Лишь в битве с великой угрозой завоевывается великая слава.
Голос в переговорнике домофона прохрипел:
— Mitto tibi navem prora puppique carentem.
Аллегра лихорадочно соображала. Латынь-то она понимала — «Я послал тебе корабль без носа и кормы». Но как понимать это изречение? Что это — корабль без носа и кормы? Разве такое бывает? Может быть, имеется в виду что-то другое? Какой-то перед и зад. Начало и конец. Что-то первое и что-то последнее. На латыни корабль — «navem», и если убрать начало и конец, если убрать первую и последнюю буквы, то…
— Ave, — с улыбкой произнесла она. По-латыни значит «привет».
— Ага, ave, — с усмешкой откликнулся голос. — Правда, на этот раз я на почести не претендую. Почести адресуй Цицерону.
Створки дверей с шуршащим звуком раздвинулись перед Аллегрой, и она, улыбаясь, вошла в лифт. С Аурелио Эко она познакомилась в «Ла Сапиенса» еще до того, как уехала в Колумбийский университет, где он по приглашению читал лекции по античности. До этого он пятнадцать лет работал директором Музея виллы Джулия, самого крупного в Риме собрания этрусской культуры, и в течение десяти лет из этих пятнадцати помимо этого возглавлял отдел археологических находок в Уффици. К несчастью, работа эта обогатила его неисчерпаемым запасом всевозможных загадок, и Аллегре каждый раз приходилось напрягать мозг и отгадывать их, чтобы попасть в его квартиру, — такое вот условие придумал он ради забавы. Прямо-таки современный Сфинкс, а Аллегра, получается, Одиссей.
Как обычно, дверь была открыта и чайник вовсю пыхтел. Аллегра сделала себе кофе покрепче, а для Аурелио чай «Эрл грей» с лимоном — давняя его любовь, еще со студенческих оксфордских времен, любовь, от которой он никогда не мог или не хотел отказаться.
Аурелио ждал ее, сидя на своем рабочем «троне» — высоком кожаном кресле, покрытом домотканым арабским пледом, привезенным из Иордании. В этом пыльном кабинете вообще было много таких вот памятных сувениров — фотографий со всевозможных раскопок, карт в рамочках, пожелтевших газетных и журнальных публикаций, молитвенных четок, инкрустированных шкатулок, осколков древнеримских глиняных табличек и этрусской керамики, многочисленных древнегреческих статуэток. Иногда Аллегре казалось, что вся жизнь Аурелио заключена в этом небольшом кабинете, где каждый предмет был наполнен особым смыслом или овеян воспоминаниями, и только хозяин всех этих древностей имел право любоваться ими, продлевая их жизнь.
Впрочем, примитивный архив этот производил впечатление хаоса — криво висевшие картины на стенах, неровные стопки книг на полках со втиснувшимися между ними грязными засохшими чашками и стаканами; пол, усыпанный газетными вырезками; недочитанные книги, раскрытые обложкой кверху, и стопки архивных карточек с памятками о предстоящих лекциях. Если не считать особенно дорогих сердцу хозяина артефактов, почтительно помещенных в застекленную витрину, все это добро было раскидано по комнате в произвольном порядке и ждало своего часа, словно команда десантников, готовых к высадке на вражеской территории.
Веселые нотки его голоса, прозвучавшие в домофоне, теперь исчезли, и Аурелио показался Аллегре каким-то угрюмым — именно такое впечатление создавали выпяченная нижняя губа и нахмуренные брови. По-детски насупленное лицо пожилого человека показалось Аллегре забавным и умильным.
— Может, тебе не надо больше ко мне ходить? — со вздохом сказал он. — Проводила бы время с друзьями, своими сверстниками.
— Ой, только не начинай опять! — тоже со вздохом сказала она. — Я сколько раз тебе говорила, что у меня нет друзей, нет на них времени. К тому же я люблю старые вещи. — Она лукаво подмигнула. — Они пахнут интереснее.
В свои под семьдесят Аурелио был одинок — из родни у него остался только какой-то дальний племянник, объявлявшийся лишь изредка, чтобы поклянчить денег. Поэтому Аллегра старалась при случае заглянуть к старику — навещала просто так, а не как сегодня, по делу.
— Ты обещала прийти к обеду, — продолжал он обиженным тоном, хотя Аллегра по голосу чувствовала, что ее ответ повеселил его. — А сама опоздала.
— И кто же в этом виноват?
Аурелио улыбнулся, и от угрюмости на его лице не осталось и следа. Лицо у него было доброе — большие светло-карие глаза, нос с горбинкой и грубая, дубленная ветрами и солнцем кожа. На нем была рубашка и желтый шелковый галстук — еще одна маленькая привязанность, оставшаяся от былых оксфордских дней. Поверх рубашки — старенький, изъеденный молью вязаный кардиган: его он носил дома, чтобы не платить за отопление этим «грабителям» из энергокомпаний, на три месяца в году обрекавшим его квартиру на условия сибирской вечной мерзлоты.
— A-а, значит, они все-таки позвали тебя! — радостно воскликнул он.
— Я так и знала! — обиженно сказала Аллегра. — С кем ты говорил? И что им сказал?
— ОБОПу понадобился специалист по античности. Они позвонили в университет. Университет направил их ко мне. А я сказал им, что вышел на пенсию, и вместо себя порекомендовал тебя.
— Они тебе сказали, чего хотят?
— Конечно, нет. Это же ОБОП. Они никому ничего не раскрывают. — Он вдруг задумчиво насупился. — Я думал, ты будешь рада. А что, какая-то проблема?
Вдохнув поглубже, Аллегра торопливо поведала ему о событиях последних двадцати трех часов. О перевернутом распятии на месте убийства Юлия Цезаря. О тщательно срежиссированном обезглавливании в Пантеоне. О явной связи этих убийств с картинами Караваджо. Аурелио слушал очень внимательно, лишь иногда качая головой в самых мрачных местах рассказа, но ни разу не перебил Аллегру.
— Так, значит, мертвец в Пантеоне — это…
— Брат-близнец Аннибале Ардженто Джио.
— Merda[7], — выругался профессор, пожалуй, впервые за все время, что Аллегра знала его. — Вот они теперь будут упиваться!..
Это «они» относилось к средствам массовой информации, столь презираемым профессором с тех пор, как несколько лет назад один проныра репортер втянул его в неприятную историю с поддельной этрусской вазой. Он презрительно махнул рукой в сторону стоявшего в углу телевизора, словно пытаясь отгородиться от этого предмета, который давно уже исключил из своей жизни.
— Я полдня ломала голову над тем, нет ли еще какой связи между этими двумя убийствами и другими полотнами Караваджо. Этот Галло норовит пристроить меня в подмогу на полный рабочий день.
— Прости, Аллегра… Я же не знал, что так выйдет.
Она пожала плечами. На старика было трудно сердиться. В конце концов, не кто-нибудь, а именно Аурелио очень помог ей в свое время — первым догадался, что ей надоела монотонная научная работа, и по-дружески посоветовал поступить в карабинеры — на службу в отдел охраны художественного наследия. Тогда он хотел как лучше, всего лишь хотел помочь.
— Да я понимаю.
— У тебя есть еще что-нибудь? Спрашивай, — оживившись, сказал Аурелио.
— Есть. И много. Прямо не знаю, с чего начать, — посетовала Аллегра. — Хотя… знаю с чего. Я же хотела спросить.
— Конечно, спрашивай.
— У обеих жертв во рту были найдены какие-то монеты, очень похожие на античные.
— Плата Харону, — моментально предположил Аурелио.
— Вот и я так сначала подумала. Но только это не монеты, а свинцовые диски.
— Свинцовые? — Аурелио задумчиво сдвинул брови. — Как странно…
— Вот и я подумала, что странно… Сначала вспомнила, что в Древнем Риме так подделывали монеты — чеканили из свинца и покрывали золотой фольгой. А потом подумала: вдруг тут есть какая-то другая связь с миром античности, вдруг я что-то упускаю…
— Странно, но не беспрецедентно, — продолжал Аурелио, перебив ее. — Дай-ка мне вон ту красную книжицу.
Аллегра достала книгу с полки, где стояло еще штук пятнадцать его изданных академических трудов, и передала профессору. Несколько секунд он держал ее в руках с закрытыми глазами, ощупывая пальцами кожаный переплет, словно слепой, читающий шрифт Брайля. Потом открыл глаза и стал листать — медленные, неуклюжие движения напоминали об инсульте, перенесенном им лет пятнадцать назад.
— Вот, — сказал он наконец.
— Что «вот»?
— «В пятом веке до нашей эры перед лицом угрозы со стороны империи персов несколько ахейских государств решили объединиться в военный союз под предводительством афинян, — прочел Аурелио вслух. — Членам союза надлежало вносить плату в виде кораблей или денег, взамен чего союз брался защищать их территории от внешнего врага. Символически… — Аурелио многозначительно помолчал. Аллегра хорошо помнила этот его театральный прием еще по лекциям — он использовал его, когда собирался произнести что-то очень важное. — Символически представители государств, вступающих в союз, бросали в море металлические монетки».
— Свинцовые? — воскликнула Аллегра.
— «Обычно это были монеты из свинца. Считалось, что союзу суждено продлиться до тех пор, пока такая монета не всплывет».
Аллегра задумчиво молчала, потом сказала:
— И ты думаешь, что…
— Тебя интересовало, какая может быть связь между свинцом и миром античности. Я привел пример, а думать — твоя работа. — Он улыбнулся.
— А как назывался этот союз?
Аурелио сделал вид, будто консультируется с книгой, хотя Аллегра точно знала, что это просто повод для еще одной из его знаменитых театральных пауз.
— Они называли себя Делийской лигой.
Дверь «запикала» и открылась. Том даже не обернулся — по частым, семенящим шажкам Ортица и по тяжелой, размашистой поступи Стоукса понял, кто к нему пожаловал.
— И как долго вы собираетесь держать меня тут? — поинтересовался он, не скрывая злости.
— Мистер Кирк, убит федеральный агент, — ответил ему Стоукс ледяным тоном, уже не пытаясь скрывать инстинктивную враждебность. Он выдвинул из-за стола стул и оседлал его, усевшись лицом к спинке. — Поэтому держать вас тут мы будем столько, сколько сочтем нужным.
— Какого черта ты напоминаешь мне, что она убита? Ты, напыщенный урод! — сдавленно прохрипел Том, показывая ему рукав, еще влажный от крови Дженнифер. — Я держал ее за руку, когда она умирала. Или ты забыл?
Он даже был рад тому, что Стоукс так себя ведет. Это давало ему повод выплеснуть свою злость, от которой, как от ядовитого опиума, кровь бурлила и пульс учащался. Лучше уж так, чем под даться скорби, позволить ей сковать себя и мучиться бессмысленными вопросами по поводу того, что он мог и что должен был сделать, чтобы спасти ее.
Образ Дженнифер стоял перед глазами. Том старался не зацикливаться на нем, гнал от себя с тех пор, как носилки скрылись в лабиринтах больницы, а его препроводили обратно в самолет Кицмана и доставили в эту мрачную комнату для допросов. Но Дженнифер по-прежнему стояла перед глазами — вся в крови, с кислородной маской на лице, с проводочками, торчащими из рук. Кто она? Мученица? Жертва? Если так, то ради чего мучения и ради чего жертва?
— Если мы хотим поймать тех, кто сделал это, нам понадобится ваша помощь, — сказал Ортиц, стоявший справа от него. Ортиц сразу взял примирительный тон, показавшийся Тому скорее искренним, нежели похожим на неуклюжую попытку поиграть в доброго и злого следователя. Выглядел Ортиц никудышно — на щеках щетина, глаза усталые.
— Никого вы не поймаете, если будете торчать здесь, — огрызнулся Том. — След остывает, пока мы тут болтаем. Нам надо быть в Вегасе.
— Когда на боевом посту погибает агент, мы по инструкции обязаны отстраниться, а на место отправляется спецгруппа, — заученным тоном, словно по учебнику, пробубнил Стоукс. — Группа уже работает там и докладывает напрямую директору ФБР Грину.
— Грину? — Том оживился. Джека Грина он знал, вернее — встречался с ним несколько раз, когда работал с Дженнифер. В свое время помощь Тома Грину очень даже пригодилась. — Я хочу поговорить с ним. Он знает, что я здесь?
Ортиц стрельнул глазами в сторону огромного зеркала, занимавшего большую часть левой стены. Внутри у Тома все будто оборвалось. Похоже, Грин не только знал, что его держат здесь, но и, судя по выражению лица Ортица, даже наблюдал за разговором. Смерть Дженнифер запустила часовой механизм. Теперь они будут разбираться и выяснять, что да как, и никаких поблажек от них не дождешься.
— Вы лучше поговорите с нами, — отрезал Стоукс. — Расскажите, что там произошло.
— А то вы не знаете! Вы же сами были там и все видели.
— Я знаю только одно: Брауни обратилась к вам за помощью и через двенадцать часов после этого была мертва.
— И по-вашему, я причастен к ее смерти? — Том не верил своим ушам, даже про злость забыл.
— Двадцать миллионов долларов — немалые деньги. — Стоукс смотрел на него с подозрительным прищуром. — Даже для вас.
— Значит, у вас такая версия. Что я, дескать, хотел прикарманить денежки. — Том пока еще не разобрался, намеренно ли провоцирует его Стоукс или просто тупит.
— Я считаю, что убийство федерального агента — хороший способ отвлечь внимание. Если бы один из наших агентов не проявил расторопность и вовремя не позаботился о чемоданах, кто знает…
— Если бы они хотели просто отвлечь внимание, то могли застрелить кого угодно, — возразил Том. — Например, меня.
— Вот именно. — Стоукс многозначительно повел бровями, как если бы Том подтвердил его точку зрения.
— Но они этого не сделали. Они выбрали именно Джен-нифер. Так, может, вам следует задаться вопросом почему? — гнул свое Том.
— Это вы сейчас о чем? — Стоукс раздражительно пожал плечами.
— Дженнифер говорила мне, что две недели назад вышла на цепочку торговли ворованным антиквариатом, — сказал Том, глядя на Ортпца, который кивком признал сей факт. — Потом вдруг откуда ни возьмись всплывает этот давно утраченный Караваджо. И звонят почему-то не кому-то, а Дженнифер. Выдумаете, это совпадение?
— А вы? Вы так не думаете? — спросил Ортиц, хмурясь.
— Я думал так до вчерашнего вечера. — Том пожал плечами. — А теперь думаю, что не было никогда никакого Караваджо и никакого обмена не было. Теперь я думаю, что все это была просто инсценировка, типичная подстава. Что священник потому и начал тянуть резину. Потому что ждал, что приду не я, а Дженнифер. И он тянул резину, чтобы дать снайперу время отыскать ее в зале.
— Их целью были деньги, и вы это знаете, — сказал Стоукс, раздраженно отмахиваясь от версии Тома. — Уж это мы поняли.
— Дженнифер говорила мне, что дилер, арестованный в Куинсе, назвал вам какое-то имя. Кого-то в Италии, — сказал Том, обращаясь исключительно к Ортицу и продолжая игнорировать Стоукса. — Кто этот человек, которого вам назвали? И связан ли он как-то с итальянской мафией?
— Подождите, так вы считаете…
— Эта информация засекречена, — поспешил перебить Ортица Стоукс. — Брауни слишком многое вам доверила, а вы, — он указал пальцем на Ортица, — этому потакаете!
— Незаконный оборот антиквариата в Италии контролирует мафия, — продолжал гнуть свое Том. — Это мафия решает, кому и где проводить раскопки, и прибирает к рукам все, что достают из-под земли. Мафия имеет на этом миллионы. Да-да, та самая мафия, которая, если верить слухам, держала у себя этого злополучного Караваджо все эти годы.
— Вы это о чем? — Ортиц так увлекся, что уже не замечал злобных взглядов Стоукса.
— Я о том, что это была профессионально выполненная подстава. Что Дженнифер вышла на что-то очень опасное, и полотно это было хорошим предлогом, чтобы выманить ее под пулю.
— Если вы не заблуждаетесь, то… — задумчиво проговорил Ортиц.
— Если я не заблуждаюсь, то поймать снайпера уже не получится. Мы опоздали. Можете, конечно, отдать на анализ оставшуюся от него кровь, но такие люди как привидения — их, считай, нет. Так что анализ крови вам не поможет. А вот попробовать найти заказчика подставы я бы мог.
— Вы могли бы найти заказчиков?! — Стоукс презрительно заржал. — Да кто вам даст-то! Вы и нужду справлять в туалете будете под нашим присмотром еще ой как долго!
— Дайте мне просмотреть ее досье, — сказал Том Ортицу. — Возможно, я вхож в такие места, куда не пустят вас, и могу поговорить с людьми, которых не знаете вы. Но я должен действовать немедленно. Прямо сейчас.
Ортиц хотел что-то сказать, но передумал, стрельнув глазами в сторону зеркала.
— Ага, сейчас, разбежался! — Стоукс снова громко заржал. — Нет, этот парень меня достал! Он и так подвел нас под монастырь, а теперь еще хочет добить окончательно!
— В таком случае либо предъявите мне какое-то обвинение, либо отпускайте! — разозлившись, крикнул Том и вскочил на ноги. — А пока вы просто тратите мое время.
— Я уже сказал вам, Кирк, что вы никуда не пойдете, — ледяным тоном отрезал Стоукс и, поднявшись, направился к двери.
— Извини, парень, но он прав. Так надо. — Ортиц пожал плечами и вышел вслед за Стоуксом.
Дверь за ними захлопнулась, и зеленый глазок электронного индикатора сменился на красный. Том сунул руку в карман брюк и нащупал там электронную карточку-ключ, которую Дженнифер вложила ему в руку в вертолете.
Даже тогда, истекая кровью, перед самой смертью, она знала, как все обернется. Даже тогда она знала, как ему придется поступить.
Собравшись уходить, Аллегра опять расстроила Аурелио. Опоздала, а теперь вот уходит раньше, посетовал он. Тогда она напомнила ему, по чьей милости вообще оказалась втянутой в это дело, ради которого теперь должна куда-то бежать. Но Аурелио уже включил радио на полную катушку, сделав вид, что не слышит ее. Аллегра знала: переживать не стоит. Завтра он уже сменит гнев на милость и обиды исчезнут, как тучи с небосклона после отгремевшей бури.
Насчет связи свинцовых дисков с Делийской лигой она не была уверена, зато знала наверняка, что Галло непременно захочет доложить об этом начальству — дескать, это он сам до такого додумался. Поэтому Аллегра решила позвонить ему, но мобильник полковника оказался отключен. Тогда Аллегра связалась с его помощником, и тот объяснил, что в морге, где Галло сейчас находится, не ловится сотовая связь, но она еще может застать Галло там, если поторопится.
Отметившись на входе, она помчалась в холодный подвал. В приемной морга сидел за стойкой молодой парень в белом лабораторном халате — судя по возрасту, студент — и таращился в монитор.
— Я к полковнику Галло, — сказала Аллегра, раскрывая бумажник с пропуском.
Парень вскочил, торопливо вырубив игрушку-пасьянс.
— Вы его уже не застанете, — деловито сообщил он, перегнувшись через стойку и выглядывая в коридор, как если бы Галло еще шел по нему. — А вот синьор Сантос еще там.
— Кто?
— Синьор Сантос. Пришел на опознание Ардженто. Полковник Галло счел, что расходиться им лучше по отдельности. — И парень махнул рукой на какую-то дверь.
Аллегра приоткрыла ее и заглянула в помещение. Огромная прямоугольная комната, совершенно пустая и бесцветная, если не считать двух синих замызганных пластиковых банкеток и кулера с питьевой водой, поставленных у правой стены. В противоположной стене целый ряд одинаковых алюминиевых дверей с ручками-рычагами и табличками. Одна дверца была открыта, носилки выдвинуты. Над ними спиной к Аллегре стоял человек.
— Синьор Сантос?
Аллегра открыла дверь и вошла. Сантос медленно обернулся на ее голос. Лет около пятидесяти, стройный, поджарый, лицо загорелое, зубы цвета хорошо отполированной слоновой кости, коротко подстриженные темные волосы с проседью, начавшие редеть у завышенной линии лба. Одет с безукоризненным вкусом — в клубный пиджак от Чезаре Аттолини и белые фланелевые брюки, замявшиеся, как полагается, всего в одну складочку над коричневыми ботинками от Черча. Бледно-розовая рубашка от Барбы прямиком из Неаполя, полосатый галстук от Маринеллы, ременьот Гуччи. Последний — скорее для красоты, нежели для поддержания брюк.
Сантос встретил Аплегру встревоженным, даже подозрительным взглядом, заставившим ее сразу же пуститься в объяснения.
— Лейтенант Аллегра Дамико, — представилась она, протянув ему свой полицейский жетон. — Я работаю вместе с полковником Галло.
— A-а, понятно. — Он улыбнулся и, кивнув, вернул ей бумажник. — Тогда извиняюсь. Я подумал, вы из прессы.
— А что, пресса за вами гоняется?
— Пресса гоняется за возможностью щелкнуть на камеру официальное лицо, скорбящее по поводу утраты зверски убитого брата. И я здесь именно для того, чтобы пресса этой возможности не получила.
— Так, значит, депутат Ардженто попросил вас опознать тело его брата?
— Вообще-то это была идея полковника Галло, — объяснил Сантос. — Он счел, что так будет лучше… так сказать, упростит дело.
— А откуда вы знаете убитого?
— Прошу прощения, я не представился. — Он шагнул к ней, протягивая руку. — Я Антонио Сантос, президент «Банко Розалиа».
Он протянул ей свою визитную карточку, сразу обеими руками — типичный жест человека, который либо жил, либо долго работал на Дальнем Востоке. Карточка недешевая, твердая, с золочеными буквами:
Антонио Сантос
Президент и генеральный директор
«Банко Розалиа»
— Джио работал у меня.
Аллегра встала по другую сторону носилок, и на алюминиевой поверхности дверцы появилось ее отражение.
Джулио Ардженто лежал между Аллегрой и ее собеседником — голый, до подбородка накрытый простыней. Из-под простыни вывалилась левая рука, на запястье красовался ярлык со штрих-кодом — ну точь-в-точь как на товарах в супермаркете. Она с трудом узнала это восковое, застывшее лицо с искаженными чертами, но ошибки быть не могло — длинная и глубокая запекшаяся рана зияла на шее, словно вторая улыбка.
— Выпить хотите?
Аллегра отказалась. Как-то дико и неуместно выглядела баночка с лакричным напитком, протянутая ей Сантосом прямо над телом Ардженто.
— Я где-то читал, что римские солдаты могли по десять дней обходиться без еды и питья благодаря алкоголю в их пайке, — сказал Сантос, два раза глотнув из банки и убрав ее в карман. Аллегра воздержалась и не стала упоминать, что тоже где-то читала, что чрезмерное употребление алкоголя ослабляет потенцию. — Ну, так что скажете? Есть какие-нибудь версии? Какие-нибудь соображения по поводу того, кто это сделал? И зачем?
— Извините, синьор, но я не могу…
— Понимаю, понимаю. — Сантос пожал плечами. — Тайна следствия, интересы семьи убитого… Галло уже объяснял мне.
— Это для вашей же безопасности, — поспешила уверить его Аллегра.
Сантос умолк и уставился на мертвое тело.
— А знаете, такие пробки были на улицах в тот день, когда нашли тело, — проговорил он наконец, глядя на Ардженто, словно на пустое место. — Чуть ли не полгорода было перекрыто. Я помню, ругался ужасно — боялся опоздать на деловую встречу. Я же не знал, что…
— А чем занимался у вас синьор Ардженто?
— Богоугодными делами.
— В банке?! — Вопрос этот выскочил у Аллегры непроизвольно и прозвучал слишком уж скептически.
— Банк Ватикана является самым крупным нашим акционером, — сказал Сантос с терпеливым видом человека, привыкшего давать подобные объяснения. — Мы выделяем денежные ссуды на заслуживающие внимания проекты, не имеющие других кредитных источников. Джио отвечал у нас за налаживание и поддержание связей с наиболее крупными клиентами.
— Стало быть, никто из них не мог бы сделать…
— Это? — Сантос, поморщившись, показал на труп. — Да это работа дьявола, не иначе.
— Дьявола? — По его выражению лица Аллегра так и не поняла, говорил ли он в буквальном смысле или подразумевал кого-то конкретно.
— Я служил священником в Рио, но потом понял, что мое истинное призвание — финансировать Божий промысел, нежели пробавляться им. — Беспокойными пальцами Сантос теребил пряжку ремня. — От церковного служения я отошел, но всегда могу распознать зло, когда вижу его.
Аллегра понимающе кивнула, потому что перед глазами до сих пор стояли искаженные ужасом лица Риччи и Ардженто.
— Но ирония ситуации заключалась в том, что Джио, работая у нас, не был истинно верующим. — Сантос печально улыбнулся. — Он говорил, что жизнь слишком коротка, чтобы раньше времени трястись из-за смерти. И знаете, в наше жестокое время, когда начинает казаться, что Господь оставил нас своей милостью, я почти понимаю, что он имел в виду.
Накрыв лицо Ардженто простыней, Сантос осенил его крестным знамением, потом задвинул носилки и захлопнул дверцу. Металлический лязг эхом разнесся по каменным сводам. Аллегра повернулась, чтобы уйти, но остановилась.
— Скажите, а он никогда не упоминал о какой-нибудь организации или группе под названием «Делийская лига»?
— Делийская лига? Что-то не припоминаю. — Сантос задумчиво покачал головой. — А что это? Кто такие? Вы думаете, это они…
— Нет, просто мне случайно встретилось это название, — с улыбкой сказала Аллегра. — Может, оно ничего и не означает. Вас проводить?
На улице Сантоса ждал огромный «мерседес» с дипломатическими номерами. Шофер выскочил и услужливо распахнул перед Сантосом заднюю дверцу.
— Вот, работенка не пыльная, а экономит мне целое состояние на парковочных талонах, — сказал Сантос, улыбаясь и пожимая ей руку.
Он уселся в машину и уже в окошко очень серьезно сказал:
— А знаете, лейтенант Дамико, Джио был далеко не безгрешен, но он был хорошим человеком. Такой участи он никак не заслужил. Я очень надеюсь, что вы поймаете того, кто это сделал.
— Мы постараемся, — поспешила уверить его Аллегра.
Окошко с шуршащим звуком закрылось, и Сантос откинулся на спинку сиденья. Когда машина тронулась, он достал мобильник и набрал номер.
