Об Илье Сергею Ефремовичу рассказал один их общий знакомый, который был осведомлен о талантах Далекого. Собственно с целью поэксплуатировать этот самый талант гость и явился. Судя по его словам, он являлся докторантом одного из академических институтов, но вот диссертация у него как-то "не шла". Илья поинтересовался темой работы, и оказалось, что она почти полностью совпадала с темой его дипломной работы в университете. Но об этом он резонно умолчал.
Сергей Ефремович, как человек деловой и дюже занятый, долго кота за хвост не тянул и сразу сделал Илье предложение, от которого тот не смог отказаться – за достойное вознаграждение написать ему эту самую диссертацию.
На работу у Ильи ушло чуть больше трех недель. Ему пришлось посидеть по библиотекам, чтобы добрать материалы. Затем он умело скомпилировал их со своим дипломом и бодро отрапортовал заказчику, что задание выполнено. Сергей Ефремович приехал тем же вечером. Но без денег, что было вполне естественно. Для начало ему нужно было убедиться, что диссертация пройдет все необходимые инстанции и будет допущена к защите. Илья не возражал.
Прошло еще три недели и во входную дверь квартиры, в которой был прописан Далекий, снова позвонили. То был улыбающийся Сергей Ефремович. Он обнял Илью и радостно сообщил, что Ученый Совет рекомендовал работу к защите и как можно скорее. После этого он протянул Илье конверт, попрощался и удалился.
Илья закрыл за ним дверь, вошел в комнату, устроился поудобнее на диване и распечатал конверт. К его сумасшедшей радости сумма, которая оказалась в его руках, была почти на порядок выше изначально назначенной докторантом. Сомнений, на что ее потратить у Ильи не было. Уже на следующий день он приобрел себе новенькую вишневую семерку. Права, благо, он предусмотрительно получил еще за год до этого.
И вот та самая семерка, теперь уже конечно не такая новая, стояла перед ним. Уже сидя в машине и мчась по утренним московским улицам Далекий понял, что едет на интервью, темы которого себе совершенно не представляет. Он схватился за мобильник, но вспомнил, что номер Василисы стер в тот же день, как его выкинули из редакции. Большей авантюры себе представить было сложно. Но обратного пути не было. Вернее был, но Илья, удивляясь сам себе, даже не допускал мысли, что можно развернуться и поехать домой. Наоборот, он еще сильнее вжимал педаль газа в пол, устремляясь на встречу неизвестности. Ощущение, которое он при этом испытывал было для него настолько новым, что сколько он не пытался в нем разобраться, понять ничего не получалось. Ему казалось, что он камикадзе, мчащийся из-за облаков на растущий на глазах американский линкор. Аналогия эта ему понравилась, то потом он вспомнил, что сам одет, как американский линкор. Таким образом, получалось, что он мчится навстречу самому себе. В том случае, конечно, если он все еще камикадзе. И это было еще не самым страшным, что могло произойти. В конце концов, столкновение с самим собой не смертельно. Наоборот, оно поможет ему найти свое "я", определиться. Куда хуже, если он всего лишь линкор. В этом случае в роли камикадзе выступал Паклин, вернее предстоящая встреча с ним.
Действительно, она могла его уничтожить, смять, сломать навсегда. Но почему? Это же просто интервью!
Почему для этого выбрали его? Ну, это тоже легко объяснимо. Кого еще можно было послать брать интервью у высокопоставленного государственного чиновника, пусть и бывшего? Кого? Губкина? Его и послали, но где он, Губкин этот? Василиса сама сказала, что он испарился, и найти его не представляется возможности. И чёрт бы с ним. Так ему и надо. Ну, хорошо, а что, кроме Губкина в редакции больше не нашлось людей? Выходит, что не нашлось. Ну не поручать же это Паше Рогову, который если в этой жизни и брал интервью, то в лучшем случае у дешевых московских проституток. Могли бы, в принципе, отправить к Паклину Ленку Голубеву, но нет, она тоже не подходила. Смазливая, слишком развязная, не тот у нее уровень.
Поперебирав других своих бывших коллег, Илья окончательно пришел к выводу, что достойных кандидатур в редакции, похоже, действительно просто не было. Кроме него и Губкина. Губкин исчез, и обратились к нему. Все просто.
За этими размышлениями он не заметил, как проскочил нужный ему поворот. Илье пришлось сделать лишний круг, но все же ровно в девять он уже стоял у указанного ему Василисой подъезда. Как только он подъехал, все опасения насчет того, что предмет предстоящего разговора окажется для него загадкой, отпали сами собой. У подъезда, переминаясь с ноги на ногу, стоял Петюня – прыщавый подросток, который работал в газете курьером. Илья его хорошо помнил и мало того, сам дал ему это нелепое имя. Вообще-то на самом деле Петюню звали Андреем, и был он обычным школьником-старшеклассником. Но имя Андрей шло ему так же, как облезлому пуделю идет кличка Рекс. Вида он был жалкого и какого-то забитого. Когда Илья увидел его в первый раз, он сразу про себя назвал его именно Петюней, сам не зная почему. Просто это сочетание букв больше всего подходило к аляповатому облику новоиспеченного курьера.
– Эй! – Илья высунулся из полуоткрытой двери машины. – Петюня!
Петюня заметил его и засеменил по направлению к "семерке".
– Здрасте, Илья Андреич,- Петюня улыбнулся нечищеными зубами.
– Привет! Меня ждешь?
