161549.fb2
Она кивнула.
— Вы знаете, где он будет сегодня днем?
Я покачал головой.
— Пойдет учиться летать! Конечно, одного его не пустят, но ему нравится подниматься туда с инструктором и болтаться в воздухе, как дураку.
— А знаете что? — спросил я.
— Что?
— Готов поспорить, я знаю, почему вы так хорошо помните Билли Мизелля.
— И почему?
— Спорим, он заигрывал с вами, разве нет? Может быть, его потому и выгнали. Боссу не нравились такие штуки. Мистеру Коллинзону, я имею в виду.
Ее лицо немного смягчилось. Возможно, под действием спиртного, но хотелось думать, что под влиянием памяти.
— Я была слишком стара для Билли.
— Вы не были для него слишком старой! Вам тогда не могло быть больше 32–33, - сказал я, сбросив со своей реальной оценки восемь или девять лет.
— Мне было 38, - сказала она, вероятно, тоже подправив реальность на пару лет. — А ему тогда было всего тридцать. Дикарь! Настоящий дикарь!
— Что с ним произошло?
Она пожала плечами.
— Что происходит с такими вот Билли в мире? Они, я полагаю, стареют, но так и не взрослеют. Сейчас ему должно быть сорок семь, не так ли? — Она покачала головой. — Не могу себе представить Билли сорокасемилетним.
— А он так и не женился?
— Он? Молоко слишком дешево, слышали? Старая шутка.
— В смысле, зачем покупать корову?
Она кивнула.
— Зачем покупать корову, если молоко и так дешевое? Он, бывало, частенько это повторял.
— А когда-нибудь он упоминал о семье? Брат там или сестра?
— Брат у него был, Френки, — сказала она. — На год или два постарше. Однажды зашел сюда, чтобы занять двадцатник у Билли. У Билли, понятно, его не было, поэтому он занял у меня и отдал брату. Назад я так ничего не получила. Да и не думаю, что я на это рассчитывала.
— А чем занимался Френки?
— Он был музыкант. Играл на рояле по городу. Пел немного. Ну, вы знаете. Хорошенький, как шелк, с настоящими кудрями и обворожительной улыбкой, на вечеринках, бывало, свет приглушат, а он начинает мурлыкать «Звездную пыль» прямо для старых матрон, которых уже развезло после четвертого мартини, и они все начинают прям на него бросаться и тащить к себе домой. Ну а там сами выясняли про него, о чем их и так уже бармен предупреждал.
— Что выясняли?
— О Френки-то?
— Угу.
— Голубой он был, по-моему. Не для баб, в общем. А виски у нас еще немного осталось?
— Сколько угодно, — сказал я.
Она поднесла стакан, и я снова наполнил его самой щедрой мерой. Немного плеснул и в свой стакан. Она добавила себе воды из холодильника, потом снова села и посмотрела на меня своими голубыми глазами. Они, пожалуй, блестели чуть больше, чем прежде.
— У Билли ведь нет никаких неприятностей?
Я покачал головой.
— Нет. Не думаю.
— Зачем же тогда кому-то вроде Френка Сайза его искать?
— Это долгая история, мисс Мейз. На самом деле я ищу кого-нибудь, кто мог бы что-то знать о маленькой девочке по имени Конни Мизелль. Или, может быть, Констанции. В 57-58-м ей должно было быть лет десять-одиннадцать. Я думал, что Билли мог бы быть ее отцом.
Фиби Мейз улыбнулась и покачала головой.
— Невозможно, — сказала она. — И Френки тоже никак не мог бы быть ей папой.
— Почему?
— Назад в 50-е — это теперь как назад в каменный век. Пилюли для женщин тогда еще не придумали! А у Френки и Билли было кое-что, что делало их чрезвычайно популярными среди дам.
— Что такое?
— Когда им было по 13 и 14 лет, они оба переболели свинкой.[10]
Фиби Мейз предложила мне немного послоняться поблизости, чтобы дождаться встречи с ее ухажером Фредди — он, мол, должен явиться со своих полетных уроков с минуты на минуту. Она заявила, что мы все поедем кататься на его «дюнном багги». Пришлось сослаться на якобы уже имеющуюся договоренность о другой встрече, которую теперь, увы, я не в силах отменить.
— Если вы все ж его отыщете, передавайте от меня привет, хорошо? — сказала она.
— Вы о Билли Мизелле?
— Угу. О Билли.
— Хотите, чтоб я попросил его заскочить сюда и навестить вас, если я его встречу?
Она подумала над этим некоторое время.
— Ему сейчас примерно 47, так ведь? — сказала она.