— Ты знаешь, кто это говорит. Только не вешай трубку. Мне нужна от тебя услуга. А потом я исчезну. На этот раз навсегда. Обещаю.
Верити всегда завтракала за одним и тем же столиком. В дальнем левом углу под навесом, за бамбуковыми жалюзи. Достаточно близко к выходу, на случай если придет кто из знакомых, и в то же время достаточно укромно.
— Доброе утро, мисс Брюс, — приветствовал ее метрдотель Филипп с таким вычурным французским акцентом, что у нее закралось подозрение, уж не репетирует ли он его дома перед зеркалом. — Вот, пожалуйста, ваши газеты.
Он положил перед ней сложенные аккуратной стопочкой номера «Вашингтон пост» и «Файнэншл таймс», еще теплые, чуть ли не с печатной машины. Политика и деньги. Шестерни и смазка, вращающие карусель жизни даже в условиях нынешнего экономического кризиса.
— А ваш гость уже здесь.
Она сдвинула на макушку солнечные очки и бросила строгий взгляд на один из столиков. Там сидел Эрл Фолкс и с отсутствующим видом крутил пальцем мобильник на скатерти.
— Он сначала хотел занять ваше место, — возмущенным шепотом доложил Филипп. — Но я, конечно, его пересадил.
Фолксу недавно перевалило за пятьдесят, но он по-прежнему поражал патрицианской величавостью с легким налетом высокомерия. Статичный взгляд глубоко посаженных темных глаз, благородный овал лица, орлиный нос, серебристая седина, зачесанная назад. На нем были темно-синий льняной костюм, белый батник от Шарве, запонки «Картье» и его коронный галстук-бабочка.
— Верити! Ты, как всегда, бесподобна!
Улыбаясь, он поднялся, чтобы поздороваться с ней, при этом опирался на зонтик, служивший ему тростью после автомобильной аварии, случившейся несколько лет назад. Продолжая дуться, Верити не ответила и села, метрдотель расстелил салфетку у нее на коленях.
— Мюсли с обезжиренным йогуртом? — спросил он, хотя по интонациям было ясно, что ответ ему заранее известен.
— Да, Филипп, пожалуйста.
— Минеральная вода и свежезаваренный чай?
— С лимоном.
— Разумеется. А для месье? — Он повернулся к Фолксу, который, уже пересев, наблюдал за этим ритуальным словесным обменом с кривой усмешкой.
— Хорошо зажаренный тост. Черный кофе.
— Очень хорошо. — Метрдотель, пятясь задом, щелкнул пальцами одному из официантов, чтобы тот бежал на кухню.
Верити достала из сумочки серебряный портсигар авторской работы с гравировкой в виде цветочного узора и, осторожно открыв его, высыпала на пустую тарелку штук тридцать разных таблеточек. Они лежали, словно горка камешков, — всевозможные витамины и пищевые растительные добавки, разных цветов, размеров и формы.
— Верити, дорогая, ты угробишь себя, так занимаясь своим здоровьем, — сказал Фолкс, когда им принесли напитки.
Он был сыном лавочника из Балтимора, если верить завистникам и злопыхателям, которых Эрл за свою жизнь накопил немало. Но наружность и манеры никоим образом не выдавали его происхождения — напротив, благодаря четкой дикции, краткой манере выражаться и нарочитому употреблению англицизмов он напоминал Верити персонажа из романов Эдит Уортон. Только вот напрасно он не имел привычки курить — серебряная зажигалка «Данхилл» и сигарета «Собрание» весьма элегантно смотрелась бы в его тонких пальцах.
— Я имею в виду твои утренние пробежки. Во сколько тебя сегодня поднял твой тренер? В пять? В шесть? Это же никуда не годится, только торгаши встают в такую рань.
— Я пока не передумала, Эрл, и с тобой не разговариваю, — ответила она, сосредоточенно наблюдая за тем, как официант наливает ей чай и кладет туда ломтик лимона.
— Но ведь встретиться предложила ты. А я вообще-то собирался на Карибы, уже паковал вещи.
На это она ничего не ответила, только почувствовала в глубине души острый укол зависти. Фолкс, казалось, безовсяких усилий плыл по течению, несущему привыкших роскошествовать супербогачей в их извечное кругосветное плавание — в феврале он балдеет в Гштааде, в марте нежится на Багамах, в апреле оздоравливается в клинике «Ла Прери» в Монтре, в июне у него Лондон, лето он проводит в Италии, зимой мчится на распродажи в Нью-Йорк, а потом ему надо немного отдохнуть, прежде чем эта карусель завертится снова.
Верити принялась раскладывать таблетки в определенном порядке, в каком она привыкла их принимать, хотя давно уже не помнила, каким принципом руководствовалась, когда этот порядок заводила. Разложив снадобья как полагается, она принялась молча глотать их, запивая водой и вскидывая голову.
— Ну все, ты победила! — сказал Фолкс, картинно вскинув вверх руки в знак признания своего поражения. — Ну что мне сделать, скажи? Извиниться? Облачиться во власяницу или проползти на коленях по виа Долороса?
— Всего этого было бы мало. — Она гневно сверкнула на него глазами.
— Даже если бы я принес дары? — Он развернул салфетку и показал ей три фрагмента античной вазы, аккуратно разложенные так, чтобы было видно: они идеально подходят друг другу. — Вот, для твоей коллекции. Последние недостающие фрагменты чашевидного кратера Финтиаса. — Он улыбнулся. — В нашей профессии терпение не добродетель, а жизненная необходимость.
— A-а, те самые фрагменты, за которые, если мне не изменяет память, ты запрашивал сто тысяч в прошлом году, — ядовито подметила Верити. — Что это ты — расщедрился или вину хочешь загладить?
— Имей я совесть, я бы не смог заниматься этим бизнесом, — с улыбкой сказал он, хотя по тону чувствовалось, что в словах его была только доля шутки. — Давай назовем это примирительным подношением.
— Ты хотя бы понимаешь, в какую неловкую ситуацию меня поставил?
— А по-моему, у тебя нет ни малейших оснований испытывать в чем-либо неловкость.
— Ты расскажи это Тьерри Норману и сэру Джону Сайксу. Они считают, что я заплатила тебе десять миллионов долларов за предмет, которому мягкое название «аномальный», а если пожестче, то «pastiche»[8].
— Пастиш? — возмутился Фолкс. — А про результаты лабораторного анализа ты им говорила? Они хоть знают, что подделать такое окаменение невозможно?
— Когда дошло до этих объяснений, меня уже никто не слушал.
— То есть не хотели слушать, — поправил он. — Верити, дорогая, неужели ты не видишь, что они просто завидуют? Завидуют твоему успеху. Завидуют, потому что от них во время кризиса разбежались все дарители, а ваш музей эта благодать не покинула. Шутка ли сказать — на три миллиарда долларов пожертвований!
— Знаешь, мне иногда кажется, что это не благодать, а форменное проклятие, — угрюмо заметила Верити. — Знаешь, сколько налогов мы с них платим? Сто двадцать семь миллионов долларов в год! А возни сколько, знаешь?
— Не знаю, могу только догадываться. — Фолкс сочувственно покачал головой. — Вот потому-то я и считаю этого куроса весьма умным приобретением. Неужели ты думаешь, Метрополитен не подсуетился бы, будь у него хотя бы половина такого шанса? Просто ты опередила их.
— Вообще-то да, у Вивьен Фойл тесные связи с Метом, — согласилась Верити, вспомнив, как знаменитая искусствоведша буквально добила ее, повернув ножичек в ране. — А ведь она всегда не любила меня.
— И проблема вовсе не в этом куросе, — продолжал гнуть свое Фолкс сладким баритоном телевизионного проповедника. — Проблема в нежелании людей принять другую точку зрения, согласиться с тем, что старые каноны подкачали и требуют пересмотра. Да они спасибо тебе должны сказать за то, что ты раскрыла им глаза, просветила их, так сказать, расширила их кругозор. А они, неблагодарные, все норовят укусить тебя побольнее, опорочить — как в свое время церковь поступила с Галилеем.
Верити согласно кивала — ей очень нравилось видеть себя в образе академического революционера-новатора, бунтаря-одиночки, которому «старая гвардия» во что бы то ни стало пыталась заткнуть рот. Жаль только, что записаться в мученицы она не могла — ни время не позволяло, ни характер, ни образ жизни.
— Тут я с тобой согласна. Если бы я этого не сделала, то курос сейчас ехал бы в Женеву. Но какой моральный урон они мне нанесли! Как теперь отмоешься? Даже если они не правы, на то, чтобы признать это, им понадобятся годы. А пока директор избегает смотреть мне в глаза, попечители требуют повторного анализа, «Нью-Йорк таймс» грозится публикацией к выходным. Так вот я и думаю: а вдруг выявится что-нибудь еще?
— А что может выявиться? — В голосе Фолкса появились жесткие нотки. — Разве что кто-то откроет рот и начнет говорить? Но ведь никто не собирается открывать рот и говорить, правда же, Верити?
Прозвучало это в форме вопроса, но по сути являлось откровенной инструкцией. А то и предупреждением.
— С какой стати я буду рисковать всем, чего мы вместе достигли? — поспешила уверить его Верити.
— Действительно, с какой стати? — проговорил он, сверля ее немигающим взглядом. — Вот только другие… э-э… Ох, не люблю я, когда меня разочаровывают.
В голосе его звучали ледяные нотки, и, глотая свои витаминки, Верити пожалела, что не прихватила с собой успокоительного. Правда, почти мгновенно лицо Фолкса расплылось в самой что ни на есть теплой улыбке.
— В любом случае давай не будем беспокоиться об этом сейчас. Я понимаю, что ты расстроена, и хочу как-то возместить тебе моральный ущерб. Что ты делаешь завтра?
— Завтра? — Она нахмурилась. — Завтра я буду в Мадриде. Посол США устраивает двухдневный культурный обмен. Мы вылетаем сегодня днем. А что?
— Просто я хотел показать тебе кое-что. — Фолкс вытащил из кармана полароидный фотоснимок и протянул ей. — Я думал, может, ты сгоняешь в Женеву.
— Неужели ты думаешь, что после вчерашнего директор позволит мне купить у тебя еще что-нибудь? — сказала она, беря у него из рук фото и пожимая плечами.
— Придется. Оформим как пожертвование.
Верити глянула на фото и едва не лишилась дара речи.
— Да это же… — Она не сумела вымолвить больше ни слова, потому что во рту пересохло, руки задрожали, в груди встал ком.
— Спросишь, подлинный ли? На сто процентов, — уверил он. — Я видел его собственными глазами. Без вопросов.
— Но как же…
— Знаю. — Он одарил ее ослепительной улыбкой. — Правда, хорош?
— А автор?
— Ой, Верити, подумай сама — четыреста пятидесятый год до нашей эры! Неужели не догадываешься?
Она притихла, не в силах оторвать глаз от снимка.
— И где он сейчас?
— Едет ко мне.
— А источник?
— Частная ливанская коллекция с тысяча восемьсот девяностых годов. Все необходимые документы у меня имеются.
Верити молча положила фотографию на стол, глотнула воды и вперила в Фолкса жадный взгляд.
— Я должна это увидеть.
Штаб-квартира финансовой полиции находилась в северной части города, сразу за Порта-Пиа. Располагалась она в здании, выстроенном в испанском стиле, с маркизами на окнах и стенами, выкрашенными в тускло-желтый и охристый цвета. Над главным входом красовались флаги Италии и Евросоюза, правда, немного обвисшие из-за слабого ветра, неспособного расшевелить даже ветви пальмы, приютившейся слева от входа.
Вылезая из такси, Аллегра подумала, что зря таскалась в морг в поисках Галло, — лучше бы сразу приехала сюда. Ведь именно здесь хранились вещественные доказательства двух убийств, и не где-нибудь, а здесь она могла еще разок взглянуть на свинцовые диски в свете того, что рассказал ей Аурелио, и еще разок попробовать сопоставить все детали, прежде чем встретиться с Галло.
Отдать улики на хранение именно сюда было не таким простым решением, если учесть, что к расследованию могли подключиться и другие силовые структуры. Финансовая полиция — гуардади финанца — была огромной империей, в ее компетенции находилась не только организованная преступность, которой занимался Галло, но и все, что имело отношение к финансам, — уклонение от уплаты налогов, таможня и пограничный контроль, отмывание денег, контрабанда, международный наркооборот и подделка товарных знаков. Будучи приравнена к министерству обороны, гуардади финанца даже имела свой морской флот и воздушные силы.
Отдел охраны художественного наследия, где работала Аллегра, относился к карабинерам, усиленному военизированному образованию, наделенному полицейскими полномочиями, которое, помимо этого, проводило контртеррористические операции, включало в себя отдел криминалистической экспертизы, военную полицию, отдел закрытых расследований и, как ни странно, санитарно-эпидемиологическую службу.
Ну и была, разумеется, государственная полиция, гражданская служба, в чью компетенцию входили и патрулирование, обычные бытовые расследования, обеспечение правопорядка и в чьем составе имелись спецназ, почтовая, дорожная и транспортная полицейские службы. Картину дополняла провинциальная, муниципальная и местная полиция, тюремный надзор и береговая охрана.
Аллегра помнила из вступительного курса лекций, что любая область Италии теоретически находилась под юрисдикцией порядка тридцати разных полицейских и около-полицейских служб. Неудивительно, что такая система давала свой результат: превышение полномочий, непрозрачность финансовой отчетности, а главное — нездоровое соперничество разных силовых служб, которые, казалось бы, должны были сотрудничать друг с другом.
Временно командировав Аллегру от службы карабинеров к их лютым соперникам в финансовой полиции, Галло поступил, мягко говоря, нестандартно. Это можно было заметить по удивленно изогнутым бровям дежурного офицера, впустившего Аллегру в здание и объяснившего ей, как пройти в подвал.
Внимательно изучая таблички на дверях, она отыскала склад вещдоков рядом с арсеналом. Стальная дверь с замком, но без ручки — имелось в виду, что открыть ее можно только изнутри. Возле двери за низенькой стойкой и пуленепробиваемым стеклом — пожилой офицер в идеально отглаженной серой форме с золочеными пуговицами и в зеленом берете. Аллегра постучала в стекло и приложила к нему свой полицейский жетон.
— По-моему, вы заблудились, лейтенант. — Офицер насмешливо глянул на нее поверх очков, даже не удосужившись опустить на пол ноги, на которых лежала раскрытая газета. По жетону на груди Аллегра узнала его имя — Энрико Гамбетта.
— Меня командировали сюда по делу Ардженто, — объяснила она.
— A-а, так вы работаете с полковником Галло! — Гамбетта поспешно вскочил и опасливо выглянул в коридор, словно ожидал, что Галло вдруг появится откуда ни возьмись.
— Да, пока работаю, — сказала она, гадая про себя, какая сила гравитации удерживает штаны Гамбетты на этом необъятном пузе.
— Значит, он получил мое сообщение, раз направил вас ко мне?! — спросил Энрико, оживившись.
— Ваше сообщение? — удивилась Аллегра.
— Да. Насчет другого убийства.
Аллегра пожала плечами:
— Не знаю, я полдня не была с ним на связи. Просто хотела еще разок взглянуть на свинцовые диски, найденные при убитых Ардженто и Риччи.
— A-а, свинцовые диски! — Гамбетта буквально просиял. — Это те, что нашли у них во рту?
— А вы откуда знаете? — насторожилась Аллегра.
— Посидели бы тут с мое, тоже бы все знали. — Энрико лукаво подмигнул. — Вообще-то выдать их я вам не могу… Хотя… — Он замешкался. — Подождите-ка здесь.
Через некоторое время послышался лязг отодвигаемого засова, и стальная дверь открылась. Гамбетта выглянул в коридор, убедился, что там пусто, и втянул Аллегру внутрь.
— А вы уверены, что мне можно?.. — нахмурившись, спросила она.
— А мы никому не скажем, — ответил он шепотом, словно боялся, что их кто-нибудь услышит. — Просто я должен показать кое-кого вам. Вы при оружии?
— Да. — Аллегра распахнула куртку и показала кобуру на поясе.
— Заберете, когда будете уходить.
По решительному выражению на его лице Аллегра поняла, что это единственное правило, которое он не привык нарушать.
— Хорошо.
Комната была разделена на пять проходов металлическими стеллажами высотой от пола до потолка. Гамбетта повел Аллегру во второй проход. Она растерянно моргала, пока глаза привыкали к скудному освещению ламп дневного света, деливших место на потолке со змеиными переплетениями водопроводных труб и разноцветными кабелями электропроводки. Но она уже успела разглядеть, что стеллажи битком набиты картонными коробками и полиэтиленовыми пакетиками с вещдоками — все, как один, опечатанные и с белыми ярлычками.
— Они-то думают, что мы тут целый день просиживаем задницу и газетки почитываем, — пожаловался Гамбетта. Взяв лесенку на колесиках, он покатил ее перед собой. Одно колесико громыхало по шероховатостям бетонного пола. — Только забывают, что мы обязаны проверять каждый вешдок на входе и на выходе.
Сочувственно кивая, Аллегра тем временем пыталась представить себе, как он с таким пузом умудряется завязывать себе шнурки каждый день по утрам, и только потом заметила, что у него не ботинки со шнурками, а туфли. Ладно, все равно остаются носки — их-то он как натягивает?
— Они же ведь сами не знают, где у них что творится и кто чем занимается! — продолжал ворчать Гамбетта. — Потому и проворонили эту штуковину.
Они остановились под лампой дневного света. Лампа явно дышала на ладан — гудела и то и дело мигала, это чем-то напоминало дискотеку в ночном клубе. Взобравшись на тумбочку-лесенку, Энрико достал с полки коробку с пометкой «Кавалли» и датой — 15 марта.
— Меня интересуют дела Риччи и Ардженто, — напомнила Аллегра, начав терять терпение, но Энрико уже поставил коробку на тумбочку и содрал печать.
— Три убийства затри дня! Они могут держать меня здесь, в этой темной дыре с крысами и водопроводными трубами, но я вам не дурак! — Он самодовольно усмехнулся.
— Три убийства? Разве? — Аллегра озадаченно нахмурилась.
— Я наговорил все подробности на автоответчик Галло. Лука Кавалли, адвокат из Мельфи, которого нашли повешенным на мосту Святого Ангела, и в одном из карманов у него находилось вот это…
Гамбетта достал из коробки прозрачный пакетик для улик и протянул Аллегре. В пакетике лежал маленький свинцовый диск. Даже при скудном освещении через мутный полиэтилен Аллегра разглядела выгравированный на одной его стороне рисунок — две змеи и сжатый кулак.
Том выждал примерно полчаса, прежде чем начать действовать. Достаточно долго, чтобы Ортиц, Стоукс и кто там еще прятался за двусторонним зеркалом, разошлись, и все же не так долго, чтобы им приспичило вернуться и допрашивать его снова.
Он подошел к двери и приложил к считывающему устройству карточку Дженнифер. Электронный замок запищал, и красный огонек сменился зеленым. У ФБР было много плюсов в работе, но, как подозревал Том, с оперативностью дело у них обстояло туго. Пока еще информация о гибели Дженнифер дойдет до высшего начальства, пока начальство спустит соответствующие инструкции, пока эти инструкции дойдут до тех, кто обеспечивает систему информационной безопасности… Таким образом, у него есть крохотное временное окошко, которым надо воспользоваться, пока они не уничтожат пароли, обеспечивающие действенность карточки Дженнифер.
Хотя бы так, виртуально, Дженнифер поживет еще немножко, с грустью подумал Том. А потом безликие бездушные бюрократы позаботятся о том, чтобы стереть ее след даже из виртуальной жизни. Все уничтожат — и банковские счета, и водительские права, и номер страхового социального свидетельства, и адреса в электронной почте. Все, все, все.
Сглотнув ком в горле, Том попытался отогнать эти мысли. Содрав с задней стороны двери бумажку со схемой пожарной эвакуации, он вышел в коридор. Чтобы не выглядеть чужим и потерянным среди сновавших по коридору людей, он сразу же свернул вправо и, ориентируясь по стрелкам на схеме, направился прямиком к главному пожарному выходу. По крайней мере на схеме это выглядело как главный пожарный выход.
По пути ему на глаза попалась открытая дверь. Заглянув в комнату, Том понял, что попал в кладовку — в углу сиротливо скучал ксерокс, на полках лежали аккуратные стопки конвертов, писчей бумаги, ручки. Но больше надежд вселяла синяя фэбээровская куртка, которую кто-то оставил на спинке стула, и внутренний телефон, привинченный к стене. Прошмыгнув в комнату, Том надел куртку (отличный камуфляж!) и набрал номер оператора.
— Я пытаюсь найти кабинет Дженнифер Брауни, — сказал он, когда ему ответили на другом конце провода. — Обычно она работает в Нью-Йорке, но последнее время как-то больше здесь. Вот, хотел нагрянуть неожиданно, сюрприз сделать.
— Подождите, я сейчас посмотрю, — ответил голосок в телефонной трубке, и Том услышал, как пальчики застучали по клавиатуре. — Так… Брауни, Дженнифер. Да, она получает переадресованные звонки на кабинет Фила Такера на пятом этаже, когда он бывает в отъезде.
Запомнив номер кабинета, Том снова вышел в коридор и направился к пожарному выходу. Он понимал, что шанс выйти из здания незамеченным да еще с тем, что он надеялся получить, очень невелик. Но лучше уж попробовать воспользоваться таким крохотным шансом здесь, где он хоть что-то, хоть примерно мог предсказать, чем сидеть в темной комнате и ждать, когда убийца Дженнифер окончательно скроется за горизонтом. Попробовать стоило. Хотя бы ради памяти Дженнифер.
А между тем девушка-оператор набрала другой внутренний номер.
— Алло! Доброе утро, сэр, это коммутатор. Извините, что беспокою, но вы просили, чтобы мы сообщили вам, если кто-нибудь будет интересоваться кабинетом спецагента Брауни. Только что как раз был такой звонок.
— И когда это произошло? — нахмурившись, спросила Аллегра, возвращая Гамбетте пакетик со свинцовым диском.
— Пятнадцатого, — ответил Гамбетта, осторожно убирая вещдок в коробку.
— Пятнадцатого? — удивилась Аллегра. — Он умер пятнадцатого? Вы уверены?
— Так записано в деле, — в свою очередь удивившись, пояснил Гамбетта. — А почему такой вопрос?
На пятнадцатое приходились мартовские иды, тот самый день, когда две тысячи лет назад был убит Юлий Цезарь. Убийства Кавалли и Риччи связывали не только свинцовые диски, они перекликались и с чем-то другим.
— А что он делал в Риме? — спросила Аллегра, оставив любопытство Энрико без ответа.
— У него дом в Трастевере. Скорее всего приезжал сюда по делам.
— Кто его нашел?
— Речная полиция во время обычного патрульного объезда. Нашли повешенным на одной из статуй моста. Ангел с крестом, если я ничего не запамятовал. Сначала решили, что это самоубийство, а потом разглядели, что у него руки связаны за спиной. К тому же, если бы он сам прыгал с моста, веревка оторвала бы ему голову.
— То есть вы хотите сказать, его сначала погрузили в воду? — В голосе Аллегры прозвучали скептические нотки.
— Течение там очень сильное. Те, кто убивал, хотели, чтобы он подольше помучился.
Судя по возбужденному голосу Гамбетты, он был потрясен так же, как и сама Аллегра при виде мертвого тела Риччи.
— Почему же этим занимается финансовая полиция, а не обычная квестура[10]?
— Сначала так оно и было, пока у станции метро «Дуэ Понти» не нашли его «мазератти», а в нем пятьдесят тысяч евро фальшивыми купюрами под запасным колесом. А фальшивые деньги — это уже наша епархия.
Аллегра озадаченно кивала, начиная понимать, что это и без того нелегкое дело теперь еще больше усложнилось. Расстроенное выражение ее лица, по-видимому, не ускользнуло от наблюдательного глаза Гамбетты.
— У вас все в порядке? Надеюсь, я не…
— Нет, вы все сделали правильно, — успокоила она его. — Я даже думаю, что полковник Галло придет сюда лично поблагодарить вас.
Гамбетта просиял, даже покраснел от натуги — так старался подобрать свое толстое пузо и выпятить грудь колесом.
— А можно мне быстренько посмотреть остальные вещдоки из коробки Кавалли?
— Конечно, можно. Погодите-ка, я поднесу ее вон туда. Там вам будет удобнее. — Энрико отнес коробку к складному столику, над которым был прилажен светильник на прищепке.
— Вот спасибо. — Аллегра улыбнулась. — Вы просто невероятно…
В этот момент в дальнем конце хранилища кто-то постучал в стекло перегородки. Гамбетта прижал палец к губам и прошептал с заговорщицким видом:
— Вы подождите здесь. Пойду избавлюсь от них.
Он потащился к выходу, а Аллегра осталась перебирать содержимое коробки. По большей части там было все, что люди обычно держат в карманах, — мобильный телефон (уже не работающий), какая-то мелочь, очки, сырой коробок спичек и пустая пачка «Мальборо лайт». В бумажнике тоже стандартный набор — деньги, банковские карты, идентификационная карта и множество ресторанных чеков.
Еще там были наручные часы — круглые, изящные, без лишних «наворотов», с черными римскими цифрами, календариком и ярко-оранжевой секундной стрелкой на белом циферблате. На обратной стороне корпуса выгравирована греческая буква «гамма». Ну и ко всему прочему ключи — от дома и от машины, судя по фирменной ключнице, от «мазератти».
Ее отвлекли сердитые крики, доносившиеся из дежурки. Похоже, Гамбетта ругался с кем-то через бронированное стекло. Увидев, что Аллегра смотрит в его сторону, он отошел от стекла, отстегнул от пояса ключи и сделал ей знак спрятаться.
С ключами Кавалли в руках она прошмыгнула в дальний конец прохода. Гамбетта сделал ей большое одолжение, пустив сюда, и Аллегра не хотела подводить его. И все же она не удержалась и выглянула из-за столба, когда он отпирал дверь.
Самого пистолета она даже не разглядела — просто услышала выстрел, эхом разнесшийся по хранилищу. Только тогда она поняла, что произошло, и уж потом увидела, как зашатался Гамбетта, хватаясь руками за горло и взбрыкивая ногами, будто слон, угодивший в западню браконьера. Он еще качался несколько мгновений, пытаясь устоять на ногах, а потом с ревом рухнул на бетонный пол.
