Приятно было это слышать, даже чуть улыбнулся, незаметно для Сынки.
- Думаю тоже об этом. Прошлый раз майору не дался в руки... Думал я, умная птица, а дура, не понимает, что пристрелить могут...
Тут Васька оглянулся на меня и так посмотрел, что у меня не было в этот миг сомнений, что он - понял. Отвернулся к Сынке, чуть каркнул, застыл у него на руках, обиженный. Ишь ты...
НЕБО. ВОРОН
Слушать это, согласитесь, милостивые государи, товарищи и господа, неприятно. При этих словах в мой адрес у меня было вполне естественное желание взмыть вверх и более не приземляться около этого экземпляра - Воронцова Ивана Максимовича...
Вообще, положение мое столь двусмысленно, что впору выть, как это делает с досады волк. Пожалуйста, могут и дураком обозвать, и усомниться даже в моих умственных способностях... А я должен за все это платить лишь верностью, кротостью нрава и послушанием... Так у кого судьба жестче, Иван Максимович?! У вас, все ж услышанного, или у меня, все деяния которого для людей будут сокрыты навсегда, и за них получу я в лучшем случае еще одну железную лапу... или свинцовую пулю...
БОЛЬНИЦА. ЛЕБЕДУШКИН
Смотрю, рана-то уже у ворона зажила, срастаться стало мясо с протезиком. И больно на это смотреть, и смешно видеть, как он, будто генерал игрушечный или пират какой, ковыляет - тук-тук по скамейке. Умора... и плакать хочется.
- Только вот при тебе и стал прыгать: все боялся. А сегодня первый день на полигон прилетел. Груз я ему не привязываю, слаб он еще. Да и решил вообще завязать с этим делом, пусть по-хорошему уйдет на волю... - Батя совсем грустный был, растерянный. - А сейчас патоку все жрет да молоко попивает. Вчера пару селедок сожрал, и хоть бы хны. Будет жить. Ладно, - совсем погрустнел, - прощайтесь, пойдем, майор ждет...
- Куда ж его? - спрашиваю, а сам последний раз прижал ворона, тот аж заурчал, как кот, в надежде, что хоть я не дам его в обиду, не отдам дурному погоннику Мамочке.
- Он завтра катит в область, вот и отвезет в лес. За двести километров, быстро проговорил Батя, сгреб Ваську, отнял буквально у меня его. - Все, Сынка, выздоравливай, а мы попехаем.
Нес он инвалида, а тот озирался по сторонам, ничего не понимая, дурилка. Я заметил: Батя потух, не брит, одет как-то неряшливо, хотя всегда очень привередливо относился он к своему внешнему виду. Глаза усталые, скулы сведены... Ох, Батя, Батя...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Тянулось больничное время для Лебедушкина медленно и сонно. Только вечерние притчи Ивана Ивановича о своих скитаньях по Руси, когда был зрячим, развевали ненадолго хандру.
Сначала было интересно наблюдать, как по три раза на дню ссорились-мирились из-за любого пустяка слепые. Иваныч в пух и прах разбивал в словесных перепалках тяжеловесного на язык, медлительного Клеста, и тот, насупясь, сдавался и замолкал - надолго, до утра. Удивляло и то странное обстоятельство, что самый противный контролер Зоны, Шакалов, каждый раз после возвращения с работы зэков заходил к слепым и оставлял каждому на кровати по нескольку пачек сигарет с фильтром. Изымал их Шакалов при обыске, и тем самым они становились как бы ничьи. В местном ларьке такой шик, как сигареты с фильтром, не продавался, значит, проносились они с воли. Почему столь щедрым был к ним черствый с виду прапорщик, выяснить так и не удалось: слепцы молчали как немые...
Уже неделя прошла после этапирования ворона лично Медведевым, и однажды после обеда, выйдя погулять в тихий час, не поверил Володька своим глазам: в окружении серых ворон на тополях сидел... их Васька. Отдельно от всех, на крайнем дереве.
Вороны строптиво каркали, разглядывая чужака, а тот на них ноль внимания. Володька хотел было крикнуть, но не успел - ворон, а это был, наверное, все же Васька, вспорхнул и полетел в сторону вышки, на запретку. Серое воронье проводило его недружелюбным карканьем... На следующий день Лебедушкин уговорил выписать его на амбулаторное лечение.
- Ты здесь хоть манку с маслом поел бы, - заметил врач Павел Антонович. Выписать всегда успеем.
- Спасибо, - пожал плечами Лебедушкин, - мне надо, серьезно... Спасибо. И так отъелся, - чуть стесняясь, заметил он. - Если не побрезгуете, на свадьбу позову, как освобожусь... вместе попляшем...
Врач оглядел его, вздохнул. Вообще он был странный человек, этот похожий на чеховских персонажей не только бородкой своею доктор. Сказывали, что у него были два сына, и погибли они в мирное время, и с тех пор он ужасно переменился и стал ко всем зэкам очень добр, за что имел частые неприятности в штабе.
- Хорошо, - улыбнулся он. - Все зажило у вас, можете жить, любить, ну, вообще... все.
Да что у него это - "все"? Вкалывай от зари до отбоя - вот и "все", вся наша забота...
