Было воскресенье, шесть часов утра, и в вестибюле отеля “Марбари” никого не было, когда Грей обнаружил экземпляр “Таймс”. Это была пачка толщиной в шесть дюймов, весом в двенадцать фунтов, и оставалось только предполагать, до каких размеров издатели раздуют эту газету в будущем. Он помчался обратно в свой номер на восьмом этаже, разложил газету на кровати и начал лихорадочно ее просматривать. На первой странице — ничего, и это было самым важным. Если бы у них получилась большая статья, то, разумеется, она была бы здесь, на первой странице. Он боялся увидеть крупные фотографии Розенберга, Дженсена, Каллахана, Верхика, может быть, даже Дарби и Хамела, ведь, кто знает, возможно, у них есть качественное фото Маттиса, и все эти лица выстроились бы в ряд на первой странице, — “Таймс” обыграла бы их опять. Он видел все это во сне, пока спал, а всякий сон кончается.
Но в газете ничего не было. Он уже не искал, а быстро пробегал глазами страницы, пока не добрался до раздела спорта, после чего бросил читать и, пританцовывая от радости, направился к телефону. Кин Смит уже проснулся и сразу взял трубку.
— Ты уже видел газету? — спросил Грей.
— Ну, не здорово ли? — сказал Кин. — Интересно, что стряслось?
— У них нет материала, Смит. Они копают, как черти, но пока впустую. С кем говорил Фельдман?
— Он никогда не расколется, но можно предположить, что источник достоверный.
Кин был разведен и жил один в квартире недалеко от отеля “Марбари”.
— Ты занят? — спросил Грей.
— Ну, как сказать... видишь ли, уже почти полседьмого утра, к тому же воскресенье.
— Необходимо поговорить. Через пятнадцать минут жди меня у отеля “Марбари”.
— У отеля “Марбари”?
— Это длинный разговор, потом объясню.
— А, девушка... Везучий ты, черт.
— Хотел бы им быть. Но она в другом отеле.
— Здесь? В Вашингтоне?
— Ну да. Итак, через пятнадцать минут.
— Хорошо.
Грей прихлебывал кофе из бумажного стаканчика в вестибюле отеля. Он нервничал. Это она сделала его параноиком, которому повсюду мерещатся подстерегающие его наемные убийцы с автоматическим оружием в руках. Такое состояние действовало угнетающе. Он увидел машину Кина, спокойно выезжавшую на М-стрит, и быстро направился к ней.
. — Что бы ты хотел осмотреть? — спросил Кин, отъезжая от обочины.
— Даже не знаю. Какой прекрасный сегодня день! Может, махнуть в Вирджинию?
— Как скажешь. Тебя выперли из твоих апартаментов?
— Не совсем. Я следую инструкциям этой девушки. Она мыслит как фельдмаршал, и я здесь потому, что мне было сказано прийти. Я должен остаться до вторника или пока она не прикажет мне опять переезжать. Если понадоблюсь, то я в номере 833, только никому не говори об этом.
— Тебе надо потребовать у “Пост” надбавки за эти издержки, — сказал Кин с улыбкой.
— Сейчас я не думаю о деньгах. Те люди, что пытались убить ее в Новом Орлеане, в пятницу вернулись в Нью-Йорк, или, по крайней мере, таковы ее предположения. У них изумительный дар преследования, поэтому она болезненно осторожна.
— Ну что ж, если за тобой и за ней следят, она, вероятно, знает, что делает.
— О, Смит, она отлично знает, что делает. Настолько хорошо, что мне иногда даже страшновато. В среду утром она уезжает насовсем. Так что у нас два дня для поисков Гарсиа.
— А если Гарсиа переоценили? Если, скажем, ты найдешь его, а он не захочет говорить, или если он ничего не знает? Об этом ты подумал?
— У меня уже кошмары по ночам от этих мыслей. Но мне кажется, что он знает что-то важное. У него есть что-то осязаемое, какой-то документ или бумажка. Он пару раз ссылался на него, а, когда я его прижал, он отвертелся. Но он собирался мне что-то показать в тот день, когда мы должны были встретиться. Я убежден в этом. Смит, у него что-то есть.
— А если он не захочет показать эту бумагу?
— Я удавлю его.
Они пересекли Потомак и ехали мимо Арлингтонского кладбища. Кин закурил трубку и опустил стекло.
— А если ты не найдешь Гарсиа?