На пятом этаже людей сновало еще больше, но Том не боялся, что его здесь узнают. Из порядка восьми тысяч здешних сотрудников, наверное, набралось бы около пяти человек, которые знали, кто он такой. К тому же эта толпа в коридоре была ему только на руку.
Зато было ясно другое: новость о вчерашнем происшествии в Вегасе на этом этаже уже распространилась. Это чувствовалось по натянутой атмосфере, по угрюмым, сосредоточенным лицам, по раздражительным ноткам в голосах. Тут, похоже, Том был не одинок — другие тоже находили утешение в злости. Правда, за их скорбью улавливалось еще и нечто другое. Облегчение. Каждый радовался, что это случилось не с ним. Том даже представил себе, как многие из них, узнав сегодня утром о про исшедшем, бросились звонить домой — женам, детям, любимым, — чтобы услышать дорогие сердцу голоса, сказать, что с ними все в порядке.
Операторша все вычислила правильно — Том действительно направился в кабинет Дженнифер в северо-восточном крыле здания. Довольно тесная коробка из трех стеклянных перегородок с окном на Девятую улицу и с табличкой, на которой стояло имя настоящего владельца — Фила Такера. В отличие от соседних кабинетов этот был заперт — как понял Том, из уважения к памяти Дженнифер. В любом случае ему теперь следовало выжидать удобного момента, чтобы попасть внутрь.
В конце концов проникнув туда, Том совсем расстроился — он все-таки ожидал ощутить там больше духа Дженнифер, хотя знал, что кабинет служил ей всего лишь временным прибежищем. Обнаружил он здесь стерильную безликую пустоту, чуть-чуть оживленную фотографиями Такера и несколькими настольными безделушками. Быть может, как раз этот порядок и навела Дженнифер, подумал он. Быть может, это она разложила ровненько ручки на столе, расставила аккуратно папки на полках — одним словом, приложила тут свою женскую руку. И уж конечно, не было никаких сомнений, чьей помадой был испачкан пластиковый стаканчик, валявшийся в мусорной корзинке. Том грустно улыбнулся. Все-таки это был ее дом. Худо-бедно, а ее. И Том был здесь гостем, а не каким-то налетчиком.
Сейф находился в шкафу. Защищен он был, как отметил про себя с усталым вздохом Том, не только кодовым замком, но и системой распознавания голоса — два красных глазка зловеще мигали с наружной панели. Мудрено, очень мудрено, разве что… Он с надеждой глянул на письменный стол. Красный огонек на телефонном аппарате означал, что кто-то оставил ей голосовое сообщение. А вдруг ему повезет? Вдруг она оставила на автоответчике голосовое приветствие?
Он снял трубку, набрал внутренний номер Дженнифер, и после нескольких громких гудков вторая линия переключила аппарат на голосовую систему.
— Вы позвонили спецагенту ФБР Дженнифер Брауни в отдел расследования преступлений, связанных с искусством… — У Тома защемило под ложечкой при звуке ее голоса, дух захватило, как от резкого толчка на дорожном ухабе. Голос этрт был таким близким, таким настоящим, что на мгновение ему почудилось, будто… Но он спохватился. Что толку упиваться иллюзиями? Нужно сосредоточиться наделе. — Пожалуйста, оставьте свое сообщение…
Он положил трубку — это должно сработать. Теперь пароль. Он принялся выдвигать ящики стола, надеясь, что Дженнифер, несмотря на свое нежелание пользоваться на работе косметикой, все же не отказалась от нее полностью. Ожидания не обманули его. В третьем ящике он нашел маленькую женскую косметичку, и в ней кисточку для пудры.
Присев на колени перед сейфом, он поводил кисточкой по кнопкам панели и осторожно сдул лишнее. Прочесть, конечно, ничего не удалось, зато стало видно, какими кнопками пользовались чаще — пудра прилипла более густым слоем к самым засаленным кнопкам.
Заметнее всего обозначились буквы А, С, R, V, G, I и О. Том выписал их кружком на листок бумаги. Теперь надо было сообразить, какое слово могло быть из них составлено, учитывая то, что какие-то буквы могли и повторяться. Задача заключалась втом, чтобы попытаться представить себе ход мыслей Дженнифер. Конечно, она выбрала бы что-нибудь неличное, а связанное с работой. Какое-нибудь имя или место… Том улыбнулся, когда вдруг понял, что три последние буквы могут быть подсказкой. G, I, О — Caravaggio. Караваджо? Он набрал на панели слово, и один глазок загорелся зеленым.
Подтащив телефон к сейфу, Том несколько раз прослушал на автоответчике приветствие Дженнифер, чтобы засечь поточнее, в какой момент она произносит свое имя. Подгадав в следующий раз такой момент, он поднес гарнитуру впритык к микрофону и быстро выключил. Второй глазок на панели загорелся зеленым. Дверца шумно распахнулась.
Из сейфа Том достал стопку папок и стопку DVD-дисков с записями наружного наблюдения. Диски он сразу положил обратно, а папки перебрал и отложил в сторону все, кроме одной, — надпись на ней была сделана характерным косым почерком Дженнифер.
Усевшись за стол, он раскрыл папку и начал ее просматривать, моментально узнавая по печатным страницам и фотографиям подробности дела, которое вела Дженнифер и о котором она рассказывала ему по дороге в Вегас. Анонимный звонок с информацией на таможню. Антикварная мебель, спрятанная в грузовом контейнере. Слежка за контейнером до самого склада в Куинсе. Операция по взятию склада и обнаруженная там аладдинова пещера с контрабандным антиквариатом. Признание перепуганного до смерти дилера. Копия накаляканного им рисуночка, изображавшего двух змей, обвившихся вокруг сжатого кулака — символа так называемой Делийской лиги. Рисунка с того самого листка, который был восстановлен в лаборатории криминалистами из найденных в мусорной корзине обрезков. Банковские бюллетени. Аукционный каталог. Ну и, конечно, имя, названное перепуганным дилером. Имя, которое Дженнифер сообщила итальянским властям, за что те отблагодарили ее, назвав ей адрес в Риме и пообещав содействие. Лука Кавалли, виколо[11]деи Паньери, Трастевере. Не густо, конечно, но для начала уже кое-что.
Удовлетворенно усмехнувшись, Том закрыл папку и, вставая из-за стола, случайно задел рукой мышь. На мониторе компьютера сразу же появилось окошко введения пароля, и курсор задергался в заманчивой пляске. Несколько мгновений Том смотрел на монитор, потом пожал плечами и снова сел за стол. Попробовать стоило.
Отшатнувшись, Аллегра поспешила снова спрятаться за стеллажом. Сердце бешено стучало, ключи Кавалли в сжатом кулаке больно врезались в ладонь. Гамбетту убили. Нет, не убили — прикончили. Прикончили прямо здесь, в подвальном этаже штаб-квартиры финансовой полиции. Это просто смешно. Это невозможно. И все же она видела это. И не верила собственным глазам.
Но паниковать сейчас не время. Надо затаиться и подумать, что предпринять. Особого выбора у нее нет — надо просто оставаться на месте. Какой тут выбор, если ее пистолет остался на столе у Гамбетты, а убийца… вон он, совсем рядом, в противоположном конце хранилища. Если она будет стоять тихо, то он, возможно, не…
От мыслей ее отвлекло неожиданно раздавшееся громкое шуршание. Она поначалу даже не могла определить, откуда оно доносится, а потом поняла, что это за звук. Поняла, и ее даже замутило. Это убийца волок тело Гамбетты по полу. Волок прямо по направлению к ней.
Аллегра попятилась. Она решила отступать назад до последнего. Потом сообразила: надо понять, в какой проход он тащит тело и попытаться выскользнуть за дверь по другому проходу. По крайней мере Аллегра на это надеялась.
Закрыв глаза, она сосредоточенно пыталась определить передвижение звука. Все ближе и ближе слышалось тяжелое дыхание убийцы, и Аллегра старалась побороть в себе желание убежать. Наконец она открыла глаза, и сразу стало ясно — второй проход. Совершенно точно — второй. Тот самый, в котором она сама еще недавно стояла, копаясь в коробке с вещдоками Кавалли.
Вдохнув поглубже, Аллегра высунула голову и заглянула в первый проход. Пусто. От чувства облегчения глаза ка миг закрылись. Потом, опустившись на четвереньки и сняв туфли, она поползла на коленках к выходу, неуклюже скользя чулками по полу. Но, не преодолев и десяти метров, застыла на месте.
Она увидела убийцу. Не лицо, конечно, а спину. Увидела в узкую щель между полками. Он тащил Гамбетту прямо к ней. А что, если… Нет, от этой мысли она отказалась сразу. Ей просто нужно бежать, пока еще есть возможность. Но она тут же спохватилась: а если он не один? Если с ним еще кто-то пришел? Нет, рисковать нельзя — после того, что она здесь увидела. Но тогда ей нужно хотя бы увидеть его лицо. Хотя бы на миг. Чтобы потом суметь составить его описание. Если до этого, конечно, дойдет. А значит, сейчас нужно просто постараться не привлечь его внимания.
И она стала осторожно продвигаться вперед, ища местечко, где можно затаиться. А между тем убийца в параллельном проходе почти поравнялся с ней. В щель между полками она увидела его колено и ноги в черных ботинках. И вдруг, не удержав ногу мертвого Гамбетты, убийца выпустил ее из рук, и та грохнулась об пол.
Аллегра поняла, что нельзя мешкать ни секунды. Она медленно поднялась и в щели между полками сначала увидела ремень на брюках, потом кончик галстука, пуговицы на пиджаке, крахмальную белизну рубашки и шею.
А вот и лицо. Его она увидела только мельком — неоновая лампа над головой опять мигнула и погасла. Аллегра ждала, когда она зажжется снова. И та зажглась. И Аллегра наконец увидела лицо.
Это был Галло.
Она инстинктивно отдернула голову назад, но он, видимо, успел краем глаза ухватить какое-то движение, потому что вдруг громко что-то крикнул.
Времени на раздумья не было. Ни на раздумья, ни на что другое. Бежать! И она побежала. Побежала к двери, откинула засов, выскочила в коридор, пронеслась, спотыкаясь, по ступенькам и, шатаясь, выбежала на улицу, задыхаясь от ужаса.
В голове творился сумбур — весь мир перевернулся вверх дном…
Личный пароль Дженнифер Том нашел приклеенным на обратной стороне степлера. Подобные вещи никогда не были тайной в таких крупных конторах. Озабоченные проблемами безопасности, сотрудники информационно-технологической службы требовали от остального персонала, чтобы тот менял личные пароли чуть ли не каждые пять минут, а потом сами же удивлялись и возмущались, что люди записывают пароли на чем попало. А чему тут удивляться, если большинство людей с трудом помнит дату собственной свадьбы, не говоря уж о каком-то наугад выбранном слове и вечно меняющемся десятизначном буквенно-цифровом пароле. То есть государство нарушало закон похлеще, чем кто бы то ни было.
Том набрал пароль и нажал «вход». Экран монитора сразу же стал синим, громко запищал и выдал зловещую полоску, обозначавшую ошибку поиска:
«Пользователь с таким паролем не опознан. Пожалуйста, оставайтесь около компьютера, сотрудник ИТ-службы скоро к вам подойдет».
На столе затрезвонил телефон. Том глянул на дисплей и увидел, что звонит Стоукс — видимо, какая-то умная программа сообщила ему, что в компьютер Дженнифер ломится посторонний. В общем, ФБР оказалось куда более проворной и слаженной в действиях конторой, чем предполагал Том.
Спрятав папку под куртку, он торопливо подошел к двери, осторожно раздвинул жалюзи и выглянул наружу. Там все вроде было тихо-спокойно. Через коридор в открытом зале мирно работали за своими перегородками люди — одни пялились в экраны мониторов, другие разговаривали по телефону. Убедившись, что к кабинету никто не приближается, Том выскользнул в коридор и направился обратно к пожарной лестнице.
Он только открыл дверь и тут же отпрянул. Шум шагов и крики приближались. Том оглянулся по сторонам, ища, где можно спрятаться, и понимая, что времени у него в обрез. Но он не успел даже дернуться, как кто-то крепко схватил его за плечо. Он обернулся — перед ним, тяжело дыша и широко раскрыв глаза, стоял Ортиц.
— Давай сюда! Быстро! — прохрипел он и потащил Тома к одному из открытых кабинетов.
Том колебался лишь долю секунды, но отсутствие времени решило все за него. В кабинете Ортиц сразу же запер дверь и опустил жалюзи.
— Ты действительно можешь их найти? — спросил он, наблюдая в узкую щелочку между планками, как по коридору мимо них в сторону кабинета Дженнифер несутся вооруженные люди во главе со Стоуксом.
— Что? — спросил Том, решив, что ослышался.
— Ну, убийц Дженнифер. Ты правда можешь их найти? — повторил Ортиц, повернувшись к нему. Лицо его блестело от пота, выглядывавшая из-под воротничка рубашки татуировка вздымалась, будто живая.
Том кивнул:
— Могу. Только сначала мне нужно выбраться отсюда.
Ортиц смотрел на него не мигая, пытаясь уловить в глазах Тома какой-нибудь подвох.
— И куда же ты намерен отправиться?
— Тебе, я думаю, этого лучше не знать.
— А что делать думаешь?
— Что придется, то и буду делать, — спокойно ответил Том. — То, чего не можешь ты. То, что нужно сделать ради памяти Дженнифер.
Ортиц медленно кивнул и с облегчением выдохнул — по-видимому, слова Тома успокоили его.
— Ладно. — Он подошел к Тому и сунул ему в руку свою карточку, потом, заглянув ему в лицо, сказал: — Позвони мне, когда все будет сделано.
С этими словами Ортиц нажал кнопку пожарной тревоги — пронзительный вой сирены тотчас разнесся по зданию.
— Пошли! — сказал он, опустив глаза в пол. — Выйдешь отсюда в общей толпе, пока я не передумал.
Том бросился к пожарному выходу под оглушительный вой сирены, от которого едва ли не сотрясались стены. Перепрыгивая через ступеньки, он несся вниз, хлопая дверьми перед носом у вытекавшей на лестницу взбудораженной толпы, которая, видимо, смекнула, что это не учебная тревога.
На подступах к первому этажу бежать уже не получалось, из-за большого скопления народа пришлось перейти на шаг. Заглядывая вперед через людские головы, он увидел, что охрана на выходе проверяет у всех пропуска. Ну да, Стоукс мог дать им соответствующие инструкции, догадавшись, что Том воспользуется для прикрытия пожарной тревогой. В любом случае Тому надо было срочно что-то предпринять, пока толпа не вынесла его прямо в объятия охраны.
Когда до первого этажа оставался всего один лестничный пролет, Том нарочно споткнулся о какого-то мужчину впереди и со всей силы толкнул его в стену. Тот осел по стене, скрючившись, на лбу зияла рана, кровь ручьями текла по лицу.
— Давай помогу, — крикнул Том, поднимая мужчину на ноги и просовывая плечо ему под руку.
— Да уйдите вы с дороги! — крикнул кто-то еще.
— Осторожнее! Тут человек упал! — послышался другой голос.
Один из охранников бросился Тому на помощь и подхватил раненого с другой стороны. Вместе они потащили его среди сочувственно расступившихся людей.
— Ему нужен врач! — возбужденно крикнул Том. — Он потерял много крови!
— Давайте его сюда, сэр.
Охранники посторонились, пропуская их вперед, еще один офицер провожал их, вызывая по рации медиков. Раненого отвели подальше от здания и усадили на бордюр тротуара, потом приехала «скорая». Врачи, выскочив из машины, первым делом обернули раненого одеялом и приложили к носу компресс, чтобы остановить кровь. Двое охранников суетились рядом, давали какие-то советы, подбадривали мужчину. Том под шумок отошел в сторонку и, улучив момент, поспешил прочь.
Из окна седьмого этажа директор ФБР Грин с улыбкой наблюдал за тем, как Том «делает ноги». Этот человек в костюме лучшего качества, с идеальным пробором в каштановой шевелюре, с румяными холеными щеками и безукоризненной работы зубными коронками, последнее время неустанно боровшийся с лишним весом, знал Тома очень хорошо. Он знал, что Том обязательно найдет способ выбраться из этой комнаты, а когда выберется, то рванет прямиком к сейфу Дженнифер Брауни. Вот поэтому он распорядился не блокировать пока ее личную электронную карту. И поэтому же проинструктировал операторшу сообщить ему, если кто-нибудь будет расспрашивать про кабинет Брауни.
В сущности, вся надежда сейчас была только на Тома. Пока в ФБР начнут разбираться, что да как, пока станут искать, кто виноват в гибели одного из лучших молодых и перспективных агентов, Кирк будет делать дело. Брауни при жизни не раз доверяла Кирку в самых опасных ситуациях, а значит, довериться ему еще раз после ее смерти было бы только разумно.
Запыхавшись, Аллегра бежала сначала по виа Гаэтано Морони, потом по виа Луиджи Пигорини мимо небрежно выстроившихся гуськом вдоль обочины машин.
Неужели Галло убийца?.. Да разве такое возможно? Нет, невозможно. Но как тогда объяснить то, что она видела собственными глазами? Эти выстрелы в дверях, Гамбетта, зашатавшийся и рухнувший на пол как подпиленное дерево, звериное пыхтение и хрип Галло, когда он тащил мертвое тело по бетонному полу; каменное лицо и холодные глаза.
Она наконец перешла на шаг, дыхание постепенно приходило в норму, мысли тоже потихоньку улеглись.
Заметил ли ее Галло? Этого она так и не поняла. Сейчас главное — удрать от него подальше.
Остановив такси, она с облегчением плюхнулась на заднее сиденье и назвала свой домашний адрес на Авентинском холме.
Видел ее Галло или нет, в общем-то не важно. И так ясно, как он поступит. Он убил Гамбетту, чтобы тот никому не смог рассказать о своем открытии, об обнаруженной им связи между убийствами. Иначе зачем он тогда остановился под сломанной лампой, где Гамбетта снял с полки коробку? Он искал там свинцовый диск — чтобы никому больше не пришло в голову установить эту связь. Никому, кроме Аллегры.
— Какой номер дома? — не оборачиваясь, спросил шофер, когда они выехали на виа Гверрьери.
— Езжайте пока прямо, до конца улицы.
Шофер прибавил газу, и Аллегра, съехав пониже на сиденье, осторожно наблюдала в окошко за дорогой.
Ага, вот! Ярдах в пятидесяти от ее подъезда синяя «альфа». Впереди сидят двое, и боковые зеркальца у машины неестественно выгнуты, чтобы просматривался задний вид. Водитель был ей незнаком, а вот пассажир… На пассажирском месте сидел Сальваторе — его она узнала сразу. Значит, Галло не только видел ее, но и уже отправил своих людей ее выслеживать.
— Езжайте прямо, — пригнувшись, сказала она водителю. — Я передумала. Отвезите меня… Отвезите меня на виа Гальвани. — Это было единственное место, которое она смогла придумать.
Состроив недовольную рожу, водитель проворчал что-то насчет женщин и направлений, но уже через десять минут, на виа Гальвани, снова закатил глаза, когда Аллегра попросила его ехать и не останавливаться.
— Вы хоть сами-то знаете, куда вам надо? — раздраженно бросил он через плечо.
— А вам какая разница, если платят? — отрезала она, внимательно изучая улицу. На этот раз ни Галло, ни его людей пока не было видно. — Все, остановите здесь, приехали.
Расплатившись, Аллегра вышла из машины и пошла назад, к дому Аурелио.
— Ego sum principium mundi et finis saeculorum attamen non sum deus[12], — отозвался голос в домофоне.
— Не сейчас, Аурелио! Скорее впусти меня! — торопливо проговорила Аллегра.
Почти без промедления дверь запикала и открылась. Аллегра направилась к лифту. Аурелио ждал ее на лестничной площадке, лицо встревоженное.
— Что стряслось? — спросил он, когда она вышла из лифта.
— У меня неприятности.
— Это я вижу. Заходи!
Он провел ее в свой кабинет и нервно присел на подлокотник, вместо того чтобы, как обычно, опуститься в свое царское кресло. Вышагивая по комнате из угла в угол и стараясь придать голосу как можно больше спокойствия, Аллегра поведала ему обо всем, что видела и слышала, — об убийстве Кавалли, о свинцовых дисках, об убийстве Гамбетты, о Галло, которого узнала в лицо. Аурелио слушал ее, потупившись и теребя в пальцах осколок черепицы. Когда она закончила, наступила долгая пауза.
— Это я виноват, — проговорил он шепотом. — Если бы я только знал!.. Не надо было втягивать тебя во все это!
У Аллегры вырвался нервный смешок.
— Если уж хочешь кого винить, так вини Галло.
— Послушай, я знаю одного человека. Детектива из полиции, — сказал Аурелио. — Давай я позвоню ему и…
— Не нацо! — перебила она, решительно мотнув готовой. — Не надо полиции. Никакой полиции до тех пор, пока я не разберусь, что происходит. Пока не пойму, кому можно доверять.
— Тогда чем я могу помочь?
— Мне нужно где-то перекантоваться. Нужен кофе и ответы на кое-какие вопросы.
— Первые две вещи я могу тебе обеспечить. А третье… Над третьим мы можем помозговать вместе.
— Два пункта из трех — очень даже неплохо для начала. — Она наклонилась и чмокнула его в лоб.
— Кофе-то надо было сразу тебе предложить. — Аурелио улыбнулся. — Давай-ка садись, отдохни. — Он встал и усадил ее в свое кресло.
Аллегра закрыла глаза и попыталась упорядочить сумбур мыслей в голове. На душе немного полегчало от знакомого запаха одеколона и веселого грохота сковородок и посуды, доносившегося с кухни. Ей вспомнился родной дом, мать, хлопочущая у плиты, но она тут же спохватилась.
Отдыхать? Как это отдыхать после всего увиденного? Как можно отдыхать, когда Галло носится по городу, разыскивая ее?
Она вскочила, осторожно подошла к окну и встала сбоку, чтобы видеть улицу и оставаться при этом незамеченной. Улица была пустынна. Отлично! Она вспомнила, что вроде бы никогда не говорила ни Галло, ни кому-либо из команды о своей дружбе с Аурелио, а стало быть, здесь ее искать не должны. А то ведь, если придут, не повоюешь — пистолет-то тю-тю…
От этой мысли она почувствовала себя еще более уязвимой и беспомощной, даже похлопала себя по бедру, нащупав пустую кобуру. А что, если… Она глянула на стол Аурелио. Где-то тут в одном из ящиков вроде бы был пистолет. Нелегальный, понятное дело. Советский «Макаров» — Аурелио приобрел его, когда был на раскопках в Анталье, на всякий случай, чтобы было чем защититься от местных головорезов. Но сейчас ей было плевать, легальный это пистолет или нелегальный.
Она начала шуровать в столе. Наткнулась на пачку листов с печатным текстом, по верхнему листу поняла, что это завтрашняя лекция Аурелио в галерее Дориа-Памфили. Прошлась подругам ящикам и в третьем, у самой дальней стенки, за какими-то кассетами и пачкой рецептов, нащупала пистолет.
Она проверила обойму — полная, все восемь патронов. Постучала ею по столу на случай, если один вдруг завалился. Сам пистолет был в хорошем состоянии и, похоже, недавно смазанный; затвор не заедал, скользил легко; боек отзывался приятным зычным щелчком. Не густо, конечно, но все лучше, чем ничего. Аллегра вставила обойму обратно.
Немного успокоенная этой находкой, она снова села в кресло Аурелио и попыталась навести порядок в мыслях. Но мысли скакали. Она думала то о Гамбетте и обо всем, что он ей говорил, то о Галло и о своем спасительном бегстве, то о Сальваторе, в чьи лапы она чуть не угодила, то об Аурелио, приютившем ее.
И еще почему-то задумалась над головоломкой, которую Аурелио только что подкинул ей через домофон.
— Я есть начало мира и конец веков, но я не есть Бог, — хмурясь повторяла она строку, переведенную с латыни.
Начало мира… Что это? Зарождение жизни? Рассвет? Младенец? Тогда каков конец? — спрашивала она себя. И кто, как не Бог, может быть в начале всего и в конце времен? Может, следует рассматривать это более буквально?
«Mundi» по-латыни — «мир», а «века» — «saeculorum», значит, «начало мира» это… Глаза прямо сами открылись.
— Да это же буква «эм»! — воскликнула она. — Начало слова «mundi» и конец слова «saeculorum» — это буква «эм»!
Сияя довольной улыбкой, она побежала на кухню, но, к своему удивлению, никого там не обнаружила — только чайник вовсю пыхтел на плите. Озадаченно хмурясь, она выключила конфорку и вышла в прихожую. Там, нервно нащупав на боку пистолет, позвала:
— Аурелио!
Ответа не последовало, хотя ей показалось, что она слышит его голос вроде как из спальни. Тогда она подошла к приоткрытой двери спальни, узкая полоска света пробивалась в щель. Не желая мешать, она прижалась ухом к щели и замерла. Аурелио говорил по телефону. Говорил о ней!
— Да, она сейчас у меня. Конечно, я могу ее пока задержать. Ну да, а зачем она вам нужна?
Вскинув пистолет, Аллегра попятилась к входной двери — лицо бледное, сердце колотится, кровь шумит в ушах. Значит, сначала Галло, а теперь и Аурелио?
Слезы щипали глаза. Она повернулась и бросилась вон из квартиры — бегом по лестнице на улицу. Бежала и не знала, от чего плачет, — от грусти или от злости. Да и не все ли равно? Не все ли равно теперь?
Раньше обычного, конечно, зато уж точно заслуженно. В этом Ронан д’Арси был убежден. Кровавая баня, которую пришлось устроить в начале года, помогла, и эти уроды наконец начали платить, а звон ближневосточных сабель подтолкнул его нефтяные фьючерсы обратно к историческим высотам. Ну разве не стоит по этому поводу выпить?
В небе над домом жужжал вертолет, потом он пошел на обратный заход, чтобы изящно опуститься на одну из гигантских яхт, стоявших на якоре в гавани, чьи воды уже позолотил закат. Д’Арси грустно улыбнулся. Как бы ты ни преуспевал, как бы удачно ни складывались твои дела на рынке, кто-нибудь другой где-то там все равно будет жить лучше. Этот урок с садистским удовольствием то и дело преподавала ему судьба. Впрочем, он вовсе не намерен был позволить ей, злодейке, испортить ему это маленькое празднество.
