И они не спеша идут параллельно трамвайной линии, мимо одной остановки, мимо другой. Женщина продолжает смотреть вниз, на влажный после дождя асфальт. Мужчина — сбоку — ей в лицо. Останавливаются на площади, возле огромной клумбы цветов.
— Да, — вздохнул мужчина. — Долго мы не виделись. А ведь ходим по одной дороге.
— Ты все надеешься на случайные встречи, которые ни к чему не обязывают, — в голосе женщины чувствуется усмешка.
— Нет, я ждал тебя. После объявления в газете о моем разводе.
— Но ты же хотел помириться со своей женой! — горячо, не скрывая обиды, воскликнула женщина.
— Хотел… Одна половина этого хотела. У меня же семья…
— Тебе надо было еще раз убедиться, какая у тебя семья.
Мужчина понурил голову:
— Разве плохо, что я убедился?
— Хорошо. Да. Но я за это время тоже в чем-то убедилась…
— В чем?
Женщина молчит.
Мужчина берет ее за плечи.
Она отпрянула.
Он опустил руки:
— Я просто хотел посмотреть тебе в лицо, в глаза… Приходи! Ты же первая вышла замуж…
Женщина смотрит в сторону.
На клумбах на длинных ножках покачиваются ромашки.
Мужчина наклонился, сорвал цветок, рассматривает его. Насвистывает что-то грустное.
Мимо проносятся наполненные светом и людьми трамваи. Мужчина отделил от ромашки нераспустившийся бутон и вдруг порывисто опустил стебелек цветка за отставший корешок книги, которую держит женщина. В руках у мужчины остался нераспустившийся бутон.
Почти незаметным жестом женщина прижимает книгу с цветком к груди.
— Приходи! Насовсем! Ты же не любишь своего мужа!
— Ты слишком самоуверен.
— Значит, ты меня не любишь больше?
Женщина хмурит брови. Лицо ее становиться виноватым.
Они идут к трамвайной остановке.
Со звоном тормозит трамвай.
Они стоят лицом друг к другу. Мужчина весь устремлен к ней:
— Приходи! Ты же этого так хотела! Приходи.
На остановке, кроме них, никого. Вожатый смотрит в окно, подает сигнал. Трамвай тронулся. Мужчина сделал движение за ним:
— Приходи!
— Нет! — как от боли, вскрикнула женщина.
— Что ж, мое дело было предложить, — сказал мужчина и на ходу заскочил в трамвай…
Если бы Женька проявил настойчивость, я ушла бы к нему от Сергея.
Почему он так быстро, даже резко отвернулся от меня? Этого я долго не понимала. До тех пор, пока вдруг, когда нельзя уже было что-либо изменить, не осенило меня, в чем тут дело. Обронила я в тот раз по неосторожности, от того, что слишком взволнована была неожиданной встречей и еще более неожиданным предложением, одну фразу, которой в эпилоге вовсе нет. Я не придала ей особого значения, тем более обидного для Женьки, но он, тоже будучи не в себе от того, что разговор наш принял непредвиденный оборот, истолковал мои слова по своему, неправильно, и обиделся…
И зачем только мы встретились с ним в тот вечер, когда ему надо было еще и на работу спешить?
Фактически расстались мы с ним по недоразумению, которые между любящими случаются гораздо чаще, нежели кому-то хотелось бы…
Кроме рассказа и уже упомянутых выше стихов, я посвятила ему много других. Конечно, не сатирических, а лирических.
Имя Евгений. Женька до сих пор звучит для меня, как музыка, как слово "любовь".
Но что же такое любовь, как я теперь думаю? Не что иное, как война — не на жизнь, а на смерть, которую ведем даже не мы, ныне здравствующие, а грядущие поколения, когда кто-то из нас, делая не тот, что нужен, выбор, препятствуют появлению на свет того, кто должен, по воле всевышнего, родиться. Таково мое убеждение.
Не суждено было нам с Евгением соединиться. Должен был от него у другой женщины родиться сын, позднее, возможно, кто-то еще. У меня же одна — единственная дочь от Сергея. Вот и все. Вся философия и психология. Судьба, одним словом.
Но главное, как мне теперь кажется, заключается в том, что я должна была испытать еще не пережитые тогда мною муки ада, какие только допустимы на земле. А предоставить мне такую возможность способен был лишь Сергей, всегда думавший об одном себе. Недаром же на станции Сенной, где он служил и куда я к нему приезжала, где было так хорошо, время от времени отвлекаясь от своего, вполне ощутимого, но почему-то все же неубедительного счастья, вспоминала я и твердила про себя совершенно неуместные в тех обстоятельствах стихи из школьной программы:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на сенную.
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди.
Лишь бич сверкал, играя.
И музе я сказал: "Гляди.