— Не знаю, — равнодушно пожал плечами он. А потом вдруг посмотрел на меня заинтересованным взглядом. — Постой…
— Да?
Он отложил бумаги, с полминуты пристально рассматривал меня, а потом осторожно взял мою руку и притянул меня к себе.
— Это не важно, что ты — не она. — Прошептал он. В одно мгновение он изменился настолько, что я увидела перед собой другого человека. — Быть может, я забрал тебя не потому что ты — Элла.
— А почему? — Глупо спросила я. Я лежала уже на его груди, близко-близко от его губ. Его изменившийся голос, неожиданная нежность его рук…
— Я хочу, чтобы ты разделась и легла рядом со мной. — Тихо сказал он.
Что-то стыдливое во мне воспротивилось, но это был такой жалкий голосок, что я почти не услышала его. Как заводная кукла, я встала и сняла с себя всю одежду. Легла рядом с ним, уже почти неживая. Если бы он достал нож и вонзил в мою грудь, я бы даже не попыталась защититься. Но он вдруг резко повернул лампу на меня и склонился над моей грудью. Все исчезло. Это очарование момента, которому я поверила, просто пропало и все. Руслан грубо провел пальцем по моей груди, потом спустился на живот, задержался там. После этого раздвинул мне ноги и потрогал кожу на внутренней стороне бедра.
— Все, можешь одеваться. — Жестко бросил он. Сам сел, взял кофе и начал пить мелкими глотками. Я, совершенно раздавленная, влезла в свое платье. Вернее — в викино платье.
— Что происходит? — Жалко спросила я.
— Происходит то, что ты не Элла. И нужно смириться. Впрочем, твоей же вины здесь нет. Мы зря выдернули тебя из постели твоего новобрачного, прости. И я не знаю что делать с тобой дальше. — Ровным голосом отозвался Руслан. — Я могу еще понять, что тебе изменили форму носа, прическу, слегка изменились черты лица, потому что ты выросла. Но родинки так просто не пропадают. Во-первых, зачем их удалять, если тебя и так некому было бы опознать в случае чего. Во-вторых, если бы их удалили, то остались бы следы. Хоть какие-то следы. Я знал ее тело даже лучше чем свое. Каждую родинку я помню до сих пор. У тебя не ее тело, ты понимаешь? Ты не она. Теперь я знаю точно.
Нет, только не это! Сейчас я больше всего на свете хотела быть ею! Плевать на это ужасное прошлое, на все плевать! Но потерять Ру… Неужели он прав?! Чертовы родинки, я не помню, чтобы у меня была хоть одна! Мое тело было идеальным, ни единого пятнышка! И я так гордилась этим…
Мне нечего было сказать Руслану. Я не помнила ни одного момента из жизни Эллы, это само по себе было доказательством, что я — не она. Теперь он только подтвердил это. В этот момент я очень отчетливо ощутила, что чужая здесь. Руслан и Вика — не моя семья. Просто люди, которые похитили меня. Кто они на самом деле? Беглецы? Им удалось выбраться из того страшного плена, и теперь они скрываются? А сам Ру? Ведь на самом деле он убийца. Убийца моего дяди!.. Я слишком много знаю. Я чужая. И я опасна для них. Мне нужно дочитать дневник, чтобы узнать что произошло в конце, узнать чем все закончилось для Эллы! Я бросила последний взгляд на Руслана и с видом раздавленной покорности пошла на кухню. Там я хищно схватила дневник и нырнула в свою комнату. Нужно было спешить, хотелось сразу прочитать последнюю страницу, но вместо этого я пролистала несколько страниц с того места где закончила и снова впилась в аккуратные строчки.