Д’Арси вернулся с балкона в кабинет и первым делом пробежал глазами экраны мониторов, дабы проверить, не сдул ли какой залетный биржевой ветерок плоды усердной месячной работы. Довольный увиденной картиной, он снял трубку внутреннего телефона и набрал номер телефона кухни. Если бы речь шла о пиве, он принес бы его сам — уж не настолько он ленив. Но празднество предполагало коктейли. А что такое коктейли? Коктейли — это «Мохито». А кто у нас мастер по «Мохито»? Правильно, Решимость.
Решимость. Он никак не мог привыкнуть к этому прозвищу. Решимость был родом из Ботсваны. Или из какой-то другой копьеметальной африканской страны, которую он всегда затруднялся отыскать на карте. Нет, такие кликухи, как Вера, Надежда, Терпимость, ему приходилось слышать. Даже Погоня, если поверите. Но Решимость!..
Коробило даже не само дурацкое имя, а его иронический смысл. Тогда уж лучше Вялость, Летаргия, Онемелость. Вот уж точно подойдет: не одно — так другое, не другое — так третье. Ну и где, кстати, этот нерасторопный ублюдок?
Он шваркнул трубку обратно на аппарат и щелкнул мышью, чтобы включить на мониторе внутреннюю систему телеслежения. В кухне, в прачечной, в спортзале, в бильярдной — никогошеньки. То же самое в приемных и в столовой. Значит, остается только…
Тут д’Арси вдруг заметил, что показывает камера в прихожей. Распахнутую настежь входную дверь.
— Ах, чтоб тебя!.. — выругался он. Стоило вызывать из Израиля специалиста по бронированным дверям, если этот тупой гондон не собирается их закрывать?
Ругаясь про себя на чем свет стоит, он собрался пойти посмотреть, в чем дело, и вдруг остановился. Снаружи в коридоре горел свет, узкой полосой отражаясь на напольной мраморной плитке под дверью его кабинета. И на этой светлой полосе он увидел какие-то темные тени. Кто-то стоял за порогом и прислушивался.
Стукнув по кнопке экстренного вызова, д’Арси ретировался к книжному шкафу. В тот же момент дверь распахнулась, и в комнату ворвались два вооруженных человека. Д’Арси нажал другую кнопку — книжный стеллаж отъехал в сторону, и д’Арси одним прыжком заскочил в потайную комнату. Вооруженные люди открыли пальбу — почти беззвучную из-за глушителей. Д’Арси стукнул по кнопке «закрыть», и дверь с гидравлическим чавкающим звуком захлопнулась. Он оказался в пугающей тишине, которую нарушало только его шумное дыхание.
Не переставая ругаться, он нащупал впотьмах телефон, но в трубке было глухо. Сколько ни бил он омертвелыми от страха пальцами по безжизненной пластмассе — ничего. Вообще никакого гудка. Похоже, телефон был отрезан от связи.
— Мобильник! — прошептал он, похлопывая себя по карманам пиджака и брюк, потом с затаенным страхом глянул на монитор, отражавший работу камеры слежения за кабинетом. Мобильник лежал на письменном столе — где он его и оставил.
Вот тогда-то д’Арси понял весь ужас ситуации. Без телефона он никак и никому не сможет сообщить, что находится здесь. А это означает, что ему придется ждать до тех пор, пока его начнут искать. Вся надежда на лондонских брокеров — они должны поднять панику, если он утром не позвонит. А произойдет это — он глянул на часы — через шестнадцать часов, даже раньше. К тому же здесь он в безопасности. Зря, что ли, нанимал специалистов из Бразилии? Какую комнатушку отгрохали! Стальные пятидюймовые стены, сорокавосьмичасовой бесперебойник, подключение к камерам слежения, и всех необходимых запасов на месяц. Поди плохо! Сиди в безопасности и смотри кино.
Немного успокоившись, он сел и с интересом стал наблюдать за вооруженными людьми, ворвавшимися в его кабинет. Они спорили, как он отметил для себя с улыбкой. Вероятно, пытались выяснить, кто из них виноват в том, что ему удалось улизнуть. Он-то еще добрый — всего-навсего собирался уволить Решимость. А вот этим двоим точно не поздоровится, когда тот, кто их сюда послал, узнает об их позорной оплошности.
Вдруг он придвинулся поближе к монитору и озадаченно нахмурился. Незваные гости перестали спорить и принялись потрошить книжный шкаф, швыряя книги на пол в огромную кучу и постепенно заваливая ход в потайную комнату. Довольные плодами своих трудов, они переключили внимание на стены и начали срывать с них картины и тоже швырять в кучу. Особенно глумились над Пикассо — один из гадов даже проткнул кулаком «Портрет Жаклин», несколько лет назад украденный из квартиры внучки Пикассо в Париже и попавший к д’Арси после долгих мытарств и скитаний.
Д’Арси с проклятиями смотрел на эти бесчинства. Неужели они думают, что он вылезет из укрытия, чтобы спасти несколько старых книжонок и какую-то картину? Ну уж нет, свою жизнь он ценит гораздо дороже! И этим вандализмом они его не прошибут…
Но тут ход мыслей его застопорился, когда он увидел, как один из налетчиков обливает какой-то жидкостью гору книг, полотен и деревянных рам, а другой зажигает спичку. Улыбаясь прямо в глазок камеры, словно знал, что д’Арси смотрит на них, он шагнул к куче и бросил в нее зажженную спичку. Изображение на экране тотчас побелело от вспышки пламени.
У д’Арси холодок пробежал по коже. Взгляд его переместился с экрана на маленькую металлическую решетку, расположенную в правом углу потайной комнаты. Тоненькие струйки ядовитого дыма уже начали просачиваться в крохотные отверстия. В горле запершило, и легкие начали сжиматься.
Том заказал авиабилет на вечерний рейс из Вашингтона, не забыв из предосторожности записаться под другим именем. Он всегда имел с собой по меньшей мере два комплекта документов, зашитых под подкладку сумки, а ФБР, к счастью, не допетрило обыскать его вещи в номере отеля.
В аэропорту полиции, считай, не было. Понятно почему: ФБР все силы бросило на то, чтобы «пасти» его в Вегасе. Ведь он неоднозначно дал понять Стоуксу, что стал бы искать след убийц Дженнифер именно там.
В самолете ему удалось прикорнуть несколько часов — это за поеледние-то двое суток, — оставшуюся же часть полета он внимательно изучал папку Дженнифер. Большинство подробностей ему уже было известно, но он все равно досконально изучил показания свидетелей, банковские отметки и другие документы, реквизированные агентами ФБР во время захвата дилерского склада в Куинсе. Один особенно его заинтересовал — даже пришлось сделать звонок прямо из такси, несмотря на дорожный шум и помехи от водительского навигатора.
— Арчи! — крикнул он в трубку, когда связь установилась.
— Том? — раздался в ответ удивленный голос Арчи, по хрипоте Том догадался, что его друг провел бурную ночку в баре отеля. — Сколько сейчас времени? И где ты, черт возьми, находишься?
— В Риме, — ответил Том.
— В Риме? — повторил сонный Арчи. По шуршанию в трубке Том понял, что его друг одной рукой, видимо, нащупывает то ли часы, толи будильник, а другой протирает заспанные глаза. — И что ты делаешь в Риме? Ты же в Цюрихе должен быть! Какое сегодня число?
— Дженнифер мертва, — холодно сообщил Том. — Это была подстава. И Караваджо, и обмен — все это была подстава. Они ждали нас.
— Вот черт! — В голосе Арчи и следа не осталось от сонливости. — А ты-то сам в порядке?
— Я-то в порядке.
— А что там произошло?
— Снайпер, — сказал Том, стараясь не вспоминать подробности. — Профессиональный снайпер.
— А ты уверен, что мишенью была она?
— Абсолютно. Скажи, ты что-нибудь слышал о Делийской лиге? Это контрабанда антиквариата.
— Нет, не слышал. А ты считаешь, это они?
— Я в Риме затем, чтобы выяснить это. И мне надо, чтобы ты был в Женеве.
— Не вопрос, — ответил Арчи. — Как скажешь, дружище.
— Сегодня на Сотбис торги, — сказал Том, заглядывая в папку Дженнифер. — Один из лотов — статуя Артемиды. Похоже, Дженнифер считала это важным. Я хочу знать почему.
— Да ты не волнуйся, все узнаем, — успокоил его Арчи. — Ну а у тебя что? Что там в Риме?
— Имя. Лука Кавалли. Его слил какой-то чувак, которого Дженнифер арестовала в Нью-Йорке. Я решил начать с него, ну и потихонечку, по ступенечке, на верх лестницы.
Пауза.
— Том… — Арчи запнулся, в кои-то веки не зная, как выразиться. — Послушай, дружище, мне очень жаль… Правда, очень жаль…
До этого момента Том думал, что, поделившись с Арчи известием о гибели Дженнифер, как-то скинет тяжесть с души, но несвойственное другу замешательство, неловкие слова утешения, оказывается, произвели обратный эффект. Том снова вспомнил в подробностях события, приведшие его сюда, и совсем не мог сосредоточиться на деле.
— Том, ты там как? В порядке?
— В полном, — ответил Том. — Позвони мне на этот номер, когда будешь на месте.
Через пятнадцать минут Том вылез из такси на широкой, мощенной булыжником улице, вдоль которой аккуратным рядком выстроились четырехэтажные здания с симметрично расположенными балконами и яркими, покрытыми цветной штукатуркой стенами. Дом Кавалли заметно выделялся среди них: длинный и всего лишь двухэтажный, из потемневшего от старости камня, с провалившейся черепичной крышей и полусгнившими зелеными ставнями на верхних окнах. По правую руку от входа — старая конюшня, слева — ветхие ворота, не иначе как раньше здесь была либо мастерская, либо гараж.
В первый момент Том даже подумал, не заплутал ли и не завез ли его таксист со своим навигатором куда-нибудь не туда, но опечатанная дверь с ламинированной бумажкой, гласившей, что место преступления находится под следствием, развеяла его сомнения. Он явно попал туда, куда нужно. Только попал, видимо, поздновато.
Перекинув сумку через плечо и убедившись, что улица вокруг пуста, Том полез по водосточной трубе, радуясь, что догадался сменить костюм на более удобную одежду. Окно, конечно, было заперто, но рама прогнила и задвижка расшаталась. Просунув в щелочку нож, Том подвигал лезвием как рычагом, задвижка свалилась, и он смог забраться внутрь.
Попал он вроде как в спальню, хотя не смог бы с уверенностью это утверждать, когда увидел, что там творилось. Все вещи из платяного шкафа выброшены на пол, кровать приперта к стене, комод перевернут на бок, пустые ящики валяются рядом. То есть шмон здесь был не шуточный — полиция при всем желании такого не устроит. Но те, кто учинил шмон, не просто что-то искали, а умышленно перевернули все вверх дном.
Из спальни Том вышел в коридор, тянувшийся через весь дом, современный интерьер которого совершенно не вязался с заброшенным видом снаружи. Окна с видом на небольшой огороженный садик, зеркальный пол, кухня — подобие камбуза на яхте: сплошь нержавейка, навевающая воспоминания об анатомическом театре.
Том прошел по коридору мимо ванной и еще одной спальни, где все тоже было перевернуто вверх дном. По стеклянной лестнице он спустился на первый этаж. Здесь следы варварского нашествия были еще заметнее — огромный плазменный телевизор свернут с подставки и сломан об стул чуть ли не пополам; сиденья и спинки кожаной мебели вспороты, и набивка торчит жалкими клочьями; кофейный столик перевернут, и его металлические ножки согнуты в дугу; книжный шкаф лежит на полу поверх вывалившихся из него книг. И ко всему прочему здесь стоял какой-то мерзкий запах, Том не сразу догадался какой, но вскоре понял: простого погрома налетчикам, видимо, было мало, и они решили отпраздновать победу, изгадив все вокруг.
Внезапный шум за входной дверью оторвал Тома от размышлений. За дверью кто-то был и, более того, ее отпирал — нижний замок уже с щелчком открылся, теперь ключ ворочался в верхнем. Том быстро смекнул, что спрятаться наверху не успеет. Выбора у него не оставалось.
Дверь открыли, содрав печать, и сразу быстро закрыли. Подождали и осторожно, неуверенными шагами двинулись в глубь прихожей, прямо по направлению к Тому.
Том стоял, прижавшись спиной к стене, и ждал. Когда незваный гость поравнялся с ним, Том резко выпрыгнул и выбил у него из рук пистолет. Но вместо того чтобы воспользоваться преимуществом, он вдруг опешил, по прическе поняв, что перед ним женщина. Этого секундного колебания женщине как раз хватило, чтобы развернуться и закатать ему правым кулаком в челюсть. Том зашатался и выругался. А женщина между тем собралась поднять с пола пистолет, но Том сделал ей подножку и она шмякнулась на перевернутый стул. В считанные доли секунды Том оседлал ее, прижав коленом затылок, и попытался пригвоздить ее руки к полу. Но она, с удивительными силой и проворством извернувшись, схватила его за руку, перекинула через себя и насела сверху.
Потом она снова предприняла попытку добраться до пистолета, но Том, кашляя и задыхаясь, умудрился все-таки схватить ее за лодыжку и потащил на себя. Женщина дрыгала ногой и наконец высвободилась. Кое-как поднявшись на ноги, она нагнулась, подхватила с пола отломанную налетчиками ножку от столика и замахнулась ею. Лицо ее было искажено яростью. От первого удара, нацеленного в голову, Том увернулся, но второй все-таки настиг его — угодил в правое предплечье, которое тотчас онемело. Но Том все же успел второй рукой схватить другой конец металлической ножки и резко отвел ее в сторону. Женщина потеряла равновесие, споткнулась о кучу книг на полу и упала на колени. Когда она поднялась на ноги, Том уже держал в руках ее пистолет, направив дуло ей в живот.
— Trovisi giú! — прохрипел он.
Грудь ее вздымалась, она метнула на него пристальный, полный ненависти взгляд и легла лицом вниз, какой приказал. Том обыскал ее, в заднем кармане джинсов нашел бумажник.
— Siedasi là! — приказал он, открыв бумажник и пистолетом указав на стул.
Глаза ее горели. Она поднялась, поставила на ножки стул, на который он указал, и села на него.
— Siete un poliziotto? — удивленно спросил он, при виде ее полицейского жетона почти забыв о только что полученных увечьях.
Рослая и физически сильная, она была одета в джинсы, коричневую кожаную курточку и красные туфли-балетки. И была к тому же очень красива — оливкового оттенка кожа, подстриженные неровным каре густющие черные волосы, разноцветные глаза — голубой и карий, — подкрашенные серебристо-серыми тенями. И все же было в ее внешности что-то странное, что-то коробящее, но что именно — Том пока понять не мог.
— Поздравляю, — сказала она. — Вы уже с утра пораньше, пока все люди спят, умудрились напасть на офицера полиции и проникнуть на опечатанное место преступления.
— Где это вы так выучили английский? — Том прекрасно говорил по-итальянски, но ее английский, пусть и с легким акцентом, был почти безупречен.
Она не ответила на вопрос и велела:
— Положите пистолет.
— Вот скажете мне, что вы здесь делаете, и я тогда подумаю, — сказал он серьезно, без всякой улыбки.
— На кого вы работаете? На Галло?
— А кто такой Галло?
— Так это не Он вас сюда прислал? — В голосе ее прозвучали недоверие и вместе с тем затаенная надежда.
— Меня никто не присылал. Я работаю на себя. Ищу Кавалли.
Пауза.
— Кавалли мертв.
— Вот черт! — выругался Том, со вздохом потирая переносицу и устало закрывая глаза. Кавалли был его главной надеждой, с него он собирался начать, чтобы докопаться до Делийской лиги и до заказчиков подставы в казино. — Что значит «мертв»?
Женщина молча качала головой.
— Как это мертв? Что это значит? — настойчиво допытывался Том.
Она молчала, думала, потом, пожав плечами, ответила:
— Его убили. Четыре дня назад. А вам это зачем?
— Я хотел с ним поговорить.
— О чем?
— Ну, для начала вот об этом… — Том протянул ей ксерокопию рисунка с изображением двух змей, обвившихся вокруг сжатого кулака. — Я думал, может, он…
— Где вы это взяли? — спросила Аллегра, не в силах скрыть удивление.
— А вы это уже видели?
— К… Кавалли… У него в кармане нашли свинцовый диск, на котором был отчеканен этот рисунок!
— И вы знаете, что этот рисунок означает? — оживился Том, понадеявшись, что она от удивления потеряет бдительность и это будет ему на руку. Но она уже успокоилась, и во взгляде ее снова сквозили откровенные дерзость и презрение.
— Это означает, что у вас есть пять минут, чтобы убраться отсюда, пока меня не придут искать.
Том внимательно изучал ее лицо. Она явно блефовала.
— Зачем же ждать? — Он протянул ей свой телефон. — Позвоните им, вызовите их сюда.
Она посмотрела на мобильник, потом, ничего не понимая, на него.
Том улыбнулся:
— Никто не знает, что вы здесь, не так ли?
На этот вопрос она не ответила, хотя по лицу и так было ясно.
— Просто отпустите меня, и все, — повторила она. — Вы и так уже по уши в дерьме.
Том собирался что-нибудь ответить, но вдруг его осенило — он понял наконец, что коробило его в ее внешности. Волосы, вернее, то, как они были подстрижены, в особенности сзади. Эта стрижка никак не вязалась с остальным ее обликом. Совершенно очевидно, что волосы она отрезала сама. Причем совсем недавно. А возможно, даже и выкрасила в этот неестественный броский черный цвет.
— А флаконы вы куда дели? — спросил он.
— Что? — Она недоуменно покачала головой, словно решила, что ослышалась.
— Пустые флаконы из-под краски для волос. И волосы, которые вы отрезали. Надеюсь, выбросили в надежном месте? А то ведь те, кто вас ищет, могут их найти и сразу поймут, как вы теперь выглядите.
Аллегра смерила его долгим, испытующим взглядом.
— Кто вы такой?
— Тот, кто может вам помочь. — Том скупо улыбнулся. — Потому что сейчас, как я понимаю, вы в дерьме даже выше ушей.
И, шагнув к женщине, он протянул ей пистолет. Рукояткой вперед.
— Полковник! Мы вычислили ее!
— Ну наконец-то. — Галло снял со спинки стула мундир и остановился перед зеркалом, чтобы застегнуть серебряные пуговицы и ровнее затянуть галстук. — По телефону?
— Да. Она включала его минут десять назад, — пояснил мявшийся на пороге Сальваторе.
— Надолго включала?
— Да. Звонок засекли на одной из улиц в Трастевере.
— Дом Кавалли? — Галло оторвался от зеркала и, обернувшись, посмотрел Сальваторе прямо в глаза.
— Может быть.
Галло повернулся, занес руку и хлопнул Сальваторе по спине. Тот вздрогнул, но тут же расслабился и угодливо улыбнулся.
— Отлично! — сказал Галло, поправил перед зеркалом фуражку и зашагал к лифту.
Внизу они направились к двум ожидавшим их машинам. Галло уже собирался повернуть ключ зажигания, когда у Сальваторе зазвонил мобильник. Вопросительно кивнув, Галло подождал, когда тот ответит.
— Нам известно, где она провела ночь, — объяснил Сальваторе, рукой прикрывая трубку у рта.
— В каком-нибудь отеле? — догадался Галло.
— Да. Близ аэропорта. Управляющий увидел утром в газете ее портрет и позвонил нам.
— Они что-нибудь писали о ней или только поместили портрет?
Сальваторе дотянулся до заднего сиденья и передал Галло свежий номер «Репубблика». Всю первую полосу занимал портрет Аллегры, и сверху короткий кричащий заголовок: «Убийца из полиции в бегах!»
— Наверняка вселилась поздно вечером и заплатила наличными. Думаю, нам повезло.
— А тебе только и везет, когда ты в спину стреляешь, — проворчал Галло, изучая глазами газетную статью. Он бы никогда не стал посвящать прессу в подробности дела, но уже достаточно понаблюдал за Аллегрой и понял, что, несмотря на всю свою неопытность, она очень умна. А в городе с населением 2,7 миллиона есть где спрятаться и затаиться. Значит, пусть побольше народу узнает ее в лицо. Пока он сам ее не разыскал.
Сальваторе закончил говорить по телефону. Галло повернул ключ.
— А кто еще в курсе?
— Да все.
— А что старик?
— Профессор Эко?
— Ну да, наверное. Откуда я знаю, как его звать? — Галло поправил боковые зеркала, нажал на газ, и машина, взвизгнув шинами, резко тронулась с места.
— Старик говорит, что она смылась от него, ничего не сказав.
— Я хочу, чтобы вы продолжали следить за ним, — сказал Галло. — На случай если она попытается снова выйти с ним на связь.
— Кстати, она, кажется, теперь вооружена. У Эко был пистолет. Нелегальный. Теперь, говорит, не может его найти.
— Ну, это даже лучше. — Галло удовлетворенно кивнул. — Теперь имеем право принимать жесткие меры.
И, улыбаясь, врубил сирену.
Аллегра не собиралась рисковать. Когда у нее в руках оказался пистолет, она сразу направила его на Тома. Но тот как ни в чем не бывало опустился на стул.
— От кого вы бегаете? — поинтересовался он.
Самым простым и умным было бы уйти прямо сейчас, подумала Аллегра. У нее своих неприятностей по горло, не хватало еще влезать в чужие.
Но это казалось простым только на первый взгляд. Ведь как отвернуться от факта, что человека этого, кем бы он ни был, привело сюда какое-то темное дело и дело это, похоже, было связано с Кавалли и с загадочным знаком, имевшим отношение к трем мертвым телам. К тому же он только что доверил ей свою жизнь, отдав пистолет. Довольно откровенная попытка завоевать доверие. Но поступок этот свидетельствовал еще и о его мужестве, и если ничем другим, то хотя бы этим мужеством он заслужил право быть выслушанным.
— И как же вы мне поможете? — ответила она вопросом на вопрос.
По легкому прищуру его левого глаза она поняла, что он решает, насколько много может ей рассказать.
— Тридцать шесть часов назад у меня убили друга, — сказал он наконец. — Застрелил снайпер в казино в Вегасе. У меня есть основания полагать, что мой друг был убит из-за того, что слишком близко к кому-то подобрался.
— Слишком близко подобрался? Он что же, был полицейским? — предположила Аллегра, озадаченно хмурясь. Этот парень ну никак не походил на полицейского.
— Не «он», а «она». Она работала в ФБР, — объяснил Том. — Спецагент Дженнифер Брауни. Имя Кавалли ей назвал человек, арестованный ею в Нью-Йорке. Дилер, состоявший в цепочке, занимавшейся контрабандой археологических находок. Рисунок, который я вам показал, она нашла в его мусорной корзине. Мне удалось заполучить папку с делом. Если хотите, можете посмотреть сами. — И он наклонился, чтобы взять свою сумку.
— Постойте! Подтолкните ее сюда ногой! — скомандовала она.
Пожав плечами, Том придвинул сумку к ней. Не сводя с него глаз, Аллегра нащупала в сумке толстую папку и, достав ее, положила себе на колени. Увидев на обложке значок ФБР, она смерила его вопросительным, даже встревоженным взглядом.
— Только не говорите, что тоже работаете в ФБР.
— Нет, не работаю, — честно признался он.
— Тогда где вы это взяли?
Пауза.
— Позаимствовал на время.
— Позаимствовали? — Она недоверчиво улыбнулась. — Позаимствовали в ФБР?
— Когда убивают агента ФБР, другой получается вроде как виновен, — объяснил он, не скрывая нетерпения в голосе. — Все были слишком озабочены тем, как бы спасти свою задницу, и никого не волновало, как найти убийцу Дженнифер. Я просто сделал то, что должен был сделать.
— И приехали сюда? Зачем? Что вы надеялись тут найти?
— Не знаю. Что-нибудь, что могло бы подсказать мне, почему Дженнифер убили. Что, например, означает этот символ или что такое Делийская лига.
— Делийская лига? — оживилась Аллегра. — Что вам о ней известно?
— Столь же мало, как, судя по всему, и вам, — ответил он, озадаченно хмурясь.
— Мне-то известно, чем она была раньше, — сказала Аллегра. Пистолет в руке почему-то убедил ее, что она не особо рискует, если поделится с этим чужим человеком своими знаниями.
— «Чем она была раньше»? Как это понимать?
— В Древней Греции существовал военный союз городов-государств, образованный для защиты от Спарты, — объяснила она. — Новые члены союза, вступая в него, бросали в море свинец — в знак того, что их дружба продлится до тех пор, пока брошенный предмет не всплывет на поверхность.
— Свинец. Типа того чеканного диска, который вы нашли на трупе Кавалли?
— Не только на его трупе, — призналась Аллегра, с отвращением вспоминая дряблую кожу Риччи и искаженное в муке лицо Ардженто. — Было еще два убийства, и на трупах тоже нашли такие диски.
— Кавалли был знаком с этими людьми?
— Сомневаюсь, — сказала Аллегра, качая головой. — Кавалли был адвокатом и работал вообще-то в Мельфи. Адриано Риччи был боевиком и работал на преступный клан Де Лука. А Джулио Ардженто работал в «Банко Розалиа», дочернем отделении Банка Ватикана. Одним словом, священник мог бы иметь больше общего с проституткой, чем эти трое между собой.
— А убийца один. Так?
Аллегра не успела ответить, потому что на улице послышался вой полицейских сирен. Она вскочила на ноги.
— За вами, видимо, следили. — Том смотрел на нее с укором.
Она не ответила, а, подхватив с пола стул, с размаху ударила им по стеклянной двери. Армированное стекло вылетело только после третьего удара. Аллегра с Томом вылезли в проем, слыша, как к дому подъехали три, а то и четыре машины.
— Давайте…
Том подставил ей руки замочком и подсадил наверх, чтобы она потом подтянула его и помогла забраться на каменную садовую ограду.
— Вы будете только мешать мне, тормозить все дело, — решительно заявила она.
— Вам понадобится моя помощь, — настаивал Том.
— До сих пор я прекрасно справлялась сама.
— Да что вы говорите! А это как тогда объяснить? — Том кивнул в сторону дома, где полиция уже колотилась во входную дверь.
— Это им просто повезло, — сказала она, пожав плеча-ми и готовясь спрыгнуть.
— То есть, хотите сказать, они резко поумнели? Ну-ка, ну-ка, постойте-ка, я угадаю. Вы включали телефон перед тем, как зайти сюда. Правильно?
Аплегра опешила от такой проницательности.
