- Так меня уверяли, - ответил Миллер. - И найти человека, который его подделал, можно, лишь проникнув туда.
Мотти внимательно оглядел сидевшего перед ним молодого немца и спросил:
- В какой гостинице вы остановились?
Миллер сказал, что приехал в Мюнхен всего несколько часов назад и еще нигде не устроился. Но знал один отель, где останавливался раньше. По просьбе Мотти он пошел позвонить туда и заказать себе номер. А когда вернулся к столику, Мотти уже ушел, оставив под чашкой записку: "Независимо от того, устроитесь вы в этот отель или нет, будьте в его вестибюле сегодня в восемь вечера".
Миллер заплатил за кофе и ушел.
Тем временем Вервольф, сидя у себя в кабинете, перечитал отчет своего коллеги из Бонна, человека, который разговаривал с Миллером неделю назад, назвавшись доктором Шмидтом. Отчет пришел к Вервольфу пять дней назад, но, от природы, осторожный, глава "Одессы" в ФРГ действовать не спешил, предпочитал сначала все досконально обдумать. Генерал Глюкс при встрече с ним в Мадриде дал ясное и четкое указание, но, как все привыкшие работать за столом, Вервольф находил успокоение в том, что откладывал неизбежное. А ведь начальник однозначно приказал уничтожать всех, кто станет чрезмерно интересоваться Вулканом. Да и характеристика, данная Миллеру "доктором Шмидтом", не давала Вервольфу покоя.
"Это напористый молодой человек, - писал Шмидт, - язвительный и своевольный, возможно, упрямый, движимый, очевидно, искренней личной неприязнью к Эдуарду Рошманну, объяснить которую я не в силах. Он вряд ли прислушается к голосу разума даже перед лицом смертельной опасности..." Вервольф перечитал резюме "доктора" еще раз и вздохнул. Потом снял телефонную трубку и попросил Хильду соединить его с городом. Затем набрал дюссельдорфский номер.
После нескольких гудков в трубке послышалось обычное: "Да?"
- Мне бы хотелось поговорить с господином Маккензеном, - сказал Вервольф.
- А кто его спрашивает?
Вместо прямого ответа Вервольф назвал пароль:
- Кто был величественнее Фридриха Великого?
- Барбаросса, - ответил голос в трубке и добавил: - Маккензен слушает.
- С вами говорит Вервольф. Ваши каникулы, к сожалению, кончились. Есть работа. Приезжайте ко мне завтра же.
- Когда?
- Будьте в конторе к десяти утра, - уточнил Вервольф. - Секретарше назовитесь Келлером. Я запишу вас к себе на прием в тот час.
Он положил трубку. В Дюссельдорфе Маккензен встал и пошел в ванную помыться и побриться. Это был высокий, крепкий мужичина - бывший сержант дивизии СС "Дас райх", - убивать научился, вешая французских заложников в Тюле и Лиможе в 1944 году.
После войны он начал работать на "Одессу" - сначала водителем, возил беглых эсэсовцев из Германии через Австрию в Южный Тироль. В 1946 году, когда его остановили чересчур усердные патрульные-американцы, он убил всех четверых из патрульного джипа и с тех пор сам оказался в бегах.
Потом его приставили телохранителем к высшим чинам "Одессы". Приобретая все большее их уважение, он к середине пятидесятых годов стал палачом "Одессы" - человеком, без излишнего шума расправлявшимся с теми, кто сумел слишком близко подобраться к главарям организации или собирался предать своих "товарищей". К январю 1964 года он выполнил уже двенадцать заданий такого рода.
Звонок раздался ровно в восемь. Трубку сняла дежурная и позвала к телефону Миллера, который сидел в вестибюле у телевизора. Он узнал голос в трубке.
- Герр Миллер? Это я, Мотти. Я, пожалуй, смогу вам помочь. Вернее, не я сам, а мои друзья. Хотите с ними встретиться?
- Я встречусь со всеми, кто желает помочь мне, - ответил Миллер, заинтригованный уловками Мотти.
- Хорошо. Выходите из отеля и поверните налево по Шиллерштрассе. Через два квартала увидите кафе "Линдеманн". Ждите меня там.
- Когда идти? Прямо сейчас?
- Да. Я бы сам к вам пришел, но друзья не позволяют. Так что не мешкайте.
Мотти повесил трубку. Миллер надел пальто и вышел из гостиницы. Повернув налево, прошел полквартала. Тут что-то твердое впилось ему сзади в ребра. Из-за угла вывернула машина.
- Садитесь на заднее сиденье, герр Миллер, - сказал Петеру кто-то прямо в ухо.
Дверь машины открылась, Миллера снова ткнули под ребра чем-то твердым. Он нагнулся и забрался в машину. Помимо водителя, там был еще один человек, на заднем сиденье. Он подвинулся, освободил место Миллеру. Петер почувствовал, как в машину залез и тот, кто остановил его на улице. Потом дверь захлопнулась, и автомобиль отъехал от тротуара.
Сердце у Миллера бешено колотилось. Он оглядел сидевших рядом, но никого не узнал. Мужчина справа, тот, что открыл Миллеру дверь, негромко сказал: "Я завяжу вам глаза", - вынул нечто похожее на большой черный носок и пояснил: "Вам ни к чему видеть, куда мы едем".
