Как-то раз по дороге домой спутник Гьяна вдруг умолк. Обычно он трещал без остановки, как заведенная машина, совершенно не обращая внимания на слушателей.
— Что творится с тобой сегодня? — спросил Гьян.
Несколько секунд Рамоши пе отвечал. Потом вдруг сказал:
— Если я добуду парусную шлюпку, ты согласишься?
— Соглашусь? — Гьян не сразу понял. Мысль о бегстве была слишком далека от него в этот момент. — С чем соглашусь?
— Шлюпка с большим парусом, — втолковывал Рамоши.
— Но где ты ее добудешь? Как?
— Их тут полно. Я думаю, мне удастся найти какую-нибудь. Но сначала… сначала надо договориться о других вещах. С лодкой спешить не стоит.
Наконец Гьян уразумел.
— Ты хочешь сказать, мы с тобой вдвоем?..
Рамоши отрицательно мотнул головой.
— Нужен, по крайней мере, третий. Но можно подыскать его попозже, когда все подготовим.
После этого они некоторое время молча шли среди пальм и джунглей по дороге, обдуваемой мягким морским бризом. Каждый думал о своем. Андаманские острова прекрасны, райский уголок, как их иногда называют. Райский уголок, населенный арестантами и дикарями! Раньше Гьяну не приходило в голову бежать отсюда. Он уже считал эту землю своей, готовился осесть здесь, состариться и умереть.
Но времена эти давно миновали. Оказалось, что здесь он еще ничтожнее, чем в Индии, которую покинул по собственной вине. В этом мире он значит меньше, чем пес Маллигана.
Предложение Рамоши лишило Гьяна покоя. Может быть, это очередной трюк Маллигана — шпион, подосланный к шпиону? Он взглянул в лицо Рамоши — грубо отесанная маска из темного дерева!
— Ты бредишь, — сказал он с нарочитым спокойствием. — Кому придет в голову удирать отсюда? Ты вот, например, фери, зарабатываешь… сколько?.. тридцать пять рупий в месяц! Больше, чем заработал бы в Индии.
Рамоши взглянул исподлобья. Его челюсти вдруг сжались, кулаки напряглись, щелки глаз совсем сузились. Он выглядел недвижным, еще больше, чем всегда, похожим на деревянного идола.
— У меня есть там дело, — сказал он медленно. — Надо смываться отсюда. На материке дело осталось одно — очень важное…
Гьяна передернуло, словно это ему предстояло совершить злодеяние. «Еще одно убийство?» — спросил он себя. Потом он заговорил, все еще стараясь не проявлять явной заинтересованности.
— Честное слово, не представляю себе, как ты это осуществишь. До Калькутты шестьсот миль.
Рамоши возразил:
— А мы не в Индию, я собираюсь в Бирму.
— А до нее сколько?
— Миль двести, должно быть. Или поменьше.
Казалось, он все уже продумал. Гьян попытался вспомнить карту Юго-Восточной Азии, но так трудно было определить расстояние до берегов Бирмы.
— Когда я сидел в первый раз, пятеро удрали, — продолжал Гхасита. — Они сперли катер и причалили где-то около Тавоя, в Бирме.
— Но ты же не будешь знать толком, куда плывешь?
— Почему? Когда задует юго-западный муссон, тут уж не ошибешься. В конце концов, причалим там, куда нас ветром вынесет. Побережье тянется на Тысячу миль от Мергуя до Акьяба, а потом до самого Малайского полуострова. И все это населенные места. А уж оттуда в Индию рукой подать.
— Что же случилось с теми пятью беглецами? — спросил Гьян.
— С ними? Этих дураков поймали! — с презрением ответил Рамоши. — И все потому, что они приплыли в Бирму без гроша в кармане. Дурни!
— Так ведь и ты приплывешь без денег, тут много не скопишь.
— У нас деньги будут, — уверил его Рамоши. Как ни странно, говоря о своих планах, он все время употреблял множественное число: «мы поплывем», «у нас будут…» Гьян пока предпочитал говорить: «твой замысел». — Да, деньги у нас будут, — продолжал Рамоши. — На лодку и все прочее.
— Сколько стоит лодка? — спросил Гьян. — Достаточно вместительная, с парусом.
— Шесть соверенов. Я приценялся.
— Соверенов?!
Гхасита посмотрел на него с сожалением, как на чудака.
— Ну конечно. Кому охота получать бумажные деньги? Ни тут, ни там, куда мы пристанем, они вовсе не нужны. На тюремных рупиях специальные номера. Ты не знал? Чтобы всегда можно было проследить. Нам годится только золото.
— Откуда же ты возьмешь шесть монет?
— Постой-ка, — прервал Рамоши. — Видишь вон ту одинокую пальму на дороге, ну, вон ту, что прогнулась, словно локоть? Видишь ее?
— Да, — Гьян повернул голову. — Ты говоришь про вон ту?..
Большой Рамоши расхохотался в восторге от того, что ему удалось отвлечь Гьяна и заставить на мгновение отвернуться. Он разжал кулак. На ладони в закатных лучах поблескивал золотой соверен.
— Теперь ты мне доверяешь? — спросил Рамоши.
Гьян попытался скрыть изумление. Конечно, объяснить это нетрудно. Он скорее всего стащил монету в конторе, хотя, как она попала туда, не совсем понятно.
— Как тебе сказать… Ты заставил меня отвернуться, а сам вытащил откуда-то золотой. Не иначе, ты украл его в конторе — не из Индии же привез, в самом деле.
Рамоши нахмурился.
— Ах, бабу-Джи[63], ты подозрительнее самого Маллиган-сахиба, — вздохнул он. — Это и правильно, надо быть подозрительным. А то пропадешь. Но ведь мы с тобой друзья, и между нами не должно быть подозрений. Только открытое сердце. Так что я скажу тебе всю правду, и моя жизнь будет у тебя в руках. Иначе как мне тебе доказать, что я тебя не обманываю и не дурачу? Дело в том, что я не прятал монету в одежде и не стащил ее, во всяком случае, не здесь стащил. Я привез ее с собой из Индии — у себя в кхобри.
— Что такое кхобри?
— Видел ты в Индии факиров, которые вытаскивают разные вещи изо рта? Как ты думаешь, где они вес это прячут? В кхобри. Это вроде защечного мешка, где животные хранят пищу. Только у нас он на мягкой стенке горла. В нашем племени каждому мальчугану делают такой мешочек. Это очень важно и может пригодиться еще до того, как мы совершаем первую кражу во имя Веталы. А умилостивить Вегалу, ты же знаешь, можно только краденым золотом.
— Но как вам делают это?.. — слово застряло у Гьяна в горле.