— А как вы узнали?..
Она действительно включала телефон — хотела посмотреть, не прислал ли Аурелио сообщение. Может, он как-то мог объяснить то, что она случайно слышала. Но на мобильник ей поступали только непрекращающиеся сообщения от начальства, требовавшего, чтобы она срочно приехала в отдел.
— Чтобы засечь телефонный сигнал, нужно всего несколько секунд. То есть вы привели их прямиком сюда.
Аллегра пребывала в нерешительности, но внутренний голос настойчиво советовал ей пока не прыгать.
— Кто вы?
— Тот, кто очень хорошо знает, что такое быть в бегах, — сказал Том. — Тот, кто знает, как надо улепетывать, чтобы остаться в живых.
Аллегра тяжело вздохнула, и они, взявшись за руки, спрыгнули вниз.
На прошлой неделе был снегопад. Заснеженные дома и деревья радовали глаз, но на улицах эта красота уже превратилась в грязную, хлюпающую кашу под ногами.
В горнолыжном катании Фолкс не видел смысла. Никогда не понимал он этой прелести — обуться в жесткие ботинки, которые в другие века с удовольствием бы использовала испанская инквизиция, и, встав на две узкие дощечки, броситься сломя голову с кручи с тем лишь, чтобы внизу, отстояв очередь и заплатив, получить возможность повторить это удовольствие. И так много раз.
Оторвавшись от мобильника, он проводил жалостливым взглядом кучку туристов, шумно ковылявших по скользкой дорожке в неудобных ботинках, с лыжами, закинутыми на плечи. Ну вот, хотели светской жизни — получите.
За свою долгую жизнь он хорошо усвоил одно: человеческая изобретательность не знает пределов, когда речь заходит о том, как можно неразумно потратить деньги. И чем богаче люди, тем неразумнее и изобретательнее они становятся. И все это ради статуса. Ради того, чтобы попы-житься перед другими. Но вот это горнолыжное катание было, на его взгляд, почти равнозначно безумию.
Шале «Седьмое небо» приютилось высоко в горах над поселком, на западном склоне, откуда открывался великолепный вид на долину. Это старомодное название казалось несколько неуместным, если учесть, что почти всех здешних отдыхающих ждал куда более «теплый» прием, когда подоспеет их время. Может, потому они и выбрали это местечко — хотели дожить последние земные денечки в прохладе, прежде чем отправиться на вечное поджаривание в ад.
Серебристый «бентли-континенталь» Фолкса остановился, и Логан выскочил, чтобы открыть перед хозяином дверцу. Бывший десантник, родом с окраин Глазго, Логан дважды бывал в Афганистане, прежде чем понял, что может зарабатывать гораздо больше в качестве частного телохранителя, чем бесконечно подставляться под пули и снаряды за родину и королеву. Ходил он в костюме и галстуке, оставшемся на память от полковой формы. Белобрысые соломенные волосы, широкое круглое лицо, крючковатый нос, мочка на одном ухе отстрелена. Челюсти его были вечно стиснуты, словно он жевал камни.
В переговорнике отозвался женский голос.
— Мне нужно увидеться с Авнером Кляйном, — сказал Фолкс по-французски.
Дверь запищала, открылась, ион вошел. К нему тут же подскочила сурового вида темноволосая медсестра в белом халате и холодно сообщила:
— У нас посещения только с девяти.
— Знаю, но я только что прилетел из Лос-Анджелеса, — виновато объяснил Фолкс. — А к полудню мне надо быть в Женеве. Вот и решил попробовать — вдруг пропустите…
— Понимаю. — Медсестра заметно смягчилась и даже дотронулась до его рукава. — В таком случае не будем терять время. Думаю, вы увидите его. В последнее время он что-то плохо спит. Идемте за мной.
Она повела его по лестнице и по длинному коридору, такому темному, что Фолкс вынужден был через каждые три шага нащупывать себе дорогу зонтиком. Остановившись у самой последней двери, медсестра осторожно постучала. Из-за двери донесся какой-то жалкий звук, который Фолкс никогда бы не принял за человеческий голос, но для медсестры это означало разрешение войти.
— Миссис Кэрролл завтракает на террасе. Я скажу ей, что вы здесь! — на ходу крикнула ему медсестра, уже удаляясь по коридору.
Занавески были немного раздвинуты, и благодаря узкой полоске света из окна в комнате было хоть что-то видно. Фолкс разглядел бескровные руки и лицо лежавшего на постели человека.
— Авнер? — позвал Фолкс, силясь привыкнуть глазами к полумраку этого склепа.
— Эрл, это ты? — отозвался с постели тоненький, безжизненный голосок.
— Ну как ты тут, дружище? — Фолкс приблизился к постели, изобразив на лице подобие утешительной улыбки.
Кляйн походил на живой труп — впалые щеки, глубоко запавшие глаза, волос нет, кожа дряблая, морщинистая. Проводочки и трубочки от всевозможных аппаратов уходили куда-то под белую простыню, которой было укрыто тело. На мониторах мигали строчки из цифр, букв и значков. И капельница была. Ее трубочка тянулась в область паха; багрово-синюшные пятна, сплошь покрывавшие иссушенную руку Кляйна, говорили о том, что на его теле других доступных вен уже не нашлось.
— Вот, умираю, — пролепетал Кляйн, болезненно морщась даже от необходимости моргать.
— Перестань, не говори чепухи, — попытался подбодрить его Фолкс. — К «Тройной короне» ты у нас ого-го как на ноги поднимешься! Я знаешь какого жеребчика присмотрел на дерби в этом году! Стопроцентный победитель!
Кляйн слабенько кивнул, но по его пустой улыбке было ясно, что оба они понимают — это не так.
— Спасибо, что навестил, — пропищал Кляйн. — Я же знаю, как ты занят.
Он кивнул на питье, стоявшее на столике у изголовья, и Фолкс подал ему его, стараясь не морщиться от отвращения, когда пересохшие, потрескавшиеся губы Кляйна стали жадно втягивать жидкость, а та вытекала из уголков рта и струйками стекала по подбородку.
— Для старого друга всегда найду время. — Фолкс помолчал и прибавил: — И еще я хочу показать тебе кое-что.
— Вот как?
Но в голосе Кляйна слышалось не любопытство, а скорее безысходная грусть.
— Я знал, что ты не захочешь упустить такой шанс, — оживился Фолкс и, открыв бумажник, достал из него маленькую фотографию, сделанную «Полароидом». — Вот посмотри-ка…
Кляйн приподнялся на постели, но тут же рухнул обратно на подушку, зайдясь в приступе жуткого кашля.
— Верити Брюс хочет заполучить это, — продолжал Фолкс, не дожидаясь, когда тот прокашляется, и любуясь снимком. — Я уже подготовил все бумаги тебе на подпись. Осталось только санкционировать платеж и…
Фолкс прервался на полуслове, когда в палату влетела разъяренная Дина Кэрролл, вторая жена Кляйна. Ее браслеты и сережки звенели, словно погребальный колокол.
— Какого черта ты здесь делаешь?! — заорала она, сверкая темными, как жареные кофейные зерна, глазами и встряхивая волнистой крашено-платиновой шевелюрой, обрамлявшей ее замшевое личико.
— Навещаю старого друга. — Фолкс пожал плечами. — Вернее, старых друзей, — поправился он, учтиво кивнув ей.
— Ты не друг! — злобно прошипела она, выхватив фотографию и размахивая ею у него перед носом. — Друзья не норовят запустить свои хищные когти в умирающего человека! — Она швырнула фотографию на пол. — Меня тошнит от тебя, Эрл!
— Между прочим, эти хищные когти сделали коллекцию Кляйна — Кэрролл одной из самых внушительных в мире, — язвительно напомнил Фолкс, опускаясь на колени, чтобы поднять фотографию. — И теперь, будучи пожертвована в дар Метрополитен-музею, она станет вечным памятником вашей щедрости и изысканного вкуса. — Последние слова он буквально выплюнул, как будто откусил перед этим кусок мыла.
— Ой, вот не надо! Мы оба прекрасно знаем, что это за коллекция и откуда у нее ноги растут, — сказала Кэрролл, усмехнувшись. — Если она чему и памятник, так это твоей алчности.
— Будь осторожнее в словах, Дина, — холодно сказал Фолкс, продолжая улыбаться. — За долгие годы я много кого закопал ради Авнера, а выкопал еще больше. И я могу доказать это еще раз. Так что лучше подумай о том, каким его запомнят.
Она хотела ответить, но передумала и вместо этого посмотрела на Кляйна. Сцепив руки поверх хрустящей простыни, он смотрел на нее с обожанием и улыбался, явно не поняв ни слова из их перепалки. Дина подошла к его постели и улыбнулась ему. Глаза ее затуманились слезами, когда она гладила лысую голову, где еще упорно боролись за жизнь жалкие несколько волосинок.
— Ты иди, Эрл, — проговорила она ровным, бесстрастным голосом. — Поищи себе кого-нибудь другого, ради него и копай.
В нескольких улочках от дома Кавалли они нашли старый раздолбанный «фиат». Том, конечно, предпочел бы, чтобы на его месте оказался «мерседес». Аллегра уже пожалела, что согласилась, — ржавая «трахома» громыхала на каждой кочке, пока они ехали на север по направлению к реке. И все же она вынуждена была признать, что в логике этому парню никак не откажешь: «фиат» покрывал древний слой пыли, размазанной дождем, а это значило, что он действительно был брошен, а не угнан.
— Что вы делаете? — спросил Том, когда она, переехав мост Принчипе Амедео ди Савойя, остановилась на площади Ларго деи Фьорентини. — Нам нельзя здесь останавливаться. Мы же совсем недалеко отъехали. Если нас кто-то видел…
— Если хотите выйти, так давайте, пользуйтесь возможностью, — сухо сказала она, перегнувшись через него и открыв дверцу с его стороны. — А нет, так сидите, но тогда я хочу услышать ответы на кое-какие вопросы.
— И какие же это вопросы?
— Ну, для начала имя.
Он вздохнул и захлопнул дверцу.
— Имя — Том. Том Кирк. — Он картинно протянул ей руку, и она скупо пожала ее. — Может, все-таки продолжим анкетирование где-нибудь в другом месте?
— Вы сказали, что хорошо знаете, что такое быть в бегах. Это почему? Кто вы такой?
— Вам прямо здесь приспичило это узнать? — сказал он, недоуменно хмурясь. Потом, видя ее решительно вскинутый подбородок, вздохнул и сказал: — Ладно. Я… я раньше был вором.
— Вором? — Она недоверчиво усмехнулась, приняв это за шутку. — Что значит «вором»?
— То и значит. Кража предметов искусства. Ну и ювелирки тоже. В общем, всего, что стоит денег.
Она понимающе кивнула. Такое признание ее почему-то совсем не удивило. Она будто ожидала услышать что-то подобное, а никак не то, что он работает в полиции или в ФБР.
— Это раньше. А сейчас?
— А сейчас я помогаю разыскивать краденое. Консультирую музеи по вопросам безопасности, ну и все в таком роде.
— А при чем тут Кавалли?
— Я же говорил вам. Дженнифер обратилась ко мне за помощью, но ее убили. Кавалли оказался для меня лучшей зацепкой, способной вывести на заказчика той подставы.
— Значит, мы оба там искали ответы на свои вопросы, — задумчиво произнесла Аллегра с грустной улыбкой.
— Вы так говорите… Вас тоже интересует Кавалли?
— Кем он был у Галло — вот что меня интересует. — Вцепившись в руль, она уставилась на дорогу впереди.
— Галло — это кто? Тот, от кого вы бегаете?
— Полковник Массимо Галло, — с горечью в голосе пояснила она. — Глава отдела по борьбе с организованной преступностью при министерстве финансов. Он назначен вести расследование двух убийств, связанных с Караваджо.
— Что-о?
— Убийств Риччи и Ардженто, — объяснила она с оттенком раздражения. — Я же говорила вам. Их смерти были обставлены как сюжеты картин Караваджо.
— Дженнифер заманили в Лас-Вегас под предлогом возврата Караваджо, украденного еще в шестидесятые! — воскликнул Том с радостью игрока, только что вытянувшего из колоды выигрышную покерную комбинацию.
— Так вы думаете…
— А вы нет?
Она молчала и какое-то время переваривала информацию. Сначала символ со змеями и кулаком. Потом упоминание о Делийской лиге. Теперь Караваджо. Может, он прав? Вряд ли это совпадение.
Кратко, не вдаваясь в эмоции и лишние подробности, она поведала ему о событиях последних дней — об убийствах Риччи и Ардженто, о продуманном выборе места убийства, о связи с Цезарем, об инсценировке убийств под сюжеты картин Караваджо. Рассказала все, что знала о Кавалли и его смерти, о хладнокровном убийстве Гамбетты, совершенном Галло. Голос ее дрогнул, только когда она стала рассказывать о предательстве Аурелио. И тут уж она стала совсем скупа на подробности — слишком свежа была память об этом предательстве. На нем она не стала надолго останавливаться — перешла к тому, как поспешно бежала из квартиры Аурелио и как провела беспокойную ночь в задрипанном отелишке близ аэропорта, откуда с утра пораньше рванула домой к Кавалли в надежде что-нибудь там найти.
Том слушал ее не перебивая, а она во время рассказа ощущала странное спокойствие в его присутствии, хотя совсем не знала этого человека. Видимо, ей было необходимо не только выговориться, но и навести порядок в спутанных мыслях.
— Все это как-то связано между собой, — задумчиво проговорил Том, когда она закончила рассказ. — Эти убийства, Караваджо, символ со змеями… Мы просто должны выяснить как.
— И это все? — сказала она, горько усмехнувшись.
— Иногда надо просто знать, у кого спросить.
— И вы знаете? — В голосе ее звучали скептические нотки.
Он кивнул:
— Я знаю, кто нам поможет.
— Доверять-то этому человеку можно?
Том набрал воздуха и, надув щеки, шумно выдохнул.
— Более или менее.
— Ну, это не ответ, — фыркнув, сказала она.
— Когда не знаешь, за что ухватиться и как действовать, то и такой сойдет.
Аллегра промолчала, потом, покорно пожав плечами, завела мотор.
— Ну и куда дальше?
Фонтан было слышно издалека — возбужденный, упоенный, восторженный рев пенящейся воды, веселым каскадом низвергавшейся в широкие объятия бассейна. Аллегра знала: Треви специально соорудили так, чтобы, подходя с любой стороны, можно было сначала слышать его, и только потом, вознаградив ожидания, знаменитый фонтан представал перед глазами во всем своем великолепии.
Несмотря на ранний час, у фонтана уже паслись туристы. Одни сидели на низенькой кромке бассейна, другие, встав спиной к воде, кидали через плечо монетки — загадывали желание вернуться еще раз в Вечный город. Величавые каменные статуи с холодным безразличием взирали на всю эту кутерьму и на вспышки фотокамер, олицетворяя собой умиротворяющую силу воды. В центре высилась мощная фигура Нептуна, его колесница словно застыла в полете, крылатые кони, вскинувшись на дыбы прямо из воды, словно грозили утянуть за собой все сооружение.
— Видимо, была какая-то семья Треви? — поинтересовался Том, когда они остановились перед фонтаном.
— Название «Треви» происходит от «Tre via» — трех дорог, которые сюда вели, — сухо объяснила Аллегра. — Я не поняла, мы пришли историю изучать или все-таки с кем-то встретиться?
— Не от меня зависит.
— А от кого?
— От вас. От того, умеете ли вы хранить секреты.
Она снисходительно усмехнулась:
— Сколько вам лет? Десять?
Том смерил ее серьезным взглядом.
— Вы никому не должны рассказывать о том, что увидите.
— Да ладно, пойдемте же! — нетерпеливо отмахнулась она.
— Так да или нет? — гнул свое Том.
Она помолчала, потом неохотно кивнула:
— Да! Да! Что дальше?
— Пальцы не скрещиваете?
— Что? — возмутилась Аллегра. — Если это какая-нибудь…
Он повел ее направо, на виколо Скаволино, к маленькой дверке в торце здания прямо за фонтаном. Жирные голуби, за долгие годы отвыкшие пугаться людей, даже не расступились, когда Том с Аллегрой пробирались через копошащуюся под ногами стаю.
— Сюда? — спросила Аллегра, хмуро глянув на вывеску с папским гербом.
— Сюда, — кивнул Том и громко постучал в обшарпанную дверь.
Та вскоре открылась, и перед ними предстал молодой китаец, одетый в черное, с волосами, торчавшими дыбом, как будто после казни на электрическом стуле. Одну руку он прятал за спиной, и Аллегра догадалась, что у него там оружие.
— Мне надо повидать Джонни, — сказал Том. — Передай ему, что пришел Феликс.
Китаец окинул его беглым взглядом, и дверь снова захлопнулась.
— Феликс? — В глазах Аллегры застыл вопрос.
— Да, так меня называли, когда я еще был в игре, — объяснил Том. — Я давно уже не пользуюсь этим именем, но многие запомнили меня именно под ним.
— В игре? — Аллегра усмехнулась. — Так вы и подобные вам называете нарушение закона?
Ответить Том не успел, потому что дверь снова открылась, китаец пропустил их и повел по низкому, напоминавшему потайной ход коридору, еще через одну дверь, потом по каким-то ступенькам в тесную комнату.
— Где это мы? — шепнула Аллегра.
— Прислушайтесь, — вместо объяснений сказал Том.
Аллегра напрягла слух и поняла, что это шумит не у нее в ушах, а за толстыми стенами. Приглушенный шум воды.
— Мы же прямо за фонтаном! — тихонько воскликнула она.
— Треви пристроен к фасаду палаццо Поли, — объяснил Том, пока они по знаку провожатого поднимались по ступенькам. — Здесь кирпичной стеной отгородили техническую шахту для доступа на крышу и к водопроводу в подвале. Джонни договорился с мэром об аренде чердака.
— Вы шутите?
— Нет, не шучу. А иначе как бы тогда мэр проплатил свои повторные выборы?
Они поднялись на один этаж, потом на следующий. Шум фонтана постепенно удалялся, пока не превратился в далекий смутный гул. Зато теперь Аллегра уловила какой-то все возрастающий жужжаще-стучащий звук. Она бросила вопросительный взгляд на Тома, но тот промолчал, явно наслаждаясь ее недоумением.
На площадке второго этажа их ждал человек с автоматом на плече. Аллегра поняла, что чем выше они взбираются, тем круче у здешних обитателей оружие.
Встречавший знаком велел им поднять руки и быстро ощупал их, изъяв у Тома сумку, а у Аллегры — пистолет и ключи. Потом подвел их к бронированной стальной двери, преграждавшей путь на следующий лестничный пролет. Там их встретили еще двое вооруженных охранников. Дверь запищала и открылась.
Том с Аллегрой переглянулись и, переступив через порог, стали подниматься.
Лестница привела их в длинное тесное чердачное помещение, судя по всему, занимавшее всю ширину здания. Низенькие наклонные окошки выходили на площадь, вид из них по большей части загораживал массивный постамент фонтана. В середине комнаты, шипя и громыхая, как старый паровой двигатель, стоял огромный печатный пресс.
— Шум фонтана заглушает эту машину, — перекрикивая грохот, объяснил Том. — Вообще-то тут пять разных секций, установленных вплотную одна к другой. У каждой свой процесс. Одна впечатывает волокна и водяные знаки. Другая — конгрев, выполняет выпуклые элементы. Дальше нумератор печатает номера и серии купюр. А еще офсет для печати основного изображения, и в самом конце гильотина для обрезки листов под формат.
Аллегра подошла поближе к машине — ей стало любопытно узнать, какую продукцию та печатает, — и, потрясенная, тут же повернулась к Тому.
— Деньги?!
— Да. Евро. У Джонни самое крупное производство фальшивых денег за пределами Китая. Раньше он печатал доллары, но они теперь никому не нужны.
— А Джонни — это кто? — спросила Аллегра, озираясь и видя целую армию людишек в синих спецовках, молча обслуживавших пресс.
— Джонни Ли. Отец его — знаменитый Ли Кайфу. Держит под своим началом самые могущественные банды триады в Гонконге, — понизив голос, объяснил Том. — Пару лет назад он разослал своих пятерых сыновей по всему миру, чтобы расширить семейный бизнес. Джонни здесь, Пол — в Сан-Франциско, Ринго — в Буэнос-Айресе…
— Он переехал в Рио… — раздался вдруг голос рядом с ними. — Там теплее и женщины дешевле.
— Джонни! — обрадовался встрече Том.
Ли был молод — около тридцати лет. Длинные темные волосы спадали на глаза, и он то и дело отбрасывал их назад. На губе пирсинг, на шее наколка в виде пунктирной линии, словно показывающая, где резать. И на этом этаже он был единственным, одетым не в спецовку. Вместо нее — белая футболка от Армани, красная куртка с монограммой «Феррари», дорогущие джинсы от Версаче со стилизованными прорехами на коленях и со стальной цепочкой, длинной петлей свисавшей поверх одного из карманов, и кроссовки «Прада». Его сопровождали два мрачных, неулыбчивых телохранителя. В руке он держал пистолет Аллегры, слегка подбрасывая его, словно пытаясь определить вес.
— Чего тебе надо, Феликс? — проговорил он с неожиданным и явным английским акцентом.
— Что, не вовремя? — нахмурился Том, явно удивленный таким негостеприимным тоном.
— А чего ты хотел, если явился ко мне с легавой? — сурово ответил Ли, ткнув Тома свернутой в трубочку газетой. — Даже если она в бегах.
Том взял у него газету, проглядел первую страницу и с извиняющимся видом передал газету Аллегре. Зачитываться подробностями не было нужды — все стало ясно из первых строк: Галло повесил убийство Гамбетты на Аллегру. И вот теперь она видела в газете собственный портрет — в своей карабинерской форме. Дальше шел текст с описанием ее «чудовищной выходки». Аллегре даже сделалось нехорошо, пол едва не ушел из-под ног, и она будто через пелену услышала голос Тома:
— Она теперь со мной.
— И что? Чего ты хочешь? — спросил Ли, метнув на Аллегру недоверчивый взгляд.
— Помощи от тебя.
— А ты разве не завязал? — Вопрос этот прозвучал у Ли с какой-то даже обидой в голосе.
— У меня убили друга. И мы ищем тех, кто это сделал.
Ли молча посмотрел на Тома, потом на Аллегру и, что-то буркнув, вернул ей пистолет.
— Ну и что ты хотел узнать?
Том протянул ему листок с изображением символа.
— Что можешь об этом сказать?
Ли отнес листок к световому столу, где он перед этим изучал под микроскопом образец свеженькой, только что напечатанной банкноты, и поместил листок под специальную лампу. Он внимательно изучал рисунок, потом поднял на Тома настороженный взгляд.
— Ты считаешь, что твоего друга убили они?
— А вы знаете, что это означает? — спросила Аллегра, вмиг оживившись.
— Конечно, знаю, — сказал Джонни с презрительной усмешкой. — Это символ Делийской лиги.
Аллегра с Томом переглянулись. Как они оба и подозревали, Делийская лига существовала не на бумаге в виде сноски в каком-нибудь пыльном учебнике. Она, вернее, ее бандитская версия, существовала вполне реально.
— И кто ее возглавляет? — спросил Том.
Ли сел за стол.
— Ты меня удивляешь, Том. Разве так делаются дела? — Он посмотрел на Тома со снисходительной улыбкой, с какой обычно журят ребенка. — Я тут вообще-то делом занимаюсь, а не благотворительностью. Благотворительностью я не занимаюсь даже ради таких уважаемых людей, как ты.
— Сколько? — устало спросил Том.
— Обычно это двадцать пять тысяч евро, — сказал Ли, показывая сумму на пальцах. — Но для тебя и твоей подруги я намерен округлить эту цифру до пятидесяти. Такая маленькая накидочка.
— Пятьдесят тысяч! — вырвалось у Аллегры.
— Я могу достать эти деньги, — кивнул Том. — Но мне понадобится время.
— Ничего. Я подожду, — пожал плечами Ли.
— Но мы-то ждать не можем! Придется тебе одолжить их мне.
— Об этом и речи быть не может. — Ли покачал головой. — Поскольку ты собрался переть против лиги, я хотел бы получить свои деньги до того, как они тебя замочат.
— А сами себе заплатить не хотите? — Аллегра сердито постучала пальцем по лежавшему на столе неразрезанному листу с банкнотами.
— Ну вот еще! — фыркнул Ли. — Это же как наркотик. Еще привыкнешь.
— Джонни, ну я прошу тебя, — сказал Том. — Ты же знаешь, я слово всегда держу.
Ли молчал, в задумчивости постукивая зубами, потом сказал:
— А как насчет предоплаты? У тебя же есть что-нибудь при себе?
— Говорю же тебе, Джонни, у нас нет…
— А вот эти часы, например. — Ли кивнул на руку Т ома.
— Эти часы не продаются, — ответил Том, поспешно опуская рукав.
— Ну, тогда оставь в залог. Получишь обратно, когда принесешь деньги.
— И вы расскажете нам то, что мы хотим знать? — спросила Аллегра с недоверием в голосе.
— Если смогу.
Аллегра вопросительно посмотрела на Тома. Тот молча пожал плечами и, тяжело вздохнув, снял с руки часы.
— Ладно, — сказал он. — Но имей в виду: я хочу получить их обратно.
— Об этом не беспокойся, — поспешил уверить его Ли, застегивая часы у себя на руке.
— Тогда давайте начнем прямо с Делийской лиги, — предложила Аллегра. — Кто они такие?
— Делийская лига контролирует весь незаконный антикварный бизнес в Италии, — не вдаваясь в мудреные подробности, ответил Ли. — Работают с начала семидесятых. Сейчас ни один предмет не может покинуть страну, не пройдя через их руки.
— А «черные копатели»? Как они сюда вписываются?
— Они контролируют поставку древностей, — объяснил Ли. — Работают в основном поодиночке, самостоятельно. Но поскольку большинство приобретателей древностей находятся за границей, лига контролирует этот спрос. «Черные копатели» вынуждены продавать товар сначала лиге, иначе вообще не продадут.
— А мафия? — перебил его Том. — Как она относится к тому, что лига работает на ее территории?
— А лига — это и есть мафия. — Ли рассмеялся и постучат пальцем по листку с нарисованным символом. — Две змеи как раз это и означают. Одна — коза ностра, другая — «Банда делла Мальяна».
— Во главе «Банда делла Мальяна» стоит клан Де Лука, — объяснила Тому Аллегра. — Это на них работал Риччи.
