Спустился с бархана и пошёл к ним навстречу. Меня заметили, и от первой сотни отделилась знакомая фигура. Размахивая руками, ко мне стремительно метнулся Халеф.
Обнял, сдавил так, что я от неожиданности даже поперхнулся. В воздух стал подбрасывать. Слон безмозглый. Я сейчас как никак лицо официальное. Но что с ним поделаешь? Разве этот придурок такие вещи может понять?
Отбиваюсь от Халефа, а самому так тепло стало, и даже в глазах запершило.
Подошёл Наасон, начальник войска иудейского. Классный мужик. Я с ним познакомился на презентации Моисея в совете старейшин племени Иуды.
Очень он мне понравился. Да и я ему. Как-то сразу симпатия обоюдная возникла, что в моей жизни, учитывая мои глазки мангустовские, событие крайне редкое.
Хотя, смотрю, люди стали реагировать на меня как-то попроще. Известность – дело хорошее.
Я им сказал, что война отменяется. Зверь иудейский без команды, но как по команде, превратился в отдельных отдыхающих людей. Какая-то структура продолжала сохраняться: люди по-прежнему держались своих десятков и сотен. Но это уже были самостоятельные люди, а не частицы единого организма.
Подошли ещё военачальники иудейские: Шела, Фарес и Зара. Я им рассказал о наших последних событиях. О ребятах и о том бое, который они дали амаликянам. О реакции вождя на этот бой. О том, как вождь сдал нам предателей.
Сказал, что было чудо великое. Бог предков снова с евреями. Рассказал о палаче-мангусте, избраннике Божьем.
Все знали, кто такой Муши, и его появление в нужный момент иудейские вожди восприняли как знак Божий. Как чудо, которое явил евреям Бог. Чудо в подтверждение полномочий Моисея как вестника Божьего. Чудо как приказ Бога евреям уйти из Египта, уйти на землю предков.
Ещё я рассказал об отрядах Вениамина, которые первыми пришли на помощь и были готовы без колебаний вступить в неравный бой за собратьев евреев. Амаликян в оазисе было намного больше, чем воинов Вениамина.
Это был весьма тонкий момент. Среди остальных еврейских племён разгорались серьёзные страсти по поводу вениаминян. Много претензий накопилось у евреев к этому племени. Со всех сторон шли призывы поднять Израиль на войну против них. Сначала разобраться с Амаликом, а потом покончить с Вениамином. За предательство и измену.
Теперь, после того как отряды Вениамина первыми бросились в бой, вся эта кутерьма прекращалась сама собой.
Мне оставалось перехватить отряды Симеона по дороге на оазис. Если, конечно, они ещё не получили сообщение, посланное Аароном через молитву.
Учитывая, что отряды составляли в основном из молодежи, способной к быстрому и продолжительному бегу, а умение слушать в молитве – это обычно способность людей старшего поколения, скорее всего среди этих отрядов не должно быть людей, умеющих общаться через молитву.
И ещё, учитывая ненависть купцов Симеона к амаликянам, молодежь эта сразу рванётся в драку при первом же контакте с заклятым врагом. Эти не будут разбираться, как князья Вениамина. Полезут в драку и получат.
Драться, как вениаминяне, они не умеют, а вождь амаликян со своим войском – противник серьёзный. На крик и энтузиазм его не возьмешь.
Иудеи повернули и пошли назад, уже не спеша, более длинной, но удобной дорогой, где встречаются или оазисы, или просто колодцы с водой.
Я же с Халефом и его десятком рванули в бег по короткому пути навстречу симеонянам.
Встреча произошла незадолго до заката. Возглавляли отряды симеонян Цуришаддай, Аммиуд и его сын Самуил, совсем ещё молодой парень, может, чуть постарше меня и Халефа.
Ну и конечно, первым встретил и обнял нас Салех. Он хоть и не очень-то вписывался в это войско по возрасту, но я не сомневался, что он бросится нам на подмогу, не будет сидеть в стороне.
Я рассказал вожакам симеоновых отрядов о наших событиях. Они восприняли то, что случилось, двояко. С одной стороны, они, как просто люди, не очень-то обрадовались нашему замирению с амаликянами. С другой стороны, как люди деловые, не могли не оценить преимуществ такого мира.
Я опасался, что эмоции возьмут вверх над рассудком. Но, к счастью, этого не произошло. Такое случается только с такими придурками, как я. Когда клинит, и плевать на деньги и вообще на всё.
Да и выбора у них не было. Сами они против амаликян не потянули бы. Они же купцы, а не солдаты. Купцы дерутся только тогда, когда все остальные возможности исчерпаны.
Мир с амаликянами давал им большие преимущества перед купцами других племён. Сулил большую прибыль. Что-что, а прибыль считать они умеют.
Так что считай, что с радостью, повернули отряды Симеона к своим кочевьям, в сторону Мигдола.
