Илья перед тем, как открыть дверь, достал из сумки кошелек и вытащил из него требуемую сумму, приплюсовав к ней еще энное количество денежных знаков, чтобы отблагодарить сердобольного все понимающего соседа…
После того, как Илья открыл дверь, он даже не успел подумать о чем-либо вразумительном. В ту же секунду он оказался лежащим на полу, а к его лбу был приставлен здоровый черный ствол, пахнущий почему-то женскими духами. Еще через секунду на груди Далекого уже стояла нога Паклина, которая каблуком до блеска начищенного ботинка все сильнее вдавливалась в его солнечное сплетение. Дышать было трудно. Илья, было, хотел издать возглас, требующий пощады, но из груди вырывался лишь жалкий хрип.
Сцена в коридоре продолжалась совсем недолго, так как двое здоровых Амбалов, которых Илья сразу же вспомнил по своему первому и единственному визиту к Паклину, не схватили его под руки и не перенесли в комнату. Там его сначала бросили на пол, но потом позволили переместиться на диван. Сам Паклин действовал как мафиози в фильмах про гангстеров. Он взял стул, поставил его посередине комнаты и уселся на него. По обе стороны от стула встали паклинские мордовороты.
Порывшись во внутренних карманах своего элегантного пиджака, Игорь Аркадьевич извлек портсигар, взял сигаретку изящным жестом, а один из бодигардов поднес к ней тут же зажигалку. Комната начала погружаться в клубы ароматного дыма. Илье показалось, что это красиво. Ему показалось, что это все не с ним, а с кем-то другим происходит. А он просто сидит в кино, на удобном диване и смотрит старый американский фильм, в котором вот-вот кого-то пристрелят. Нет, сначала его будут долго пытать, а уж потом пристрелят. Этот фильм Илье очень нравился. Ему было интересно узнать продолжение. Лишь голос дона Паклина вывел жертву насилия из оцепенения и вернул к реальности.
– Это что ж такое у нас с вами, Илья Андреевич, получается? Звоните, глупости всякие по телефону говорите…
– Ну, почему же глупости, – попытался заступиться за себя Далекий. – По-моему, вполне разумные вещи!
– Да? – Брови Паклина взметнулись в удивлении вверх. – Разумные? Что вы говорите!
И что же в них разумного, позвольте поинтересоваться!
– Игорь Аркадьевич, – Илья пытался говорить как можно спокойнее, – вы же разумный человек! Если я буду работать в газете Бортковского, как я смогу писать на него же клеветнические пасквили!?
Своему старомодному словарному запасу Далекий поражался все больше и больше.
– А кто вам сказал, что вы будете работать в "Российских новостях"? То есть, нет, я выражусь точнее: кто вам помог попасть туда?
Илья, ни секунды не думая, выпалил:
– Василиса!
Паклин встал со стула.
Далекий понял, что взболтнул лишнего. Похоже, что Василису он теперь здорово подставил. Это-то Илья понял, но не понял насколько "здорово". Илья сразу живо представилось, что только выйдя из его квартиры, Паклин наберет несколько телефонных номеров, отдаст несколько властных приказов и судьба Василисы будет предрешена…
Сначала Василиса будет сидеть на работе, в "Паровозе". Будет доделывать номер, подгонять материалы. А потом созвонится с неким Валерием, ее теперешним любовником, которого он не видела уже три недели, так как Валерий этот самый улетал в длительную командировку в одну из африканских стран. И не будет знать Василиса, что вернулся он оттуда уже неизлечимо больным, что в холодной африканской ночи укусил Валерия не то жук, не то комар, впрыснув в его европейскую кровь яд, противоядия от которого еще не придумано. Ну, кто мог знать, что жить Валерию на несколько дней дольше на этом свете, чем самой Василисе. Да и Василисе-то осталось бы в любом случае всего ничего под солнышком гулять, так как, созвонившись с любовником, она назначит ему встречу в редакции.
