Как уже здесь упоминалось, я не пью. В общем и целом это верно, но бывают и исключения. Сейчас объясню. Как правило, я не притрагиваюсь к спиртному: мне не нравится ни его вкус, ни то, как оно на меня действует. Кроме того, я люблю всегда быть в форме — при моей работе это просто необходимо. Однако временами, когда становится совсем уж паршиво и трезвость трудно переносить, я пью. Выбираю этикетку покрасивее (обычно шотландское виски) и покупаю себе на вечер бутылочку. Только на один вечер. И выпускаю пар. Не очень часто, пару раз в год — в терапевтических целях, не более того.
Нужно упасть на самое дно, прежде чем всплывать.
И вот, вернувшись домой из гавани, я запер все оружие в сейф, положил ключ в конверт и отправил сам себе по почте. Потом пошел и купил по бутылке виски, водки и джина. Операция с сейфом и ключом — для моей собственной безопасности. Мне нельзя дотрагиваться до оружия в нетрезвом виде, иначе я пущу себе пулю в лоб. Обязательно.
— Вечеринка? — улыбнулся индус, стоящий за прилавком.
— Вроде того.
В узком кругу: только я да мои мертвецы.
Теперь включить сигнализацию, запереть двери и окна, задвинуть шторы — и вперед. Ненавижу виски, его бьющий в нос запах и тошнотворный солодовый привкус, который обволакивает язык. Каждый раз приходится привыкать заново. Еще два глотка, и бокал опустел.
— Как холодно… — повторяет Анджела, и я тороплюсь налить еще. — Холодно, холодно!
Ее лицо в воде, бледное, безжизненное… стоит перед глазами — никак от него не избавиться. Надо представить Анджелу живой и смеющейся… Нет, еще хуже. Она никогда больше не улыбнется мне, хотя, по правде говоря, Анджела и раньше была не очень-то улыбчивая. Вечно куксилась… Впрочем, куда ей до меня самого!
— Ты самый добрый человек на свете, — снова и снова твердит она, пока я пью виски и стараюсь забыть о том, что не сбылось.
— Вы поглядите, что сотворил со мной этот ублюдок, — жалуется Роуз. — Взял и задушил веревкой! Вы обе еще легко отделались — пуля в голову.
— Легко? — возмущается Дженет. — Будь проклят тот день, когда он пришел ко мне! Прикинулся этаким добрячком, кормил меня ужином, даже отдал свой пудинг, а самому было на меня наплевать!
— Вот именно, — соглашается Анджела. — Что он сделал для меня? А еще о любви говорил! Он любит одного только себя!
— Он хуже всех, с кем я встречалась!
— Чтобы быть мужчиной, мало отдать свой пудинг.
— Иан убил меня из-за моей ноги. Если бы у меня все было в порядке, он никогда бы так не поступил. Все говорил, что не обращает на ногу никакого внимания, а потом взял и убил! Он такой же, как все, нисколько не лучше!
— Он хуже.
— Хороший человек помог бы мне вместо того, чтобы душить.
— Хороший человек отдал бы мне пудинг и не стал устраивать из-за этого скандал.
— Хороший человек даже не заметил бы моей ноги. Я женщина, и мне нужен мужчина. Настоящий. А он и не мужчина вовсе!
— Он просто неудачник!
— Жалкий злобный неудачник, ничтожество!
Я с размаху разбиваю недопитую бутылку об пол и, не удержавшись на стуле, валюсь прямо на битое стекло. Встать на ноги никак не удается — мое тело весит не меньше тонны. После нескольких попыток я поднимаюсь наконец на четвереньки и выдергиваю из руки острые осколки, не в силах оторвать взгляд от ручейков крови, стекающих с локтя.
— Разве это рана? — презрительно бросает Роуз. — Пустяки, царапина.
— Погляди на мою голову, — восклицает Дженет, — вот это рана! Тебе бы так — тогда поймешь, что такое рана!
— Да где ему! — прищуривается Анджела. — Разве он выдержит? Он может только других убивать, а сам… Жалкий трус!
— Я не убью себя, — с усмешкой качаю я головой. — Ни сейчас, ни потом. Не надейтесь!
— Да куда тебе! — орут они хором. — Ты же не мужчина!
— Вам не удастся меня уговорить!
— Потому что ты эгоист! Ты всегда был эгоистом, с самого детства.
— Я не эгоист!
— Неправда, гляди! — Анджела откидывает волосы, открывая две дырки, каждая размером с мячик для гольфа. — Скажешь, это не эгоиста работа?
— Мне надо выпить!
— Тебе бы выпить тот цианид, что ты запер в сейф. Действует быстро: ничего не успеешь почувствовать.
— Я не собираюсь убивать себя!
— А почему бы и нет? Тебя же никто не любит, ты один-одинешенек, всем на тебя наплевать! Подумай, сколько женщин останутся в живых, если ты хоть раз поступишь как мужчина!
— Нет! Я этого не сделаю! Не хочу! Пожалуйста!
— Это единственный достойный поступок, которым ты можешь искупить свою дрянную никчемную жизнь! Нам уже не помочь, но ты можешь спасти других.
