И вот я дома, в четыре утра, измотанный и разбитый. Меня преследует запах крови, дерьма и смерти. Он обычно держится несколько дней, один и тот же — когда возишься с трупами, запах въедается в тебя до такой степени, что чувствуешь его еще долго после того, как выскребешь все тело щеткой с мылом. Это скорее психологический эффект, память о запахе, а не сам запах. Так или иначе, отходишь от него не сразу. Еще есть запах бензина и гари от сожженной машины, но по сравнению с тем, первым, он кажется нежнее французских духов. Тело отчаянно требует долгой горячей ванны, чистой постели и пары таблеток снотворного, чтобы выключить мозг. Ни о чем другом и думать не хочется.
Вместо этого я получаю свою хренову матушку. Начинается…
— Это я! — заявляет она прямо с порога, что значит «Всего лишь я, ничего особенного, извини, что навязываюсь, не обращай внимания на мои слезы, вот умру и не буду больше тебе в тягость». Мамаша у меня — мастер психологической войны. Просто невероятно: всего два слова, и я уже готов.
— Боже мой, ну сколько можно! Я устал, у меня все болит, середина ночи, оставь меня в покое хоть сейчас!
— Так что, мне уйти? — с чувством произносит она. — Ты не хочешь меня видеть?
— Нет, не хочу. Ни сейчас, ни потом.
— Вот как? Значит, так ты ко мне относишься? Я просто… я просто хотела спросить, как у тебя дела, неужели я, мать, не имею на это права?
— Уйди, мне сейчас не до тебя.
— Ах, Иан, Иан… — лепечет она, горестно уронив руки и состроив плаксивую мину. Губы ее вздрагивают, и мои психологические барьеры рушатся к чертям один за другим. Я прижимаю кулаки к глазам и испускаю глухой стон.
— Я не могу сейчас с тобой говорить, мне надо прийти в себя.
— Послушай, я твоя мать, я пришла, чтобы помочь тебе, что с тобой? — Она делает гигантский шаг вперед, оказавшись у меня прямо перед глазами.
— Нет, нет, ничего, — качаю я головой, хорошо понимая, что так от нее не отделаешься. Если понадобится жечь меня каленым железом, она это сделает, но вытрясет все. Все, что ее не касается, все, что я хочу скрыть. Все.
— Иан, пожалуйста, скажи, что случилось?
— Ничего, — глухо повторяю я, стараясь сам этому поверить. Поздно: мать вцепилась в меня зубами и когтями, теперь ее не стряхнуть.
— Ты знаешь, когда у меня что-то не так, я всегда стараюсь поделиться с кем-то…
— Да, да, я знаю — со мной, всегда почему-то со мной! — ору я. — Не нужны мне твои проблемы, какого хрена ты вечно вываливаешь их на меня?
— Тебе нужны деньги?
— Нет, все в порядке. У меня полно денег, я не знаю, на что их тратить. Ничего мне не нужно!
— Если нужны, я буду рада помочь. У меня отложено кое-что на черный день, но я обойдусь. Немного, правда — я ведь небогата, извини.
— Да есть у меня деньги! — Вечно она об этом. Небось каждую ночь молится, чтобы я оказался на мели и явился к ней с протянутой рукой. Вот тогда-то она и зацепит меня по-настоящему — так, что я уже никогда не вывернусь. И даже если я буду готов ей вернуть хоть в пятьдесят раз больше — ни за что не возьмет! Один фунт моей крови для нее ценнее, чем миллион фунтов бумажками.
— Конечно, мне пришлось отдать Иану всю свою пенсию, — будет она рассказывать знакомым. — Времена теперь тяжелые, но я все-таки пытаюсь как-то сводить концы с концами. Иан даже не знает, как мало у меня осталось. Чего только не сделает мать для сына! Лишь бы он был счастлив — это мне важнее всего… О, извините, что у меня бурчит в желудке — мне пришлось отдать Иану свой обед: он любит иногда пообедать во второй раз… Да, я голодна и немного ослабла, ничего, выдержу, главное — чтобы мой сын ни в чем не нуждался, а я уж как-нибудь обойдусь. Мне и раньше приходилось жертвовать ради него, и в будущем наверняка придется. Я готова на все… Как? Что вы сказали? Нет, я давно уже ничего о нем не знаю, он так редко навещает меня, у него есть более важные дела… Но я дала ему жизнь — вот что самое главное…
Ааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
— НЕ НУЖНЫ МНЕ ТВОИ ПРОКЛЯТЫЕ ДЕНЬГИ! — ору я что есть мочи, увидев, что мать роется в кошельке.