Вернее, она попросит, чтобы он заехал за ней, а потом они поедут, может быть, к ней, а может быть, просто поужинать куда-либо. И он приедет. У него уже будет болеть голова, ему будет не очень хорошо. Какой-то озноб. Он спишет все на возраст, ведь ему почти пятьдесят, на смену климата. Он найдет объяснения, как и все мы находим. И сначала он не будет подавать вида, что ему не очень хорошо. Но Василиса, чуткая женщина, почувствует его недомогание, увидит его нездорово блестящие глаза. Она потрогает голову Валерия, но не найдет ее горячей. Конечно, температура поднимется лишь на следующий день, когда у самой Василисы никакой температуры уже не будет вообще.
И Василиса сочтет, что ужинать в таком состоянии любовнику не следует, по крайней мере, не в общественном месте. Она решит сама приготовить ужин, хотя она почти этого не умеет. Она так ему и скажет: я постараюсь милый, но я ничего не обещаю. Скажет и засмеется. А грустно улыбнется в ответ – уж очень сильно у него будет болеть эта чертова голова. И они приедет к ней домой. А там уж он не сможет удержаться, забудет про свой недуг. Разденет ее, покроет все ее тело поцелуями, будет тереться о него как собака, оставляя мокрые потные разводы на ее мраморной коже. И она ответит ему безумными ласками, как будто почувствовав, что больше у нее никогда в жизни не будет такой возможности. Как будто почувствовав, что больше у нее не будет жизни вообще.
А потом они упадут обессиленные, и боль вновь вернется к нему. Он попросит таблетку, и Василиса принесет ее. Но через пять минут его начнет рвать. Организм не сможет принять лекарство. Его будет выворачивать в туалете, и после он скажет, что ему лучше поехать домой.
– А как же ужин? – Спросит она.
– Прости, давай в другой раз.. – Ответит.
Валерий встанет, оденется, застегнет рубашку на мокром теле. Она проводит его до дверей, поцелует на прощание и впервые почувствует неладное. Нет, не осознанно, а где -то на подсознательном уровне. Просто что-то ёкнет в районе сердца, как – будто кольнет что-то.
И он уйдет, спустится на лифте вниз и направится к своей машине, припаркованной в соседнем дворе, так как во дворе Василисиного дома все места были заняты. И краем глаза заметит Валерий большой черный Мерседес, скромно стоящий за какими-то кустами. Машина ему понравится, он всегда о такой мечта – ведь сам-то ездит на девятке!
А тем временем в машине будут сидеть двое, которые тоже заметят Валерия. И первый наберет номер Паклина и скажет железным голосом:
– Он ушел.
– Начинайте, – услышит в ответ.
И они начнут. Выйдут из машины, поправят дорогие костюмы, подзатянут модные галстуки и с небесными улыбками направятся к подъезду. Наберут помер домофона и спокойно войдут в дом. В лифте они перекинуться парой шуток, посмеются. Перед тем, как двери лифта разъедутся в разные стороны, решат, что после работы съездят на пару в один замечательный бардельчик в районе Китай-города.
– Позавчера я там так накувыркался – тебе понравится, – пообещает первый второму.
А затем они откроют дверь Василисиной квартиры своими ключами, вернее, чем универсальным, что позволяет таким как они проникать за любые двери.
Василиса не услышит как они войдут. Она будет в ванной. Будет смывать с себя остатки недавней любви и вновь подумает о том, что с ее любовником что-то не так.
Он точно заболел, подумает. Вода будет шуметь, разлетаться каплями от ее обнаженного тела, а она будет стоять с закрытыми глазами, чтобы шампунь не попал в них. Она так и не увидит лица своих убийц. Да она даже не поймет, что умерла.
Двое тихо откроют дверь в ванную. Первый резким движением отдернет занавеску, а второй выстрелит в ту же секунду прямо в сердце. Но за долю секунды перед тем, как нажать курок, второй чуть взгрустнет. Он увидит Василисину молодость, красоту ее еще неувядшего тела, и ему станет так грустно. Даже не грустно, а тоскливо. И такой силы будет тоска, что эта мокруха станет последней в его жизни.
