— Кудряшов не бывал?
— Это ее начальник, толстый такой? Нет, его Ирина не приглашала.
— Но вы были знакомы?
— Встретились однажды на стоянке такси. Я был с Ириной, а он с братом.
Знаменский навострил уши.
— Кудряшов так и представил своего спутника?
— Не помню… они чрезвычайно похожи, только тот помоложе.
— Так… — Знаменский переглянулся со Смолокуровым. — Каковы были отношения Кудряшова с Ириной Сергеевной?
— Ну… иногда она жаловалась.
— На что конкретно?
— Вот ведь… — сожалеюще пожал плечами, — как ни странно, не могу припомнить с определенностью.
— Другими словами, не обращали внимания на жалобы.
Красавчик обиделся.
— Позвольте, зачем так формулировать? Начальство есть начальство: всегда могут быть неприятности.
— Вы не советовали жене уйти из «Ангары»?
— Я же ничего не знал!
— Пал Палыч, — Смолокуров решил поучаствовать. — Хотелось бы услышать, где товарищ Маслов обычно обедал?
— То есть… почему вы спрашиваете?
— Да так — небезынтересно.
Неужели? Миша зарылся в бухгалтерию и, вероятно, забыл мне сказать. Кажется, наконец-то Маслов ощущает неловкость!
— Видите ли, «Ангара» в пяти минутах от моей работы… я стал заходить… тем более, что трестовская столовая — не очень, знаете, а у меня иногда печень… и, вообще, приятно посидеть в культурной обстановке… Вы полагаете, это могут счесть предосудительным?
— Вы расплачивались за обеды? — резко хлестнул Знаменский.
— Ирина как-то… оформляла.
— Как?
— Боюсь напутать… вам лучше справиться у нее…
Нет, посмотрите на него! «Я как честный человек осуждаю Ирину»! Он осуждает. У него иногда печень… и гражданский долг. Ему нравилось в культурной обстановке!
Смолокуров издал губами презрительный звук. Знаменский кое-как проглотил то, что гневно набегало на язык. Он намеревался еще раз повидать мужа Масловой до ее освобождения, настроить его должным образом, но почувствовал, что ничего не сообщит сидящему посреди комнаты честному человеку, не будет ему делать приятностей. Пусть поскорей уходит! Но сейчас Маслову что-то от него понадобилось:
— Пал Палыч, у меня просьба…
— Передачу можно свезти в любое время, я дам разрешение.
Нет, не угадал, про другое речь. Маслов сник, даже плечи ссутулились.
— Передачу?.. Разве я соображу, что купить… Выскочил вот в перерыв… Этим ведает теща… Не могу себе представить Ирину в тюрьме на нарах, — прошептал угнетенно. — Просто не могу себе представить…
— Нар в следственном изоляторе нет, у каждого своя койка. Но веселого, конечно, мало. Ирина Сергеевна: просила вас не тревожить, но она была больна.
— Сердце?!
— Да.
— Как же она там одна? Там хоть врач-то есть? — застрадал он.
— Есть. Было сделано все необходимое.
— И Ирочке лучше?
— Да, она поправилась.
— Слава богу! — он промокнул лоб отглаженным платочком, чуть повеяло одеколоном. — Теперь я понимаю, почему вы не давали свиданий.
Свиданий я не давал потому, что во время следствия нельзя. Но этого я тебе тоже не скажу.
— Она пока не хочет с вами встречаться.
— Почему?!
— Оберегает вас от неприятных впечатлений.
Маслов сложил платок по сгибам, но, забывшись, скомкал в ладони. Он не уловил в интонации следователя желчи.
— Знаете, возможно, она права. Я так люблю красоту, а там… брр… До чего же это дико! Наверное, конечно, ее обманули, запутали, но все равно — как она могла так легкомысленно, зная всю опасность… и что ставит под удар мое будущее!..
Почти в слезах. О себе!
— Вы что-то хотели просить.
— Ах, да… огромная просьба! Погода теплая, а вещи описаны. Там два дедероновых костюма…
— Исключить из описи? Подайте заявление, рассмотрим.