Все, все рухнуло в один миг, мечта о счастье семейном, что могло бы состояться... И пропадает все с неотвратимой силой, и ничего я не могу сделать, чтобы остановить это...
Чужой.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
И слово явилось к ней какое-то ледяное, не оставляющее надежд ни на что чужой...
И Батя уловил ее состояние и почувствовал, с какой стремительностью теряет он под ее холодно-изучающим взглядом душевное спокойствие, обретая взамен тяжкую горечь разочарования...
Не так. Все не так пошло... Впустую...
Ну, были разговоры - с Федей, теперь уже ничего не значащие.
- Приехали, да. Молодцы, рад. Слушаешь мамку?
- А почему тебя не отпускают домой? (Подзатыльник от матери.) - Расскажи, как конструктор поломал?
Надежда заставила себя улыбнуться. Все глядела на незнакомого человека широко открытыми глазами, и угадывалась во взгляде вместе с разочарованием и острая, бабья жалость.
Она тоже вся взмокла и сейчас будто проваливалась в душную, скользкую пропасть. Надо было что-то делать, она взяла у Федьки трубку. Тихий клокочущий бунт нарастал в ней, и она уже не пыталась себя пересилить. Казалось, вот-вот она заплачет от отчаяния, жалости к себе и страшному человеку, что сидел напротив.
Будто не оргстекло разделяло их, а пропасть...
ЗОНА. НАДЕЖДА
Носки, говорю, привезла, теплое белье, варежки, шарф вот...
Оглядываю его - чистенький. Он мой взгляд этот уловил и засмущался, и у него глаза повлажнели, вижу. Старается их ладонью прикрыть и вроде лоб трет, до красноты растер.
Волнуется. Смотрю - седина густая на висках.
Смотрю, и вдруг стал он расплываться у меня в глазах, будто удушливым обручем стиснуло мне горло, так стало жалко его, бедолагу...
Можно тебе все это передать? А он и ответить ничего не может, все он понял, черт стриженый, что испугалась я его...
Можно, говорит, еле-еле бормочет, расстроился. Спасибо, мол.
Ну, потом потихоньку разговорились. О могилке матери его рассказала, все там хорошо, ухаживают за ней. Какие продукты ему можно, узнала. Ничего, говорит, не надо. Спасибо и прости... А сам так смотрит, как никогда на меня никто не смотрел... Как на икону в церкви... душой смотрит...
Тут Федька трубку выхватил: когда приедешь?
Обязательно приеду, говорит. А сам с испугом на меня смотрит. Ну, улыбнулась я ему, ободрила хоть чуть. Ладно...
Ну, и конец свидания.
Я ему и говорю: береги себя, а мы тебя помнить будем. Как попрощалась.
Понял он все это.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
И тут уж он без стеснения уставился на нее, чтобы запомнить каждую черточку ее красивого лица, чтобы унести их с собой в памяти, чувствовал, что улыбающееся это счастье уходит от него навсегда.
Телефон отключили на полуслове.
Федька еще что-то кричал, расплющив нос о стекло, но слов было не разобрать.
Надежда застыла в скорбном молчании, неотрывно глядя на него.
Махнул он ей рукой напоследок и выскочил из кабины.
Все понятно.
Все кончено.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
В субботу Рая и Галя вышли из дома ни свет ни заря. Девушки торопливо крошили сапожками хрусткий ледок, мельчили шаг.
- Не боишься? - спросила Галя. В голосе ее был страх.
- Жены декабристов и не такой путь проделали. А время какое было - при царе. А сейчас что? Ну, если поймают - оштрафуют, и все...
- Везет тебе! - выговорила Галя.
- Я и тебе мужика найду... У них там есть один, Квазимода...
- Себе оставь, - обиделась подруга. Вскоре в мутной рассветной пелене показался опоясанный высоким забором с пустыми вышками железобетонный завод. Вокруг все вымерло: ни огонька, ни звука.
У вахты Рая заглянула в освещенное окошко - там крепко кемарила старуха сторожиха.
- Может, растолкать ее, червонец сунуть? - зашептала Галя.
- А зачем? Она пустит, но только чтобы еду оставить, а побыть не разрешит, забоится... Утром ведь солдаты все равно обыск будут делать. Не рискнет она.
- А солдаты не отыщут? - не унималась Галя.
- Я там в подземелье буду. Чертеж есть. Они туда не сунутся. - Рая махнула на Галю рукой и стала осторожно взбираться на забор.
У Гали сердце забилось еще сильнее. Сразу несколько чувств охватили ее, поглотили пучиной: страх, зависть и восторг.
С первой попытки ничего не получилось: Рая зацепилась полой пальто за невесть откуда взявшийся гвоздь и спрыгнула обратно.
Наконец с помощью Гали Рая взобралась на забор...
Перед ней высились громады неподвижных металлоконструкций; все это окутанное предрассветной дымкой представилось страшным неведомым миром. На мгновение в душе шевельнулись неясные сомнения, но тут же исчезли.