— Я только хотела помочь… — Она протягивает мятую пятерку.
— Ты не помогаешь, ты сводишь меня с ума, черт побери! Хватит!
— У тебя неприятности на работе?
Вторая попытка. Боже мой, скоро уже начнет светать.
— Нет у меня никаких неприятностей. Работа тут ни при чем.
— Как твои успехи, все в порядке?
— Да, мамочка, все отлично, лучше некуда.
— Неприятности с начальством?
— Работа тут совершенно ни при чем. Какого хрена я должен сто раз отвечать на один и тот же вопрос?
— В чем же тогда дело? Неужели женщина?
Вот она, моя ахиллесова пята!
— Нет, — отвечаю я быстро. Слишком быстро.
— Вот как? Так это женщина? Кто она? — Мать довольно потирает руки, наслаждаясь моим смущением. — Почему бы тебе не привести ее домой к чаю?
Я понимаю, что спасения нет. Мне не удалось сбить ее со следа… этот запах… смерть.
— Послушай, я кое с кем встречался сегодня, вот и все.
— С женщиной?
— Нет, с гориллой из зоопарка!.. А с кем же еще?
— Кто она?
— Никто.
— Как, совсем никто? — ехидно улыбается мамаша.
— Просто ты ее не знаешь.
— С чего ты взял? Разве ты знаешь всех, кого я знаю?
— Она живет далеко от тебя.
— Ну ладно, как ее зовут? Может, я и знаю ее.
— Нет.
— Не обязательно. У меня больше знакомых, чем ты думаешь.
— Отстань!
— Ну так кто же она?
— Никто.
— Это Сьюзен Поттер?
— Ты ее не знаешь.
— Какой ты застенчивый, просто смешно!
— Да она вовсе не моя девушка!
— Как, ты встречаешься с чужой девушкой?
— Я с ней не встречаюсь.
— Ты только что сказал, что встречаешься.
— Нет, я сказал «встречался», а не «встречаюсь».
— Так вы поссорились, поэтому ты такой грустный?
— Я грустный потому, что ты никак от меня не отвяжешься. Оставь меня наконец в покое!
— Хочешь, я поговорю с ней?
— Не хочу! Ни с ней, ни со мной! Я хочу, чтобы ты умерла и перестала существовать!
— Мы поговорили бы с ней наедине, как женщина с женщиной. Может быть, она передумает.
— Передумает? А с чего ты взяла, что это она меня бросила?
— Ну что ты, золотко мое, ты неправильно меня понял. Я имела в виду, что могу уговорить ее вернуться к тебе.
— Это одно и то же.
— Кто она, Иан? Как ее зовут?
— Не знаю. Не скажу.
— Пожалуйста, Иан! Почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе?
— Хватит! Хватит! Хватит!!! — ору я в бешенстве, молотя кулаком по стенам.
— Скажи мне, кто она, Иан, я должна знать.
— Господи, да почему я должен тебе все рассказывать? Она не имеет к тебе никакого отношения! Я устал, я спать хочу. Я хочу все забыть!
— Послушай меня, ведь это очень важно! Я не желаю, чтобы мой сын встречался с кем попало, — не унимается мать, неотступно следуя за мной из комнаты в комнату. — Мне нужно ее увидеть, понять, подходит ли она тебе. Какой бы я была матерью, если бы отдала тебя первой попавшейся девице?
Отдала?
В ушах нарастает пронзительный вой, волосы встают дыбом. Каждая моя клетка, каждая молекула требует заглушить, уничтожить гадину, но я не могу. Все зашло слишком далеко. Надо бы постараться прийти в себя, сохранить здравый рассудок, однако животные инстинкты берут верх. Бей, сопротивляйся, не дай себя оседлать!
— ОТДАЛА?! Еще чего! Я мужчина, а не ребенок, черт побери! Я сам знаю, с кем встречаться, на ком жениться и кого убивать, и мне не нужно твое дурацкое разрешение! Отдала… — Я хрипло смеюсь, тряся головой.
— Вот как?! Вот что ты мне говоришь? Значит, я, твоя мать, ни на что не имею права, не могу даже слова сказать собственному сыну? Ты это имеешь в виду?