— Тогда есть план Б: девушка уезжает и дело прекращается. Как только она покинет страну, я получу разрешение делать с этим письмом все, что захочу, кроме одного — использовать ее имя как источник информации. Бедняжка убеждена, что обречена на смерть, независимо от того, будут у нас материалы или нет, но все-таки хочет, чтобы у нее была как можно более надежная защита. Я никогда не назову ее имени, даже как автора дела.
— Много ли она рассказала?
— Не про то, как оно было написано. У нее появилась сумасшедшая идея, она стала действовать, а, когда стали раздаваться взрывы, она чуть было не отказалась от всего этого. Она сожалеет о том, что написала чертову бумажку. Ведь они с Каллаханом любили друг друга, и теперь она тащит на своих плечах этот ужасный груз боли и вины.
— Так, вернемся к плану Б.
— Атака на юристов. Маттис слишком скользок и увертлив, чтобы схватить его без вызова повесткой в суд или ордера на арест или чего-нибудь такого, чем мы не располагаем. Но мы знаем его юристов. Его представляют две крупные фирмы здесь в городе, и мы займемся ими. Юрист или группа юристов тщательно проанализировали состав Верховного суда и предложили имена Розенберга и Дженсена. Маттис не знал бы, кого убивать. Его адвокаты подсказали ему. Тут пахнет преступным сговором.
— Но мы не можем заставить их говорить.
— О клиенте — нет. Но если эти адвокаты виновны, а мы начнем задавать вопросы, кто-нибудь да расколется. Нам нужна дюжина репортеров, которые занялись бы этими бесконечными телефонными звонками юристам, среднему юридическому персоналу, судейским клеркам, секретарям, служащим отдела переписки и так далее. Мы возьмем приступом этих ублюдков.
Кин попыхивал трубкой и молчал.
— Что это за фирмы?
— “Уайт и Блазевич” и “Брим, Стернс и Кидлоу”. Проверь по нашему каталогу.
— Я слышал об “Уайт и Блазевич”. Это сборище республиканцев.
Грей кивнул и допил свой кофе.
— А если это не та фирма? — спросил Кин. — Что, если та фирма находится не в Вашингтоне? Что, если конспираторы не расколются? Что, если здесь работала одна юридическая голова и она принадлежит какому-нибудь юристу из Шривпорта, работающему по совместительству? Что, если эту схему задумал один из юристов Маттиса?
— Знаешь, иногда ты доводишь меня до бешенства.
— Но это вопросы по существу. Ответь мне, что тогда?
— Тогда есть план В.
— А это что за план?
— Этого я еще сам не знаю. Она мне не сказала.
Она велела ему остаться дома и перекусить в своей комнате. У него в пакете был бутерброд и картошка фри, и он покорно отправился в свой номер на 8-м этаже отеля “Марбари”. Мимо его двери горничная-азиатка катила тележку. Он остановился у двери и вынул из кармана ключ.
— Вы что-нибудь забыли, сэр? — спросила девушка.
Грей взглянул на нее.
— Простите?..
— Вы что-нибудь забыли?
— А... Нет. Почему вы спрашиваете?
Горничная подошла ближе.
— Просто, вы только что вышли, а теперь опять вернулись.
— Я ушел четыре часа тому назад. Она покачала головой и сделала еще шаг, чтобы внимательнее посмотреть на него.
— Да нет же, сэр. Какой-то мужчина вышел из вашей комнаты десять минут назад. — Секунду она колебалась и пристально смотрела ему в лицо. — Но теперь, действительно, я вижу, что то был другой человек.
Грей взглянул на номер на двери комнаты: 833. Он перевел взгляд на девушку.
— Вы уверены, что тот человек был именно в этой комнате?
— Конечно, сэр. Несколько минут назад.
Его охватил панический страх. Он быстро пошел к лестнице и сбежал вниз. Было ли у него в номере что-нибудь важное? Кажется, нет, только кое-какая одежда. Ничего, связанного с Дарби. Он остановился и полез в карман. Нашел записку с адресом гостиницы “Табард” и ее телефонным номером. Он перевел дыхание и медленно вошел в вестибюль.
Нужно было как можно быстрее найти Дарби.
Дарби отыскала свободный стол в читальном зале на втором этаже юридической библиотеки Эдварда Беннета Вильямса в Джорджтаунском университете. Теперь у нее было новое хобби — разъезжающий критик библиотек юридических факультетов. Библиотека Джоражтаунского университета показалась ей самой лучшей из всех, какие она видела до сих пор.