Сегодня
Конечно я навсегда запомнила их глаза, когда их привели после ПЕРВОГО раза. Свой первый раз я помню весьма смутно. Мозг будто выключился, и я почти не воспринимала происходящее. Быть может, у них было так же. Впрочем, Руслан быстро пришел в себя. Он вообще был таким же приспособляемым, как и я. Но Вика… конечно же она тонула во всем этом. Несколько дней она вообще не разговаривала с нами. Была как робот — ела, спала, ходила по комнате… Со страшными стеклянными глазами. Иногда нас выводили погулять во двор. Там она садилась на покрашенную синей краской лавочку и не мигая смотрела в пустоту. В эти дни я радовалась, что не рассказала им про яму. Они видели ее во дворе, но не знали о том, что знала я. Руслан даже сказал, что можно попробовать бежать через эту яму. Быть может, это какой-нибудь подземный тоннель, сказал он. От его слов меня передернуло, и я решила в ближайшее время рассказать им правду.
То, что Серж называл "работой" — бывало не часто. Раза два-три в неделю. Почти всегда одни и те же люди. Вскоре даже Вика перестала особенно переживать по этому поводу. Когда ее приводили, она выглядела уже вполне нормальной. Я не стану останавливаться на том, что было в первые месяцы. Это слишком неприятно вспоминать даже сейчас. В голове моей было довольно сумбурно, когда я постигала все тайны любовного искусства. Пока все что делали со мной, отдавалось физической болью, я не могла сосредоточиться на главном — на нашем выживании. Просто старалась выполнять что мне говорят, и просила своих друзей делать то же самое, когда вызовут их. Я сказала Руслану и Вике, что мы находимся в очень плохом месте, что нас похитили из детского дома, и если мы не будем покорны, нас убьют. Это было жестоко, но мне нужно было как-то подхлестнуть их, чтобы они не разрушились от навалившегося на нас кошмара.
"Посетители", как я уже упоминала, были почти одни и те же. В основном довольно дряхлые мужчины с жадными дрожащими руками. По крайней мере нам, детям, доставались такие. Когда мы немного подросли, Ру стали вызывать для женщин. Разных, но чаще пожилых, во всяком случае, такими они казались Руслану. Я думаю, все это были какие-то очень важные люди. Сверхважные. Несколько раз при мне упоминалось, что за пользование мною заплачено очень много денег. Возможно, это были даже люди из правительства. Мы смотрели все сериалы подряд и знали, что самые гадкие и развратные люди встречаются как раз во властных структурах.
Кроме нас конечно же в доме постоянно были еще какие-то девушки постарше. Они появлялись и исчезали куда-то. Они плакали и бились в истерике, их ужасно избивали охранник и наша Лариса Павловна, иногда кого-то из них выносили ночью уже мертвыми от побоев, запихивали в машину и увозили. Я видела это из комнаты Сержа, где иногда ночевала. Часто приводили девушек с перевязанными глазами. Со временем Серж рассказал мне про трансплантацию органов и про то, что человека почти полностью можно разобрать на запчасти для других людей. За это платят большие деньги, просто огромные. И Серж вынужден заниматься этим, потому что за ним стоят люди, которые давят на него. После этого я стала иначе смотреть на девушек и мальчиков с перевязанными глазами. С содроганием. Теперь я знала, что вскоре их снова отведут куда-то для того, чтобы забрать у них печень, или почку. Или сердце. И потому обратно уже не приведут. Потому что нечего будет приводить. Я рассказала обо всем Руслану и Вике. Я не хотела их щадить, чтобы они не расслаблялись. Сама я к тому времени была уже в относительной безопасности. Ведь я стала чем-то более ценным, чем набор органов. Я научилась виртуозно извлекать сердца других. Первой жертвой, впрочем без моих усилий, стал Серж. Он часто уводил меня к себе, чтобы просто поговорить. Ему просто нужны были уши. И любезно их ему предоставляла. На самом деле все произошло далеко не сразу. Понадобилось два года, прежде чем он полностью подчинился мне. Его любовь была странной. Он часами целовал мое тело и рыдал, повторяя — "Мне не спасти тебя, не