— История, которую я слышал, такая, — продолжал Ли. — Коза ностра получала от «Ндрангеты» долю прибыли с наркооборота. Потом они смекнули, что можно неплохо поиметь с антикварной контрабанды, и объединились с «Банда делла Мальяна», которая контролировала все более или менее стоящие этрусские раскопки в окрестностях Рима. То есть смекнули, что, как картель, они смогут грести больше денег. Дела у лиги шли так хорошо, что большинство других кланов продали им свои права на пользование территориями в обмен на долю с прибыли.
— И кто сейчас там заправляет? — спросил Том. — Где нам их найти?
Ли хотел было ответить, но передумал — одной рукой прикрыл живот и приложил палец к губам.
— Этого я не могу вам сказать.
Том усмехнулся.
— Не можешь или не хочешь?
— Ты пойми, Феликс, ничего личного, — сказал Ли, пожимая плечами. — Я просто хочу получить свои деньги. А если я тебе сейчас все расскажу, то я денег своих точно не увижу.
— Но мы же договорились! — сердито напомнила Аллегра. Ее разозлило, что Ли надул их — сначала раззадорил, заставил выпытывать, а как дошло до главного, так пошел на попятную.
— Ну да, договорились. Я же не отказываюсь. Приносите завтра полста тысяч евро, и я вам расскажу, кто с какой стороны постели спит.
— Нам надо знать сейчас! — сказала Аллегра.
Ли поправил на руке часы Тома, вытер пальцем стеклышко и, не поднимая глаз, вдруг спросил:
— А как насчет тачки?
— Какой тачки? — нахмурился Том.
— «Мазератти» Кавалли! — воскликнула Аллегра, сообразив, что за ключи были в руке Ли, которые она поначалу приняла за свои, отнятые у нее при входе сюда.
— Тачка у вас?
— Нет, но я знаю, где она, — ответила Аллегра, вдруг смекнув, что Джонни, похоже, с самого начала пытался подвести их к этой мысли. — А вы почему спрашиваете?
— Хочу предложить новый вариант, — сказал Ли. — Вместо денег тачка. И вам тогда ждать не придется.
— Идет! — обрадовалась Аллегра и, с облегчением вздохнув, сунула ему в руку связку ключей. — Она на стоянке, но вы легко ее оттуда заберете.
Улыбаясь, Ли вернул ей ключи.
— Да нет, я представлял себе это немножечко иначе.
Через десять минут они уже огибали пьяцца дель Пополо.
— А кто тебе их подарил? — вдруг спросила Аллегра, нарушив молчание.
— Что? — рассеянно спросил Том.
— Ну, часы. Кто тебе их подарил?
Он болезненно поморщился.
— Дженнифер.
Они опять надолго замолчали.
— Прости. Я же не знала…
— Да у нас выбора-то особого не было, — сказал Том, вздыхая. — К тому же он отдаст их, когда мы пригоним машину.
— Это должно быть не так уж трудно, — попыталась подбодрить его Аллегра. — Три-четыре охранника, не больше.
— Да, взглянуть в любом случае стоит, — согласился он. — Иначе придется ждать завтрашнего дня, когда я смогу отдать ему деньги.
— А зачем она ему? — спросила Аллегра и, выезжая на набережную Арнальдо да Брешиа, поправила зеркальце.
— Он коллекционирует машины, — объяснил Том. — У него их штук сорок стоят в шикарном подземном гараже где-то близ колонны Траяна. И ни одну из них он не покупал.
Вдоль реки они ехали молча. Том заметил, что Аллегра разглядывает себя в зеркальце, водит рукой по выкрашенным, неровно подстриженным волосам, как будто до сих пор не может узнать себя в отражении.
— Расскажи мне про «Банда делла Мальяна», — вдруг попросил он.
— В Италии действует пять главных мафиозных организаций, — начала объяснять Аллегра, обрадовавшись прерванному молчанию. — Коза ностра и «Стидда» на Сицилии, каморра в Неаполе, «Сакра корона унита» в Апулии и «Ндрангета» в Калабрии. «Банда делла Мальяна» была структурой поменьше названных, действовала здесь, в Риме, и контролировалась кланом Де Лука.
— Была?
— Если ты помнишь, их связывали с серией заказных политических убийств и налетов, происходивших с семидесятых по девяностые. Ностех пор они ведут себя довольно тихо.
Она посигналила трехколесной грузовой тележке, громыхавшей по раздолбанному асфальту.
— И Риччи работал на них?
Аллегра кивнула.
— Галло сказал, что он был у них боевиком. Насколько мне известно, кланом до сих пор заправляет Джованни Де Лука, хотя никто не видел его уже много лет.
— А коза ностра, партнер «Банда делла Мальяна» по Делийской лиге? Кто у них там главный?
— Лоренцо Моретти. По крайней мере так говорят. Такие вещи, как ты понимаешь, на визитных карточках не указываются.
Автомобильная стоянка располагалась в неприглядно-сером многоэтажном здании в конце обсаженной деревьями улицы в жилом квартале. Двое охранников на въезде — один смотрел в сторожке телевизор, другой читал газету, сидя на старом пластмассовом стуле, — при виде приближающихся к шлагбауму людей тотчас же вскочили с деловитым видом.
— Buon giorno. — Аллегра продемонстрировала им обворожительную улыбку и свой полицейский жетон, правда, поспешив сразу захлопнуть бумажник, пока они не разглядели имя и фотографию. — Прошу прощения, что отрываю вас, но у моего друга угнали машину.
Охранники посмотрели на Тома с презрением — дескать, сам виноват.
— Да едет сейчас твоя тачка в каком-нибудь контейнере по направлению к Марокко, — мрачно предположил один из них.
— Я ему так и сказала, — поддакнула Аллегра. — А вот его сосед утверждает, что видел, как ее отгоняли на эвакуаторе. Ну а ваша стоянка ближе всех к его дому.
— Если ее пригнали на эвакуаторе, то она должна быть в базе данных, — сказал один из охранников Тому. — Заплатите за стоянку и можете забирать.
— Он уже смотрел, но ее там нет, — сказала Аллегра, не дав Тому что-либо ответить. — Он считает, что кто-то по ошибке ввел в базу не те номера.
— Ишь ты! — Охранники смерили Тома подозрительным взглядом.
— Он англичанин. — Аллегра посмотрела на Тома, как смотрит мать на надоедливого ребенка. Охранники сразу понимающе закивали, на лицах их изобразилось сочувствие, а Аллегра, пользуясь моментом, наседала: — Нельзя ли нам подняться наверх и только посмотреть, там ли она? Я бы вас отблагодарила.
Охранники переглянулись и дружно пожали плечами в знак согласия.
— Только быстро, — сказал один.
— А когда она пропала? — спросил другой у Аллегры, больше не обращая на Тома внимания.
— Числа пятнадцатого марта.
— Просто мы ставим машины в порядке поступления, — объяснил первый охранник, указывая на план стоянки, грубо приколоченный к шлагбауму. — Машины, поступившие за эту неделю, должны находиться вот здесь — в синем квадрате третьего этажа. К лифтам вам направо.
Когда двери за ними закрылись, Том с укором в голосе сказал:
— А тебе понравилось издеваться надо мной.
— Да ладно, я могла бы и хуже сделать — например, сказать, что ты американец.
Они вышли из лифта в северном крыле третьего этажа. Это было мрачное гнетущее место — лампы дневного света или сломаны, или вообще отсутствуют, заплесневелые стены, с потолка сочится жижа. Ряды облупленных бетонных столбов делили этаж на три части, в каждой из которых стояли в два ряда машины; спиралевидный скат со съездом вверх и вниз соединял разные уровни, как окаменелая пуповина.
Перешагивая через маслянистые лужицы, они шли к квадрату, указанному охранником. Где-то на полдороге Аллегра достала ключи и нажала на кнопку разблокировки. Машина Кавалли тотчас же отозвалась, мигнув фарами. «Мазератти-грантуризмо» увеличенной мощности, тянувший на сумму, вдвое большую, чем запрашивал Джонни. Неудивительно, что он втравил их в это дело.
— Что ты делаешь? — понизив голос, спросил Том, когда Аллегра открыла багажник и заглянула внутрь. — Ее же наверняка уже обыскали.
— Обыскали не значит что-то нашли, — ответила она тоже почти шепотом.
— Послушай, давай просто выберемся отсюда, пока нас не…
Аллегра разогнулась и с победоносным видом протянула ему керамический черепок, завалившийся в складку грязного серого одеяла, устилавшего дно багажника. Крошечный черепок, умещавшийся у нее в зажатом кулаке, с изображением бородатого мужского лица — красный рисунок на черном фоне.
— Это фрагмент вазы. Возможно, апулийской. Что позволяет определить и возраст — между четыреста тридцатым и трехсотым годами до нашей эры.
— Дионис? — предположил Том.
— Да, — сказала она с восторгом. — Можно предположить, что это фрагмент кратера, чаши, которую использовали для…
— Для смешения вина и воды, — сказал Том и улыбнулся при виде откровенно удивленного выражения на ее лице. — У меня родители были антикварами. Мать специализировалась на древностях. А я, видимо, умел слушать.
— Что-нибудь странное замечаешь? — спросила она, протягивая ему черепок.
— Края острые. — Нахмурившись, он провел пальцем по краю черепка, осторожно, словно это была бритва.
— Острые и не запачканные, — согласилась она. — И это означает, что разбили недавно.
— То есть хочешь сказать, что разбили после того, как выкопали? — Том озадаченно смотрел на нее, держа в руке черепок.
— Я хочу сказать, что разбили нарочно, — сказала она, и Том уловил оттенок злости в ее голосе. — Смотри, как старались не повредить сам рисунок, чтобы потом можно было восстановить чашу.
— То есть хочешь сказать, что ее разбили, чтобы потом снова склеить? — Том недоверчиво улыбнулся.
— Так легче сбыть контрабанду с рук, — объяснила она. — К сожалению, мы сплошь и рядом натыкаемся на такое. Такие фрагменты называют сиротками. Иногда дилерам выгоднее продавать их по отдельности, чем целым предметом, — ведь тогда они могут задирать цену, потому что коллекционер или музей мечтает собрать все фрагменты. И конечно, когда ваза будет полностью собрана и восстановлена, никто никогда не сможет вычислить, где или у кого был куплен каждый фрагмент. Получается, всем выгодно, все довольны.
— Значит, Кавалли работал на лигу или состоял в ней, — мрачно заключил Том, когда Аллегра захлопнула багажник. — Не исключено, что они пронюхали, что ФБР вышло на Кавалли, и убрали его, чтобы он не смог заговорить.
Где-то ниже этажом завелась машина.
— Нам надо уматывать отсюда. — Том открыл дверцу и хотел сесть на переднее пассажирское сиденье, но тут же отшатнулся и закашлялся от едучего химического запаха.
— Ты в порядке? — испуганно спросила Аллегра.
— Там все обработано огнетушителем, — прохрипел он, указывая на слой белой пены, которой был покрыт салон машины, за исключением тех мест, где ее стерла во время обыска полиция. — Известная уловка. Пена уничтожает отпечатки пальцев и любые следы ДНК.
— И убийцы Кавалли сделали бы это, если бы побывали в машине, — задумчиво заметила Аллегра, открыв водительскую дверцу и отступив в сторону, чтобы пары выветрились.
— Интересно, где они взяли ключи от машины? — сказал Том, потирая слезящиеся глаза.
— Как где? У него в кармане.
— А тогда интересно, он ли сидел за рулем. Судя по всему, он.
— Почему ты так думаешь?
— Да потому что вряд ли убийцы повезли бы его туда, где была брошена машина, и потом положили бы ему в карман ключи, перед тем как убить, — сказал Том, пожимая плечами.
— А какая в общем-то разница, так оно было или не так?
Вдохнув поглубже, Том нырнул в салон. Перегнувшись через сиденье, он пошарил рукой на полу за водительским сиденьем и нащупал там среди хлопьев пены сначала какую-то денежную мелочь, потом коробок спичек и, наконец, смятую фотокарточку. Он вылез из машины, отряхивая с себя липучие белые хлопья.
— Если за рулем был Кавалли, то это, пожалуй, единственное место, где он мог спрятать что-нибудь, когда почувствовал, что дело пахнет керосином, — объяснил Том, с удовольствием глядя на то, как изменилось лицо Аллегры. — Вот… — Он протянул ей фотокарточку. — Есть какие-нибудь соображения?
— Фрагмент какой-то статуи, — задумчиво проговорила Аллегра, разглядывая снимок. — Похоже, греческая. Хотя…
Договорить ей помешал окрик:
— Rimanga dove siete! Стоять на месте!
Обернувшись, Аллегра увидела двух охранников, с которыми они разговаривали на входе. Один сидел за рулем синего полицейского «фиата», стоявшего на скате уровнем выше, и зажженные фары прорезывали темноту. Второй охранник с пистолетом в руках стоял возле машины, и голос его эхом разносился под гулкими сводами пустой парковки.
— А мы все-таки нашли машину! — Аллегра с милой улыбкой выступила вперед. — Так что моему другу теперь надо просто заплатить и…
— Я сказал, стоять на месте! — снова рявкнул охранник, и его палец на курке слегка задергался.
— Да, видать, разговора не получится, — шепнул Том.
— Это точно, — согласилась Аллегра. — Садись!
Нырнув в машину, она вставила в зажигание ключ, завела двигатель и дала задний ход. Том запрыгнул на ходу, пистолетный выстрел прогремел над головой. Машина рванула с места, задев крыло припаркованного рядом автомобиля, тотчас же взревевшего сигнализацией.
— Не туда надо было! — крикнул Том, потому что в лобовое стекло им теперь светили фары приближавшейся полицейской машины.
— Не учи меня водить! — возмущенно крикнула она в ответ, обернувшись через плечо. — В другую сторону нельзя было съезжать — там бы мы в столб впаялись!
Она нажала на газ и на полном ходу завернула за угол. Машину занесло, чуть не перевернуло, мотор бешено взревел, и они понеслись по центральному проходу.
Прогремел еще один выстрел. Они пригнулись. Одна из передних фар разбилась.
— Давай жми! — крикнул Том. — Попробуй оторваться и выехать на другой уровень.
Вопреки правилам Аллегра направила машину вверх по скату, пытаясь выехать на второй уровень парковки.
— Кто-то поднимается нам навстречу с другой стороны, — предупредил Том, и они увидели вторую полицейскую машину — с ослепляющими фарами и пронзительно гудящей сиреной она неслась по спирали вверх им навстречу.
Аллегра ловко вырулила в сторону, и две полицейские машины, поднимавшиеся на пандус с двух сторон, едва избежали лобового столкновения. Этим моментом и воспользовалась Аллегра. Она тормознула ручником, резко вывернула руль, переключила передачу и, газанув, погнала машину по левому ряду парковки.
— Один у нас сзади, другой справа! — крикнул Том, указывая на вторую машину, несущуюся почти вровень с ними по центральному ряду.
— Пытаются отрезать нас от выезда! — крикнула Аллегра и, посмотрев себе под ноги, удивленно спросила: — Какого черта ты там делаешь?
А Том, нагнувшись, шарил рукой под приборной панелью где-то у нее под коленями.
— Ищу кое-что, — ответил он, пытаясь дотянуться до какого-то предмета.
— Это я заметила, — процедила сквозь зубы Аллегра, когда голова его уперлась ей в коленки.
— Все, нашел! — Он выпрямился. — Кнопка блокировки подушек безопасности. Ее помещают внизу, на случай если понадобится их отключить.
Аллегра кивнула, тотчас же смекнув, что он задумал.
— Ну все, теперь держись крепче!
Глянув в зеркало заднего вида, насколько приблизилась погоня, она нажала на педаль тормоза. Машина резко остановилась, и преследователи въехали им в багажник, отчего тот открылся и крышка торчала теперь вверх, словно у полуоткрытой консервной банки. Но это был крошечный ущерб по сравнению с тем, что досталось «фиату», у которого лопнули две передние шины, капот разбился в лепешку, а мотор снесло аж до переднего сиденья.
Аллегра глянула на Тома с довольной усмешкой, но тот не спешил радоваться, кивнув на другую полицейскую машину, которая уже огибала последний столб, чтобы вырулить в их ряд и двигаться им навстречу.
— Ага, а вот и кавалерия подоспела.
Переключив передачу, Аллегра рванула вперед, потом нырнула через пустующий справа проем между припаркованными автомобилями в центральный ряд и там резко развернулась задом к выездному скату.
— Ты что делаешь? — хмурясь спросил Том.
— Кайф ловлю, не видишь?
В этой засаде они поджидали, когда вторые преследователи поравняются с ними.
— Давай! — крикнул Том, пристегнувшись ремнем и ухватившись за ручку.
Вырулив из укрытия, Аллегра протаранила какой-то «альфа-ромео», и тот, словно выпущенный из пушки снаряд, врубился в соседний «фольксваген», который, в свою очередь, вылетел в проход перед самым носом у мчавшейся на полной скорости полицейской машины. От столкновения ту отбросило в сторону, на противоположный ряд припаркованных автомобилей.
За этим последовал короткий миг полной тишины — только синяя полицейская мигалка беспомощно пульсировала в полумраке, — но тут же грянул дружный хор автомобильных сигнализаций, сработавших на звук удара.
— Это где же ты так научилась водить? — с удивленным восхищением спросил Том.
— В римских пробках, — тяжело дыша, ответила Аллегра.
— Как думаешь, Джонни заметит брачок?
Она глянула в зеркальце заднего вида на торчащую парусом крышку багажника, потом оценила взглядом помятый капот, из которого поднимался пар от поврежденного радиатора.
— Тачке, похоже, капец. — Она улыбнулась и, дав задний ход, направила машину к выезду.
— Ты что, не сказал этим придуркам, когда они звонили, чтобы они сами не лезли, а подождали нас? — орал Галло на Сальваторе, испуганно прижимавшего к груди блокнот.
Невезуха прицепилась к нему и кусала за пятки как мерзкая карманная собачонка. Сначала неудачно засекли мобильник Аллегры — к моменту их приезда она успела смыться оттуда. И вот теперь она, похоже, проскользнула у него меж пальцев во второй раз, когда ее видели на полицейской стоянке.
— Почему — я сказал. — Сальваторе устало вздохнул. — Просто они, видимо, пытались оцепить место, не дать им удрать.
— Оцепить место? Поменьше в телевизор надо пялиться этим уродам. — Галло свирепо зыркнул в сторону двух раненых с загипсованными шеями, которых санитары уносили на носилках к ожидавшей машине «скорой помощи». — Это им, считай, повезло, что она упекла их в больницу. Избавила меня от лишних хлопот. — Он выругался и закурил сигарету.
— Не она, а они, — поправил его Сальваторе.
— Так она не одна была? — Галло удивленно посмотрел на Сальваторе, приглаживая волосы.
— С ней был мужчина.
— Какой еще мужчина?
— Мы пока не знаем.
Галло задумался. Он совсем не ожидал, что она с кем-то скооперируется. Во всяком случае, не так быстро.
— А что они делали здесь?
— Вскрыли черный «мазератти». Регистрационный номер… JT149VT, — прочитал Сальваторе по записной книжечке.
— Машина не ее конечно? Лейтенанты столько не зарабатывают.
— Машина Кавалли.
Галло резко развернулся.
— Кавалли?! И какого черта ей понадобилась эта машина?
Он окинул взглядом здание, словно оно было виновато и должно было подсказать ему ответ. И оно, как ни странно, подсказало.
— Здесь должна быть камера наблюдения. — Он указал на объектив, закрепленный над входом. — Раздобудь мне диск.
Через несколько минут они сидели перед небольшим монитором в вахтенной сторожке, и Сальваторе перематывал последнюю запись на диске. Первые десять — двадцать секунд монитор давал лишь зернистое черно-белое изображение выстроенных рядами машин да сырого бетонного пола, но когда Галло уже собирался нажать кнопку перемотки вперед, на экране появились двое.
— Это не она, — качая головой, сказал Сальваторе.
— А вот и нет. Она. — Галло неохотно надел очки. — Волосы отрезала. И покрасила. Умная девка. — Он с брюзгливым видом усмехнулся. — А ты у нас кто такой будешь, голубчик? — Он придвинулся поближе к монитору, нажал на кнопку паузы и, щурясь, стал вглядываться в лицо шагавшего рядом с Аллегрой человека.
— Я его точно раньше не видел, — сказал Сальватор… пожимая плечами.
— Когда закончим, распечатай это — и в лабораторию, — распорядился Галло, поставив запись на начало. — Пусть прогонят по базе. И Интерпол тоже.
— Интересно, где она взяла ключи от его машины? — сказал Сальваторе, когда на экране появилось изображение Аллегры, открывшей машину и багажник.
— В хранилище вещдоков. Они, наверное, были вместе с… — Галло не договорил и нахмурился, когда увидел, как Аллегра достала что-то из багажника. Он снова поставил запись на паузу. — Что это у нее такое?
— Бог ее знает. — Сальваторе растерянно пожал плечами. — Изображение такое плохое. Темное очень. Я спрошу в лаборатории, нельзя ли что-нибудь сделать.
— Так, а кто мне говорил, что машину обыскали? — сердито рявкнул Галло.
— Я… думал… что обыскали, — испуганно пробормотал Сальваторе. Нервно покашливая, он сам поставил запись на начало только лишь для того, чтобы остановить ее через несколько секунд.
— У него тоже что-то в руках, — сказал он и еще сильнее сощурился, разглядывая изображение. — Вроде бумажка какая-то… Или фото.
— Мне нужны имена тех, кто производил обыск в машине, — процедил сквозь зубы Галло. — Их имена и номера жетонов.
На экране вдруг появился полицейский автомобиль, и из него вышел один из охранников, которых недавно на глазах Галло погрузили в «скорую помощь». Недовольно скривив губы, Галло вытащил диск.
— Составьте новое описание наружности Дамико и раздобудьте все, что можно, об этом парне, кто бы он ни был, — распорядился он. — Потом…
— Полковник! Мы нашли машину! — сообщил с порога запыхавшийся молоденький полицейский. — Стояла брошенная в парке Боргезе.
— А лейтенант Дамико?
— Ее, к сожалению, нет.
Сальваторе вскочил, выжидательно глядя на Галло. Тот кивнул:
— Иди. Возьми людей, сколько тебе надо. Найди ее. Без машины она не могла далеко уйти.
Дождавшись, когда все уйдут, Галло достал из кармана мобильник и набрал номер.
— Это я. — Он прикурил новую сигарету и глубоко затянулся. — Мы только что опять ее упустили.
С недовольным лицом он слушал собеседника.
— Она приходила за машиной Кавалли… Зачем машина понадобилась ей, я не знаю, но она что-то там нашла. По-моему, какую-то фотографию.
Выражение его лица стало суровым.
— Откуда мне знать, что было на том снимке?! — в конце концов вскипел он. — Я думал, это вы мне скажете.
Поезд влетел на станцию, мелькая замысловатыми узорами граффити — сердитым порывом души римских подростков, воплощенным в жизнь при помощи рифмы и аэрозольного баллончика. Кое-где метрошные начальники отскребли стенки вагонов, явно в надежде оградить остальное население от этих опасных бунтарских голосов. Впрочем, усилия оказались тщетными — зловещие строки крамольных стихов не стерлись даже под напором химии и все равно мозолили глаза, будто незаживающий шрам.
Двери с шуршанием распахнулись, и упругая мускулистая волна человеческих тел вынесла Тома с Аллефой на платформу, а затем на эскалатор. Волна эта разбилась только на улице, выбросив их к подножию Испанской лестницы.
— Давай двигать к центру, — сказал Том, отбиваясь от назойливых лоточников и указывая в сторону соблазнительных витрин виа Кондотти. — Надо стараться быть там, где людно.
— Я знаю хорошее местечко, где можно выпить кофе, — кивнув, предложила Аллегра.
Через десять минут они уже сидели за уютным столиком в дальнем конце бара на пьяцца Кампо-Марцио, поглощая пирожные и эспрессо.
— Что, крепковат? — с улыбкой спросила Аллегра, когда Том сделал первый глоток.
— В самый раз. — Он поморщился, вычищая языком из зубов кофейные крупинки и озираясь по сторонам.
Местечко выглядело так, словно не видело ремонта лет тридцать, — потрескавшаяся и кое-где вздыбившаяся кафельная плитка, пожелтевшие от табачного дыма кирпичные стены с развешанными на них выцветшими римскими флагами, потрепанными баннерами и вымпелами. На почетном месте за облупленной и поцарапанной стойкой бара красовалась фотография с автографом капитана предыдущего римского клуба-фаворита, сделанная, судя по всему, во времена его процветания, когда герой, по-видимому, заглядывал сюда разок, дабы опрокинуть на халяву стаканчик за счет заведения. Народу в баре, считай, не было — кроме Тома и Аллегры сидели еще за стойкой несколько рабочих-монтажников. Один, свесив с высокого табурета ногу, поставил ее на свою каску, словно охотник, позирующий для фото с добычей.
— Ты это место выбрала нарочно?
— В каком смысле?
— Караваджо убил человека возле Кампо-Марцио.
— A-а… Я и забыла. — Она нахмурилась. — У них было что-то вроде дуэли, да?
— Ссора из-за счета во время игры в мяч, — объяснил Том, бросая еще один кусочек сахара в свой кофе, чтобы сбить его крепкую горечь. — По крайней мере так гласит история. Мечи были обнажены, и во время поединка…
— А в итоге он оказался на Сицилии?
— Не сразу. Сначала в Неаполе и на Мальте. «Рождество» он писал, будучи в бегах. — Том помолчал и продолжил: — Интересный человек был этот Караваджо — при всей своей порочности умел создавать такую красоту. Его полотна принято считать зеркалом человеческой души.
— И твоей? — спросила Аллегра, и Том уловил серьезность вопроса, скрывавшуюся за игривой улыбкой.
— Не исключено. Если бы она у меня была. — Он улыбнулся в ответ.
Аллегра заказала еще по чашечке кофе.
— Так что будем делать с Джонни? — спросила она, когда официант ушел.
— А что мы можем? — Том пожал плечами. — Даже если бы мы не разбили машину, копы нас уже вычислили бы на ней. Так что подождем звонка Арчи и потом заплатим Джонни наличными.
— Арчи? Кто это?