Мы пошли с ними. Мне уже некуда было спешить. Халеф шёл к себе, в шатры Иуды. Мне тоже туда надо. Там должен был ждать нас Моисей, и туда же должен был вернуться Аарон.
Моисей действительно ждал нас у Иуды в стане. Мы дождались Аарона и вместе вернулись к Ору в таверну.
Оттуда от имени Моисея побежали гонцы по племенам с приглашением к знатным людям и вождям Израиля на общее собрание.
Как всё резко изменилось. Ещё недавно мы были счастливы, если старейшины какого-нибудь племени соглашались принять нас у себя. А теперь посылаем им приглашение на общее собрание у нас в штабе. И не сомневаемся, что это приглашение будет принято.
В назначенный срок потянулись по Египту из всех 12 племён Израиля караваны ослов с поклажей. С караванами прибывали знатные люди племён. Вожди складывали к ногам Моисея дорогие подношения – вклады племён в финансирование планируемого Исхода.
После Моисея люди шли к Аарону выразить ему свое почтение. Досталось и мне. Много связей накопил я за это время. Связей и друзей.
Нашли меня князь Нафанаил, отец Аззана, и князь Елицафан, отец Фарнака. Благодарили за сыновей. Нафанаил подарил дорогущие разноцветные одежды работы ткачей Дана. Елицафан поднес тяжелый боевой посох красного дерева, откуда-то с верховьев Нила, и роскошный кубок для вина, украшенный резьбой и драгоценными камнями.
Вопрос только, что мне с этим делать. Одежды эти я носить не буду. Это точно. Посохом никогда не пользовался и пользоваться не буду: я же пальчиками работаю, живым телом по живому телу. Кубок мне тоже ни к чему: вино я не пью.
Но всё равно приятно. Люблю, когда уважают. Да и не дарили мне до сих пор никогда и ничего. Продам в случае чего. Деньги будут. Хотя продавать мне, наверное, нельзя. Как торговаться начнут, я тут их сразу и поубиваю.
Князья Вениаминовы домотались. Требовали, чтобы я с ними выпил, если я их уважаю. Еле отбился. Сказал, что уважаю, но пить не буду. Смеялись сильно, хотя сам я, в чем юмор, не понял.
Хорошо Салех подошёл, принял удар на себя. С ним ещё двое парней из симеонян. Он их привел со мной знакомить.
Сели за стол. Пили здорово. Много ели, много хохмили, много смеялись. Ор к нам подсел. Чуть позже подошли Наасон и Халеф. Халеф, кстати, на собрание приехал уже сотником. И сотня его элитная – на спецзаданиях.
Хорошая получилась компания. Все пивцы-выпивохи знатные. В результате боевая ничья. Вместе сели за стол, вместе встали. И все ушли на своих ногах, хотя и шатало сильно.
Лично мне не хватало только братьев рувимлян. Вот кого ещё я был бы рад видеть. Но их на собрании не было.
Хотя третий из их компании, Авиан, родственник братьев, здесь появился. Но ко мне не подошёл. Раскланялись издалека.
Он всё время держался поближе к Моисею. Да и Моисей его явно выделял среди других гостей.
Ор размещал гостей неподалёку от таверны, выделяя каждому место под шатры. Народу приехало много. Знатные люди всех племён. Да ещё охрана, да обслуга. Селение хорошего размера получилось. Но место всем нашлось. Обиженных нет. А есть праздник.
Люди решились и словно тяжесть с плеч своих сбросили. Так вроде незаметно, но обстановка в Египте душила народ Израиля. Обиды мелкие и большие. И невозможность на них ответить надлежащим образом.
Фараон убогий, чиновники обнаглевшие. С детьми проблемы. Умирание традиций. Умирание ощущения – я еврей. Умирание гордости, осознания, что это значит – быть евреем.
Понимание, что так дальше жить нельзя. Понимание, что рано или поздно что-то решать будет надо. Так продолжаться не может. Или исчезнет народ Израиля, или надо уходить.
Люди решились, и лица их просветлели. Ничего ещё не ясно. Что делать, как делать. И ясно, что ждут народ Израиля большие испытания. Нелёгкой будет эта дорога. Нелёгкой и опасной. Дорога сквозь кровь. Не все дойдут до конца. Не все увидят землю святую.
Но люди решились, и отпустило их удушье. Вздохнули полной грудью воздух. Свет и радость на их лицах.
А потом было собрание. Говорил Моисей. Говорил, как всегда, коряво и путано. Но никого это не трогало и не волновало. Каждый лозунг, каждое обращение к Богу вызывало бурю торжествующих криков. Ликовал народ Израиля. И все видели, что речь Моисея боговдохновенная. Бога это были слова. Истину видел народ в каждой фразе, в каждом слове. Хотел видеть и видел.