— Вставай, уже шесть утра! — прокричала она голосом Муси, и я проснулась.
Москва,
5 октября 1918 года
Дорогая Магу!
Не знаю, получишь ли ты это письмо, попробую передать с оказией. Невозможно описать все трудности нашей жизни. Нет денег, нет еды, в квартире холод. Гога заболел. Боюсь, что у него инфлюэнца, а лекарств никаких нет. Я просто в отчаянии. Многие из наших знакомых уехали за границу. Петя тоже заговаривает об этом все чаще и чаще. Боюсь, что уже поздно. Мы теперь ютимся в двух комнатах. Помнишь, как Петя заботился о своей коллекции? Так вот, сейчас картины просто сложены у стены стопками. Мы попытались переложить их газетами и старым бельем, но, думаю, такая зимовка скажется на полотнах самым плачевным образом. Хочу сообщить тебе еще одну новость. Ты, конечно, знаешь Вадима Ганина, адвоката, Петиного сослуживца? Он активно сотрудничает с новой властью, возглавляет какой-то комитет или комиссию, точно не знаю. Про него говорят ужасные вещи — будто он приходит с солдатами в дома своих бывших знакомых, проводит аресты и обыски. Каково? А был такой милый застенчивый молодой человек. Хотя, по правде говоря, он мне никогда особенно не нравился. Я всегда чувствовала в нем словно бы некоторую неискренность, да и завистлив очень, хотя и скрывал удачно. А теперь видишь, как все обернулось! Спаси нас, Матерь Божья! Ведь он всегда восторгался Петиной коллекцией. Может быть, это только слухи и я все преувеличиваю? В самом деле, стыдно думать о людях так нехорошо!
Прости, что много не пишу. Решительно нет сил. Несмотря ни на что, надеюсь, что Бог приведет нам еще свидеться, тогда и поговорим.
Передаем тебе самые горячие приветы,
остаюсь твоя Соня.
У нас в галерее опять большая неприятность. Можно подумать, что Пандора уселась на крыльцо особняка и открыла свой гнусный ящик. На этот раз несчастье настигло Васю. Ясное дело, водка до добра еще никого не доводила. Плотника избили до бесчувственного состояния. И он находится в больнице. Надо сказать, что несколько дней назад, как раз после трагического происшествия с Олей, Вася ушел в запой. Это был уже не первый случай. Нежная и легкоранимая Васина психика подобным образом реагировала на различного рода потрясения. Так сказать, отстранение от действительности. Сослуживцы и в первую очередь Си-Си с пониманием относились к этому факту и терпеливо пережидали очередную алкогольную бурю, сотрясающую естество плотника. С вычетом из зарплаты, разумеется. Но на этот раз все закончилось весьма плачевно. Директору галереи позвонили из милиции и сообщили, что накануне рано утром жестоко избитого Васю нашли недалеко от музея. Хорошо, что документы были при нем и что ночи стоят теплые. А то потерявший сознание плотник умер бы от переохлаждения. Сейчас он лежал в реанимации, а наш коллектив опять гудел, как растревоженный улей.
— Подрался с собутыльниками, не иначе.
— Да какие собутыльники! Он всегда пил один. Скорее всего, напали с целью ограбления.
— На Васю с целью ограбления? Что у него брать-то? Тем более перед зарплатой.
— А почем грабители знают, что он без денег?
— Я все-таки не понимаю, зачем было так избивать. Ну нету денег — и отпусти человека.
— Говорю вам, пьянка всему виной.
— При чем здесь пьянка? Из милиции сообщили, что он трезвый был.
— Откуда они знают?
— Ну здрассьте! Анализы-то на что? Кровь на алкоголь и все прочее. Это в первую очередь в больницах проверяют, чтобы реакции какой-нибудь ненужной на лекарства не было.
Так сотрудники судили и рядили на все лады, а меня опять к себе вызвал Си-Си.
На нашего директора просто жалко было смотреть. Неприятности последних дней заметно пошатнули его душевное здоровье. Да и физическое тоже. Всегда энергичный и бодрый Си-Си потерял свои жизнерадостные краски, как-то потускнел и даже посерел.
