Естественно, до этого кто-то должен был кофе сварить и приправить мухомором, по всей вероятности, это сделала хозяйка, ибо на кофейнике только ее пальчики. На бутылке с мухомором чьи-то еще, старые и запыленные. Никак не определишь, кто кому приготовил коньяк со снотворным, потому что рюмки оба брали в руки, и рюмку со снотворным в руках держали и он и она. После того, как в мужике обнаружили мухомор, особо заинтересовались содержимым желудка бабы. И ничего! Может, она заметила, как он ей что-то подсыпал в рюмку, и не стала пить. Потом она убрала со стола, не все сразу унесла в кухню, подноса у нее не было. Вынесла, значит, в кухню часть посуды, но вымыть ничего не успела, наверное, хотела пойти за остальной в комнату, тут он и угостил ее молотком. Он же отнес в кухню бутылку с остатками коньяка, ее пальцев на бутылке не было. Сахарница осталась на столе.
– Для того чтобы отнести в кухню коньяк, ему пришлось перелезть через нее, – осуждающе заметила я.
– Пришлось! – подтвердил Болек. – Перелез, сделав такой большой шаг, и обратно таким же манером. После чего тут же принялся за работу. Она не сразу померла, с полчаса еще была жива, с этой своей разбитой головой. А его мухомор прихватил в тот момент, когда он поднимался с пола, держа в руках обнаруженный клад. А до этого он извлек шкатулку из тайника и, стоя на коленях, открыл ее с помощью маленькой отмычки. Мы ее нашли. Наверное, открыл, увидел, что в ней, закрыл крышку, встал со шкатулкой в руках и упал. Шкатулка брякнулась на пол, крышка отскочила, и содержимое шкатулки рассыпалось по полу.
– А почему вы думаете, что он не запер ее? – спросил Януш.
– Не мог запереть, мы проверили. Он с большим трудом ее отпер, при этом отмычка погнулась, и запереть уже было нельзя. Вот и получается, что время смерти у обоих совпадает, значит, они убили друг дружку, дай-то бог, аминь. В таком случае, не придется искать убийцу, но неясности все же остаются.
Еще бы! Неясности просто нахально лезли на первый план. Разлетевшееся по комнате золото так и должно было там лежать, рядом с трупом, но ведь его же там не оказалось, а само оно уйти не могло!
Двери в квартиру я застала приоткрытыми, а ведь трудно представить, чтобы эта милая парочка сначала угощалась при открытых дверях, а потом, не позаботившись о том, чтобы прикрыть двери, Райчик ударом молотка размозжил хозяйке квартиры голову. Нет, там непременно был еще кто-то. И далее вопрос с убийством Наймовой нельзя считать до конца выясненным, ибо, используя потом молоток для того, чтобы разбить стену, Райчик стер все следы, которые могли бы оказаться на ручке. Возможно, мухомором воспользовался кто-то третий. Многочисленные женские отпечатки пальцев могли свидетельствовать также и о наличии у Райчика сообщницы. Они вместе могли разработать план убийства Наймовой. Сначала попытались ее усыпить, а когда не вышло, стукнули несчастную молотком. А потом сообщница избавилась от сообщника с помощью грибочков. Она могла и за столом с ними сидеть, могла тоже что-то пить, а потом, когда оба уже были мертвы, свою посуду вымыла и спрятала, оставив остальное на месте, чтобы ввести в заблуждение полицию.
А потом забрала сокровища и смылась с ними, оставив без внимания двери.
– Племянница, – проговорил Януш. – Вы уже ее нашли?
– Как же, нашли! – раздраженно ответил Болек. – Мы тоже не лыком шиты, тоже допускаем ее участие, но вот найти ее оказалось совсем непросто.
Никто не знает, где она живет. Никто даже фамилии ее не знает. Имя известно – Катажина. А вот фамилии не знаем.
Мы с Янушем дружно возмутились – как это можно не знать фамилии ближайшей родственницы человека, которого все в доме знали? Ведь и племянница долго жила в той же квартире.