— ДА! — ору я. Слава богу, дошло наконец! — Именно так — не можешь, никогда! Моя жизнь — это моя жизнь, и ты тут ни при чем! Ты проклятая пиявка, которую я не в силах оторвать! Твое тело умерло, но голова осталась — висит на мне и сосет, сосет… Нет, ты не пиявка, ты хуже, черт побери, ты пьешь не только кровь, тебе нужен весь я, вся моя душа, будь она проклята!
— Ах так?! Ну что ж, тогда мне придется серьезно подумать, прежде чем разрешить тебе жениться на этой девушке.
Долгое время я молчу, затаив дыхание и ошарашенно озираясь. Неужели она в самом деле так сказала? Ну да, точно, не перепутал же я… Ну ладно, так или иначе, даже если и не сказала, то вполне могла.
Я начинаю визжать.
— Все! Все! Все! — Мой кулак пробил огромную дыру в кухонной двери, рука окрасилась кровью.
— Ты пока еще мой сын, и всегда им останешься, а дети должны слушаться свою мать. Приведи домой девушку, которую я сочту подходящей, — и только тогда я тебя отпущу, ни минутой раньше!
— Что значит «отпущу»? Я не твоя собственность! — пытаюсь вставить я, однако мать продолжает бубнить, не обращая никакого внимания на мои слова.
— Извини, ты, конечно, скажешь, что это не совсем справедливо, но я лучше знаю, что тебе нужно. И пусть мне говорят, что я слишком опекаю своего ребенка, я в своем праве!
— Я не ребенок! — ору я изо всех сил. Рука отчаянно болит, повсюду брызги крови.
Хоть убейте, не помню, чтобы меня как-то особенно опекали, когда я на самом деле был ребенком. Я просиживал целые ночи на ступеньках пабов, пока мамаша развлекалась внутри с очередным «дядей». Чаще всего меня вообще не замечали. Зато хорошо помню, как все эти парни, один за другим, уходя по утрам, когда мать еще спала, потихоньку очищали мою свинью-копилку. Да-да, именно так, а я ничего не мог поделать — только смотрел. У бедной свинки побывало в спине больше ножей, чем у Юлия Цезаря.
Поймите, я не для того об этом рассказываю, чтобы вы достали платочек и утерли мне слезы — что было, то было, и хрен с ней, со свинкой и ее розовым бантиком на шее! Я просто хочу, чтобы вы поняли, каково мне слышать про чрезмерную опеку. Вспоминать прошлое и бросать обвинения нет смысла: мамаша уже ничего не воспримет, она убеждена, что образцово выполняет родительский долг, а жестокий и несправедливый мир не хочет простить ей одну-единственную ошибку, совершенную в молодости. Ту самую, за которую я плачу с процентами всю свою жизнь.
— Дженет! — внезапно восклицает она. — Так ее зовут Дженет? Замечательное имя!
Как она узнала? Разве я что-то говорил? Неужели я так вопил и бесновался, что оно случайно вырвалось?
— Когда я ее увижу, эту Дженет? Ну когда же?
— Никогда! — рычу я в бешенстве. — Никогда ты ее не увидишь!
— Ты мог бы привести ее в среду. Я испеку торт и найду все твои детские фотографии, — радостно лопочет мать. — Расскажу ей, как ты пачкал пеленки, и о том, как я всегда знала, что ты налил в штаны, потому что ты сразу затихал и прятался за телевизор. О да, я все про тебя расскажу, чтобы бедняжка знала, с каким мальчишкой связалась! Посмотрим, захочется ли ей после этого выйти за тебя!
Она почему-то всегда так говорит — и еще ждет, чтобы я кого-то привел!
Ладно, Дженет она все равно никогда не увидит, так что какой смысл расстраиваться.
— Ты никогда с ней не встретишься, — говорю я с улыбкой.
— Не говори ерунды, я должна ее видеть. Так или иначе, я же увижу ее на свадьбе!
— Нет, никогда. — Я широко ухмыляюсь.
— Не говори глупостей!
— Никогда, — задумчиво повторяю я, кивая головой.
Некоторое время мать молча смотрит на меня, потом с отвращением закатывает глаза.
— Ох, Иан, ты что, убил ее?
— Точно. Вышиб ей мозги! Тебе стоило поглядеть.
— Боже мой, опять! — вздыхает мать, грустно качая головой.
— Что значит «опять»? Ты говоришь, как будто я все время этим занимаюсь. На самом деле всего лишь второй раз.
