— Бедняжечка, — протянула Малини. — У вас такой утомленный вид. Первый медовый месяц, я слышала, всегда утомляет. Мне-то самой откуда знать — я холостячка.
Сундари вежливо посмеялась, хотя шутка показалась ей грубоватой, да и вообще она чувствовала себя чужой в этом доме.
— Мне так хотелось показать князику мой новый купальный костюм. Прямо как в Голливуде: два малюсеньких лоскуточка огненно-красного цвета. И больше ничего. И мой загар он бы тоже посмотрел. Никому не говорите, но я вся-вся такая загорелая — представляете себе? А теперь получается, что один вы — непонимающий — увидите эти прелести, — обратилась она к Гопалу. — Я хочу сказать — костюм, а не весь загар, конечно.
— Не такой уж непонимающий, — возразил Гопал. — Пойдем с нами, хоть посидишь на пляже, если не хочешь купаться, — обратился он к Сундари.
— Ну зачем же беспокоить бедную крошку, если ей нездоровится? — Малини скорчила недовольную гримаску. — Вам, видно, в самом деле нездоровится, моя милая, — сказала она Сундари. — Достаточно поглядеть вам в глаза. А что вы натворили со своими бедными волосами? Вы ведь не из тех занудливых женщин, которые с мужей глаз не спускают, правда? Конечно, этого не может быть. Скажите, а где я могу облачиться в мой купальник?
Костюм состоял из двух атласных тряпочек, в которых Малини выглядела неотразимо. «У нее в самом деле чудесная фигура, — решила Сундари, наблюдая из окна, как они направляются к пальмам. — И держится она непринужденно, как мало кто из индийских женщин».
И тут Сундари поняла, что она испытывает не только досаду на Малини, в первый же вечер нарушившую их покой, но и неожиданный приступ ревности.
Она заметила, что Гопал подал Малини руку и помог ей подняться по ступенькам. От нее не ускользнуло, что он не отпустил руки своей спутницы, когда они проходили кокосовую рощицу, отделявшую пляж от дома — ярдов триста, по крайней мере. Сундари видела, как они оставили сандалии и полотенца и пошли по песчаной полосе к темно-синим волнам. Чем дальше уходили они от нее, тем теснее сближались красное и голубое — пятна их купальных костюмов. Они прошли по дну несколько шагов, пока вода достигла груди, а потом оба бросились головой вперед навстречу высокой волне.
«Слились ли их тела там, в воде?» — спрашивала себя Сундари. Она вспомнила блеск в глазах Малини, ее гибкое тело танцовщицы, покрытое соблазнительным загаром, ее высокие острые груди, едва прикрытые тонким атласом. Сундари опомнилась и попыталась посмеяться над собой, но чувствовала, что сейчас заплачет. Солнце уже совсем склонилось к закату, когда она отошла от окна.
Сундари не стала распаковывать чемоданы. Зато она приняла горячую ванну и, когда оделась, почувствовала себя гораздо увереннее и готова была посмеяться над своей нелепой ревностью. Она капнула духами на руки, освежила лицо и надела нежно-розовое сари.
Пока она совершала свой туалет, стало почти темно. Но они еще не возвращались. Сундари решила не терять времени и разобрать вещи Гопала. Их гардеробные комнаты находились по разные стороны от спальни. Встроенные полки и шкафы в его комнате были заполнены ботинками, костюмами, рубашками, шляпами, аккуратно разложенными по местам. В одном шкафу были собраны охотничьи доспехи, а на соседней полке — оружие, патроны, шомпола. «Он склонен к подлинно мужским занятиям, мой супруг, размышляла Сундари, — он отнюдь не домосед, любит ездить верхом, стрелять, плавать… Долго же они там плавают», — вспомнила она, и ревность теперь уже обрушилась на нее резко, как удар, — даже кровь в лицо бросилась.
На верхней полке, там же, где лежали патроны, она увидела два бинокля и короткую, толстую стереотрубу, укрепленную на шарнирной подставке. Сундари вдруг рассердилась и, возмущенная своим безволием, решила действовать. Нечто похожее чувствовала она в тот день, когда предложила мистеру Мюллеру помочь утопить щенка, предложила подержать его под водой, живого, теплого, до тех пор, пока он не перестанет бороться.
Сундари взяла стереотрубу и отнесла ее на застекленную веранду, расположенную перед гостиной. Окна веранды выходили на море. Там Сундари осторожно поставила трубу на подоконник и только тогда почувствовала, какая эта штука тяжелая и громоздкая. Она наклонилась к окуляру и принялась пристально рассматривать пляж.
Она долго не могла отыскать их. Стереотруба была достаточно сильная, по уж слишком избирательная, предназначенная для осмотра небольших мишеней на стрельбище, чтобы установить, куда попала пуля. В поле зрения попадал очень маленький участок ландшафта.
И все-таки она узнала их по красному пятну материи, мелькавшему перед окуляром. Они выходили на берег. Сундари видела, как Малини притянула его к себе и поцеловала в губы. Так они стояли довольно долго по колено в воде, пока набежавшая волна не скрыла их от Сундари. Потом она нашла их снова, теперь он обнимал Малини, прижимая ее к себе.