— Серафима, э-э-э… Ты у нас уже была представителем, так сказать, общественности. Надо, детка, еще раз потрудиться. Пожалуйста, поезжай к Васе домой, вырази поддержку и сочувствие коллектива. Заодно жене зарплату передашь. Полагаю, деньги им сейчас очень нужны. Ну и порасспроси, как он себя чувствует. Что можно приносить в больницу.
А я, признаться, даже никогда и не задумывалась над тем, есть ли у Васи семья. Фактически о нем мало что было известно. Жил себе и жил, работал, выпивал, шутил неуклюже. Ничего особенного о себе не рассказывал. Да, пожалуй, никто и не интересовался. Вот и выходит, что пока не случится несчастье, никому ни до кого нет дела.
Я приблизительно знала, где живет плотник. Он как-то в разговоре упоминал. Окраина города, частный сектор, короче, у черта на рогах. Но ничего не поделаешь — надо так надо. Я засунула поглубже в карман конвертик со скромной Васиной зарплатой и тронулась в путь.
Район, где согласно адресу проживал несчастный Василий, почему-то именовался в народе «графскими развалинами». Десятка три домишек частной постройки теснилось на обрывистом берегу реки. Небольшие огородики пестрыми лоскутами сползали с обрыва прямо в реку. Согласно всем законам физики все содержимое этих огородов давно должно было свалиться в воду, но тем не менее каждое лето там что-то буйно цвело и колосились. Кособокие, вросшие в землю избушки, убогие дворики с каким-то хламом и непременным дощатым одноместным строением — туалетом «а-ля рюсс», фрагменты потемневшей от времени, удивительной по красоте деревянной резьбы, сохранившейся с незапамятных времен, — таков был облик «графских развалин». Какой граф здесь жил и почему он все развалил, об этом история умалчивала. Во дворе нужного мне дома копошилась худощавая женщина с измученным лицом и потухшими глазами. Как оказалось, это и была Васина жена. Она молча приняла мое соболезнование по поводу случившегося, кивая головой и промакивая тряпицей слезы. Я уже было собралась идти восвояси, как вдруг в сенях дома послышался грохот, затем стон, и женщина опрометью кинулась внутрь. Через мгновение она снова появилась в дверях и срывающимся голосом попросила:
— Пожалуйста, помогите! Мне одной ее не поднять.
В узких и темных сенях на боку лежала инвалидная коляска, а в коляске был человек. Не помню как, но вдвоем мы подняли тяжелую металлическую конструкцию, и она встала на колесики.
— Таточка, что же ты так неосторожно. Зачем поехала сама? Я ведь предупреждала, что порог высокий. Хорошо еще, не убилась. Нигде не больно? — Васина жена говорила таким тоном, каким разговаривают с маленькими несмышлеными детьми.
Девушке, а в коляске сидела именно девушка, на вид было лет шестнадцать-семнадцать. Она что-то бессвязно бормотала и улыбалась доброй улыбкой. Вдруг я заметила на ее руке кровь.
— Она, кажется, поранилась. Надо промыть и перевязать. Давайте я вам помогу.
Мы вкатили коляску в бедно обставленную комнату. Хозяйка достала с полки пузырек йода, бинт и стала неловко перевязывать девушке руку.
— Думала, наверное, что отец пришел. Она его всегда встречает. Вот и не утерпела. Сколько я просила Васю сбить этот порог, — торопливо и как бы извиняясь, объясняла женщина. Закончив перевязку, она робко сказала: — Вы извините, что пришлось вас обременить. Может, чаю с нами выпьете?
Я немедленно согласилась. Ну не могла я просто так повернуться и уйти от этих двух несчастных женщин.
Чайник запыхтел на плите, и Рая, так, оказалось, звали Васину жену, достала из кухонного шкафчика неожиданно изящные чашки ленинградского фарфора, глубокого синего цвета с золотой ручной росписью.
— Остатки былой роскоши, — ее усмешка была грустной, — мы ведь не всегда так убого жили.
И постепенно, разговорившись, она поведала старую как мир историю.