— Иан, послушай, ты должен прекратить эти убийства. Ты никогда не сможешь завести семью, если будешь хвататься за пистолет, чуть что не так! Вот отец твой никогда никого не убивал!
— О чем ты говоришь, он же воевал в Корее! Укокошил хрен знает сколько народу.
— То были китайцы, они не в счет. Я говорю о настоящих, нормальных людях. Нехорошо, Иан!
— Насколько я помню, нормальной девушки он тоже не встретил.
— Всему бедой те люди, с которыми ты водишься. Ужасные типы. Почему бы тебе не порвать с ними и не найти приличную работу? Тебе всегда давалась математика, ты запросто можешь стать бухгалтером.
— О господи, теперь еще и это!
— Почему ты хотя бы не попробуешь?
— Потому что не хочу. Меня вполне устраивает то, что я делаю.
— Ты даже не знаешь, что это такое! Стоит тебе только попробовать, и…
— НЕТ! Не хочу я быть бухгалтером! Мне нравится моя работа, с какой стати ее менять?
— Ну нельзя же быть таким ограниченным, надо иногда и к другим прислушиваться! — провозглашает мамаша, даже не подозревая, насколько смешно это звучит в ее устах. — Ты только попробуй!
— Нет.
— Почему? Может быть, так ты найдешь свое призвание.
— Не найду.
— Если не попробуешь, то и не найдешь, ясное дело.
— Мама, я правда не хочу, мне нравится моя работа.
— Тебе может понравиться и бухгалтерия.
Я молчу, спорить уже надоело, но ей наплевать.
— Откуда ты знаешь? Как можно знать заранее? Помнишь дядю Брайана, который жил с нами? — За наш счет, и никогда не просыхал. — Того, кто хотел открыть свою собственную закусочную и никак не мог получить кредит, чтобы начать дело…
— ЗАМОЛЧИ! — Боже праведный, неужели ее никак не остановить? Похоже, никак. Она продолжает талдычить про поганого старого альфонса, который сумел-таки выклянчить достаточно бабок и открыл пропахшую крысами забегаловку где-то под мостом, доказывая, какого ослепительного успеха способен достичь человек, если возьмется за дело с умом. Кстати, для вашего сведения, это местечко почти сразу закрыла санитарная инспекция — как только с полдюжины клиентов угодили в больницу, попробовав Брайановских «домашних» пирогов с курицей. Потом он сбежал и допился до смерти на те деньги, что удалось припрятать от кредиторов. Тот еще предприниматель, короче.
— Я ведь тебе только добра желаю, хочу, чтобы ты был счастлив! — повторяет мать снова и снова. — Я тебя люблю.
— Нет, — бормочу я. — Никто меня не любит, никто.
— Я могла бы любить тебя, — вступает в разговор Дженет, внезапно появляясь в комнате. Вода и кровь льются с нее на ковер, и запах, все тот же тошнотворный запах…
Я зажимаю ладонью рот и трясу головой.
— А я тебя — нет.
— Но ты даже не знал меня как следует.
— Я никогда не смог бы полюбить тебя.
— Потому что я была толстая, да?
— Нет, не потому, что ты толстая, вовсе не поэтому. Дело совсем в другом.
— Толстая? Ну и что тут такого?.. Я его мать, здравствуйте!
— Здравствуйте, я Дженет.
Они пожимают друг другу руки.
— А я ничего и не говорю, при чем здесь толстая? — оправдываюсь я.
— Почему ты не мог полюбить меня, Иан?
— Не мог, и все тут. Чего-то не хватало.
— Чего?
— Не знаю. Чего-то главного. Я не испытывал к тебе чувств. Извини.
— А что, она мне нравится, красивая девушка, — выносит приговор мать.
— Я не любил ее.
— Это твои проблемы, ты вообще никого не любишь. Ты просто не способен любить, ты не имеешь понятия, что значит любить!
— Имею.
— Нет, не имеешь! Ни малейшего представления не имеешь! Ты можешь любить только самого себя. Эгоист!
— Неправда, я вам докажу!
— Ты не любил меня, — качает головой Дженет.
— Ну и что?
— Как это, ну и что? Тебя никто никогда не любил, и никто не полюбит! Знаешь почему? Потому что ты не такой, как все. И сколько бы ты ни встречался с девушками, ты на всю жизнь останешься один! Один!
— Нет, не останусь! И я умею любить, вы еще увидите, погодите! Я найду ту самую, единственную, даже если мне придется убить всех женщин в этой проклятой стране!