Носок натянули Миллеру на голову до самого носа. Петер вспомнил холодные голубые глаза человека в отеле "Дрезен" и слова Визенталя: "Будьте осторожны эти люди миндальничать не станут". Потом он вернулся мыслями к Мотти и подумал, как могло получиться, что один из них читал газету на иврите в Центре еврейской общины.
Машина ехала минут двадцать, потом затормозила и остановилась. Миллер услышал, как открылись ворота. Автомобиль вновь рванулся вперед, но тут же остановился. Миллеру помогли выйти и провели по двору в дом - он почувствовал на лице сначала холодный ветер улицы, а потом теплый воздух помещения. За спиной захлопнулась дверь, Миллера заставили спуститься на несколько ступенек, видимо, в подвал, хотя там было тепле, а кресло, в которое его усадили, покрывал хороший чехол.
Чей-то голос сказал: "Снимите повязку", - и носок убрали. Миллер заморгал - глаза отвыкли от света.
Помещение, куда он попал, располагалось явно под землей - окон не было. Но под потолком гудел вентилятор. Подвал был обставлен удобной и дорогой мебелью. Он, по-видимому, предназначался для собраний: у дальней стены стоял длинный стол с восемью стульями. Посреди, на круглом коврике, располагался кофейный столик. Больше в подвале, кроме пяти кресел, ничего не было.
У длинного стола, светясь извиняющейся улыбкой, стоял Мотти, а те двое, что привезли Миллера - оба крепкие мужчины средних лет, - облокотились на спинки кресел справа и слева от Петера. Напротив сидел четвертый мужчина. Водитель остался наверху, у входной двери, решил Миллер.
Четвертый мужчина был, очевидно, за главного. Он устроился в кресле, а трое его подчиненных стояли. На вид ему было около шестидесяти. Он был тощий, костлявый, с впалыми щеками и крючковатым носом. Но больше всего беспокоили Миллера его глубоко запавшие пронзительные глаза. Глаза фанатика.
- Добро пожаловать, герр Миллер, - произнес старик. - Извините за то, каким странным способом вы попали сюда. Мы воспользовались им, чтобы безболезненно вернуть вас в отель, если вы откажетесь от моего предложения. Мой друг, - он указал на Мотти, - сообщил, что вы разыскиваете некоего Эдуарда Рошманна. И чтобы подобраться к нему, готовы проникнуть в "Одессу". Но одному вам это не удастся. А нам выгодно иметь в "Одессе" такого человека, как вы. Поэтому мы согласны вам помочь. Понятно?
- Значит, вы не из "Одессы"?
Старик поднял брови:
- Боже мой, вы поставили все с ног на голову. - Он закатал левый рукав рубашки. На плече синими чернилами был вытатуирован номер. - Аушвиц, - пояснил старик. - А они, - он указал на стоявших рядом, - отведали Бухенвальда и Дахау, - он расправил рукав и продолжил: - Герр Миллер, кое-кто считает, что убийц нашего народа нужно отдавать в руки правосудия. Мы с этим не согласны. Сразу после войны я разговаривал с английским офицером и одну его мысль пронес через всю жизнь. Он сказал: "Если бы они убили шесть миллионов англичан, я тоже сотворил бы памятник из черепов. Но не тех, кто погиб в концлагерях, а тех, кто загнал туда людей". Это простая, но убедительная логика, герр Миллер. Я и мой люди решили после войны остаться в Германии лишь с одной целью мстить. Мы фашистов не арестовываем. Мы убиваем их как крыс. А звать меня Леон.
Четыре часа Леон допрашивал Миллера, пока не убедился, что намерения журналиста искренни. Как и многие до него, Леон не понял, что двигало Петером, и вынужден был признать, что журналиста толкало отвращение к злодеяниям фашистов. Покончив с вопросами, Леон откинулся на спинку кресла и долго разглядывал молодого человека.
- А вы понимаете, сколь рискованно пытаться проникнуть в "Одессу", герр Миллер? - спросил он наконец.
- Могу себе представить, - сказал Миллер. - Ведь я слишком молод.
Леон покачал головой:
- Внедрять вас туда под вашим собственным именем бессмысленно. Во-первых, у них есть списки всех бывших эсэсовцев, и Петер Миллер там не значится. Во-вторых, вы должны постареть по крайней мере на десять лет. Словом, надо превратить вас в другого человека, некогда на самом деле бывшего эсэсовцем. На поиски такого уйдет много времени и хлопот.
- Неужели такой вообще найдется?
Леон пожал плечами:
- Это должен быть человек, смерть которого нельзя проверить. Прежде чем принять кого-нибудь в свои ряды, "Одесса" тщательно его экзаменует. И экзамены эти не из легких. Чтобы успешно их сдать, вам придется несколько недель прожить с настоящим офицером СС, который научит вас обращению и поведению, расскажет обо всех тонкостях. К счастью, такой человек у нас есть.
- Но почему он этим занимается? - изумился Миллер.
- Тот, о ком я говорю, - странная птица. Это бывший капитан CC, искренне раскаявшийся в содеянном. Его замучила совесть, и он вступил в "Одессу", чтобы сообщать властям о местонахождении разыскиваемых военных преступников. Он и теперь занимался бы этим, если бы его не разоблачили в "Одессе". Чудом ему удалось спастись, и сейчас он живет под чужим именем неподалеку от Байройта.