- Жизнь большая, - заметил мягко врач Павел Антонович, - вам жить еще долго... В футбол играть, дачу строить... детей заводить. Вы только не делайте дурных поступков, Володя, - серьезно сказал он. - Вы не представляете, сколь прекрасна жизнь... и без денег, и без проказ дурных. Просто жизнь...
Володька слушал, открыв рот, с ним давно так не говорили...
Батю не видел после последнего его прихода: закрыли доступ в санчасть. Кто-то пронес анашу, и больные, обкурившись, решили собрать сахар для браги. Недоигравшую брагу и пыльцу конопли извлекли при обыске из-под половицы, прапорщик обратил внимание, что та чуть оторвана. Капитан Волков налетел как вихрь, более всех обвинил Казарина, который был в доле с соседями. Вообще, бурду не успели зэки и попробовать, и дальнейшее свое лечение вся компания продолжила в штрафном изоляторе.
Когда шмон и разборки утихли, Альбатрос резюмировал:
- Мамочку я знаю уж восьмой год. Волков, пройдоха, пургу метет, нагрубит, нашумит, но его можно вокруг пальца обвести. А вот Мамочка посложнее... Он только один раз может поверить, обманешь - труба...
- Так уж прямо и труба? - засомневался Володька.
Альбатрос кхекнул недовольно, не стал более спорить.
- Ладно, Володя, тебе с ним жить... мне уходить. Я тебе свое мнение сказал.
- Ну, не обижайся, деда, - взял его за руку Лебедушкин.
Слепой отошел от доброй Володькиной интонации, вообще отходчивый был человек, не злился понапрасну.
- Был вот у него случай, моих слов в подтверждение... - присел Иван Иваныч на кровать, принял свою обычную "баечную" позу. В палате сразу наступила тишина, даже храпевший Сойкин примолк во сне. - Проводил он раз политинформацию, это уж лет так пяток назад было... Ну и вот, зэк один у нас был, шебутной парень. Бекас кликуха, херсонский, вор был на загляденье, щипач. И вот этот Бекас просится у Мамочки в туалет - живот, мол, прихватило. Ну, тот - иди, а Бекас уже изготовил ключ от кабинета Мамочки. Вот пройдоха, улыбнулся Альбатрос. И все заулыбались сметливости незнакомого Бекаса. Открыл он, значит, кабинет Мамочки, быстренько облачился в его пальтухан с погонами, шапку, все честь по чести. И попылил к вахте - Мамочка вроде домой к жинке спешит! - засмеялся тут уже слепой в голос. И был смех подхвачен благодарными слушателями, особенно дурным Казариным, заржавшим во всю глотку. - Он рассчитал все точно: осень поздняя стояла, Зона пустая, все на политинформации, а на вахте как раз стояли новобранцы, салажня...
Альбатрос чуть прервался, будто оглядывая притихших своих слушателей, чуть повел головой, улыбнулся.
- ...еще надо сказать, что Бекас был даже чуть похож на Мамочку и обычно подражал его голосу - пугал дневального. И движения его имитировал, такой был клоун, умора... Вот потому совершенно спокойно прошел он на вахту, и...
Все напряглись, открыв рты.
Альбатрос же сунул руку под подушку, поискал курево, кряхтя стал чиркать спичками, освещая собаку на пачке сигарет "Лайка", которые звали тут "Портрет тещи".
- Сволочь же ты, деда... - беззлобно, почти любовно произнес изнывающий от ожидания продолжения Казарин.
Альбатрос неспешно закурил, с удовольствием выпустил дым, прокашлялся и продолжил:
- Не понравилось что-то Мамочке в поведении Бекаса, знал он его дерзкую натуру. Вышел он вслед за ним на минуту из зала, позвонил дежурному лейтенанту - встреть, мол, у входа того, кто сейчас выходить с вахты будет... Тормознули...
Все разом выдохнули, закивали, заохали. Иван Иванович сидел довольный, знал, как действует этот рассказ на слушателей...
- Ну как в сказке прямо... - покачал головой недоверчиво Володька.
Иваныч на это лишь кашлянул и заметил спокойно:
- Ты еще не знаешь Мамочку. Он прост, да не так прост. О нем такие у нас небылицы рассказывали, я-то и сам не верил. Пока этот вот случай не произошел... Что думаешь, ордена человеку просто так дают?
Володька кивнул да стал неспешно собираться. Не хотелось и уходить, а надо было в Зону: как там Батя, сам не свой? Где ж Васька сейчас - на воле уж или как?
ЗОНА. БЫВШИЙ ЗЭК КУКУШКА
Балдею... думаю о жизни, скукота. Прямо рядом с проходной, под носом у этих козлов...
А что... так жил - позавидовать мне можно - на всем готовом всю жизнь, особо не перетруждался, тяжельше рукавиц ничего не поднимал.
Да, думаю, а дальше-то что делать, в сортире этом? Я ж не сказал, что укромину себе нашел в офицерском нужнике, есть такой чердачок - маленький, но мне хватило. Я туда предварительно слазил, давно я его заприметил. Ну и глазок просверлил, чтобы перспектива была на дом родной, а главное - харчей запас, так что мне здесь сидеть долго можно.