Это было отдельное пятиэтажное здание с маленьким внутренним двориком, отделяющим его от Макдоноу-холла — юридического факультета. Новое, чистенькое, современное здание, но, как и всякую другую юридическую библиотеку, по воскресеньям ее заполняли студенты, готовящиеся к выпускным экзаменам.
Она открыла пятый том Мартиндэйл — Хаббелл и отыскала раздел фирм округа Колумбия. “Уайт и Блазевич” оказалась на 28 странице. Имена, даты рождения, места рождения, образование, послужные списки, грамоты, награды, участие в различных комитетах, публикации 412 юристов. Вначале шли пайщики, а затем сотрудники. Она делала заметки в юридическом блокноте.
81 пайщик, остальные — сотрудники. Она разбила их в алфавитном порядке и записала каждое имя в юридический блокнот. Сейчас она ничем не отличалась от этих студентов-юристов, вечно копавшихся в каталогах фирм в неустанном поиске приличной работы.
Ее занятие было однообразным, и мысли невольно уносились в прошлое. Двадцать лет назад здесь учился Томас. Он был успевающим студентом и проводил много времени в библиотеке. Писал статьи в юридический журнал — нудная работа, которую она должна была бы терпеть, если бы обстоятельства сложились иначе.
Последние десять дней она много думала о смерти и рассматривала это явление со всех сторон. Легкой казалась лишь смерть, когда тихо погружаешься в сон. Медленная, агонизирующая кончина от какой-нибудь болезни представлялась кошмаром как для жертвы, так и для ее близких, но, по крайней мере, в этом случае есть время, чтобы приготовиться и попрощаться. Внезапная, случайная смерть приходит мгновенно, и может быть, это лучшее, что выпадает обреченному. Но каково же тем, кто остается? О, сколько боли в тех вопросах, что рождаются в их воспаленном мозгу! Страдал ли умирающий? Что думал в последнюю минуту? Как это случилось и почему? Состояние тех, кто видел смерть любимого человека, не поддается описанию.
Она полюбила его еще больше, потому что видела, как он умирал, и все время заставляла себя не слышать взрыва, не ощущать запаха дыма и не видеть, как он умирает. Если бы ей даровано было еще три дня, она нашла бы такое место, где можно запереть дверь, кричать и биться до тех пор, пока не выплачешь свое горе. Для себя она решила, что найдет такое место. Где выплачет боль и исцелится. Неужели она не заслужила такой малости?
Она запоминала имена до тех пор, пока не почувствовала, что знает о фирме “Уайт и Блазевич” больше любого, кто с ней не связан. Она вышла на темную улицу, взяла такси и поехала в свой отель.
Мэтью Барр приехал в Новый Орлеан, где встретился с юристом, который направил его в такой-то отель в Форт Лаудердейл. Юрист неопределенно говорил о том, что должно было произойти в отеле, но Барр прибыл туда в воскресенье вечером, и там его уже ждал номер. На столе лежала записка, где было сказано, что ему позвонят рано утром.
В десять он набрал домашний номер Флетчера Коула и вкратце сообщил о своей поездке. Но Коулу было не до того.
— Грентэм спятил. Он с каким-то малым по имени Рифкин из “Таймс” обзванивает всех. Они играют со смертью.
— Они видели дело?
— Не знаю, видели они его или нет, но зато слышали о нем. Вчера Рифкин позвонил домой одному из моих помощников и спросил, что тот знает о деле пеликанов. Тот, разумеется, ничего не знал, но у него создалось впечатление, что Рифкин знает и того меньше. Не думаю, чтобы он видел дело, но поручиться нельзя.
— Черт возьми, Флетчер! Нам не справиться с этой толпой репортеров. Эти парни делают сотни звонков в минуту.
— Остановимся пока на двух: Грентэм и Рифкин. Ты уже прослушиваешь Грентэма, сделай то же и с Рифкиным.
— Грентэм прослушивается, но он не пользуется ни тем телефоном, что в его квартире, ни тем, что в машине. Я звонил Бейли из аэропорта в Новом Орлеане: Грентэма не было дома сутки, но его машина на месте. Наши люди звонили ему и стучали в дверь. Либо он лежит мертвый в своей квартире, либо улизнул прошлой ночью.
— Скорее всего, мертв.
— Не думаю. Мы следили за ним, и фэбээровцы тоже. Похоже, он улетучился.
— Его нужно найти.
— Он объявится. Разве он сможет жить без своего отдела новостей на пятом этаже?
