— Нет, он проскочил поворот. Скорее всего он едет к нам.
— Ума не приложу, кто бы это мог быть?
— Подожди! Я догадываюсь, кто это — Гьян, мистер Талвар.
Сперва Текчанду показалось, что он никогда прежде не слышал этого имени. Но когда велосипедист подъехал поближе, он узнал его. Тот самый молодой человек, который продал статую Шины и упросил подыскать ему работу. Хорошо, что он не отказал тогда приятелю Деби. Сын только поблагодарит за это.
— Интересно, что ему надо? — заметил Текчанд.
— Я спущусь и выясню. А ты расскажи маме о Деби. Передай, что он здоровый, загорелый и еще красивее, чем раньше. И знаешь, папа…
— Да?
— Насчет руки я бы не стала говорить, ладно?
— Да, я не скажу.
— И про женитьбу не надо, — вдруг решила Сундари. — Просто передай маме, что Деби вернулся и ждет нас по ту сторону границы. Давай пока что не будем осложнять дело.
Он с недоумением взглянул на нее.
— Как хочешь. Может быть, ты и права.
— Объясни, что теперь, после ухода англичан, он может жить в Индии открыто, не опасаясь снова попасть в тюрьму.
— Да, это ее обрадует.
Текчанд уже подошел к двери гостиной, но остановился на пороге.
— Сундар, ты думаешь, он совершенно… надежен?
— Кто? Мистер Талвар? О да. Я его запрягу в работу — пусть пакует вещи.
Собачка уже лаяла и рвалась к лестнице. Сундари побежала вниз. Гьян спрыгнул с велосипеда в тот самый момент, когда она отворила дверь. Увидев ее, Гьян от неожиданности выпустил руль, велосипед медленно накренился и в конце концов упал. Гьян обливался потом, тяжело дышал и смотрел на нее, не отрываясь.
— В чем дело? — спросила Сундари. — Мой отец сейчас не в таком настроении, чтобы принимать посетителей.
Прежде чем ответить, Гьян долго вытирал лицо платком.
— Я не посетитель. Я приехал совсем.
— Совсем! О чем ты говоришь?
Он стоял у порога, все еще тяжело дыша и утираясь, платком, но говорил решительно и твердо.
— Именно об этом. Я намерен находиться здесь неотлучно до тех пор, пока вы не уедете с конвоем. В крайнем случае я буду сидеть на пороге.
Сундари возмущенно всплеснула руками.
— Понятно. Это значит, что ты тоже хочешь пристроиться к конвою.
— Послушай, — возразил он еще спокойнее, потому что успел отдышаться, — я не собираюсь пристраиваться ни к конвою, ни к вашему дому, ни к чему-нибудь еще. Как только вы уедете, я отправлюсь своей дорогой. Между прочим, могу я обратить твое внимание на то, что сейчас не совсем безопасно так долго стоять в дверях? Если кто-нибудь прячется за деревьями, можно получить пулю. Пожалуй, тебе есть смысл впустить меня в дом. Или уж закрой дверь — будем через нее перекрикиваться. Я решил остаться здесь. Грубостью ты сейчас от меня не отделаешься. На этот раз не выйдет.
Сундари еще немного поколебалась, потом отворила дверь пошире и отступила. Не тратя лишних слов, Гьян втащил велосипед на лестницу. Сундари закрыла дверь и задвинула засов. Он прислонил велосипед к стене и вошел в комнату — ту самую, где ему когда-то пришлось дожидаться важного разговора с Текчандом. У подножия лестницы, словно стражи, стояли два Шивы — один из Малого дома, другой — работы Махешвари. Оба они, как всегда, танцевали страшный танец разрушения.
Взгляд Гьяна задержался ненадолго на фигуре старого семейного бога, который выглядел здесь как дома и плясал по-прежнему, хотя привычный мир рушился вокруг него. Часы на камине остановились на десяти минутах девятого.
— Я посижу тут, — сказал он, — можешь даже запереть меня, если тебе так спокойнее.
Она вошла в комнату вслед за ним.
— С чего это ты вдруг пожелал помочь нам? — спросила она.
Он глядел ей прямо в глаза.
— Видишь ли, ты не поверишь, но боюсь, что это правда. Не знаю, что заставило тебя примчаться ко мне тогда, в день взрыва. Но сейчас со мной происходит нечто похожее. Целую неделю я добирался сюда из Дели. Всюду творятся такие дела, и здесь тоже! Нельзя же бросить твою мать и отца на произвол судьбы. Эта мысль пришла мне в голову внезапно, как-то ночью, когда я узнал, что твои старики еще здесь. Вот я и прибыл. Может быть, пригожусь,
— Какая благородная идея! — насмешливо заметила Сундари. — Мое семейство в беде — и ты спешишь на помощь!
— У тебя это прозвучало ядовито, — сказал Гьян. — Но, в общем, это недалеко от истины.
— Как бы хотела я вам поверить, мистер Талвар. Но вот беда — ты никогда ничего не делаешь без задней мысли. Ты даже влюбляться ухитряешься из меркантильных соображений. Ты продал моего брата ради собственной выгоды, потом…
— Это все я уже слышал, — прервал се Гьян.
— Ты сам виноват, что приходится повторять.
— Раз уж мы заговорили о моих преступлениях, то имей в виду — отчасти я приехал именно из-за этого, — сказал он. — Хочу попытаться доказать хотя бы самому себе, что есть кое-что хорошее и в самом слабом из человеческих существ. Неужели ты не видишь — я ищу искупления?
— Ты говоришь — отчасти. А еще из-за чего?
Он посмотрел на нее сурово, даже как будто с вызовом.
— Этого я и сам не знаю. Скорее всего я испытывал то же чувство, какое заставило тебя отправиться за мной в доки. Я даже уверен в этом. Возможно, это любовь.
— Мне не нужна твоя помощь и вообще ничего от тебя не нужно. Лучше всего, если ты уйдешь.
Гьян подошел к дивану и сел. Он улыбнулся ей кроткой, нежной улыбкой и покачал головой.
— Я не уйду.
— Смотри, я расскажу отцу все, что про тебя знаю, — пригрозила Сундари. — Все это фокусы. Единственное, что тебе надо, — пристроиться к нашему конвою. Иначе тебе отсюда не выбраться. Это единственный шанс для тех, кто застрял по эту сторону границы. Так-то, мистер Талвар!
— Можешь что угодно рассказывать отцу. Это не заставит меня уйти отсюда. И заметь, я не застрял по эту сторону границы — я пришел с той.
Он по-прежнему улыбался. Его улыбка, самоуверенность, наглая убежденность в своем праве распоряжаться вывели Сундари из себя.