спасти…" А я успокаивала его и говорила, что мне и так хорошо. Я знала на все сто процентов — стоит лишь немного надавить на него, и он вытащит меня из этого адского дома, он даст мне свободу, но — лишь мне одной. И что я буду делать там, снаружи? Зная что Ру и Вика остались в этом аду? Пойти в милицию? Но если бы Серж вытащил меня отсюда, он бы наверняка побеспокоился о том, чтобы я представления не имела где находилась. Даже ради своей любви Серж не стал бы рисковать своей головой. Он был слаб и труслив. Я бы в жизни не нашла этот дом. Никогда! Никогда не нашла бы Руслана. И там, снаружи — я была бы абсолютно ОДНА. Иногда я все-таки прокручивала в голове возможные варианты событий. Например, я все-таки иду в милицию. И там… там, например, я вижу какого-то начальника, который пользовался нашими телам здесь. И что? Скорее всего меня убьют. В этом мире — я не человек. Я вещь. Конечно реальности я не знала совсем, но думаю, фильмы, по которым я познавала мир, все-таки были похожи на жизнь. С той лишь разницей, что добро там побеждало чаще, чем в реальности. Ведь для нас не было никакого добра, ну просто ни капельки. За все эти годы. Только сами эти годы, выцарапанные нами с таким трудом. Чем же мы так НЕ ЗАСЛУЖИЛИ, а?
Вобщем, я держалась за эту клетку обеими руками. Выйти одна я не могла, просто не могла себе позволить.
Но о любви!.. Да-да, о любви! Каким-то потаенным инстинктом, каким-то необъяснимым способом, я поняла, как делать людей слабыми. Я научилась заставлять их терять голову. Я не знаю как! Это было похоже на… ну вот, например, я вижу человека в первый раз. Я разговариваю с ним. А в это время, где-то в глубине меня настраивается сверхчувствительная антенна. И принимает невидимые сигналы, которые человек излучает, сам того не зная. Это сигналы о том, какой он хочет меня видеть. Что он хочет от меня слышать. Но не просто ХОЧЕТ, нет… как бы это сказать… я поняла, что каждый человек на свете, каким бы он сильным ни был, мечтает стоять на коленях. Мечтает обрести своего бога и стоять перед ним на коленях. Того бога, про которого я читала в Библии — его обрести сложно. Но любовь — это ведь тоже бог, разве нет? Почти… Не желая искать того бога, что на небе, люди встают на коленях перед тем, которого сотворят сами. Кумир, да? Наверное это слово было сказано про то, о чем я говорю. Каждый мечтает обрести своего кумира. У каждого есть определенная картинка в голове и сердце, каким этот кумир должен быть. Так вот я… я научилась читать эти картинки. Мне так отчаянно нужно было выжить, что это шестое чувство, сверхвосприятие, развилось во мне, и я научилась становиться богом… искусственным богом. Они приходили снова и снова. В первый раз — высокомерные и наглые, они обращались со мной как с вещью. Пользовались мною и уходили. Но они были уже отравлены, сами того не зная. Второй раз они приходили уже удивленные. Яд действовал! В третий они стояли на коленях. Но как же обманчива была эта власть… Они готовы были выкупить, вытащить меня отсюда, но ОДНУ! Я не могла заставить их забрать Руслана и Вику. Не могла заставить сделать что-то, чтобы уничтожить это осиное гнездо полностью и спасти всех пленников. А ведь если наши посетители были важные люди — что им стоило прекратить весь этот ад?! Но — нет… быть может, за всем этим стояли еще более важные люди? Я не понимала. Но я слишком боялась, что меня действительно выкупят ОДНУ. Потому вскоре эксперименты с любовью я свела почти на нет. Был момент, когда мне показалось, что я знаю о любви все. Я попыталась объяснить как могла это своим друзьям. Мне хотелось, чтобы у них тоже была эта власть. Подчинять себе кого-то… я рассказала им, что любовь — это слабость, которой можно пользоваться. Мерзкая слабость. Мы выше этого, потому что мы знаем этот секрет! Мы можем использовать слабость других, как я начала использовать любовь Сержа ко мне. Наверное, я была убедительна. Слово "любовь" стало в наши устах почти ругательством. Когда мы про кого-то говорили "влюбился" — мы презрительно улыбались.