— Мой партнер по бизнесу, — объяснил Том. — Он сейчас на пути в Женеву, но у него там есть связи. Эти люди могут одолжить пятьдесят штук, не задавая лишних вопросов. Подождать придется, наверное, до полуночи, а как получим деньги, вернемся к Джонни, расплатимся и посмотрим, что он знает интересненького.
Один из рабочих проследовал мимо них в туалет и вскоре вышел оттуда под бурные звуки сливного бачка, застегивая ширинку.
— А покажи-ка мне еще разок ту фотку, — попросила Аллегра, когда монтажник удалился.
Том выложил из кармана на стол полароидный снимок. На нем на темном фоне была изображена скульптура — лицо мужчины, подбородок и левая щека отбиты.
— На мрамор похоже. Фрагмент какой-то статуи, — задумчиво проговорила Аллегра, придвигая фотографию к себе. — Прекрасная вещь… — Она провела пальцами по фотографии. — И скорее всего краденая.
— А как ты определяешь?
— «Черные копатели» всегда пользуются «полароидом». От него не остается негативов. И их сложнее послать по электронной почте, чем цифровые фотографии, за которыми и проследить легче.
— А ты уверена, что это мрамор? — Том задумчиво нахмурился. — Уж больно тонким он кажется. Почти как маска.
— Ты прав, — согласилась она, внимательнее всматриваясь в фотографию. — Странно вообще. По правде говоря, я ничего подобного никогда не видела.
— Значит, нам надо найти того, кто видел. Фотография была засунута под сиденье слишком глубоко, а стало быть, не случайно туда завалилась. Скорее всего Кавалли умышленно спрятал ее там.
— Ну, вообще-то самый подходящий для нас сейчас человек… — начала Аллегра и осеклась, сообразив, куда привели ее мысли.
— Это твой друг профессор. Так? — догадался Том.
— Но я не думаю, что… — Аллегра покачала головой, — что я могла бы к нему…
— А тебе и не придется. С ним поговорю я, — поспешил успокоить ее Том. — Где его можно найти?
— Об этом забудь, — со вздохом возразила Аллегра. — Галло наверняка поставил его квартиру под наблюдение.
— Но на улицу-то он выходит?
— Выходит, но только в случае крайней необходимости, — качая головой, объяснила Аллегра. — Склонен к затворничеству и панически боится сорняков.
— Сорняков?!
— Ну да. Он же старик. В общем, это долго рассказывать.
Впервые за все это время она позволила себе улыбнуться, но тут же лицо ее снова омрачилось.
— Значит, мне придется придумать, под каким видом проникнуть к нему. Должен же быть какой-то…
— Сколько сейчас времени? — вдруг перебила Тома Аллегра, хватая за руку.
— Что?
— Времени сколько?
Он глянул на висевшие над туалетной дверью настенные часы в виде пиццы.
— Одиннадцатый час. А тебе зачем?
Убрав фотографию в карман, Аллегра возбужденно объяснила:
— Он читает лекцию сегодня утром. Я видела вчера памятку у него в столе. В одиннадцать часов в галерее Дориа-Памфили.
Том вскочил, выложив на стол горсть мелочи.
— Значит, времени у нас в обрез.
— А, это вы?
Директор Бери изменился влице, не в силах скрыть разочарование то ли от удивления, то ли от раздражения. Определить, от чего именно, было сложно.
— Да, сэр, я. — Верити Брюс кивнула, сделав вид, что не заметила этих эмоций.
Он выжидательно молчал, словно надеясь, а вдруг она вспомнит, что ей срочно куда-то нужно или что она ошиблась дверью. Но она ничего такого не сказала, только теребила свой серебряный медальон, рассчитывая тем самым привлечь его внимание к скульптурным изгибам ее роскошной груди.
— Н-да… э-э… — Бери нервно кашлянул, перевел глаза в пол, потом куда-то в стену повыше ее головы, после чего сказал: — Ну так проходите!
Утверждать, что он нарочито избегал ее после той истории с куросом, было бы слишком большим преувеличением. Ведь не далее как вчера они вместе обедали в компании какого-то чиновника из мэрии, сидели рядом в салоне первого класса во время перелета сюда и вместе были приглашены на сегодняшний официальный завтрак в посольстве. Но сказать, что он избегал оставаться с ней наедине, означало бы попасть в самую точку. Он отчаянно искал способы отвязаться от нее — выдумал причину уйти со вчерашнего обеда пораньше, чтобы не ехать с ней вместе в такси обратно до музея; нарочно опоздал сегодня на завтрак, чтобы не попасться в ее лапы за кексами и апельсиновым соком. Поэтому она и отловила его в гостиничном номере — знала, что здесь он будет один и уж никак не отвертится.
Бери подошел к письменному столу, тем самым предлагая ей занять место напротив в одном из кресел. Этот его трюк был ей хорошо знаком. Жалкие потуги завладеть психологическим преимуществом в разговоре — не иначе как набрался знаний на каких-нибудь курсах повышения самооценки.
— Ничего, я постою, если не возражаете, — сказала она, с удовольствием отметив про себя промелькнувшую на его лице тревогу.
— И то верно. — Он вскочил, явно не желая быть выбитым из колеи. — И так работа сидячая.
— Доминик, я подумала, что нам пора поговорить. Поговорить наедине.
— Да-да, конечно! — Бери вдруг оживился, как это бывает с теми, кто очень хочет разорвать отношения с партнером, но не находит в себе мужества завести неприятный разговор первым. У него вырвался нервный смешок, и он предложил: — Чего-нибудь выпить?
Предложил он это, похоже, не столько ей, сколько себе. Покачав головой, она удивленно изогнула брови:
— А не рановато ли?
— В Европе это принято, — поспешил заметить он. — В Риме там, ну и вообще…
Потом снова наступила неловкая, натянутая пауза, пока он наливал себе скотч со льдом, и было отчетливо слышно, как звякало горлышко бутылки о край стакана — так у него дрожали руки.
— Ваше здоровье! — проговорил он с преувеличенной живостью.
— Я хотела поговорить о том дне… — начала она.
— О, это было так неприятно, — незамедлительно согласился он, наливая себе новую порцию вслед за только что опрокинутой. — Все эти люди… все эти вопросы… — Он торопливо выпил. — Так неприятно, и так мне все это не нравится, знаете ли.
— Курос подлинный, — поспешила заявить она. — Вы же видели результаты экспертизы.
— Видеть-то видел.
— Просто иногда людям лете подвергнуть нас нападкам, нежели признать, что их закоснелый взгляд на эволюцию древнегреческой скульптуры может быть ошибочным, — сказала она, перефразируя гораздо более красноречивые доводы Фолкса.
— Да это я понимаю. — Бери устало сел, похоже, начисто забыв о своих излюбленных психологических игрищах. — Но попечители… — Он произнес это слово так, словно речь шла о какой-то уличной шайке, надругавшейся над его автомобилем. — Они ведь нервничают.
— Создание такой коллекции, как наша, — дело, не лишенное риска, — сухо заметила она. — Это не только светские приемы, но еще и всевозможные трения.
— Да, мир искусства им вряд ли понятен, — согласился он. — Они понятия не имеют о том, что это такое — уметь угнаться за европейцами.
— Эти люди не чувствуют почвы под ногами, — кивнула она. — Она уходит у них из-под ног, и они тащат нас за собой.
Бери только пожал плечами и выдавил слабую улыбку, но не возразил ей, как она отметила про себя. Не возразил и лишь прибавил:
— Просто они хотят, проснувшись утром, увидеть хорошие заголовки в газетах.
— Тогда у меня есть для них одна вещь, — уловив подходящий момент, вставила Верити. — Уникальная вещь. Происхождение безукоризненное. Утром я вылетаю в Женеву, чтобы увидеть ее собственными глазами.
— Верити… — Бери снова встал из-за стола, словно спохватившись и желая восполнить утраченное психологическое равновесие. — Я вынужден вам сказать, что должно пройти какое-то время, прежде чем попечители или даже я… ну, в общем…
Она не дала ему договорить и вручила полароидный снимок, полученный от Фолкса. Бери тяжело опустился обратно в кресло, лицо его побледнело.
— Да это же…
— Невозможно? Погодите, я сейчас назову вам имя ваятеля.
Это была любимая художественная галерея Аурелио Эко. Другие, по его мнению, ни в какое сравнение с ней не шли, проигрывая в самом главном. Конечно, Капитолийский музей богаче, Ватиканские музеи вместительнее, галерея Боргезе гораздо красивее. Но у них один недостаток — все они скроены из разрозненных коллекций, и эти грубые швы слишком заметны посвященному глазу.
А коллекция Дориа-Памфили веками собиралась усилиями и стараниями одной семьи. Благодаря этому, считал Аурелио, коллекция эта была наделена некой целостностью и неким общим замыслом, не обрывавшимся, словно золотая нить, на протяжении веков. Она, как бережно хранимый священный огонь, передавалась от одного поколения к другому. И даже в наши дни старинная семья, владевшая этими баснословными бесценными богатствами, все так же жила во дворце под одной крышей с собранными сокровищами. И в этом, по мнению Аурелио, заключалось особое очарование, позволявшее ощутить неразрывную связь времен — прошлого, настоящего и будущего.
На ступеньках перед входом он замешкался и, вроде как затягивая потуже шарф, украдкой глянул через плечо. Люди Галло даже не пытались скрывать, что следят за ним, — двое в машине припарковались там, где он вылез из такси, и теперь тоже шли к галерее. Что бы они там ни говорили, а чувствовал он себя как заключенный, а не как человек, которого хотят защитить. В душе махнув на них рукой, он взялся за ручку двери и потянул ее на себя.
— Buon giorno, professore, — поздоровался с ним обрадованный охранник.
Аурелио, как обычно, явился раньше — любил оставить себе немного времени, чтобы проверить зал и еще раз просмотреть свои записи. И вот что забавно — даже в преклонные годы, после стольких лет и прочитанных лекций, он по-прежнему так же волновался. Конечно, это был вопрос преподавательской репутации, вещи нежной и хрупкой, как тончайший фарфор, способной разбиться в один неловкий момент после долгих лет бережного хранения. И тогда, даже если вы соберете осколки и склеите их, трещины все равно будут видны.
— Много народу сегодня будет?
— Толкование археологических находок, обнаруженных при раскопках этрусского мостового сооружения в Сан-Джовенале, — проговорил Аурелио, дословно передавая название своей лекции.
— Иными словами, придется мне, как обычно, выгонять людей силком! — Охранник расхохотался над собственной шуткой вслед удаляющемуся профессору.
Единственной вещью, не нравившейся здесь Аурелио, был лифт — допотопный, страшно трясущийся и грохочущий гроб, вызывавший у него прилив клаустрофобии, какой он ни разу не испытывал за долгие годы археологических раскопок. Да ладно, всего-то один этаж, подумал он, пока кабина, беспрестанно дергаясь, поднималась наверх. К тому же выбора у него все равно нет.
Выйдя из лифта, он прошел через Пуссеновский и Бархатный залы в Бальный зал, где уже были расставлены две деревянные скамьи с позолотой и красные бархатные стулья. Достаточно, чтобы рассадить человек пятьдесят, подумал он про себя с улыбкой. Будем надеяться, что публика окажется приличной.
— Вы один?
Он обернулся и увидел на пороге мужчину, который на его глазах закрыл за собой дверь и повернул в замке ключ.
— Лекция начнется только в одиннадцать, — ответил он, насторожившись.
— Ты один, Аурелио?
На пороге примыкающего танцевального зальчика стояла женщина с каменным выражением лица.
— Аллегра?! — воскликнул Аурелио. — Это ты? Что ты с собой сделала?
— Сколько их там? — сурово пробасил Том по-итальянски.
— Чего сколько? — Аурелио торопливо перевел взгляд на мужчину.
— Сколько человек пасли вас до этого места?
— Двое, — растерянно пробормотал Аурелио. — По-моему, двое. Люди Галло. Они следят за мной с тех пор, как…
— С тех пор, как ты предал меня. Да? — процедила сквозь зубы Аллегра. Странное дело, но со вчерашнего дня она испытывала к Аурелио неоднозначные чувства: и грусть, и смятение, и нежелание поверить в то, что он совершил, — но сейчас как-то сама собой на первый план выступила злость.
— У нас нет на это времени, — напомнил ей Том, запирая на задвижку дверь в соседний зал. — Просто покажи ему это.
— Прости, Аллегра, прости!.. — бормотал Аурелио, умоляюще протягивая к ней руки. — Мне следовало рассказать тебе. Давно следовало рассказать тебе все.
— Ладно, перестань, — отрезала она и сунула ему в руки фотоснимок. — Лучше скажи, что это.
Он посмотрел на фотографию, потом на Аллегру, и рот его приоткрылся в изумлении.
— Она подлинная? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
— Что это? — повторил вопрос Том.
— Похоже на греческую, — предположила Аллегра. — Я подумала, пентеликонский мрамор.
— Греческая — да, но это не мрамор. — Аурелио восхищенно качал головой глядя ей в глаза. — Это слоновая кость.
— Слоновая кость?! — воскликнула Аллегра. Теперь, когда он объяснил, это казалось таким очевидным. Очевидным и в то же время невозможным.
— Это маска с хрисоэлефантинной статуи, — продолжал объяснять Аурелио. — Скорее всего бога Аполлона. Датировать можно примерно четырехсотыми — пятисотыми годами до нашей эры. — Он помолчал, потом опять спросил: — А ты уверена, что она подлинная?
— Хрисоэлефантинная техника в Древней Греции предполагала сочетание золота со слоновой костью, — по-английски объяснила Аллегра Тому, заметив недоумение на его лице. — Такие статуи изготавливались на деревянной основе; открытые части тела покрывались пластинами из слоновой кости, а платье, волосы и доспехи — тончайшим золотым листом.
— И это что, редкость?
— Это чудо! — воскликнул Аурелио, словно забыв об их присутствии. — Таких статуй в Риме насчитывалось семьдесят четыре штуки, но все они исчезли после разграбления города варварами в четыреста десятом году нашей эры. Из оставшихся известны только два пострадавших от пожара образца, найденных в Греции, и фрагмент, хранящийся в ватиканском музее. Но находок такого размера и такого превосходно сохранившегося качества до сих пор не было обнаружено.
Все трое с тревогой посмотрели на дверь, которую кто-то шумно подергал за ручку с другой стороны.
— Нам пора, — сказал Том, забирая фотографию у профессора. — Частная половина здания еще вряд ли под наблюдением, так что мы можем уйти тем же путем, каким пришли.
— Постойте! — окликнул их Аурелио. — А вы не хотите узнать, чьей работы эта вещь?
— А ты можешь сказать прямо по фотографии? — Аллегра нахмурилась, озадаченная странными нотками в его голосе.
За дверью раздался короткий приглушенный крик, за которым последовали кулачные удары.
— Ну, по фотографии, конечно, определю не точно. Надо бы видеть саму вещь, — признался он. — Но могу предположить… Дело в том, что в наши дни известен только один скульптор той эпохи, способный создать произведение такого качества. Он же автор статуи Афины в Парфеноне и статуи Зевса в Олимпии, причисленной к Семи чудесам света.
— Фидий? — догадалась Аллегра, и от волнения у нее даже во рту пересохло. Теперь ей стало понятно, почему так побледнел Аурелио в тот момент, когда взял в руки фотографию.
— Конечно. А кто же еще? Теперь ты понимаешь, Аллегра, что это настоящее чудо?
— Пошли! — повторил Том, хватая Аллегру за руку, потому что дверь уже трясли с силой. Но Аллегра выдернула руку, намереваясь услышать ответ на еще один важный для нее вопрос.
— Почему ты сделал это, Аурелио? — спросила она. — У Галло на тебя что-то имелось?
— У Галло? Да я его имени до вчерашнего дня не слышал! — возмутился он.
— Тогда кому ты докладывал по телефону?
Наступиладолгая пауза; губы у Аурелио дрожали, словно не желая пропустить слова наружу.
— Это лига.
— Делийская лига? — воскликнула Аллегра, не веря своим ушам. Она даже не знала, что хуже — сотрудничество Аурелио с Галло, как она считала поначалу, или с этой жуткой лигой.
— Они уверяли, что не причинят тебе вреда. Сказали, что хотят только расспросить — узнать, что тебе известно, — оправдывался он. — Я хотел тебе признаться. Давно хотел. А когда ты рассказала мне про эти свинцовые диски и про убийства… Я пытался надоумить тебя, подсказать правильное направление, но испугался…
Шум за дверью неожиданно прекратился.
— Они вернутся с ключом. Пошли! — сказал Том.
Но Аллегра, не обращая на него внимания, продолжала:
— Ты должен был довериться мне! Я могла тебе помочь.
— Поздно. Двадцать, даже тридцать лет прошло, и все эти годы они тщательно записывали все, что я для них делал. Приписки, липовая оценка, подложные родословные. Мне нужны были деньги. Ты-то хоть понимаешь? Нужны были деньги на финансирование моих исследований. А кто бы еще мне заплатил? Университет? Государство? Ха!..
— Кто эти люди? — напирала Аллегра. — Назови мне имена.
— Т… там был один дилер, с которым я встречался несколько раз, — пролепетал Аурелио. — Американец по фамилии Фолкс, прилетал сюда из Женевы. Он состоит в лиге, в этом я уверен. Но всех остальных я слышал только по телефону. Поверь мне, Аллегра, я много раз хотел отвязаться от них, выйти из дела, но с годами только больше понимал, как трудно все это бросить.
— Бросить что?
— О, ты просто не понимаешь. Ты еще слишком молода. — Аурелио беспомощно всплеснул руками. — Ты просто не знаешь, что такое быть старым, не знаешь, каково заходиться в одышке, завязывая шнурки, и испытывать болезненные ощущения при каждом мочеиспускании.
— А какое отношение это имеет к…
— Мои книги, мои исследования — над чем я работал всю жизнь… Все это превратилось бы в пыль, если бы они обнародовали мою причастность к их деяниям.
— Твои книги? Книги! Ха!.. — У Аллегры вырвался горестный смешок.
— Как ты не понимаешь? — В голосе его слышалась мольба. — У меня же не было, выбора! Репутация — это все, что у меня осталось!
— Нет, — сказала она с горькой усмешкой. — У тебя еще была я.
В то утро в походке Эрла Фолкса замечалась пружинящая легкость, хотя на сердце остался небольшой налет горечи после морализаторской отповеди Дины Кэрролл. Сучка неблагодарная! Наговорила ему таких гадостей. И это после всего, что он сделал для них за долгие годы!.. По правде сказать, хорошенько поразмыслив, Фолкс был даже рад, что она дала ему от ворот поворот. От полу-дохлого Кляйна какой теперь прок? А раз так, то зачем рассыпаться перед ней в любезностях? Проще обратиться к кому-нибудь другому.
К тому же в его делах даже малая доля риска недопустима. А дела, кстати сказать, шли хорошо. Даже лучше, чем он ожидал. Его курьер успешно проскочил границу на озере Лугано, и теперь был где-то на пути к Фрипорту. Правда, в Риме события развивались более стремительно и более драматично, чем он мог предполагать. Но в этом-то и заключается прелесть итальяшек — они же, как проспиртованная бумага, готовы воспламениться от малейшей искры.
Был, конечно, еще неприятный эпизод с куросом в Музее Гетти, но на данный момент страсти, похоже, улеглись. Увидев на фото маску слоновой кости, Верити быстренько смекнула, какой куш сулит это дело, и тут же плюнула на споры вокруг статуи. Завтра к обеду она должна прибыть из Мадрида сюда.
А пока ему есть чем заняться. Нужно подготовиться к аукциону — проверить лоты, утвердить комиссионные ставки… Его машина подъехала наконец к зданию торгов «Сотбис». Фолкс подождал, пока водитель выйдет и распахнет дверцу, но потом жестом отмахнулся от него, когда в кармане зазвонил телефон. Какой-то незнакомый американский номер. Он решил взять трубку.
— Фолкс.
— Это Кицман, — раздался голос в трубке.
— Мистер Кицман… — Фолкс глянул на часы — классический «Бушерон» с рифленым стальным корпусом. — Спасибо, что перезвонили. Я и не ожидал услышать вас в столь поздний час.
— У меня же игорный бизнес, так что для меня это даже рано, — послышался ответ на другом конце.
— Мистер Кицман, я не знаю, известно ли вам…
— Да, мне известно, кто вы, — последовал предельно краткий ответ. — Личный друг Авнера Кляйна. Он говорил мне о вас.
— А мне о вас, — оживился Фолкс, подпустив в голос мурлыкающих ноток. — Очень лестно о вас отзывался. Сказал, что вы блестящий коллекционер, тонкий знаток своего дела.
— Да ладно, хватит курить фимиам. У меня для этого есть специальные люди, а уж у них-то яйца точно покруче ваших будут. Если у вас есть что предложить на продажу, так предлагайте.
— Весьма откровенно. Ладно, вот ваша выгода — семь с половиной миллионов и ваше имя в сверкающих огнях.
— Мое имя и так сверкает в неоновых огнях на всех дорожных рекламных щитах Вегаса. — Кицман раздраженно усмехнулся. — Насчет денег мне лучше поточнее.
— Семь с половиной миллионов долларов, — медленно, с расстановкой повторил Фолкс. — И никакого риска.
— А если подключить экспертов?
— Гарантия на федеральном правительственном уровне. Как вы такую оцените?
Пауза, и за ней:
— Продолжайте.
Фолкс удовлетворенно усмехнулся — внимание привлечь удалось.
— В моем личном распоряжении находится одна… вещь. Предмет огромной исторической и культурной значимости. Я хочу, чтобы вы купили его у меня без посредников за десять миллионов долларов.
— Да? А почему не за двадцать? — усмехнулся Кицман. — Чего уж там мелочиться? Мировая экономика в кризисе, но нам-то что за дело до этих пустяков!
Не обращая внимания на сарказм, Фолкс продолжал:
— Потом вы совершите акт дарения этой вещи Музею Гетти через Верити Брюс. Она оценит предмет в пятьдесят миллионов, и это его истинная цена. Там вам проведут экспертизу…
— Ага. И еще заставят заплатить семнадцать с половиной миллионов налога за благотворительный подарочек на сумму в пятьдесят миллионов, — возразил Кицман, оставив прежний шутливый тон.
— Что, за вычетом десяти миллионов, которые вы уплатите мне, принесет вам семь с половиной миллионов чистой прибыли благодаря любезности Дяди Сэма. Я уж не говорю о мощной волне пиара вокруг вашего имени, толчком для которой станет ваша щедрость, — прибавил Фолкс. — Черт возьми, да они, может, даже назовут в вашу честь какой-нибудь из своих залов!
— Колебания в оценке возможны?
— Вы Верити Брюс знаете? — спросил Фолкс.
— Я завтракал с ней пару недель назад.
— Завтра она прибывает сюда на установление подлинности вещи. Такие редкие предметы стоят вне мировых экономических катаклизмов, и сиюминутные факторы на их стоимость не влияют, так что на эту цену можете смело рассчитывать.
Кицман молчал несколько мгновений. Фолкс ждал — следующий вопрос должен был показать, насколько грамотно он разы фал свою карту.
— Когда вы хотели бы получить деньги?
Блэкджек!
— Через несколько дней. Самое большее, через неделю.
— Если Верити подтвердит подлинность, то я в игре, — сказал Кицман. — Мой телефонный номер вы уже знаете. Пусть она просто позвонит мне, когда посмотрит на вещь.
— Подождите! А вам разве не интересно узнать, что это за предмет? — спросил удивленный Фолкс.
Пауза.
— А я наварю больше, если узнаю?
— Нет, — сказал Фолкс.
— Тогда какая мне разница?
Улочки здесь были темные и узкие, дома теснились над головой, словно раскидистые деревья, целующиеся над дорожкой в старом парке. И здесь было людно — пешеходы спешили по узкому тротуару, старательно огибая редкие кучки собачьего дерьма и старуху, усердно драившую мраморное крыльцо. На проезжей части движение вообще встало — из-за грузовичка, остановившегося с доставкой у цветочного магазина. На звуки возмущенно сигналивших ему машин кое-где на балконы повысовывались люди — одни просто равнодушно глазели, другие осыпали водителя потоками брани за его эгоизм. Глянув вверх, он продемонстрировал всем недовольным неприличный жест и укатил.
Аллегра всю дорогу молчала, глядя под ноги. Том знал, что она переживает из-за предательства Аурелио и во всем винит себя. Он пытался придумать какие-нибудь слова утешения, способные как-то облегчить ее надуманное чувство вины. Пытался, но так и не смог. Не смог, потому что знал: со временем этот прилив гнева и возмущения в ее душе схлынет, обнажив скрывавшуюся под мрачными водами старую отметину утраченной дружбы. А вот его теперешние слова, какими бы правильными они ни были, не забудутся никогда. Уж он-то по своему горькому опыту знал, что такое предательство, и жил со страхом оказаться преданным.
— А какие еще работы Фидия известны? — спросил он, посторонившись и пропуская женщину со сворой из пяти мелких тявкающих собачонок на поводках.
— Ему приписывается авторство статуи Афины, хранящейся в Школе изящных искусств в Париже, — ответила Аллегра, не поднимая головы. — Есть также чаша с его именем, найденная на раскопках развалин мастерской в Олимпии, где он создавал свою знаменитую статую Зевса.
— Но масок не было?
— Нет. — Она покачала головой. — Если Аурелио не ошибся, то этой маске нет цены.
— У каждой вещи есть цена. — Том улыбнулся. — Надо только найти того, кто готов ее заплатить.
— Возможно, Кавалли как раз этим и занимался в ту ночь, когда его убили, — сказала Аллегра, поморщившись от грохота проезжавшей мимо старой «веспы», от которого даже задребезжали стекла в окнах окрестных домов. — Может, встречался с таким покупателем. Ну или с тем, кого он считал покупателем.
— Ну да, тогда можно объяснить, почему у него при себе была фотография, — согласился Том. — И почему он спрятал ее, когда понял, что им на самом деле нужно.
— Но непонятно пока, где он взял эту маску. — Аллегра вдруг остановилась, нахмурившись, когда увидела, что они вышли к мосту Святого Ангела. — Что мы здесь делаем?
— Разве не здесь убили Кавалли? — спросил Том.
— Да, здесь, но…
— Вот я и подумал, что не мешало бы нам взглянуть на это место.
Пешеходы сновали по отполированной временем булыжной кладке моста, а лица и руки каменных ангелов, выстроившихся в ряд вдоль парапета и словно оживших на солнышке, казалось, так и манили Тома с Аллегрой. После давящих объятий тесных темных улочек здешний простор вызывал ощущение облегчения.
