В противоположность моей страсти к совершенному беззаконию.
Морелли уставился на свехмощный фонарь в моей руке.
– Конечно, у охотницы за головами было бы исконное право войти за своим мужиком.
- Если только она убедится, что ее мужик там.
Морелли с надеждой смотрел на меня.
Я высунулась и осмотрела пожарную лестницу.
- Весьма шаткое сооружение, - сообщила я ему.
- Ага, - согласился он. – Я заметил. Меня может не выдержать. - Он поддел пальцем мой подбородок и взглянул в глаза. – Бьюсь об заклад, что такую изящную маленькую штучку, как ты, лестница удержит.
Я была какой угодно, только не изящной. Сделав глубокий вздох, согнувшись, я полезла через окно на лестницу. Железные крепления издавали жалобные стоны, ржавая металлическая труха отслаивалась под ногами и падала на землю. Я шепотом сыпала проклятиями и мало-помалу продвигалась к окну Сэндимена.
Приложив ладони к стеклу, я заглянула внутрь. Там было чернее ночи. Я попробовала окно. Оно было не закрыто. Я толкнула створку вверх, наполовину подняла ее и застряла.
- Ты войти сможешь? – прошептал Морелли.
- Нет. Окно застряло.
Присев на корточки, я заглянула в отверстие и прошлась фонариком по комнате. Насколько я могла судить, ничего не изменилось. Тот же беспорядок, та же убогая грязища, вонь от нестиранного белья и переполненные пепельницы. Я не увидела ни одного признака борьбы, поспешного бегства или неожиданно приобретенного богатства.
Я решила еще раз попытаться сделать что-нибудь с окном. Упершись ногами, я сильно дернула ветхую деревянную раму. Болты вырвались из потрескавшейся кирпичной кладки, и решетчатая площадка пожарной лестницы накренилась под углом в сорок пять градусов. Ступени соскользнули с места, ограждения сорвались со своих креплений, железные уголки вывернулись, и в свободное пространство съехали сначала мои ноги, а вслед за ними и задница. Руки уцепились за перекладину, и в приступе слепой паники рефлекторно я крепко держалась… секунд десять. По истечении этих десяти секунд вся решетка третьего этажа обрушилась на второй этаж пожарной лестницы. Наступила моментальная пауза. Достаточно долгая, чтобы я прошептала:
- Вот дерьмо.
Надо мной из окна высунулся Морелли.
– Не шевелись!
КРАААК! Второй этаж отделился от здания и обвалился на землю, увлекая меня за собой. Я плашмя приземлилась на спину. Раздалось солидное «Ух», засвидетельствовавшее то, что из меня вышибло дух.
Так я лежала, оглушенная, пока надо мной всего лишь в нескольких дюймах не замаячило лицо Морелли.
- Твою мать, - прошептал он, - черт, Стефани, скажи что-нибудь!
Я уставилась вверх прямо перед собой, не то, что сказать, не в силах даже вздохнуть.
Он пощупал пульс у меня на шее. Потом руки его сместились к моим стопам, и он стал подтягивать, сгибая в коленях, ноги.
– Ты можешь пошевелить пальцами?
Только не тогда, когда чувствую его руки, путешествующие по внутренней стороне бедер. Кожа горела под его ладонью, а пальцы ног поджались. Я услышала, как издала всасывающий звук.
– Если ты еще выше передвинешь свои пальцы на моей ноге, я подам заявление о сексуальном домогательстве.
Морелли откинулся назад на пятки и провел рукой по глазам.
– Ты только что до чертиков напугала меня.
- Что здесь происходит? – раздался громкий голос из какого-то окна. – Сейчас вот вызову полицию. Я не потерплю такого дерьма. Шуметь у нас в районе запрещено.
Я приподнялась на локте.
– Вытащи меня отсюда.
Морелли бережно поднял меня на ноги.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
- Кажется, ничего не сломала. - Я сморщила нос. – Чем это воняет? О, Боже, я ведь не до такой же степени перетрусила, чтобы в штаны наложить, так ведь?
Морелли повернул меня кругом.
- Фу! – воскликнул он. – У кого-то в этом доме водится большой пес. Огромный больной пес. И, похоже, ты попала прямо в точку.
Я стянула куртку и держала ее на вытянутых руках.
– А сейчас в порядке?
- Несколько брызг попало на джинсы.
- Еще где-нибудь есть?
- На твоих волосах.
У меня началась моментальная истерика.
– УБЕРИ ЭТО! УБЕРИ!
Морелли зажал мне рот рукой.
– Тихо!
- Убери эту гадость с моих волос!
- Я не могу убрать это с твоих волос. Тебе придется устроить себе головомойку. - Он потянул меня в сторону улицы. – Ты можешь идти?
Я, пошатываясь, устремилась вперед.
- Хорошо, - одобрил Морелли. - Так и держись. Не успеешь опомниться, мы будем уже в фургоне. А потом мы доставим тебя в душ. Час-другой поскребешь, и будешь как новенькая.
- Как новенькая. - В ушах у меня звенело, а голос мой звучал глухо, как издалека… похожий на голос в бочке.