Отравленный мною Серж уже не имел секретов и однажды рассказал мне о НАС. О том, как его сумасшедший отец "вывел" нас. Когда-то давно он был генетиком. Он был довольно известным ученым и имел много влиятельных друзей. Под старость лет он организовал что-то вроде закрытого публичного дома для этих своих друзей. Свой дом, тот самый, в котором живем сейчас мы, он превратил в место, где богатые люди могли реализовать самые изощренные свои фантазии. Вплоть до убийства. Но, видно, генетика для него была тем хобби, от которого он не мог так просто отказаться. Ему захотелось "выводить" людей. Красивые тела для его цветника. Несколько раз он организовывал похищения молодых девушек, самых красивых, на его взгляд. Здесь у него жили несколько красивых мужчин, которых он держал специально для своего борделя. Он "скрещивал" этих мужчин и женщин, ждал когда родятся дети, потом от женщин работники избавлялись, а детей отдавали в детские дома. И ждали, пока они подрастут, чтобы забрать или похитить. Отцу Сержа хотелось вырастить очень красивых людей. Тела… Наверное он собирался жить очень долго, раз устраивал такие долгосрочные эксперименты. Серж откровенно называл своего отца сумасшедшим. Но за этим сумасшедшим стояло много людей, известных и влиятельных. И Сержу пришлось после смерти отца взять на себя продолжение его дела. Друзья отца вынудили его сделать это. И он стал чем-то вроде распорядителя и администратора, не имеющего реальной власти. Серж рассказал, что в тот день, когда умер его отец, во дворе появилась та страшная яма. Сама по себе. Никто не спускался в нее и не проверял что там внизу, и почему она вообще появилась. Несколько "совладельцев предприятия", сразу сказали, что не хотят иметь с этим домом ничего общего и забудут вообще о его существовании. Богатые люди очень суеверны. Те, кто остался — решили продолжать содержать бордель и забыть о существовании ямы. К тому же появилось такое выгодное направление — торговля органами. Похищать людей и распродавать их по частям — это просто золотое дно. Отец в бытность свою завел нескольких надежных людей, которые доставляли молодых девушек для борделя. Теперь эти же люди добывали тела для "запчастей". Где-то на другом конце города была клиника, где проводились операции. Маленькое выгодное дельце. Впрочем, работа не была поставлена на поток, чтобы не привлекать внимания. "Владельцы предприятия" скорее использовали дом и клинику для себя, своих друзей и родни. Наверное это было по-своему очень приятно — иметь свое маленькое рабовладение. И дело было тут не столько в деньгах и потенциальном банке органов, а скорее в этом темном наслаждении "обладания". Истинная власть — это власть над чьей-то жизнью.
Получается, сказала я Сержу, ты не можешь сказать кто наши родители и живы ли они. Серж сказал, что нет. Он не знает. Да и вряд ли наши матери, будь они живы, радовались бы детям, рожденным в результате похищения и изнасилования. Будь они живы. Но это вряд ли. А наши отцы — кто знает где они. Это были всего лишь мужчины, которые работали здесь, удовлетворяя других мужчин.