— Люди будут тебя уважать!
— Вот-вот, ты станешь в своем роде героем! Ты ведь всегда мечтал стать героем, верно?
— Живым героем! Какой смысл быть героем, если не получаешь от этого удовольствия?
— Самые великие герои все мертвы.
— Я их поздравляю.
— Ты что, боишься?
— Нет, не боюсь.
— Это же совсем не больно.
— Выстрели в себя и увидишь.
— Нет.
— Давай попробуй!
— Нет!
— Мы ждем тебя.
— Не могу, все заперто.
— Достань ключ.
— Он на почте.
— Неправда, он в почтовом ящике. Почту заберут только через час, ты можешь взять его, если хочешь, время еще есть.
— Возьми ключ!
— Просто достань его, можешь потом ничего не делать. Просто пойди и достань!
Я открываю водку и пью прямо из горлышка. Может, в самом деле пойти и взять ключ, — чтобы они наконец заткнулись? Отнести его в спальню и держаться оттуда подальше, вот и все. Сколько там времени? Еще пятьдесят минут, успею. А вдруг я все-таки убью себя?
Нет, не стоит.
Или, может быть…
Умирать не хочется, это я знаю точно. Но что, если они правы? Сколько еще жизней мне предстоит оборвать? Может быть, хватит? Я живу только для того, чтобы убивать по приказу Логана: у меня нет ни семьи, ни друзей, и никто никогда не захочет связать со мной жизнь. Сколько можно мучиться?
Ну почему я не могу найти себе пару? Почему?!
Как же я любил Анджелу, если бы она только знала! Любил каждую клеточку ее тела, даже ее уродство.
Она была так прекрасна, так сексуальна! В тот первый раз я чуть с ума не сошел, в жизни такого не испытывал. У нее такая нежная кожа! А какая грудь, какие ноги, какие бедра! Как она ласкала меня, как наслаждалась сама!
Я бы все отдал, чтобы вернуть ее. Все…
Испытывая стыд и отвращение, я вытираю липкие следы своего путешествия в прошлое. Пасть так низко! И это все, что значила для меня Анджела? Ее вера в меня, любовь, сама жизнь — и примитивный онанизм! Ненавижу себя, ненавижу!
Они правы, я не мужчина. Неудачник. Бесполезное, жалкое, грязное ничтожество. Надо покончить с этим, вышибить себе мозги, оказать миру хоть одну услугу!.. Первый раз в жизни я увидел все в истинном свете. Нет никакого смысла коптить небо дальше. Вся моя жизнь — одно несчастье; мало того, я приношу несчастье другим, и изменить уже ничего нельзя, впереди то же самое. Я подонок, мразь, пустое место! Сколько людей я убил? Так что мне стоит убить и себя заодно?
Разве это трудно?
Осталось сорок минут. Почтовый ящик открыть несложно. Потом отпереть сейф, сунуть дуло в рот — и все.
Так просто. Почему я не сделал этого раньше?
Решено, я достану ключ. Точно. Столько раз хотел, а потом шел на попятный, но теперь — все. Я это сделаю. Одна пуля — и конец. Скорее!
Без колебаний. Клянусь! Сто процентов. Все, черт побери! Беру ключ, и через пять минут я труп. Ура! Вперед! Только встану на ноги и…
И вот что самое интересное: я абсолютно уверен, что так бы и сделал — если бы в тот самый момент не отрубился.
Не знаю, сколько я так пролежал, но когда очнулся, было еще темно. И немедленно пожалел, что очнулся: в голову как будто вбивали гвозди, а живот и ноги дико чесались. В воздухе стоял удушливый запах алкоголя и мочи. Меня вырвало желчью. С трудом поднявшись на ноги, я побрел на кухню в поисках воды. Первый стакан из меня тут же выскочил, но второй удалось удержать. Третий. Четвертый. Пятый. Уже добрых полгаллона — больше не помещается. Все назад и сначала. Вместе с четвертым стаканом из новой серии я проглотил три таблетки анальгина, едва доплелся до дивана и снова отрубился.
Все еще темно, хотя, похоже, времени прошло много. Головная боль немного отступила, но в паху саднило еще сильнее. Снова обмочился, второй раз за ночь — малоприятный рекорд, который, видимо, еще предстоит побить. Я бросил одежду в мусорное ведро и стоял под обжигающим душем, пока кожа не покраснела и не сморщилась. И зачем только я измываюсь над собой?
Анджела, катер, штормовые волны Ла-Манша, зубная бомба. Предательство. Убийство. Еще одно. Голова закружилась, я начал проваливаться в пропасть. Как унять эту боль?
Шатаясь, я выполз из душа и пошел в гостиную искать остатки водки.
Имею право: утро еще не наступило, ночь продолжается. Моя ночь.
Какой бы закрытой ни была вечеринка, от незваных гостей никуда не денешься. Как и следовало ожидать, к рассвету является мамаша.
— Это я! Увидела — свет горит, вот и решила, что тебе не помешает лекция о том, куда катится твоя жизнь.