– Ага. Тут Василиса Петровна вам просила передать, – он протянул Илье прозрачный файл, в который было вложено несколько листков.
– Спасибо, чувак! Выручил! – Далекий подал Петюне руку, которую тот подобострастно затряс.
Илья вылез из машины. Тело все еще ломило, но голова почти прошла и, в целом, чувствовал он себя неплохо. Петюня стоял рядом и рассматривал его. Илья вопросительно посмотрел на него и поинтересовался:
– Что-то еще?
– Да нет, вроде, – Петюня закатил глаза к небу. – То есть, да! Василиса Петровна просила сразу же позвонить ей, как только все закончится. Вот.
– Понял.
Илья уже собрался попрощаться с курьером, как вспомнил, что телефона Василисы у него нет.
– Слушай, ты телефон Васьки помнишь?
– Кого? – не понял Петюня.
– Ну, Василисы Петровны.
– Аааа… – Петюня снова обнажил желтые зубы. – У меня он записан, сейчас.
Илья записал Василисин телефон и отправил Петюню с богом.
Не успел Андрей – Петюня скрыться за поворотом, как двери подъезда распахнулись, и навстречу Илье вышел дорого одетый молодой человек с рацией в руках. Увидев Илью, он поднес рацию к губам и включил ее. Раздался треск, за которым последовало секундное молчание, после чего из рации послышался позывной:
– "Первый", я "первый".
– Он на месте, сейчас будем, – ответил, вероятно, "второй".
Убрав рацию во внутренний карман пиджака, молодой человек подошел к Илье, поздоровался и попросил следовать за ним.
Лифт доставил их на третий этаж. Двери медленно расползлись в разные стороны, и Илья вышел на лестничную клетку, где дежурил "первый" – точная копия "второго".
Он деликатно открыл перед Ильей металлическую дверь, ведущую на квартирную площадку, пропустил его вперед, а затем зашел сам. "Второй" остался дежурить у лифта.
Наконец Илья оказался во владениях Игоря Аркадьевича Паклина.
Не сказать, что облик жилища бывшего депутата, а ныне преуспевающего бизнесмена удивил его. Он не раз видел подобные апартаменты на страницах различных глянцевых журналов и, даже, пару раз в "Паровозе". Но в реальности никогда. И вот Илья стоял посреди огромного коридора, который был больше похож на поле для мини-футбола. Со всех четырех сторон из этого холла имелись входы в другие комнаты, которые, вероятно, были еще больше по своим размерам. На противоположной от входной двери стене висел внушительного формата портрет хозяина дома, обрамленный громоздкой позолоченной рамой. На портрете Паклин выглядел значительно моложе своих лет. Он восседал на массивном стуле, закинув ногу на ногу. Илье показалось, что портрет был выполнен вполне в духе школы фламандских живописцев, разве что с интерьером художник явно перестарался. Прямо за спиной написанного Паклина возвышались полки, забитые самыми разными предметами, которые, как понял Илья, по мысли живописца должны были рассказывать о главном герое полотна. Илья внимательно всмотрелся в содержимое полок и к своему удивлению заметил, что там присутствовала лишь одна книга, а все остальное место занимало безумное количество безделушек, большая часть которых была того же цвета, что и картинная рама.
Илья так увлекся изучением портрета, что и не заметил, как из одной из многочисленных дверей вышел живой Паклин. Он бесшумной поступью двинулся в сторону Ильи, расплываясь в приторной улыбке. Достигнув нужного расстояния, он остановился и протянул Далекому руку.
– Добрый день, Илья Андреевич. А я уж, право, заждался.
Ладонь у него была теплая и чуть потная. Но на нескольких пальцах у бывшего депутата были одеты кольца с разноцветными камнями, которые резко контрастировали с температурой его тела – они были холодными.
– Добрый день, Игорь Аркадьевич, – Илья чуть кивнул.- Извините, что заставили вас ждать – технические неполадки.
– Знаем мы ваши неполадки, – многозначительно промолвил Паклин.
После того, как процедура приветствия была завершена, Паклин предложил Илье пройти в его кабинет, который оказался за одной из многочисленных дверей холла.
Илья оказался в помещении офисного типа, но, естественно с элементами хозяйской правки. В целом комната была чистым модерном – простая деревянная мебель с вкраплениями пластика и металла. Но в дальнем углу, там, где стоял необъятных размеров черный кожаный диван, возвышалась небольшая статуя. Первое, что отметил Илья, что, к счастью, она не была желтого цвета. Статуя эта почти достигала более чем трехметрового потолка сталинской квартиры и выглядела действительно впечатляюще. Она была точной копией Паклина, но куда большего роста. Сам Паклин был довольно низок ростом, да к тому же почти лыс. Скульптор явно польстил ему, так как костюм на статуе сидел идеально, в то время как на настоящем Игоре Аркадьевиче он явно не сходился в районе живота. Да и волос у статуи было побольше.
Паклин, вероятно, перехватил взгляд Ильи, так как тут же откомментировал:
– Догадываетесь, чья работа?
– Нет, – честно признался Далекий.
– А вы всмотритесь получше, всмотритесь, – настаивал оригинал.
Илья сощурил глаза, делая вид, что внимательно изучает скульптуру. Постояв так немного, он театрально развел руками:
– Не могу признать! Извините, уж, Игорь Аркадьевич.
– Эх, молодежь, молодежь, – Паклин сокрушительно покачал головой. – Это же Гурители!
– Да что вы говорите! – Илья изобразил удивление, на которое только был способен.