16120.fb2
— На безделюшки деньги перевела! — бурчал отец.
— На никчемушнее! — поддакивала ему мать.
Одежду, купленную для них, как вовсе ненужную, спрятали они в сундук поглубже и всяким хламом завалили сверху, даже не примерив, чтобы старшую дочь" не бередить". Однако очень скоро сама судьба за Юльку заступилась и оправдала ее поступок "вредный". Нежданно-нагаданно за доблесть трудовую представили Тараса к ордену. Хочешь не хочешь, а наряжайся и за наградой шествуй. Сперва, услышав дивную весть, мать сдрейфила не на шутку, помыслив вдруг: во что бы отец оделся для такого праздника, не имей он костюма из Москвы? В спецовку стародавнюю с дырявыми локтями или приспичило бы снова выручки просить у "соседев"? И прикололи бы Тарасово Красное Знамя к чужому пинжаку. Вот неприятность-то была бы, вот досада, заместо отрады…
В галинином бордовом платье с панбархатной отделкой, в московских туфлях, трепеща и волнуясь, гордясь своим отцом несказанно, шагала Юлька по его стопам в городской театр на торжество. Там изумлялась, взирая на кормильца своего, как он держался: простецки, по-домашнему, словно каждый день ему вручали ордена. Больше всего его занимала бархатная дорожка во всю длину зала, ведущая к сцене, где разместился улыбчивый президиум. Как он по ней переступал, по той дорожке, на цыпочках, чтобы добро такое не испачкать, подковой на подошве не зацепить…
Когда он снова очутился на своем месте в партере, с красной коробочкой в дрожащей руке, Наталья прикрепила к отвороту пиджака, его собственного, не соседского, блестящий орден и шепнула, прослезившись:
— Смотри, отец, какой ты у меня новый, ровно перелицованный…
Юльке же в тот вечер сказала мать, тайком от отца, спасибо за доброе непослушание…
Два дня дома было тихо. На третий предстали перед Юлькой, за руки держась, точно дети осиротелые, отец и мать.
— Ой, Галюшка, ой помята травушка, запричитала мать, вытирая мокрые щеки шершавой ладошкой.
— Распущенность! Распутство! Поубивать всех надо! — закричал отец, наступая на Юльку. — Через тебя, неслушница, позор на наш двор.
Не стала Юлька оправдываться перед родителями, объяснять, зачем она в споре между Галиной и Александром перешла на сторону обидчика семьи. Тем более не призналась, что Сашка от помощи, ему обещанной в случае скандала, отказался. Не многое она себе позволила, тронутая слезами матери. Подошла лишь чуточку поближе, попросила тихо:
— Не плачь, мама, не такое уж это горе. Теперь поверит, что Сашка никогда не женится на ней. Выйдет за другого.
— Кто теперь ее возьмет?! Я убью его! Тряхнул отец кулаком над Юлькиной кудрявой головой.
— Сперва разберись, как дело было, — ловко увернулась дочь.
— Найдутся люди. Разберутся.
— Галине от этого не станет легче и всем нам.
— Слабый она, несчастный человек!.. — вновь запричитала мать.
— Молчи, заступница! Замахнулся Тарас и на нее…
Когда в доме все шло хорошо, отец считал это своей заслугой, главы семейства. Когда же что-нибудь не ладилось, он виноватил мать, хозяйку дома. Так было всегда. К этому Юлька давно привыкла. Но чтобы он руку поднял на мать, на свою любимую, жену из-за этой притворщицы Галины! Только этого еще не хватало!
— Сам ты заступник! — обидевшись за мать, решилась наконец-то Юлька высказать отцу то, что и собиралась, что должно было образумить его, но чего не должен был он услышать ни от кого, кроме нее, дочери средней, скандальной и вредной, ссориться с которой он давно привык. — Сам ты всех больше виноват в несчастьях любимицы своей, потатчик!
От Юлькиных слов Тарас опешил сперва.
— Я? Я виноват? — забормотал он жалобно, отыскивая глазами жену. — Что ты мелешь? Неслуш… Мать, что она говорит?
Но Наталья, притихшая по его приказу, молчала, будто ему в отместку. Или с Юлькой соглашалась?..