На следующий день он пойдет к своему работодателю, попросит расчета и уедет в маленькую деревеньку в Орловской области, к матери. Но и там не задержится надолго – уж больно на сердце тяжело будет. Так, поживет пару месяцев, а потом пойдет на послушание в монастырь…
Василиса так и упадет с зажмуренными глазами. Откроются они лишь в последний миг падения, да и то чисто механически, так как сама она будет уже мертва. Голова ее ударится о боковую стенку ванной. Ударится так сильно, что глаза сами собой распахнуться…
Конечно, всего этого Далекий знать не мог, когда назвал имя Василисы.
Тем временем Паклин снова сел на стул и разразился столь откровенной речью, что Илье стало ясно, что теперь его точно либо убьют, как слишком много знающего, либо сначала будут долго мучить, все по той же причине, а потом все равно убьют.
– Садитесь поудобнее, Илья Андреевич, и слушайте одну историю. Она короткая, но поучительная.
То, что рассказал Паклин, было для Ильи одним сплошным откровением. Нет, он, конечно, догадывался, что Василиса была не чиста на руку, что не просто так она из политических журналистов переквалифицировалась в редактора газетенки весьма сомнительного пошиба, но такой вот подлости он от нее не ожидал. Паклин выложил все на чистоту. Он прямо сказал Илье, что Василиса хотела его подставить, хотела сделать мальчиком для битья, на которого бы посыпались все шишки. Естественно, она хотела отвести все громы и молнии, которые в последнее время метал в нее Бортковский, раскусивший в ней засланного казачка. И вот подвернулся вечно полупьяненький дурачок Далекий. Сначала мы отправим его на интервью к Паклину, а потом прямиком в некогда родную газетенку, куда его, само собой, никто не примет (хотя почему бы и нет? Статьи-то он строчит под псевдонимом – пока докопаются…) Все внимание сразу же переключится на новую "пятую колонну" в лице Далекого, а о ней и позабудут.
Илья матюгнулся, что вызвало улыбку у Паклина, который был явно доволен произведенным эффектом.
– Ну, вот видите, Илья, что у нас получается. Вы говорите, что я вам зла желаю, в все совсем наоборот. Ваши благодетели и есть ваши главные враги.
Паклин подошел к Далекому вплотную и наотмаш ударил его рукой по лицу. Кровь брызнула у несчастного Далекого с такой силой, что в глазах потемнело. Придя в себя, он удивленно хлопая глазами, молча уставился на своего обидчика. Тем временем сам Паклин уже переместился на диван, вальяжно развалившись, оперевшись на мягкий подлокотник.
– Значит так, Илюша, слушай меня внимательно. С сегодняшнего дня забудь обо всем, что я тебе говорил до этого. Забудь про статьи, которые ты должен был написать.
Все забудь. Это нам теперь ни к чему. Лишнее это все. Это понятно?
– Понятно, – Илья утвердительно кивнул головой, отчего почувствовал резкую боль в затылке.
– Хорошо. Теперь следующее. Завтра с утра ты пойдешь устраиваться в "Российские новости". Ты сделаешь все, чтобы понравиться Компотову. Не сделаешь – ну, тогда…
– Паклин выдержал паузу. – Тогда умрешь.
Далекий жадно сглотнул слюну, перемешанную с кровью, и тупо уставился на Паклина.
Ему было страшно. И, пожалуй, кроме страха ничего он больше и не испытывал. Ему хотелось снова стать маленьким и избавиться в одночасье от всего этого кошмара.
Но маленьким стать было уже невозможно, зато возможно было совсем другое – не дожить до завтрашнего вечера. Мысли в панике разбегались в его голове, словно ошалелые тараканы. Нужно было найти хоть какой-нибудь выход. Нужно было ответить этому самодовольному Паклину, ответить так, чтобы тот исчез из его, Ильи, жизни раз и навсегда. Но сколько Далекий не силился, выдавить из тайных закутков своего сознание хоть что-нибудь дельное он не мог. И тогда он решил действовать старым, еще с детства проверенным способом. Внезапно в его трепещущем от страха мозгу всплыла уже давно позабытая картина. Он, маленький, в коротеньких шортиках, едет на велосипеде. Ему, наверное, лет пять-шесть, не больше. И все вокруг так хорошо и чудесно. Погода просто замечательная – солнце в зените, он не жарко, так как дует прохладный ветерок, так нежно ласкающий личика маленького Илюши.