Болек отважно ел грибочки. Я правильно рассчитала – они очень подходили к зразам. Немного подкрепившись, поручик пояснил:
– Не так все просто. Лет двадцать назад покойница прописала у себя внучку сестры, причем прописала под своей фамилией, хотя ни о каком удочерении и речи не было. А поскольку Наймова была вдовой и Найма – фамилия ее усопшего мужа, то вычислить фамилию ее сестры нам не удалось. И в школе девочка училась под фамилией Наймова. Катажина Наймова. Кое-кто в школе смутно припоминал, что, кажется, перед получением аттестата зрелости девушка предъявила свою метрику и в аттестате была проставлена ее настоящая фамилия, но сделала это секретарь педагогического совета, одна из учительниц, с которой девушка особенно сдружилась, но она уже в школе не работает и вообще выехала за границу.
А больше никто в школе настоящей фамилии Катажины не знает. Девушка покинула квартиру Наймовой два года назад, кажется, где-то учится, где – тоже неизвестно. Возможно, вышла замуж, возможно, тоже уехала из Варшавы, кто знает…
– Вы в школе пытались все это узнать?
– И в школе тоже. Там нам и сказали, что секретарь педсовета, та самая учительница, с которой Катажина была дружна, уже в школе не работает, уехала куда-то за границу.
– Уехавшая учительница проживала в Варшаве?
У нее могут быть здесь родные?
– Могут. Мы пытаемся их разыскать и через них узнать заграничный адрес учительницы. Пока не разыскали. Говорят, это по ее настоятельной просьбе в аттестат зрелости Катажины вписали ее настоящую фамилию. И у нее никого из родных в Варшаве нет, это мы уже проверили. Но адрес, по которому учительница проживала, в школе нам сказали. Конопяк уже там побывал, но ничего не смог узнать. В ее квартире никого не застал.
– Неужели никто из соседей ничего не знает?
– Соседка там такая вредная баба, что не приведи господь! Вообще не пожелала с нами разговаривать. Работа у нее домашняя, наверняка что-то знает, но на все расспросы Конопяка один ответ: ничего не знаю и вообще у меня нет времени на пустые разговоры. Конопяк сказал – сущая мегера, у него было сильное желание за патлы притащить вредную бабу в комендатуру и там допросить с пристрастием. Она просто-напросто вытолкала его за дверь! Мы сами понимаем, племянница – первая в списке подозреваемых. А даже если бы ее и не подозревали, все равно следовало бы ее отыскать, как ближайшую родственницу погибшей. Сами посудите – все говорят, навещала она тетку довольно часто, и вдруг исчезла, как сквозь землю провалилась.
– Да ведь всего два дня прошло со дня гибели ее тетки! Девушка может не знать об этом, возможно, скоро сама объявится, – сказала я.
Болек не разделял моего оптимизма.
– Сомневаюсь и не очень надеюсь на чудо. Избавила бы нас от лишней работы. Представляете, ведь теперь мы станем разыскивать ее через Бюро общегосударственного учета населения, исходя из имеющихся в нашем распоряжении всего-то данных: имя девочки и дата ее рождения, девичья фамилия матери – Кочинская, в домоуправлении узнали. Вот и все.
– Как все? А фамилия ее родителей? В Записи актов гражданского состояния их района должны быть такие данные, – удивился Януш.
– Должны-то должны, но сотрудники этого загса в полном составе два года назад посажены за решетку за нелегальную распродажу пустующих помещений, квартир и комнат.
Я все-таки не верила, что в квартире покойной не обнаружилось никаких документов, бросающих свет на анкетные данные ее приемной племянницы.
– Не обнаружилось! – вздохнул Болек. – Правда, в том бардаке, что царит в ее квартире, сам черт ногу сломит, но уж мы очень тщательно все обыскали. Может, уезжая от тетки, племянница все забрала с собой? И самое смешное – мы не нашли ни одной фотографии!
– Фотографии племянницы?
– Не только. Вообще ни одной фотографии.
