Хорошее настроение не оставляло ее и утром. Весело что-то напевая себе под нос, она приготовила чай, вывела жизнерадостно потявкивающих собак — видимо, хорошее настроение хозяйки передалось и ее псинам, — накормила наблудившегося за ночь кота и позвонила в отдел.
— Максим, — попросила она Григорьева, — мне надо, чтоб ты отловил к вечеру пяток-другой девиц из числа подружек убитых маньяком проституток. Они работали на Ленинском проспекте и на территории двадцать шестого отделения милиции.
— Да где же я вам этих девиц за несколько часов достану?! — возмутился Григорьев.
— А где хочешь, — жизнерадостно ответила Екатерина Юрьевна. — Мне надо — понимаешь?
Оставив озадаченного начальника, она, не теряя времени, позвонила по одному из оставленных вчера Смоляковым телефонов подружек убитых писательниц.
— Слушаю, — раздался в трубке прокуренный бас.
— Могу я поговорить с Галиной Михайловной Сидорчук? — попросила Беликова.
— Я слушаю, — повторил тот же бас.
— Здравствуйте, вас из милиции беспокоят. По поводу расследования смерти вашей подруги Майи Коломийцевой.
— Так вроде маньяка того поймали, — удивился бас.
— Ну... Да, — не стала спорить Беликова, — но некоторые детали уточнить все же необходимо. И вы в этом можете здорово нам помочь. Поможете?
— Не пойму — чем, но... Если надо — приезжайте... Хотя... знаете что, давайте лучше встретимся где-нибудь в кафе.
Швейцар опасливо покосился на пожилую даму в старенькой кофточке, но опыт и вышколенность удержали его на месте, хотя по глазам было видно, что он был уже готов броситься наперерез, грудью закрывая вход в родной ресторан.
— И правильно, — похвалила его Беликова, — может быть, я экстравагантная миллионерша...
— Значит, можно рассчитывать на хорошие чаевые? — поддержал шутку швейцар.
— Увы, я — разорившаяся экстравагантная миллионерша, — вздохнула Беликова, — меня здесь должны ждать. Писательница Сидорчук.
Сидорчук пришла с опозданием на полчаса. Дамочка была впечатляющая — под стать своему голосу. Моложе Беликовой лет на двадцать, но откормленная так, что щеки собачьими брылями спадали на по-гренадерски широкие плечи. Екатерина Юрьевна невольно вспомнила фото писательницы на обложке книги, где та сфотографирована была вместе со своей любимой боксерихой Жужей, и подивилась старой истине — насколько все же похожи собаки и их хозяева. Вспомнила про своих безродных дворняг и вздохнула.
— Что вы хотели узнать? — не извинившись за опоздание, деловито приступила к беседе Сидорчук.
— А я читала ваши книги, — попыталась благожелательно настроить к себе писательницу Беликова, — и «Кровавую ночь в борделе», и «Синдарелла гасит всех»... и другие...
— И как? — самодовольно полюбопытствовала писательница.
— Не хуже, чем у прочих писательниц, — деликатно выразила свое мнение Беликова, — не хуже.
— «Не хуже», — хмыкнула собеседница, — да мне письма аж с Чукотки приходят. Чукчи благодарят, просят писать продолжение...
— Я и сериал смотрела, — попыталась исправить оплошность Беликова.
— Говно сериал! — вынесла вердикт Сидорчук. — Режиссер — тупица! Актеры — бездарности! Так испортить хорошую книгу...
— Нуда, нуда... От них, поскудников, только этого и ожидать, — покорно согласилась Беликова и, не испытывая больше судьбу, перешла к делу: — Насколько я знаю, покойная Майя Коломийцева была вашей подругой?
— Бедная Майя! — с трагическим надрывом подтвердила писательница и, видимо, от избытка эмоций так рявкнула на бармена, что бедолага вздрогнул: — Кофе! Час уже жду...
— Не было ли у нее в последнее время каких-либо знакомств?
— А хрен ее знает, — отмахнулась Сидорчук, подгоняя бармена гневным взглядом.
— Вы же подруги?
— Нуда, подруги... Но в личную жизнь друг к дружке не лезли. Мы все больше о высоком, о возвышенном...
— Ничего странного в последние дни перед ее смертью вы не замечали? — Беликова уже поняла, что эта встреча ей ничего не даст, но все же пыталась выжать из нее все возможное.
— А что могло быть странного. — Сидорчук наконец получила свой кофе, отхлебнула с громким фырканьем, и брезгливо отставила чашку: — Нет, все же единственный раз я пила хороший кофе в Париже... Заезжала туда на пару дней по пути в Англию... Да-а... Вот где люди умеют жить... Я недавно начала новый роман о похождениях Синдареллы в Англии. Это будет нечто!..
— А что говорят... в ваших кругах о гибели писательниц?
— Боятся! — презрительно скривилась Сидорчук. — Истерички! Пошли слухи, что придурок этот, женщин убивающий, не просто маньяк, а маньяк с идеей. Якобы охотится только на тех, кто «женские детективы» пишет. Перепугались, твари дрожащие! Пятеро малахольных уже с издателями контракты разорвали, а остальные уже целый месяц как ничего нового не выдают... А вы знаете, сколько романов можно написать за месяц? Дюма от зависти плакать будет! Нет, меня им не запугать! У меня семь новых романов к изданию готовятся. Куда же это все — коту под хвост? К тому же маньяка поймали... Ведь это тот самый маньяк? — неожиданно насторожилась она. — А то чего это вы меня тут расспрашиваете?
— Мы работаем над этим вопросом, — осторожно сказала Беликова, — вы же детективы пишете, должны знать, что не все так быстро делается, как хотелось бы...
— В моих детективах все быстро, — заверила Сидорчук, — не люблю кашу по тарелке размазывать! Ну, задавайте дальше ваши вопросы, у меня еще минут десять есть...
«Ничего, — успокаивала себя Беликова по пути в отдел, — отрицательный результат — тоже результат. А ведь боятся! Откровенно боятся этого таинственного Критика... Что же это за время, в котором благие идеи защищают маньяки и убийцы? Время «беглых солдат и неверных жен»...
В отделе было людно и шумно. Помещение, переделанное из трехкомнатной квартиры, не было предназначено для содержания задержанных. Для этого инспектора третьего отдела использовали, как правило, те отделения милиции, на территории которых проводили операции. А помещение на Тверской было чем-то вроде офиса, где планировались операции и писались отчеты. Под укоризненными взглядами Григорьева Екатерина Юрьевна с невозмутимым видом прошествовала в свой кабинет («свой» — весьма относительное понятие, ибо делила она его еще с тремя сотрудниками) и начала работу...
Повезло ей на третьей задержанной — худенькой, забитой и глуповатой девчонке лет двадцати.
— Ирка? Которую убили? — Она припоминала так, словно со дня смерти подруги прошло не полтора месяца, а пара десятков лет. — Да, знаю... Наши точки рядом были... Бывало, в паре работали, если заказ был большой... А че?
— В тот день вы тоже работали рядом?
— Нуда... Как обычно... А че?
— Вера, — не вытерпела Екатерина Юрьевна, — ты откуда родом?