В шумном столичном городе жила молодая и счастливая семья. От родителей им досталась хоть и небольшая, но приличная квартирка в центре. Муж Вася имел хорошую профессию, был толковым и уважаемым специалистом в своей области. Жена тоже работала. Все шло хорошо. И вдруг как гром среди ясного неба: их долгожданный первенец, их девочка родилась с тяжелым поражением нервной системы. Рае пришлось уйти с работы, чтобы хоть как-то попытаться спасти ребенка. Начались больницы, процедуры, бессонные ночи и расходы, расходы… Первым, как обычно это бывает, не выдержал мужчина. Он все чаще стал приходить под хмельком. На следующий день мучился угрызениями совести и снова глушил их водкой. Пагубная зависимость развивалась очень быстро. Все внимание жены занимал ребенок, и когда она заметила, что Вася окончательно скатился в алкогольную пропасть, уже было поздно. На работе начались неприятности. В конце концов ему предложили уволиться. Поначалу он еще находил кой-какой приработок, и семья держалась на плаву. Но и этому пришел конец. Долги росли с каждым днем. Сначала они продали квартиру и перебрались в комнату. Но и эти деньги кончились. И тут Рая вспомнила про свою одинокую двоюродную тетю, которая жила в провинции и имела свой домишко. Она написала тете письмо с отчаянной просьбой о помощи. К сожалению, единственное, что могла предложить старая родственница, — это переехать жить к ней. Комната ушла за долги, как и все другое нажитое добро, а Вася с женой и дочкой оказались в нашем городе. Несколько лет назад тетя умерла, и Рая осталась один на один со своей бедой. Они едва сводили концы с концами. Дочери нужно было делать очередную операцию, требовались деньги, но Вася зарабатывал гроши. Последние надежды таяли.
— А тут еще это несчастье с Васей. Все одно к одному. Но вы не подумайте, я не жалуюсь, — вдруг спохватилась Рая, — ничего, справимся. Нам не привыкать.
— Скажите, а раньше он попадал в такие передряги? Я имею в виду драки, ссоры… Он вообще вспыльчивый?
— Вася-то? Да что вы! Он хоть трезвый, хоть пьяный — мухи не обидит. Да и не был он пьяным. До этого действительно дня три пил. — Женщина смутилась. — А потом проспался, пришел в себя. Пойду, говорит, на деловую встречу. Ушел — и вот что получилось.
— А с кем он должен был встретиться?
— Не знаю. Вообще-то у него не очень много знакомых, тем более друзей. Так, все больше соседи. Что за деловая встреча, ума не приложу.
Рая вдруг оживилась:
— Вы знаете, с месяц назад пришел с работы такой возбужденный, веселый. Все, сказал, кончились наши беды. Ничего пока не скажу, да и знать тебе это незачем, а только скоро у нас будут деньги. И не просто деньги, а очень большие. Вернемся на родину, квартиру купим удобную, светлую. Таточке операцию сделаем. А летом повезем ее за границу к морю. Я, конечно, не поверила. Где он такие деньги возьмет? Столько сразу ни на одной работе не заработать. Разве что нефтяную скважину найти. А он все свое твердит, мол, не переживай, как сказал, так и будет. Целый месяц словно не в себе был. Видите, чем все закончилось. Может, его в дурное дело втравили?
Рая снова заплакала.
Мы еще немножко посидели, повздыхали. Я попросила Раю перезвонить, как только Вася придет в себя, и выразила надежду, что все обойдется. Только это и можно сказать в подобной ситуации.
Настроение у меня, откровенно говоря, было не ахти. Подобные встречи оптимизма не добавляют. Вот спешат мимо меня люди по своим делам. И лица вроде у всех равнодушные. А на самом деле, может быть, у каждого за душой грустная история. «Я шел, печаль свою сопровождая…» Вот так-то!
Людской ручеек запнулся о перекресток, на секунду вспенился на красном сигнале светофора, а дальше началась любимая народная забава «перехитри автомобиль». В Европе, говорят, люди покорно ждут зеленого огонька, даже если улица абсолютно пустынна. Глупые потому что, и жизнь у них скучная, пресная. Никакого адреналина. То ли дело у нас! И крови-то нет, просто один адреналин в жилах.
Мимо меня проплыл знакомый «Икарус», или «Икариус», как называла его уборщица тетя Маша. На его борту красовалась уже новая надпись: «В Израиль!»
Следовало понимать, что это техническое чудо времен Совета экономической взаимопомощи уже вернулось из Египта и теперь бодро «намылилось» в Израиль.