«Мистер Лукас?» — голос Каролины Эймс.
«Да». Мой голос.
«Ваш номер дали мне в офисе Френка Сайза».
«Чем я могу помочь вам?»
Я послушал еще немного, пока не стало окончательно ясно, что на пленке полностью записан мой разговор с Каролиной Эймс. Я вынул наушник и отдал его Олтигбе. Олтигбе выключил магнитофон.
— Но тут нет ничего, что бы мне уже не было известно, — сказал я.
— Так, — сказал он. — Но вся информация, о которой она упоминала в разговоре с вами… У меня есть дубликаты.
— Не подлинники?
— Боюсь, нет. Только дубликаты. Копии магнитофонных записей и ксероксы.
— И вам известно, что это?
— Само собой разумеется, я знаю, что это, и я также знаю, что они стоят намного, намного больше, чем пять тысяч долларов.
— Тогда что ж так дешево?
— Мне не понравилось, как умерла Каролина. По тому, что я слышал… Это было ужасно. Ведь так?
— Да, — сказал я. — Это было ужасно.
— Она доверила этот материал мне ради собственной безопасности. Отдала его мне сразу после того, как позвонила вам. Она сама записала свой разговор с вами. Мы действительно были очень близки, правда.
— Что ты сделал со всем этим?
— С пленками и прочим?
— Да.
— Сложил вот в этот кейс и запер на дне моей машины.
— Когда ты в последний раз видел Каролину?
— Будет, командир, я ведь уже все рассказал полиции. У меня было приглашение на ланч в тот день, когда вы условились встретиться. Так что я оставил ее примерно в полдень. Тогда же я и видел ее в последний раз.
— Все ж одну вещь я не понимаю, — сказал я. — Ты очень хочешь продать эти материалы мне — или Сайзу — за пять тысяч, хотя сам же говоришь, что они стоят больше. Тут я что-то не схватываю.
— Вы хотите сказать, что я не похож на дурачка, который упустит возможность срубить бабки?
— Вот именно, — сказал я. — Ты — точно совсем не дурачок.
Олтигбе вздохнул.
— Наденьте наушник обратно.
Я сделал, как он сказал. Он снова запустил магнитофон, бобина начала крутиться. Некоторое время опять было тихо, потом мужской голос сказал «Алло». Это было похоже на голос Олтигбе.
«Мистер Олтигбе?» Это был голос мужчины в телефонной трубке. Но он был какой-то скрежещущий, механический. Тот, кто говорил, использовал преобразователь голоса, и хорошего качества.
«У телефона», — ответил Олтигбе.
«Слушай внимательно. Это не шутка. Если ты не желаешь, чтобы с тобой случилось то же, что и с Каролиной Эймс, принеси все материалы, которые она тебе передала, в телефонную будку на углу улиц Висконсин и Кью в двенадцать часов сегодня вечером. Угол Висконсин и Кью-стрит сегодня в полночь! Оставь это там и уезжай. Ничего не сообщай полиции. Это не шутка. Не ставь на кон свою жизнь — проиграешь».
Послышался щелчок, и затем зуммер. Я вынул наушник и вернул его Олтигбе. Он убрал его вместе с магнитофоном обратно в кейс.
— Вы что, записываете все свои телефонные переговоры? — спросил я.
— Делаю это с тех пор, как умерла Каролина.
— Почему?
— У меня очень подозрительная натура, мистер Лукас. Я решил продать эту информацию, но не вполне был уверен, кто станет моим покупателем. Другие тоже могли бы проявить интерес, но переговоры грозили бы затянуться. А я не думаю, что у меня так уж много времени.
— Как мне удостовериться, что последняя запись — не подделка?
— Никак.
— Когда вы собираетесь в Лондон?
— Завтра утром. У меня билет на восемь из Нью-Йорка. Поеду туда сегодня в ночь.
— На некоторое время повисло молчание, затем я сказал:
— ОК. Где бы вы хотели получить свои деньги?
— Может, у вас дома?
— Идет. В какое время?
Он улыбнулся.
— Почему бы нам не назначить встречу на полночь?
— Отчего ж нет? — сказал я.
Игнатиус Олтигбе опять опаздывал. Уже на 15 минут. Я расхаживал взад и вперед по своей гостиной, время от времени выглядывая в окошко, выходящее на Четвертую улицу. За компанию со мной был кот Глупыш. Сара ушла спать.
Сайз устроил мне почти часовой допрос с пристрастием, прежде чем выдать наконец пять тысяч наличными. Они были упакованы в коробку из-под обуви и аккуратно перевязаны веревкой, причем так, чтобы сверху получилась петля в виде ручки, очень удобной. Я понял, что тут не обошлось без Мейбл Зингер. Сайзу бы и в голову не пришло беспокоиться о таких мелочах.
Когда он передавал мне деньги, я испугался, что он сейчас заплачет. Он сдержался. Хотя у него в голосе и зазвенели слезы, когда он сказал: «Только ради всего святого, не потеряйте их где-нибудь».