— Блеск! Как раз это мне и нужно, — бормочу я заплетающимся языком. — Прямо в точку! Длинная подробная лекция о том, куда катится моя жизнь. Просто отпад!
— Опять пьешь? Я думала, ты бросил.
— Врешь, никогда я этого не говорил. — Я делаю большой глоток водки. До чего же мерзкий вкус!
— Нет, говорил! Я прекрасно помню, как ты сказал, что не пьешь — и что же я вижу?
— Чушь собачья! Если ты не поняла, могу повторить: никогда я этого не говорил, никогда в жизни.
— Говорил-говорил, уж я-то помню! Сто раз говорил. Ты просто умеешь забывать, когда надо — очень удобно.
Я улыбаюсь: тут даже спорить смешно.
— Ну ладно, мамочка, раз уж пошел такой разговор, я не возражаю. Торжественно заявляю, что этот бокал последний. — Я допиваю водку и сразу же наливаю еще, улыбаясь и показывая мамаше два пальца. — Два последних.
— Ох, Иан, я так беспокоюсь за тебя, так дальше не может продолжаться, ты же сам понимаешь. И я придумала, как спасти тебя.
— Ого! Давай дальше, это интересно!
— Пойди в полицию и все расскажи. Они тебя выслушают, вот увидишь!
— Еще бы не выслушать, черт побери! — хохочу я.
— Нет-нет, ты не понял! Расскажи им все о тех, с кем работаешь, и тебе помогут, не сомневайся!
— Шутишь? Да меня тут же запрут и ключ выбросят на помойку!
— Вечно ты преувеличиваешь. Неужели мы не можем хоть раз нормально поговорить?
— Да за мои подвиги положено пожизненное и еще десять раз пожизненное!
— Вот именно! Поэтому надо им сказать, что все это сделал не ты, а твои дружки — вот кто настоящие злодеи! Скажи, что ты не сознавал, что делаешь, что тебя обманули, и все будет в порядке.
— Ничего не выйдет. Я проведу за решеткой весь остаток жизни.
— Нет, неправда, они во всем разберутся!
Поймут? Она что, серьезно? Разумеется, серьезно, разве отчаявшаяся мать может нормально рассуждать? Неважно, сколько душ у меня на счету — виноваты во всем плохие парни, это они меня заставили! Я лишь невинная жертва.
— Послушай, Иан, я не говорю, что тебе совсем ничего не будет, но тут уж ничего не поделаешь. Если хочешь, я пойду с тобой — они меня выслушают.
— С какой это стати?
— Я твоя мать!
— Да наплевать им на тебя, они меня…
— Иан, пожалуйста, не начинай все сначала! Одевайся, договорим по дороге.
— Убирайся к черту! Ты что, не поняла? Я никуда не пойду.
— Ты должен, должен!
— Мне моя жизнь еще дорога.
— Не бойся, я же все объяснила: во всем обвинят других.
— Я виноват так же, как Логан и Брод. Стрелял я, и сядем мы вместе.
— Нет, никогда, я обещаю!
— Мама, я гангстер, и что бы ты ни говорила, это ничего не изменит.
— В жизни не слышала ничего глупее. Какой же ты гангстер?
Вот так всегда. Ничем ее не проймешь, ни логикой, ни убеждением. Мамаша все лучше всех знает, и если вы не соглашаетесь, она будет зудеть, зудеть и зудеть, пока не добьется своего. И даже потом не остановится.
— Гангстер — вот еще выдумал! — фыркает она.
— Я такой же, как Логан, Брод, Эдди и Феликс.
— Понимаю, что тебе этого хочется, и им, наверное, тоже, но поверь мне, ты совсем не такой. Мой сын не мог стать гангстером!
— Я стал.
— Нет!
— Да.
— Неправда.
— Хватит дурака валять, оставь меня в покое!
— Не оставлю. Я твоя мать, и мой долг — о тебе позаботиться.
— Хороша забота — отправить меня за решетку!
— О боже, сколько можно? Когда ты наконец прекратишь городить чепуху?
Ну что, пойти и сдаться, чтобы доказать ей?
— В чем дело? — продолжает мамаша. — Они что, шантажируют тебя? Ты поэтому не хочешь идти в полицию?
— Кто? Логан и Брод?
— Да. Они угрожают тебе? Если так, то тем более надо все рассказать!
— Никто мне не угрожает.
— Наверняка так и есть, иначе зачем бы тебе покрывать их?
— Я никого не покрываю.
— Ты всегда был подвержен чужим влияниям. Пора наконец становиться взрослым! Ты ничего им не должен, сам знаешь.
— Знаю.
— Тогда плюнь на них и иди в полицию.
— Не могу, мама. Ты никак не хочешь понять, что мы с ними — одно и то же. Мы вместе.
— Никогда не поверю! Тебя заставляют — вот почему ты все это делаешь, — задумчиво кивает головой мамаша.
— Да нет же, черт возьми, я сам себе хозяин! Сам решаю, что делать, меня никто не может заставить.
— Вот как? — усмехается Анджела. — Неужели никто?