Я отъявленный псих, это значит
Пусть Танчег плачет,
Мы попали с тобой под раздачу
А судьбе всё равно...
Все разобраны роли давно.
Есть шуты короли, и такие тузы, что становиться страшно
Вот твоё невозможное царство.
Здравствуй депрессия! Здравствуй!
Ну а мы зажигали глаза всех звёзд.
Ну а мы пробивались, царапая землю
Мы с тобой подыхали, были мы не всерьёз
Я прошёл, ты остался, мёртвой царевной
А ночью добравшись на попутках, я ковырялся ключом в замке квартиры и не сразу понял, что мне открывают.
- Ну и шмон от тебя, - скривившись протянул новый сосед. - И видок под стать. Годовой запас ольмеки рубанул?
- Ты кто? - спросил я тупо и вспомнив, махнул рукой. - Точно, ты тот скот, из за которого мну чуть не выселили.
Глаза у соседа стали размерами с кофейные блюдца.
- Мн -да. Борзый перепел.
-Недопел - я важно поднял палец, а он вдруг рассмеялся.
- Ты стоять то хоть можешь?- спросил Ник.
- Но я же стою, - возмутился я и отпустив стенку плавно спикировал плечом в прихожую.
- Гравитация. - сообщил я. - В этой квартире смещённые центры тяжести.
- И асоциальные соседи, - прибавил он помогая мне подняться. - Тебя куда перепел?
- Ванну и тазик, - предложил я морщась и даже заржал услышав над своей головой что - то типо "вунитазик", но потом мне уже было не до смеха. Я обнимался с белым другом, а новоявленный сосед зачем - то заставлял меня пить марганцовку и жрать уголь, отпаивая терпким чаем, а потом...
- Я б тебя выдрал бы, честное слово, - сказал Ник слушая мои заплетающиеся извинения.
- И куда интересно только твои родители смотрят? - спросил он со вздохом.
А я вместо того, что бы ответить, что нибудь едко ехидное в своём духе, почему то взял и заплакал.
Я ощутил себя маленьким, никчемным и никому не нужным. И таким бесконечно усталым. Абсолютно пьяным и жалким.
Здравствуй депрессия здравствуй.
Здесь твоё бесконечное царство.
Я пришёл, но не понял, я хотел, но не взят
Обдирая ладони, не вернулся назад.
И рассказал абсолютно незнакомому мне человеку, обо всём: о том, о чём наверное не стоило говорить, но из чего, стремительно состояла вся моя, жизнь.
Водка плакала во мне жалкими мнимыми слезами, которые я никогда бы не позволил себе в реальности, говорила за меня непослушным языком, заставляя изливаться маленьким гнилым краном, застарелых незаростающих коркой язв. Нарывов - боли и обид, которые должны были перестать иметь для меня значение, но которые не давали мне жить, напоминая о себе каждую свободную минуту. Словно ржавая кастрюля, в которой всё это копилось, неожиданно дала течь.
Давай за тех, кто был, но вдруг ушёл
Давай за тех, кто здесь не смог остаться.
Твоё здоровье, мнимый корешок.
Давай стаканить водку и смеяться...
Собирая агонию рунических букв.
Мы придумываем себе от скуки.
Бледной кожей изрезанных слабых рук.
Дай петлю, затяни потуже.
Заглотни поглубже, не смей блевать.
Закуси коркой хлеба и сыром.
Будем жалость презрительную самокопать.
Вдруг исчезнет, поняв, что остыло.
Боль в стакан изольется паскудной змеёй,
Бытовушно - житейской скукой.
Кто страданий не знал, тот скулит над собой.
Потому что жалкий он сука.