Нам неплохо жилось, когда за нами присматривал Серж. Мы старались не разочаровывать наших клиентов, и все были довольны. Я научилась не видеть случайных людей, которые попадали к нам в клетку. Иногда это были дети… мы с Викой пытались играться с ними и развлекать, но потом их забирали. Вика плакала, а я училась. Училась тому, что не должна ни к кому привязываться здесь. У меня были Ру и Вика, на других меня просто не хватит. И я перестала вообще реагировать на бьющихся в истерике детей, на девушек, которых выдернули из родительского гнезда, на мальчиков с вырезанной сетчаткой… Это все были временные люди, случайные. Девушек жестоко пользовали пару месяцев, потом они тоже исчезали. Дети исчезали очень быстро, вероятно шли на органы или на продажу. Эмоции, которые я могла бы проявлять к ним, вывели бы меня из равновесия и помешали выживать НАМ. Когда я видела очередного страдальца в наших пенатах, видела чьи-то испуганные глаза и руку, протянутую мне, я говорила себе: "У меня нет сердца". И отворачивалась. Я не могла им помочь, ничем не могла. И я не хотела давать им лживую надежду.
Нас троих берегли. Наши драгоценные тела… мы были идеальными работниками, поэтому Серж никогда не давал нас садистам и тем, кто мог испортить наш товарный вид. Мы были ангелочками, как он говорил. Юные, свежие, гладкие… готовые радостно выполнить любое желание. Быть покорными, грубыми, нежными, скромными, развратными… умеющими читать невидимые знаки желания. Желаний. Нас берегли. Мы жили, мы дышали, стараясь выжить. Там, где никто не выживал.
Но Серж был слабым звеном всего этого предприятия. Наверное "владельцы" понимали это. Я не знаю что там Серж натворил, чем он не угодил. Но однажды его не стало… Он просто исчез и никто, конечно же, не собирался объяснять нам — куда. В последние месяцы он много пил, быть может на пьяную голову и сделал какую-нибудь непростительную глупость. Я думаю, что он понимал, что скоро с ним что-то случится. Потому что в нашу последнюю встречу он признался мне кое в чем. Он сказал: Элла, у нас с тобой один отец. Ты понимаешь? Я ответила — да, понимаю. Выходит, ты мой брат.
Потом Серж исчез. Все остановилось, не было больше клиентов, не было новых девушек. И только наша надсмотрщица Лариса Павловна была неизменна. Впрочем, с ней тоже что-то происходило. На ее лице появилась печать упадка. Кухарка тетя Лена призналась нам как-то, что надзирательница неизлечимо больна. Опухоль пожирает ей мозг… какая злая ирония — ведь мозг не научились пересаживать от доноров. У нас появилось еще больше свободного времени. Нас переселили в нормальные комнаты с окнами, сняли решетки, даже убрали решетчатую дверь, которая вела во внутренние комнаты. Жизнь стала полегче. Ру осваивал новый компьютер, Вика читала книжки и рисовала. Я писала уже, что она потрясающе хорошо рисует? А я ничего не хотела делать. Часто спала. На самом деле спала столько, сколько позволял мой мозг, уже измученный этим навязанным ему покоем. Навалилась такая апатия, что не было сил даже есть. Я не скучала по Сержу, не сожалела о том, что его больше нет. Для меня он был таким же незначительным персонажем, как и все остальные люди. Ну кроме Руслана и Вики. Меня терзало другое. Те его последние слова. Я всегда думала, что наша участь несправедлива, это помогало, давало силы притворяться и бороться. Но если чудовище, породившее весь этот кошмар — мой отец… Мне стало казаться, что вина ЗА ВСЕ ЭТО лежит и на мне! Я говорила себе, что это не так, что я сама жертва, но ничего не помогало. Мое отчаяние было иррациональным, нелогичным. Не знаю до чего бы довело меня мое самоедство, но вскоре стало не до моих душевных страданий. Когда в опасности твоя жизнь, ты меньше всего думаешь о морали, верно?
Наступила эпоха НАСТОЯЩЕГО. Эпоха Доктора, в которой мы и по сей день пребываем. Я расскажу об этом в следующий раз, ладно?
Я пролистала несколько страниц. Теперь все время встречалось слово Доктор, написанное с большой буквы. На одной из страниц я невольно остановилась.
