— Почему это не стоит? — Степану даже стало обидно за Ленина. — Всё же вождь мирового пролетариата.
— Был бы он из бронзы или мрамора, тогда другое дело. — Василий почесал коротко стриженный затылок. — Давайте за двадцать.
— Двадцать, говоришь? — Степан боролся с искушением согласиться. С одной стороны, неплохие деньги сосед предложил. Всё-таки двадцать тысяч на дороге не валяются. Но что-то мешало ему дать согласие, что-то удерживало. — А зачем он тебе?
— Да задумка у меня есть. — Василий хитро прищурился. — Хочу у себя типа дворянской усадьбы сделать. Ну там бассейн, лужайка с беседкой, статуи и всё такое. — Он хихикнул. — Венера и Амур у меня уже есть, и для комплекта Ленин бы сгодился. Поставлю его, к примеру, так, чтобы он рукой на туалет показывал. Круто, да?
— На туалет, значит? — Степан ощутил в душе сильное негодование. От мысли, что Ильича хотят использовать столь цинично, возникло желание послать соседа куда подальше. Но ссориться с ним было рискованно и глупо.
— Ну так что, по рукам? — Василий смотрел с надеждой.
— Дай я до завтра всё обдумаю, — пробормотал Потехин, отводя взгляд. — Такое дело… Сам понимаешь…
— До завтра? — хмыкнул Недайвода. — Ну подумай-подумай. — Он хлопнул Степана по плечу. — Всё правильно, утро вечера мудренее.
Взяв «болгарку», Василий по-хозяйски вышел со двора, что-то бурча себе под нос.
Степан облегчённо вздохнул и налил себе полную стопку. Выпил её в одиночку и закусил куском пирога.
— Дурачина, — высказала ему жена. — Продай ты ему эту скульптуру, от греха подальше. Кто ещё за этот хлам такие деньги предложит?
— В самом деле, Потеха, — поддержал Аллу Мешков. — Хоть какая-то тебе польза от Ильича будет.
— Ты слышал, что он сказал? — возмутился Степан. — Не хватало, чтобы этот хапуга над Лениным глумился.
— Эх, везёт же чудакам. — Мешков покачал головой. — Ему за кусок гипса такие деньги отваливают, а он ещё артачится.
— Что, завидуешь? — Степан насупился.
— Тебе, что ли? — Мешков хохотнул. — Просто смотрю на тебя и дивлюсь. — Он тоже выпил, ни с кем не чокнувшись. — На кой тебе этот Ленин сдался? Продай его к чертям собачьим!
— Нет, нельзя Ильича продавать. — Молчавший до этого Нечаев проявил оживление. — Мы вождями не торгуем.
— Во! — Потехин поднял вверх указательный палец. — Правильно.
— Держи, брат. — Нечаев пожал Степану руку.
— А ты, Гришка, тут не командуй! — вскипела Алла. — Без тебя разберёмся.
— Не трожь его! — Степан погрозил жене пальцем. — Он в точку сказал.
— Вот из-за таких, как ты, у нас все беды, — распалился Мешков.
— Из-за каких таких? — Степан нахмурился.
— Да из-за таких! Нет, чтобы жить как все… Нормальные люди про твоего Ленина давно уже забыли.
— Это Недайвода, что ли, нормальный?
— Да хоть бы и он. Реально надо на жизнь смотреть, а не в облаках витать.
— Реально — это как? — Степан зло усмехнулся, чувствуя, что не на шутку распаляется. — Стать таким же хапугой, как этот? — Он кивнул в сторону дома Недайводы. — Развелось всяких буржуев…
— Гляди-ка, пролетарий выискался! — Мешков отодвинул в сторону тарелку. — Что твой Ленин с большевиками хорошего сделал? Только задурили народу мозги. Светлое будущее, светлое будущее! Тьфу!.. — Он сплюнул. — Где оно, это будущее?
— Ты здесь не плюйся. — Степан сжал кулаки. — Я давно подозревал, что ты холуй буржуйский.
— А за холуя можно и по роже схлопотать… — Мешков поднялся.
— А ну попробуй…
— Да что вы из-за ерунды собачитесь? — попытался остудить ссору Нечаев.
— Нет, Гришка, это не ерунда. — Потехин налил себе самогону. — Здесь человеческая сущность выявляется.
— А ты мою сущность не трожь. — Мешков опять сел. — Ещё с твоей надо разобраться. Тоже мне, парторг нашёлся.
— Вот сейчас бы парторги не помешали. — Степан выпил и не стал закусывать, потому как горечь во рту не могла превозмочь душевную.
— Стёпа, ну что ты как ребёнок? — Алла нежно обняла его за шею. — Всё равно нам надо в город перебираться. Или ты Ленина в квартире поставишь? — Она потрепала русые волосы мужа. — Остынь сперва, а потом здраво рассуди.
Степан вздохнул, не зная, что возразить. Он перевёл взгляд на зелёные, пышные кроны садовых деревьев, и в груди заныло при мысли, что с ними рано или поздно придётся расставаться.
— Ничего вы не понимаете, — грустно сказал Потехин. — Это же Ленин…
Степан открыл глаза и несколько минут лежал, прокручивая в памяти прошедший день. Рядом, тихонько посапывая, спала жена. Осторожно, чтобы не нарушить её сон, Степан встал и надел брюки. Прихватив с собой пачку сигарет и зажигалку, он набросил на плечи ветровку, бесшумно отворил входную дверь и вышел на крыльцо.
В глубине двора, хорошо освещаемый луной, одиноко белел гипсовый Ильич. Степан закурил, рассеянно глядя на изваяние и ёжась от ночной майской прохлады. Остатки сна сняло как рукой.
— Что же мне с тобой делать, товарищ Ленин? Не подскажешь?..
Потехин напрягся, словно и в самом деле надеялся услышать ответ,
но статуя, естественно, молчала. Зато в памяти вновь возникли картины из пионерского детства, в котором Стёпка с гордостью носил красный галстук и верил, что живёт в самой лучшей стране. Эх, если бы можно было хоть ненадолго вернуться туда…
— Видно, не случайно я тебя нашёл. Как думаешь?
Ленин опять не ответил.
— Молчишь, Ильич? — Степан стряхнул с сигареты пепел и вздохнул. — Понятно…
Ему вдруг захотелось рассказать Вождю о своей жизни, поделиться душевной болью. Да много чего он бы сказал… Если бы только Ильич мог выслушать…
— Эх, товарищ Ленин, некому за народ заступиться…
Ночную тишину нарушил короткий басистый лай. Это исправно нёс свою собачью службу ротвейлер Недайводы Самсон, которого по вечерам хозяин спускал с цепи.