Не дождавшись поддержки от жены, отец рассвирепел. Бросился на дочь с кулаками, забегал, догоняя ее по квартире, натыкаясь на убогую мебель. Однако очень скоро притомился, встал посреди комнаты, часто дыша, развесив обессилевшие руки. Мать сразу забеспокоилась, подскочила к нему, взяла под мышки, повела в кухню, в укромный уголок. На Юльку взглянула, как на палача. И тут же, как маятник, назад. Напустилась на дочь со старыми упреками, что ничего она, черствая такая, не жалеет…
Как никогда, больно стало Юльке, что мать ее не понимает. Забегала она по комнате, как будто все еще кто-то гонялся за нею, смешным жестом смахивая со щек обильные слезы, закричала громко, так, чтобы и отец мог расслышать, находясь в кухне:
— Позор! Позор! А о том не догадываетесь, что Галина теперь сдавать не хочет. И что затеяла это все, чтобы увильнуть от экзаменов!
— Сдавать не хочет?! — потрясенная этой чудовищной новостью, мать так и села на сундук, высокий, железом кованный, но без запора (Галина еще в детстве его сломала), обклеенный изнутри веселыми картинками, которые так нравилось матери разглядывать по воскресеньям, от всякой работы отдыхая. — Сдавать не хочет?!
— Заявила: "Я не получу диплома, но и он не получит своего?" Нашла на кого переложить вину за все свои провалы. На чей замахнуться диплом. А еще говорит, что любит парня. А вы ей верите, как дети… Подумали бы, осилит она разве сессию, если тяжба начнется, скандал! Одна лишь я должна тут думать за всех! Самая взрослая, да?!
— Ой, горе, горе моей головушке! — закрыла Наталья лицо передником, застонала пуще прежнего. — Извела всех, сокрушила.
Но не к Юльке уже относилась эта укоризна матери. И Юлька, сразу приободрившись, перестала плакать, подошла к матери, положила ей руку на плечо, попросила ласково:
— Не горюй, я знаю, как ее заставить. Иди к отцу, успокой его, объясни, что надо теперь делать, чего нельзя, тем более с его здоровьем.
Послушная, как ученица, Наталья встала, пошла, твердя:
— Вот злодейка, вот негодяйка! Ведь как вожжались, как жалели. В войну нанимались с отцом уличные уборны чистить. Учитесь только, дети! А она вон что теперь задумала. Все насмарку. Профукает, профукает она диплом!…
(Как уже было сказано выше, диплом Галина, то есть моя старшая сестра Тоня, получила).
Успокоенная первым успехом дочери своей "слабой, невезучей", уговорила мать простить обидчика семьи. Сменил наконец Тарас и по отношению к средней дочери гнев на милость. А вредная Юлька, довольная тем, что у старшей сестры хватило благоразумия, гордости и самолюбия оставить в покое Александра, с Галиной помирилась.
Надолго ли?
Послесловие.
Замуж Антонину, четыре года спустя, взял разведенный, с кем живет она по сей день, вовсю им командуя. Сперва он пытался этому сопротивляться. Но она все же сумела его покорить. И даже не красотою — своею удивительной способностью все, за что бы не бралась, превращать в деньги, особенно розы, выращивая их в собственном саду. Богатея не по дням, а по часам, она, как мне кажется, старается что-то доказать и не только своему супругу, принявшему ее такой, какая она есть, но и забраковавшему ее когда-то Санечке. Может, уже доказала. Во всяком случае, и с той женщиной, какую он предпочел моей старшей сестре, Александр тоже не нашел счастья. Прожив с нею 30 лет, он развелся, заявив, что и в старости человек имеет право на любовь. Впрочем, у каждого ведь свои представления об этом чувстве. Но мне пора, наверное, поведать о том, как я понимала любовь в юные годы.
Сцена из моей пьесы,
не вошедшая в рассказ "Рядом с добрыми".
Действующие лица: я, мама, Алексей, Лена, неофициальная жена его старшего брата Николая, Геночка, сын Лены и Николая, Люся, моя младшая сестренка пяти лет.
Явление 1. Мама и я. Беседуем в девичьей комнате.
Мама. Зачем к тебе опять придет эта женщина?
Я. Она просит, чтобы я помогла ей написать заявление в суд. Хочет заставить Николая платить на сына алименты. Мне очень жаль ее.
Мама. А мне она не нравиться… В ней ничего нет своего, все чужое. Слабый она человек. Все отдает другим, всю душу, себе ничего не оставляя.
Я. Разве это плохой человек, который душу другим отдает?
Мама. А зачем таким отдавать, как этот Николай. Дура она, что поверила ему.
Будет рожь — будет мера.
Будет муж — будет вера.