Сундари прильнула к стереотрубе, следя за каждым движением тех двоих, словно заключив их в тюремную камеру, очерченную стеклянным кругом. Им удалось вырваться из плена, когда они направились к своим полотенцам, но в конце концов она разыскала их снова и тут поняла, почему не сразу их обнаружила: на них не было больше купальных костюмов. В последние секунды летних сумерек Сундари увидела, как под пальмами, вдали от ограды дома, стройное коричневое женское тело прильнуло к бледному мужскому.
А может быть, это ей почудилось? Может быть, это была дикая фантазия затуманенного ревностью разума? Стало уже совсем темно, лишь мягкий, белый свет луны пробивался откуда-то прямо над ними. Земля казалась покрытой темными пятнами, и Сундари видела теперь лишь кружевные вершины скрывших их деревьев. Она возвратилась в спальню и попыталась мысленно соединить в общую картину все увиденное ею, чтобы понять характер отношений, связывающих ее мужа с Малини.
Когда они пришли, Сундари все еще была в постели. Рядышком, свернувшись клубком, лежала Спиндл. Сундари услышала их шаги на лестнице, а потом Гопал спросил:
— Ты еще не готова, Сундари?
— Я умираю от жажды, — это уже говорила Малини, — а вы? Немножко выпить, а потом под душ! — И она кокетливо засмеялась.
Дверь в коридор, соединявший спальню с гостиной, была открыта. Сундари слышала их разговор. Потом Гопал вошел в коридор, и Спиндл сразу же залаяла.
— Прекратить гвалт! — полусердито-полушутливо крикнул Гопал. — Что ты делаешь там одна, в темноте? — спросил он Сундари.
Она заставила себя ответить:
— Мне было нехорошо, хотелось заснуть. Нет, пожалуйста, не зажигай свет!
— Какая жалость! — сказал Гопал. — Принести тебе выпить или еще чего-нибудь?
— Нет, я просто полежу.
— Надеюсь, ничего серьезного? Ты не простудилась?
— Нет, нет, мне нужно отдохнуть, вот и все.
— Хочешь, я позвоню доктору?
— Нет, утром я буду совершенно здорова.
Он постоял еще минутку в дверях и удалился. Она слышала похлопыванье его сандалий по не покрытому ковром коридору.
Наступило молчание, если только они не шептались. Вдруг до нее донеслось восклицание Гопала:
— Какой дьявол приволок сюда трубу? О боже мой!
— Чертова шпионка! — пробормотала Малини.
Сундари села на кровати. Ее трясло. Она забыла поставить на место трубу, и они догадались. Однако она не жалела об этом. Ей даже хотелось, чтобы они заглянули в трубу: может быть, пальмы, под которыми они валялись, еще видны в лунном свете. Она чуть не прыснула со смеху, сообразив, как удачно все получилось. Убери она трубу, они бы так ничего и не узнали. Тогда эта дрянь Малини могла бы торжествовать над ней победу. Подумать страшно!
Насладившись своим триумфом, Сундари скоро заснула. Заснула, хотя отлично понимала, что ее семейная жизнь разрушена. Как ни странно, это обстоятельство показалось ей малозначительным. Как будто она хотела, чтобы случилось именно то, что случилось, и именно так, как случилось. Поэтому, когда разрыв произошел, он оказался легким и безболезненным.
В тот вечер впервые после свадьбы она заснула, не вспомнив о Деби-даяле. Она так и не узнала, в котором часу Малини покинула дом. Или, может быть, она вообще осталась до утра? Впрочем, какое это имело теперь значение?
— Не беспокойся, эта красотка больше сюда носа не покажет, — сказал Гопал наутро.
Она ответила ему пристальным взглядом, улыбкой, но не произнесла ни слова.
— Я так прямо ей и скажу, — продолжал он.
— Что ты, не прогонять же друзей из-за того, что ты женился, — успокоила его Сундари.
Он был несколько сбит с толку ее спокойствием. Оно не вязалось со вчерашней враждебностью. И как ему следует отнестись к забытой на подоконнике стереотрубе, точно нацеленной на те самые деревья, под которыми расположились они с Малини? Хотел бы он знать, что она видела?
— Да, собственно, Малини и не принадлежит к кругу моих друзей. Кстати, зачем тебе понадобился корректировочный прибор? — он постарался спросить это совершенно равнодушным топом.
— Да так, хотела вас отыскать, — объяснила Сундари, но так ничего и не увидела.
Ее обыденная интонация совершенно его успокоила. По-видимому, ему просто почудилось.
— Конечно, ты ничего не могла увидеть в темноте.
— Да, уже темнело, когда я вспомнила об этой штуке. И она неудобная какая-то, не поймешь, куда глядеть.
— Тут нужна сноровка, — объяснил он. Потом добавил: — Я все время думал, что она тебя раздражает.
— Кто?