"… пыталась с ним наладить контакт. Но Док был хитрый прощелыга. Иногда мне казалось, что он видит меня насквозь. Пожалуй, единственный к кому он питал слабость — был Руслан. Руслан, который ненавидел его. Однажды он признался мне, что непременно убьет Доктора. Это было ужасно… Руслан стал сильным, очень сильным. Он мог бы переломить хилую шею этого старика одним движением. Но к чему бы это привело? Два охранника, которые постоянно сидели в вестибюле быстро справились бы с Русланом. Они может и не были такими сильными, но на поясе у одного из них висел пистолет, а у другого дубинка. Еще эти псы на улице… Да и сам Доктор наверняка имел при себе оружие. Он точно знал, что забавляясь с Русланом, он забавляется с огнем. А я точно знала — если Руслан кинется на доктора, с нами случится что-то ужасное. Конечно сама я пока еще не могла предложить никакого плана, как можно спастись нам из этого дома, но я была уверена, что это лишь вопрос времени. Мы уже не те беспомощные дети, которыми были когда-то. Но пока я еще не видела ни одной реальной возможности того, как нас спастись. Больше всего меня пугало то, что ждет нас в неизвестном внешнем мире. Все чаще и чаще меня стали посещать мысли о том, что единственный выход из этого места для нас…
Иногда Доктор был в каком-то странном расслабленном состоянии. Наверное он употреблял наркотики, поэтому временами становился другим. В такие дни он довольно сносно общался со мной. Его забавляли мои рассуждения о жизни, которые казались ему ужасно примитивными. Я конечно же умела говорить так, чтобы "радовать" его и тешить его самолюбие. В один из дней я помогала ему в его "лаборатории", где у него была масса всяких колбочек и склянок, а в двух клетках жили белые крысы. Я мыла склянки особенным способом, которому он меня научил, а он рассказывал о том, что умеет делать гениальные смеси, которые незаметно убивают людей. Он говорил, что когда я по телевизору вижу репортаж о том, что скоропостижно скончался какой-нибудь общественный деятель, я должна помнить, что скорее всего это наш Доктор приложил к этому свою гениальную руку. Доктор сказал, что его называют Черный Аптекарь. И никто не знает его в лицо. А теперь я удостоилась такой чести — видеть его воочию, и знать что это ОН. Я сказала, что ужасно горжусь этим. Я сказала это так, что он поверил. В каком-то эйфорическом восторге он стал хватать с полки пробирки (или не знаю как там они называются) с порошками и жидкостями и рассказывать о том, какое действие эти смеси способны оказывать на человека. Он рассказывал такие жуткие подробности, что меня едва не стошнило. Но я улыбалась и восторженно хлопала ресницами. "Не может быть! — говорила я. — Как вы можете так много знать?!" А потом я спросила — не может ли быть смеси, которая может убить без мучений? Чтобы человек просто уснул и не проснулся. О да, сказал он, это очень просто. Он покрутил у меня перед глазами пробиркой с желтым порошком, похожим на песок, который был насыпан у нас во дворе. Я сказал ему — да ведь это просто песок! А он засмеялся. И сказал, что я ошибаюсь. Сказал, что этот порошок называется "сахар ангела". Во время первой мировой войны в госпиталях его давали тяжело раненым солдатам. Через два часа они медленно уплывали в приятный расслабляющий сон, из которого больше не возвращались. После войны смесь эту незаслуженно забыли. Но это не очень удачный яд, сказал Доктор. Потому что он слишком долго сохраняется в теле человека. Его легко можно обнаружить даже в останках разложившегося человека. Доктор презрительно швырнул пробирку на стол с крысиными клетками. Он сказал, что настоящие профессионалы, такие как он, не пользуются веществами, которые слишком "следят". Я посмотрела на Доктора. Его глаза были почти черными от расширенных зрачков. Я поняла, что завтра он не вспомнит ни об этом разговоре, ни о пробирке. В эту ночь пробирка с "сахаром ангела" уже лежала в потайном месте, там, куда я прячу этот дневник. Пока еще я не знала как использую яд. Может он пригодится мне самой. Признаться, я давно размышляла о том, как можно безболезненно покинуть этот мир. И мне и моим друзьям. А может "сахар ангела" пригодится самому Доктору, если он слишком потеряет над собой контроль и станет опасен.