– Спрятала, наверное. Похоже, у покойницы Наймовой была страсть или мания все прятать…
– Где она могла спрятать фотографии? Зашила в матрас? Я понимаю – золото и драгоценности, но бумаги?…
– Поищите в школе, – посоветовала я.
– Мы и сами догадались, – обиделся Болек. – Конопяк попросил показать ему фотографию выпускного класса, в котором училась Катажина. И на большой групповой фотографии все девочки как девочки, а драгоценная Кася как раз нагнула голову, лица не разглядишь. И за подругу спряталась, только кусочек головы высовывается.
Януш поинтересовался:
– Знакомых жертвы порасспросили?
По мере наших расспросов поручик Пегжа утрачивал остатки былого оптимизма и ответил совсем уже мрачно:
– Да не было никаких знакомых у этой проклятой бабы! Ни родных, ни знакомых, а с соседями она вообще старалась не поддерживать никаких дружеских связей. Но соседи есть соседи, не встречал еще таких, чтобы ничего не знали. Вот и здесь, одна из соседок вспомнила, что раньше довольно много людей бывало у Наймовой, а в последнее время – только один мужчина и еще какая-то баба. Ну, мужчина – мы вычислили, что покойный Райчик, другая соседка тоже его как-то раз видела, а вот что касается бабы…
Если бы у меня была возможность намертво вцепиться в поручика, возможно, я бы и добилась от него более подробной информации, но мне, как хозяйке, пришлось отвлекаться из-за зраз. Болек пожирал их так, словно неделю у него во рту крошки не было. Из вежливости я не стала совсем уж нахально расспрашивать его, давая возможность гостю поесть, к тому же пришлось срочно думать, чем бы еще покормить человека, зраз было явно недостаточно.
Похоже, поручик Болек приходил к нам с Янушем не только для того, чтобы, общаясь с последним, попользоваться его богатым опытом следователя, но и чтобы у нас вкусно поесть. Нет худа без добра, благодаря этому у меня появлялась возможность получать информацию о расследовании из первых уст, так сказать. Правда, ломая голову над тем, что бы еще такое вложить в эти уста, я напрочь забыла о чердаке.
А ведь хотела подсказать следствию новую версию.
Не откладывая ножа и вилки и с надеждой глядя на меня, поручик меж тем говорил:
– Они могли и десять раз поубивать друг дружку, но закрыть дела мы все равно не имеем права. До сих пор не обнаружен похититель ценностей из шкатулки, и вообще многие обстоятельства еще не выяснены. Не вызывает сомнения наличие в квартире третьих лиц в момент убийства или сразу после него. А из этих третьих лиц выявлены только вы, пани Иоанна.
– Примите и пр… – пробурчала я. – Не удивляюсь, что Тиран впился в меня, как хищная пиранья. И даже не удивлюсь, если он…
– …арестует вас, – продолжил мою мысль следователь. – Да, с прискорбием должен сознаться, что такая возможность не исключается. Пять минут на дороге вы сэкономили, заскочили по пути к верному человеку, припрятали денежки – и дело с концом. Немного нарушают эту концепцию показания пенсионера, ну да он по старости мог и не приметить, что из лифта вы выскочили с небольшим багажом. Боюсь, Тиран снова за него возьмется, а по опыту знаю, свидетелю многое можно внушить…
– Знаю, знаю, и в конце концов этот пенсионер на суде поклянется на Библии, что из лифта я вышла, сгибаясь под тяжестью сокровищ, спотыкаясь, прошла мимо него, а у него только поначалу создалось впечатление, будто я пробежала мимо, стуча каблучками… Так что, может, мне заранее составить список всех моих знакомых?
– Какой смысл? – заметил опытный следователь. – Все равно вы не внесете в список того, кому оставили добычу. И, умоляю вас, не думайте, что это я про вас думаю. Это все Тиран.
– Вот еще навязался на мою голову! – проворчала я. И опять смутно припомнилось, вроде о чем-то собиралась сказать следователю. Нет, никак не вспомню, проклятый Тиран сбил с толку.