность имеет характерную, нос картошкой брови густые, кустистые, росту не высокого, полноват, одевается прилично. Появляется в Барнауле каждый год осенью, видимо привозит добытое золото. Закупается здесь кое-чем и последним пароходом возвращается к себе в Томск.
— И что же он покупает в Барнауле. — Спросил я, совершенно не понимая, что такого эксклюзивного здесь есть.
— Известно, что! Шубы «барнаулки», пимы, ну может еще мед и масло.
— Шубы? — Удивился я. — Чем же они хороши?
— Покроем и цветом. Степан Иванович Гуляев краску изобрел, а рецепт бесплатно отдал Полякову да Лапину, те и развернулись. По всей Сибири шубы да пимы барнаульские расходятся и вроде уже и за Урал вывозят.
В тоне высказывания Михаила Исааковича, чувствовалось некоторое не одобрение бескорыстия Гуляева и легкая зависть, к упомянутым персонажам, которым ни за что ни про что достались не хилые плюшки. Интересно! Возьму на заметку и постараюсь влезть в этот бизнес. Но пока продолжу расспросы.
— Этот Хрунов в Томске живет?
— Вроде в Томске, ещё, говорят, что он в тайге себе домину отгрохал, чуть ли не дворец и в столицу часто наведывается. Говорят куролесит там как оглашенный. Точно деньги девать некуда.
— Понятно! И напоследок позвольте почти интимный вопрос: через вас золотишко Голован не пытался пристроить? Только отвечайте честно.
— Брал я у него песок и небольшие самородки.
— Много?
— Полтора фунта и четыре золотника. — Покаялся ювелир.
Понятно, видимо на этом и подловил тебя Голован. Пожалуй, пора прощаться с ювелиром и его сестрицей.
— Михаил Исаакович, не хочу вас пугать, но пока этот Голубцов не уехал, будьте осторожны. Это и касается и вас Серафима Исааковна. Кстати, господин Гуревич возьмите свой револьверчик. Мне он без надобности, у меня своих девать некуда.
Я достал револьвер и, взяв за дуло, протянул его ювелиру. Тот, схватив, его за рукоять и бросив на меня боязливый взгляд, положил в стол. Однако побаивается меня Мишаня или как там его сестрица назвала — Михель. Ухмыльнувшись, я вытащил из кармана патроны, положил их на стол.
— Револьверчик то зарядите Михаил Исаакович. Вам Серафима Исааковна тоже бы не худо оружием обзавестись и стрелять поучится. Могу вам презентовать.
— Не беспокойтесь господин Бендер. Револьвер у меня имеется. От мужа остался, и стрелять я умею.
— Мадам! «Я в восхищении». — Вспомнилась вдруг фраза из давно читаного романа. Какая женщина! Не зря зашел к ювелиру. Теперь остается посмотреть, как она справится с организацией местного «варьете». Но что-то мне подсказывает — отлично справится.
— Мадам, господин Гуревич я еще загляну к вам перед отъездом, а теперь разрешите откланяться. Дела-с.
По дороге к месту временного обитания размышлял над полученной информацией. «Отыскался след Тарасов». Вот кому сбывал награбленное золото уголовник Голован. Фрол Хрунов, значит, зовут его хозяина. Миллионер и золотопромышленник ни чем не гнушается в стремлении как можно больше нахапать.
Блин! И время другое и мир другой, а эти утырки за большие деньги никого не щадят ни детей, ни стариков, ни женщин, про мужиков и говорить не приходиться. Дворец он в тайге выстроил и в столицах оттопыривается по-черному. Наверняка разорится, все прахом пойдет. Хорошо бы пощупать его за мохнатую сиську, но не по Сеньке шапка. А вот засланца его, Голубцова Ефима, можно немного ущипнуть и кой о чем расспросить. Но сначала понаблюдать за ним. Выяснить, что делает, где бывает, с кем встречается. А уж потом брать тепленьким, и желательно с полным кошельком.