— Ладно, подключись еще к Рифкину. Позвони вечером Бейли и скажи, чтоб был готов, хорошо?
— Слушаюсь, сэр, — сказал Барр.
— Как ты думаешь, что сделал бы Маттис, если бы узнал, что у Грентэма есть материал и что он собирается опубликовать его на первой странице “Вашингтон пост”? — спросил Коул.
Барр опрокинулся на кровать и закрыл глаза. Всего несколько месяцев назад он решил не иметь никаких дел с Флетчером Коулом. Это порядочная скотина.
— Сдается мне, он не боится убивать людей, — сказал он в трубку.
— А ты увидишь Маттиса завтра?
— Не знаю. Подобные типы очень загадочны. Они говорят шепотом даже при закрытых дверях. Они практически ничего мне не сказали.
— Почему же они отправляют тебя в Форт Лаудердейл?
— А черт их знает! Но это так близко к Багамским островам! Может быть, я поеду туда завтра, а может, он явится сюда, кто его знает!
— Возможно, ты преувеличиваешь возможности Грентэма. Маттис замнет эту историю.
— Я подумаю над этим.
— Позвони мне утром.
Когда она открыла дверь, у нее под ногами оказалась записка. “Дарби, я в патио. Это срочно. Грей”. Она глубоко вздохнула и сунула записку в карман. Заперла дверь и узкими, извилистыми коридорами прошла в вестибюль, затем, через темную гостиную, мимо бара, через ресторан вышла в патио. Он сидел за маленьким столиком, почти скрытым кирпичной стеной.
— Почему ты здесь? — спросила она шепотом, усаживаясь рядом. Он выглядел усталым и взволнованным.
— Где ты была? — в свою очередь спросил он. — Это не так важно, как то, почему ты здесь. Мы договорились, что ты не будешь приходить сюда, пока я не скажу. Что случилось?
Он вкратце рассказал об утренних событиях, от первого телефонного звонка Кину Смиту до его разговора с горничной в отеле, о том, что провел остальную часть Дня, мечась по городу на разных такси, потратив на них почти 80 долларов. А теперь он ждал темноты, чтобы незаметно пробраться в гостиницу “Табард”. Он уверял, что слежки нет.
Она внимательно слушала, в то же время наблюдая за рестораном и входом в патио.
— Понятия не имею, как они могли отыскать мой номер, — сказал он.
— А ты говорил кому-нибудь номер своей комнаты? Он минуту подумал.
— Разве что Кину Смиту. Но он не произносил его вслух.
Она не смотрела на него.
— А где ты находился, когда ему это говорил?
— В его машине.
Она медленно покачала головой.
— Кажется, я убедительно просила тебя никому не говорить. Разве не так?
Ему нечего было сказать в свое оправдание.
— Это все игрушки, не так ли, Грей? Очередной денек на пляже. Ты ведь у нас стреляный воробей, репортер, которому угрозы расправы не новость, ты на них плевал. Пули будут отскакивать от тебя, да? Мы с тобой можем провести здесь несколько дней, резвясь и играя в детективов, и ты сможешь получить свою пулитцеровскую премию и стать богатым и знаменитым, а эти плохие ребята не такие уж плохие. Куда уж там, ведь это сам Грей Грентэм из “Вашингтон пост”, весь из себя такой крутой сукин сын.
— Кончай, Дарби.
— Я пыталась вдолбить тебе, как опасны эти люди. Я видела своими глазами, на что они способны, и знаю, что меня ждет, если они меня найдут. Но для тебя, Грей, это лишь игра в полицейских и грабителей, игра в прятки.
— Будем считать, что ты меня убедила, хорошо?
— Да, смельчак, заруби это себе на носу, сделай милость. Еще один финт, и мы будем покойниками. Удача отвернулась от меня. Способен ты это понять?
— Понял, клянусь.
— Сними здесь номер, а завтра вечером, если мы будем еще живы, я подыщу тебе какой-нибудь небольшой отель.
— А если здесь не окажется свободных мест?
— Тогда тебе придется переспать в моей ванной комнате, под замком.
Она говорила очень серьезно. Грей чувствовал себя как ученик начальной школы, только что получивший первую трепку. Минут пять они молчали.
— Но все-таки, как они меня отыскали? — не унимался Грей.
— Думаю, что твой телефон в отеле прослушивается в твоей машине установлено прослушивающее устройство, и то же самое у Кина Смита. Этих людей дилетантами не назовешь.