Я отшвырнула от себя дневник. Что я хотела там найти? Зачем я трачу время и читаю записки этой несчастной девочки? Нужно подумать о себе! Я в опасности! Еще четверть часа назад я не осознавала этого до конца, но вот теперь… Мои новые друзья — Вика и Руслан. Какие они мне друзья?! Они ненормальны, не могут быть нормальными, раз выросли в тех нечеловеческих искусственных условиях. У них другой менталитет, другая психика… Черт, последние страницы, вот что мне нужно… я должна прочитать их! Быть может там нет ответов, но вдруг хоть что-то… это всего лишь несколько минут. Они у меня есть. Я подняла дневник. Быстро перелистала несколько страниц. Последние, главное — последние… Почерк изменился. Видимо, она писала в спешке и в сильном волнении. Мне стало страшно.
…После того, как он избил охранника, на какое доверие можно рассчитывать?! И Лена с Таней, они были такие боевые девицы, даже они стали держаться подальше от Руслана. Я не боялась его — я боялась ЗА НЕГО. Он бешеный, просто бешеный! Мечется, как зверь в клетке… Это может его убить. И зачем все это? Что дальше?! Все рушится… больше ничего не работает. Этот Доктор — он не Серж, он настоящий садист. Да, я могла бы влюбить в себя любого мужчину, узнать все его слабости с одного лишь взгляда, но Доктор был неуязвим. ПОТОМУ ЧТО ОН ЛЮБИЛ МАЛЬЧИКОВ!!! Ирония, да? Нет, я не жалею, что у меня не получилось убить его. Это был просто порыв! Неосознанный! Я просто боялась за Руслана! После этой истории с охранником, я поняла, что Руслану конец. И если бы я убила Доктора, перевела огонь на себя… Но я не хочу быть убийцей, я не хочу быть как мой отец, никогда! Вика говорила про порченую кровь, но это не про меня! Не про меня!!! Я бы не простила себе… если бы у меня получилось, если бы я не скользнула мимо артерии… если бы он УМЕР! Нет, не это, нет… Я не убью даже змею, никогда в жизни, я клянусь! Потому что любое насилие СБЛИЗИТ меня с этими… зверями. Меня тошнит, когда я думаю о том, что могла убить… Нет, я убью за Руслана, я смогу. Но я не смогу потом с этим жить, вот так вот. Господи, спасибо, что Доктор остался жив.
Я перелистнула еще пару страниц. Ну вот, последняя…
…Не пройдет просто так. Он боится меня и наверняка попытается избавиться. Признаться, я чувствую даже облегчение. Я устала. Уже устала от жизни, а ведь я так молода… Но это просто какая-то неправильная жизнь, она не так началась и все пошло не так. Это ошибка. Лучше умереть, исправить ошибку. Просто если честно… я боюсь того, КАКУЮ смерть он мне приготовил. Я часто видела в его глазах нехорошие, безумные огоньки. Мне кажется, он будет убивать меня долго и жестоко. Я боюсь… Временами мне хочется достать пробирку, но я не решаюсь… Мне жаль оставлять Руслана и Вику, но это не зависит больше от меня. Надеюсь, они тоже не долго пробудут на этом свете, и, надеюсь, их смерть будет не такой мучительной, как моя. Я оставлю им "сахар ангела". А лучше пусть заберут на органы. Усыпят. И все. И больше они не проснутся. Быть может мы и родились-то только для того, чтобы быть кому-то запчастями. Пусть. Так жить уже просто нет сил. Постоянное напряжение, как будто у твоего виска дуло пистолета. Каждую минуту! Как же это изматывает… Нам троим не стоило появляться на свет. Да мы бы и не появились, если бы не безумные фантазии моего отца. Мы — не настоящие. Нам нет места в этом мире. И аминь.
