- Я попрошу Мамочку, чтобы тебя вернули назад, в больничку, там и дотянешь срок. Не суйся в побег, инженер. Кранты!
- Ладно, подумаю, - вяло пообещал Дергач.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Ознакомился я с бумагами, что Квазимода мне подсунул, и разобрался, где нас обманывают. Производительность труда возрастает, и оттого снижают нам расценки, это верно. Но вот наше-то управление само проявило дурную инициативу и рассчитало оплату по механизированным, автоматизированным расценкам. А вот самое главное! Ведь у нас труд-то ручной! Мы не бульдозеры, не полуавтоматы, мы люди с вибраторами и лопатами в руках!
У нас нет, скажем, вибрационных столов, которые могут протрясти панель или перекрытие, нет этого. Имея же графу "ежегодная автоматизация труда", наше "умное" управление решило нас туда и загнать, в эту графу. И что?
- Объясняй что... - проговорил Воронцов.
- А вот что! У нас выработка растет лишь за счет старания, а не за счет помощи нашему труду механизмами. Они же, валеты, выполняют некое министерское указание по повышению автоматизации за счет наших мозолей. Понял, бугор?
- Чего ж не понять?
- Они же экономят фонд зарплаты таким образом, создают из него премиальный фонд и награждают себя и вольных. Итээровцы таким образом имеют от этой операции себе дополнительные денежки за счет премий.
- Как ты до всего этого допер? Во голова...
- Бать, я, между прочим, Бауманский институт окончил, это ох какой, Батя, институт. С его дипломом даже за границей на работу берут...
- Так ты за напраслину сидишь, говорят?
- Да как сказать... Было что-то... Смотря как повернуть. Но одно скажу никого я не убивал, ничего не организовывал, следы не заметал...
- А чего ж срок такой?
Плечами пожимаю:
- Это КГБ, Бать, они меня подставили. За Булгакова, Цветаеву и Мандельштама! Чтоб не продавал запрещенную литературу у МХАТа в Художественном проезде. И не читал "Раковый корпус" Солженицына... Брежнев кричит: у нас политических нет - все уголовники.
- Хитро.
- Да уж как хитро... Объясняю дальше. Есть же у них автоматизация малая, есть эта техника, я говорил здесь с одним инженером, он рассказал, и вот на складах они ее гноят.
- Зачем?
- А затем, что если займутся они автоматизацией, то не выполнят текущий план. Для внедрения же надо цеха останавливать, цепочку прерывать рабочую.
- Надо же все это рассказать нашим!
- Кому?
- Ну Мамочке, Львову объяснить. Деньги же это наши!
Я только плечами пожал.
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
На выходе из полигона подошел Гоги, вкрадчиво прошептал на ухо:
- Облава прошла. Тэперь спокойно. Жахнем пузырь, Бать?
- Хватит, налакались уже раз! - отрубил я. - Не предлагай. И сам пить будешь - мне не говори. Так оно спокойней для всех.
- Ты че, Кацо? - вытаращил глаза Гагарадзе.
- Чего, чего? - взорвался я. - Ничего! Доверяет он мне, а обманывать его я не могу. Ты мне доверял, я же тебя не обманывал!
- Но он же - мент, - недоуменно пожал плечами Гоги. - Ме-ент!
Вот и крутись волчком, бригадир! Ни вашим, ни нашим, - не слушая его, продолжаю:
- Он доверяет, вы доверяете, а кого обманываю?
- Ясно, - обнял он меня. - Доконали тебя. Да я не в обиде, - говорит. Хорошо, что правду сказал. Успокойся.
- Допекли! - подтверждаю.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Когда на обед пришел Иван, бригады уже есть заканчивали. Мелькнула мысль, что ничего не достанется, но было как-то все равно...
Вошел в отдельную каморку для бугров, чистенько, даже вилки и салфетки есть.
Раздатчик Чирков навалил ему полную миску картохи и мяса.
- Откуда это? - отшатнулся недоуменно Воронцов.
- Я всем буграм так кладу, - пояснил тот, улыбаясь подленько. - Заходи отдельно, Вань, всегда подкормлю. Вот Кукшин, бригадир, по три раза на дню обедает.
Иван остолбенел.
- Поди поближе, поди, - мягко попросил он раздатчика.
Тот доверчиво приблизил голову, и тогда Квазимода схватил его за шею и ткнул лицом в миску:
- Ешь, сволочь! Жри, скотина!
И еще несколько раз тыкал его в месиво, пока тот не взвыл.
- Кукшина корми, а в бачок моей бригады еще раз нос сунешь, всю рожу в рогожу перемелю! - крикнул на всю столовую, отбросив миску.
Шел теперь по полигону, руки тряслись, матерился. На весь белый свет, на паскудство людское, на себя.
- Все, все, все... - повторял.