Каждый день я жду, что меня заберут. Рассказала Руслану, что у меня был разговор с Доктором и все уладилось с тем моим покушением. Не хочу, чтобы Ру нервничал и вел себя как-то ненормально, когда за мной придут. Пусть думает, что это обычная работа. Ру стал другим. Чаще он обычный, такой как всегда. Но когда на него находит… он становится как животное. Пустота в глазах, беспричинная ярость. Я ненавижу его в эти моменты. Он напоминает мне наших мучителей… Может быть мы тоже стали животными? Как дети, которых выращивают звери. Они тоже становятся зверями, охотятся, убивают… едят сырое мясо. Мы тоже выросли со зверями, только с ДРУГИМИ зверями. Наверное мы тоже можем теперь мучить, убивать… Для нас это стало нормой, ведь это всегда было НОРМОЙ НАШЕЙ ЖИЗНИ.
Нет!!!
Я не зверь. Я не зверь. И Руслан не зверь. Я не позволю ему. Пусть мы лучше умрем! Можно жить только зная, что мы ДРУГИЕ, что мы ОТЛИЧАЕМСЯ ОТ НИХ! Иначе нет никакой надежды. Мы не часть этого! Мы случайны здесь! Мы не часть этого…
Я схожу с ума- схожу с ума-схожу с ума…
Мое тело стало клеткой, мой разум стал клеткой. Клетка сжалась до размеров моей головы…
Меня скоро убьют. Я чувствую, что-то затевается вокруг меня. Приезжал какой-то новый человек, мне показалось, что врач. Осматривал мою кожу, с ног до головы. Мое лицо. Долго трогал мой нос. Что они собираются делать? Пересадить кому-то мою кожу? Ободрать меня… черт-черт-черт, я не могу об этом думать!!!
Ожидание… в нем вся суть. Когда должно произойти что-то хорошее, ты предвкушаешь, и счастье в этом предвкушении, а не в том, что произойдет в конце концов. Так же и со смертью. Ее страшно ждать. А когда она придет — наверное я испытаю облегчение. Что наконец-то все позади… Хотя когда приходит смерть — разве можно что-то испытать? Это же пустота.
Все, это была последняя страница! Последние строки! И больше ничего, ну ничегошеньки не было. Никаких ответов на мои вопросы. Например, на вопрос что мне теперь делать?! И что стало с ней, с Эллой…
Очень хотелось поспать. Знакомое дело — отрубиться на пару суток. А потом найти себя мертвой. Нет. Нет-нет-нет… не спать. Надо выбираться отсюда! Мне хотелось верить, что Руслан и Вика, такие славные, не сделают мне ничего плохого, но головой я понимала, что у них нет другого выхода. Чужая я им не нужна.
Я осторожно подкралась к двери из комнаты и потянула ее на себя. Без скрипа. Тихо-тихо. На цыпочках подошла к входной двери. Только бы вырваться наружу! Кровь бешено стучала в висках. Дверь закрывалась на ключ! И ключа в замке не было…
— Куда ты собралась? — Послышалось у меня за спиной. Я вздрогнула и обернулась. Вика. Ее голос, взгляд… все стало другим. Враждебным. Я сразу это поняла. И еще было очевидно, что она не только что из постели. Она уже давно не спала…
— Зайди на кухню, — сказала устало.
Я окаменела. Все, теперь я ничего не смогу сделать. Какое-то странное смирение накрыло меня. Я села на кухне за стол и вопросительно подняла на нее глаза.
— Мне очень жаль. — Тихо сказала она. — Руслан рассказал мне, что… теперь точно известно, что ты не Элла.
— И что теперь будет? — Спросила я обреченно.
— Ты же и сама понимаешь…