— А где его нашли? — спросил Том.
— Прямо в реке. Его повесили на одной из статуй.
— То есть он убит в день гибели Цезаря, а следом за ним и Риччи на месте убийства Цезаря, — задумчиво проговорил Том.
— Смерть Риччи и Ардженто была обставлена как инсценировка сюжетов полотен Караваджо. — Аллегра раздраженно кивнула. — Мы же все это уже обмусолили.
— Да, конечно. — Том пожал плечами. — Простоя о том, как тщательно все было подгадано. И время, и место, и положение мертвых тел, и заметная связь с предыдущим убийством. Такое впечатление… что это не просто убийства.
— А что же тогда?
Том ответил не сразу. Вдалеке величественно возвышался купол собора Святого Петра, огромный и незыблемый. Над ним серой пеленой, трепещущей на ветру, описывала круги стая голубей.
— Послания, например. Такой своеобразный разговор.
— Если так, то разговор начали с Кавалли, — задумчиво прищурившись, проговорила Аллегра.
— Совершенно верно. И тогда вопрос: зачем убивать его именно здесь? Почему они выбрали этот мост? Какие-то были же у них соображения?
Аллегра сосредоточенно молчала, потом проговорила:
— Этот мост был построен для того, чтобы можно было добраться из города до мавзолея Адриана. Потом он превратился в дорогу для паломников, приходивших поклониться святому Петру. А в шестнадцатом-семнадцатом веках здесь вывешивали на всеобщее обозрение тела казненных преступников. Как предупреждение.
— Предупреждение для кого? — спросил Том. — И вообще — что означают эти статуи?
— Их заказал Бернини папа Климент Девятый. Каждый ангел держит какой-нибудь предмет, связанный со страстями Господними. Веревка, которой удавили Кавалли, была привязана к ангелу с крестом.
— И вслед за этим — распятый вниз головой Риччи и труп Ардженто в храме. — Том прищелкнул пальцами, когда два крохотных кусочка пазла вдруг легли на место.
— И это не первый случай! — возбужденно продолжала Аллегра, осененная новой мыслью. — Кавалли был не первым, кого убили на этом месте.
— То есть?
— В тысяча пятьсот девяносто девятом году аристократку Беатриче Ченчи предали пытке и казнили на мосту Святого Ангела, — объяснила Аллегра. — Это была одна из самых громких публичных казней в Риме.
— А за что ее? Что она совершила?
— Убила отца.
Том задумчиво кивнул, вспомнив погром в доме Кавалли.
— Отцеубийство. Измена. Очень может быть. Может, Кавалли предал лигу и ему устроили наказание? — Он шумно выдохнул и, пожав плечами, прибавил: — По-моему, мы в правильном направлении соображаем. Давай-ка позвоним Арчи — он, наверное, уже приземлился.
Они направились к концу моста, и Том, достав из кармана телефон, решил подгадать, когда движение на проезжей части станет потише. Но в последний момент с ними поравнялась и остановилась огромная бронированная грузовая фура. Из нее выпрыгнули двое с обрезами, получившими у сицилийской мафии название «люпара» — самое распространенное оружие классической вендетты.
В толпе вскрикнула женщина, и Том услышал за спиной шарканье ног бросившихся врассыпную прохожих.
— А ну залазьте! — приказал один из боевиков.
Озираясь, Том заметил, что внутри фура выглядела как дорого обставленный кабинет — на полу пушистый ковер, стены обклеены кремовыми обоями с узором в виде тропических птиц. Слева красный диванчик, за ним, судя по всему, туалетная кабинка с запертой на задвижку дверцей. В дальнем правом углу — элегантный стол красного дерева, на нем медная старинная настольная лампа, ноутбук и потрескивающая полицейская рация. На стенах четыре плоских телеэкрана — все настроены на разные бизнес-каналы. Но самое сильное впечатление производила установленная напротив дивана оружейная стойка, где хранилось четыре «МР-5», с полдюжины «глоков» семнадцатого калибра и пара «ремингтонов-1100». Ниже на полках — боевые гранаты и несколько ящиков с патронами. Словом, боеприпасов здесь хватило бы на небольшую войну.
Грузовик с ревом завелся и поехал. Вооруженный боевик велел им сесть и пристегнуться наручниками к металлическому кольцу, закрепленному в стене, — так чтобы руки были все время над головой. Проверив, хорошо ли они пристегнулись, он вытряхнул содержимое их карманов и сумки Тома, задержав внимание на фэбээровской папке и на полароидном снимке с изображением античной маски. Откуда-то тихо лилась музыка — Том узнал увертюру из оперы «Сельская честь» Пьетро Масканьи.
Потом послышался звук сливногобачка. Задвижка щелкнула, и из туалетной кабинки вышел человек. Он положил на стол сложенную газету и повернулся к «гостям». Рослый, с решительным квадратным подбородком и редеющими волнистыми волосами, поседевшими спереди, но все еще черными сзади. Одет с иголочки — в серый костюм от Армани с версачевским ярким галстуком и карманным платочком в тон. Правда, ворот белой рубашки был явно тесен ему на несколько размеров — как если бы он зарекся не покупать новую, пока не скинет лишний вес. Нов таком случае зароку, похоже, не суждено было сбыться, ибо некогда скуластое лицо, ныне отягощенное двойным подбородком, явно не собиралось обретать былую форму.
Охранник протянул ему папку и фотографию. Он бросил взгляд на оба предмета и сел. Поправил запонки на манжетах и, вперив в Тома холодный, мертвый взгляд, проговорил с сильным акцентом:
— Добро пожаловать в Рим, синьор Кирк.
— Так ты его знаешь?! — вырвалось у Аллегры, и в голосе ее прозвучали злость и удивление одновременно.
— А что, должен? — спросил Том, хмурясь и пытаясь припомнить лицо, потом отрицательно качнул головой.
— А что, должен? — передразнил человек, состроив вопросительную мину.
— Это Джованни Де Лука, — сухо проговорила Аллегра. — Глава организации «Банда делла Мальяна».
До Тома теперь дошло. Подумать только, на ловца и зверь бежит!
— Феликс меня не знает, — сказал Де Лука, едва заметно усмехнувшись — видимо, ему было приятно, что Аллегра узнала его. — Но я имел удовольствие однажды встречаться с его матерью.
— С моей матерью?! — удивился Том.
— Да, много лет назад на торжественном обеде в честь учреждения одного фонда. Красивая была женщина, позволю себе заметить. Ужасная утрата. И конечно, только много лет спустя я услышал о нем.
— Что именно услышали? — спросила Аллегра, окидывая Тома подозрительным взглядом.
— Да одним словом и не скажешь. У Феликса ведь особый талант.
— Был, — сказал Том. — Я уже несколько лет как завязал.
— И тем не менее, как я слышу, до сих пор в бегах. — Де Лука кивнул на полицейскую рацию.
— Я здесь для этого? — поинтересовался Том, не скрывая нетерпения. Руки у него начали затекать, и от тряски грузовика наручники все больнее врезались в запястья.
— Вот это что такое? — Де Лука помахал перед ним фотографией.
— Мы нашли это в машине Кавалли, — объяснил Том. — Мы считаем, он пытался это продать.
— Что вам известно о Кавалли? — спросил Де Лука, выдавая себя резкостью тона, с какой он буквально выплюнул изо рта это имя.
Смекнув, что к чему, Том медленно произнес:
— Зачем вы его убили?
После многозначительной паузы Де Лука ответил:
— Строго говоря, его убила река.
— Он работал на вас?
— Ф-ф!.. Он был человеком Моретти.
Моретти. Том вспомнил это имя — его называла Аллегра, когда говорила, кто предположительно возглавляет вторую половину Делийской лиги. Вероятный партнер Де Луки по бизнесу.
— И что же он сделал? — поинтересовалась Аллегра.
— Я убиваю только за две вещи — за воровство и предательство. — Де Лука загнул два пальца, словно перечислял ингредиенты какого-нибудь кулинарного рецепта. — Кавалли был повинен и в том и в другом.
— То есть вы имеете в виду, что он предал лигу? — спросил Том.
— Мы сочли необходимым как-то отметить его вероломство на месте, где уже было совершено предательство. — Де Лука кивнул в сторону моста, подтверждая недавние догадки Тома и Аллегры.
Грузовик резко свернул налево. Аллегру занесло на сиденье, и она навалилась на Тома.
— А Риччи? — спросила она.
— Я позаботился о Кавалли ради соблюдения общих интересов лиги. Но Моретти, старый дурак, вбил себе в голову, что я тяну одеяло на себя. — Де Лука говорил, стиснув челюсть, тон его стал жестким. — Убив Риччи, он тем самым сделал мне предупреждение. А на Ардженто я отыгрался — сравнял счет.
Том задумчиво кивал, потихоньку начиная осознавать, что это перекидывание трупами на самом деле было первыми выстрелами громкого, публичного, полного желчи развода.
— А теперь, похоже, в Монако исчез мой бухгалтер, — сердито продолжал Де Лука. — Что ж, если Моретти хочет войны, он ее получит. — Он ударил себя кулаком в грудь, и спрятанный под рубашкой бронежилет отозвался глухим звуком.
— А какое отношение к вашей войне имела Дженнифер Брауни? — сурово спросил Том.
— Кто? — Де Лука нахмурился.
— Агент ФБР, которого вы убили в Вегасе.
— Какой еще агент ФБР?
— Только не надо мне врать! — крикнул Том, сжимая кулаки.
— Кавалли собирался запеть, поэтому я обрезал ему крылышки, — тихо, с нарочитой невозмутимостью проговорил Де Лука. — Риччи и Ардженто — это дело чисто между мной и Моретти. Но никаких агентов ФБР я не убивал. Я даже слыхом о ней не слыхивал.
— Она слишком близко подобралась к Делийской лиге, поэтому вы убрали ее, — продолжал настаивать Том.
— Так вот почему ты здесь. — Де Лука взял в руки фэбээровскую папку, посмотрел на обложку с монограммой и озадаченно пожал плечами. — Не знаю, кто оказал нам такую услугу. Во всяком случае, не мой заказ, это уж точно.
— Значит, заказал кто-то из лиги, — гнул свое Том. — И если понадобится, я вас всех на уши поставлю, чтобы его нашли.
За этим последовала пауза. Де Лука надул щеки, о чем-то крепко задумавшись, потом пожал плечами и кивнул:
— Да, такого разговора я и ожидал.
Том почувствовал болезненный укол иглы в шею еще до того, как увидел приставленный к ней телохранителем шприц-пистолет. Аллегра была следующей на очереди. Голова ее безвольно поникла, и все вокруг закружилось и потемнело. Последнее, что запомнил Том, был голос Де Лука, сгустившийся и тягучий, словно на замедленной прокрутке:
— Передай от меня сердечный привет матушке!
Невысокая, не более четырех футов, волосы, расчесанные на прямой пробор, падают налицо и плечи. Облачена в простую тунику, мягкими складками облегающую тело и подчеркивающую округлости груди благодаря переброшенному с плеча охотничьему ремешку. Взор устремлен вперед, губы приоткрыты в едва заметной улыбке — словно собирается что-то сказать. Руки отколоты в локтях.
— Статуя богини Артемиды, четвертый век до нашей эры, — пробормотал себе под нос Арчи, заглянув в аукционный каталог. — Предположительное происхождение — античное поселение близ Фогги. Частная сирийская коллекция.
Последние слова вызвали у Арчи улыбку. Даже без этой проверки, о которой его попросил Том, упоминание о какой-то сирийской коллекции уже вызывало подозрения. А все потому, что в отличие от европейских и американских коллекций, где каждый предмет имел хорошо задокументированную родословную, большинство ближневосточных и азиатских коллекций были покрыты мраком. Только скажите, что на протяжении восьмидесяти лет предмет хранился в какой-нибудь восточной семье, и вам не будут задавать неловких вопросов относительно его происхождения, как это было бы, окажись происхождение европейским.
Арчи отошел в сторонку, сделав вид, что изучает другие лоты и игнорируя звонки мобильника, которыми, как он догадался по нью-йоркскому префиксу, осаждал его адвокат, что прицепился к ним на похоронах сенатора Дюваля. Адвокат этот все пытался договориться о встрече с Томом и без конца наяривал по телефону. Ладно, в следующий раз надо быть умнее и не раздавать визитки направо-налево, подумал Арчи с усталым вздохом.
Повернувшись, он заметил стоявшую у двери Доминик Лекур. Арчи смотрел на светлые волосы, рассыпавшиеся по хрупким плечам, и вдруг обнаружил сходство между бледным овальным личиком и холодными точеными чертами Артемиды. И льняное платье, подпоясанное кожаным ремешком, напоминало тунику. Но сходство было мимолетным — иллюзию рассеяла байкерская курточка от Дукати и взгляд синих глаз, сверкавших такой необузданностью, какая и не снилась мраморному изваянию.
Доминик была слишком молода для него, что не мешало ему время от времени предаваться разным мыслишкам. Конечно, молода. Хотя возраст не мешал ей успешно вести антикварные дела Тома — например помочь ему после смерти отца перевести бизнес из Женевы в Лондон. И вот она снова оказалась здесь, но пребывание в этом месте, видимо, давалось ей не просто — Арчи заметил, как бы она ни пыталась это скрыть.
Доминик связывали с отцом Тома тесные отношения. Гораздо более тесные, чем у самих отца и сына. В свое время отец Тома спас ее — предложил работу вместо того, чтобы вызвать полицию, когда она пыталась стянуть у него бумажник. Так он вытащил Доминик из паутины наркотиков и мелких краж, которыми она промышляла со времен трудного сиротского детства. И она ухватилась за этот шанс обеими руками.
Арчи кивнул ей, когда Эрл Фолкс, тяжело опираясь на свой зонтик, направился к выходу. О том, что хозяином лота является Фолкс, Арчи догадался сразу. Не столько по тому, что тот все время крутился возле статуи, а скорее по пытливому взгляду, которым он изучал всех, кто к ней приближался. Ни дать ни взять папаша, присматривающий женихов для своей дочурки на выданье.
Как только Арчи подал знак, Доминик как бы невзначай натолкнулась на Фолкса.
— Pardon, — извинилась она.
— Ничего, ничего. — Фолкс холодно усмехнулся, учтиво кивнул и зашагал дальше.
— Давай! — шепнула Доминик, на ходу передав Арчи украденный у Фолкса телефон.
Отвернувшись к стене, Арчи отщелкнул заднюю крышечку, вытащил батарейку и выудил SIM-карту. Вставив «симку» в считывающее устройство, подключенное к нетбуку, он отсканировал содержимое и установил IMSI-номер, благодаря чему получил доступ к его телефонным переговорам.
Арчи глянул на Доминик — та шла к двери, давая ему знак поторопиться. Арчи кивнул, но сердце его бешено колотилось, потому что программа еще не закончила считывать информацию и на мониторчике сумасшедшим калейдоскопом мелькали цифры.
Снова глянув на Доминик, он выругался про себя, потому что она губами показывала ему, что Фолкс уходит. Вот черт! Он-то рассчитывал, что Фолкс будет присутствовать на аукционе лично, хотя знал, что некоторые дилеры нарочно не присутствуют на продаже своих лотов — чтобы не сглазить. Он снова посмотрел на компьютер. Пока ничего. Доминик уже была в панике. Еще раз глянул на компьютер. Все!
Вытащив SIM-карту из считывающего устройства, он торопливо направился к двери, прямо на ходу вставив в телефон Фолкса «симку» и батарейку. Поравнявшись с Доминик, он незаметно передал ей свой нетбук — чтобы быстро скинула все на флэшку.
— Он уже вышел! — шепнула она.
Арчи рванул в холл, и вниз по лестнице, и на улицу через главный вход. Фолкс усаживался на заднее сиденье серебристого «бентли»; водитель уже закрыл за ним дверцу и успел сесть за руль и включить зажигание.
— Прошу прощения! — тяжело дыша, крикнул Арчи, постучав по оконному стеклу.
Стекло опустилось, и Фолкс, сев прямо на сиденье, окинул его подозрительным взглядом.
— Я чем-то могу помочь?
— Вы обронили вот это.
Фолкс посмотрел на телефон, похлопал себя по нагрудным карманам, потом посмотрел на Арчи.
— Весьма вам признателен, — сказал он, и настороженный взгляд сменился благодарной улыбкой.
Взяв у Арчи телефон, он снова откинулся на спинку сиденья, и окошко, шурша, закрылось.
Когда машина Фолкса укатила, к Арчи подошла Доминик.
— Ну что, порядок? — спросил он, пытаясь отдышаться.
— Да, он наш! — Кивнув, она протянула ему новенький клонированный телефон.
Том заморгал и открыл глаза. Перед ними медленно обозначились очертания помещения. Аллегра лежала рядом на кафельном полу. Пока еще дышала.
Осторожно сев, он прислонился спиной к стене, стараясь подавить рвотные позывы. После укола осталось головокружение и горький вкус во рту. И еще ужасная головная боль, сконцентрировавшаяся за правым глазом, — острая колющая боль, отзывавшаяся на биение пульса. Его снова потянуло в болезненный сон, и он только смутно различал какой-то пляшущий голубой отблеск на стенах, журчание воды, мертвенное эхо собственного дыхания и теплое дыхание Де Луки возле своей шеи. «Передай от меня сердечный привет матушке!»
— Том?
Аллегра перевернулась на бок, лицом к нему, ее темные волосы упали на лоб. Она выглядела испуганной — видимо, уже давно звала его.
— Сколько времени? — спросила она.
Он хотел посмотреть на часы, но тут же, поморщившись, вспомнил, что они остались красоваться на разрисованной наколками руке Джонни Ли.
— Понятия не имею.
— Merda. — Она провела руками по лицу и села рядом с ним. — Как думаешь, куда они нас притащили?
Том хмуро огляделся по сторонам. Помещение без окон почти целиком занимал огромный бассейн: футов пяти глубиной, шестидесяти в длину и около тридцати в ширину. Стены облицованы белым кафелем. Вода плещется и переливается через край в специальный отводный желоб. Подводные светильники отражаются мерцающими бликами на стенах.
Поднявшись, Том подошел к краю. Когда глаза немного привыкли, он понял, что за пятна темнеют под водой. Античные вазы и кувшины были разложены ровными рядами, словно старательно высаженные лозы в винограднике. Застывшие и неподвижные, они напоминали когорту древнеримских воинов, приготовившихся к атаке.
— Химическая ванна, — сказал он, указывая на синие цилиндры, объяснявшие легкое жжение в глазах.
Аллегра подошла к нему.
— Я такую уже видела. Только небольшую.
— Давай-ка пройдем туда. — Том махнул в сторону двери в дальнем конце бассейна.
Через эту дверь они попали в огромное помещение, где вдоль стен выстроились рядами стеклянные шкафчики, их полки были уставлены пузырьками и склянками со всевозможными красками и химическими препаратами. Прошли мимо стальных стеллажей с микроскопами, центрифугами, подставками для пробирок, весами, колбами и другим лабораторным оборудованием.
В центре комнаты — два огромных стола из нержавейки и глубокие раковины. Рядом с ними тележка, на ней — ножи, пилы, кирки, пинцеты, дрели и прочие инструменты, словно подготовленные для какой-то процедуры. В углу — скрученный кольцом шланг. Белый кафельный пол уклоном уходит к стоку, как для смыва крови.
— Все, что нужно «черным копателям» для хирургической операции… — заключил Том.
— И поставлено на широкую ногу. Прямо в промышленных масштабах, — согласилась Аллегра, и в голосе ее Том уловил злые нотки.
Была здесь еще одна дверь, через которую они попали в третью комнату. Освещала помещение одинокая голая лампочка, свет которой даже не доходил до углов. Сводчатые потолки, полукруглые окна высотой выше человеческого роста. Каменная лесенка в один пролет вела к еще одной двери, которая, судя по всему, была заперта.
Том зашел в комнату, Аллегра ждала на пороге.
Озираясь, он заметил, что каменный пол завален слоем смятых грязных газет и уставлен деревянными ящиками и коробками из-под фруктов и обуви. Заглянув лишь в несколько, он догадался о содержимом остальных — античные вазы, черепки, этрусские украшения, крафтовые пакеты с древнеримскими монетами, золотые кольца. В углу — останки каких-то фресок, распиленных на ровные куски размером с ноутбук. Должно быть, для удобства транспортировки и продажи.
— Да как же можно так обращаться с древностями! — кипя негодованием, воскликнула Аллегра.
— Все очень просто. Эти древности не представляют для них никакой ценности, кроме одной — их можно продать. А на остальное им плевать. Вон, посмотри.
Он с отвращением кивнул в сторону одной из открытых обувных коробок. Она была набита кольцами и человеческими костями — «черные копатели», чтобы долго не морочиться, просто-напросто отрезали у мертвецов пальцы.
— Как думаешь, Кавалли здесь взял ту маску? — спросила Аллегра, содрогаясь от омерзения.
— Сомневаюсь. — Том со вздохом присел на нижнюю ступеньку. — Здешний хозяин наверняка работает на Де Луку, а тот, судя по его реакции, о маске впервые слышит.
— Маску он, может, и не видел, но мог как-то прознать, что Кавалли крысятничает, — предположила Аллегра, садясь рядом с ним. — Воровство и предательство, помнишь? Де Лука сказал, что Кавалли был повинен и в том и в другом. Возможно, Кавалли пытался продать маску втихаря, за спиной у лиги.
— И получилось, что Де Лука убил Кавалли, Моретти сравнял счет, убив Риччи, а Де Лука нанес ответный удар, расправившись с Ардженто. Он был прав, когда сказал, что мы стали свидетелями начала войны.
— И видимо, поэтому они оба оставляли на мертвых телах эти свинцовые диски.
— То есть?
— Помнишь, я тебе говорила, что настоящая, древняя Делийская лига должна была существовать до тех пор, пока брошенные ее членами в море свинцовые монетки не всплывут? Так вот эти диски, видимо, свидетельствуют о расколе нового союза.
— Да, но по-прежнему не ясно, кто заказал убийство Дженнифер и зачем. — Том с раздражением вздохнул.
— Но ты думаешь, Де Лука не имеет к этому отношения?
— Не знаю. Возможно, не имеет… Мне кажется, если бы имел, он бы мне сказал.
— А тогда кто?
Том покачал головой, понимая, что так и не приблизился ни на шаг к правде. Они долго молчали, потом Аллегра осторожно проговорила:
— Дженнифер, наверное, много значила для тебя? Раз ты проделал такой путь сюда и так рискуешь.
— Она доверяла мне в делах, а это дорогого стоит. — Том грустно улыбнулся.
Они снова надолго замолчали. Том смотрел в пол.
— А как вы познакомились?
Том оценил деликатность Аллегры, то, что она не воспользовалась моментом и не стала напоминать, что тоже доверилась ему в своем деле. Ведь он все равно не поверил бы ей. Во всяком случае, пока.
— В Лондоне. — Он колебался мгновение, потом объяснил: — Она подозревала меня в ограблении Форт-Нокса. — И он улыбнулся, вспомнив их первый с Дженнифер нелегкий разговор на Пиккадилли-серкус.
— Форт-Нокса! Ничего себе! — Аллегра присвистнула. — Это какого же она мнения о тебе была, если…
Она замолчала, потому что дверь над ними с шумом распахнулась. Силуэт на пороге отбрасывал на ступеньки длинную тень. В руках пришедший держал фляжку.
— Давайте-ка прокатимся кое-куда.
— Ну? И насколько же мы прогораем? — состроив презрительную мину, спросил Сантос, наливая себе в бокал «Лимончеллы» со столика-каталки с напитками.
Альфредо Гери оторвался от своих калькуляций в ноутбуке. Галстук у него съехал набок, полу пиджака, свалившегося со спинки стула, затянуло под колесико, и он проехал по нему. Его жиденькие черные волосенки были гладко прилизаны, осунувшееся от недосыпа и давно не видавшее солнечного света лицо имело землистый, как у покойника, цвет. Справа на столе поверх покосившейся горы папок лежала коробка с пиццей, которую он так и не удосужился открыть.
— Наданный моменту меня недостача на… восемьсот… ну, или на девятьсот…
— Восемьсот или девятьсот чего? — Тон Сантоса был резок. Он сел во главе заваленного бумагами стола. — Сумма немалая. Так нельзя ли как-то поточнее?
— Восемьсот или девятьсот миллионов. Евро.
— Восемьсот или девятьсот миллионов евро. — Сантос закрыл глаза и тяжко вздохнул, потом резко вскочил. — Нет, вот ведь чудеса! Каких-нибудь несколько месяцев назад недостача даже в пятьдесят миллионов расценивалась как конец света, а теперь это у нас просто малая погрешность.
Он потянулся к жестяной банке, встряхнул ее и откупорил.
— Это нас облигации подвели, — продолжал Гери, снова нацепив очки и склонившись над монитором. — От целого портфеля, считай, ничего не осталось. Остальное за счет колебаний курса и двойной бухгалтерии.
— А я думал, мы от таких вещей застрахованы.
— От таких вещей застраховаться нельзя.
— А депозиты и вклады лиги? — спросил Сантос с оттенком слабой надежды в голосе.
— Антонио, от уставного капитала банка не осталось ничего, — медленно и отчетливо проговорил Гери. — Ни-че-го!
Сантос недовольно фыркнул и отодвинул от себя банку.
— Ладно. Это даже упрощает дело. В таком случае мне стоит беспокоиться только за себя. Что там у меня в итоге получается?
— Я ликвидировал все, что мог, — сказал Гери, словно извиняясь. — Основная часть утрачена, а то, что осталось от вашего портфеля, продать будет не так просто. Тут недели понадобятся.
— А денег сколько? — раздраженно спросил Сантос.
— Три, может быть, четыре миллиона.
— Да, еле-еле наскребешь на какое-нибудь шале, — усмехнулся Сантос. — Ладно, а с акциями у меня там что?
— Их я тоже уже посчитал, они входят в эти три миллиона. Не посчитал только пока ваши траты в Лас-Вегасе на прошлой неделе, — напомнил с укоризной в голосе Гери.
Сантос долго молчал, потом поднялся.
— Ну что ж, прекрасно. Что имеем, то имеем, а что имеем, того недостаточно… Картина мне нужна.
— Вы нашли покупателя?
— Сербы готовы ее у меня с руками оторвать за двадцать миллионов, — сказал Сантос с улыбкой. — Сегодня вечером вылетаю к ним.
— А часы?
— Одни я уже получил, а вторые в пути. Третьи получу вечером от Де Луки или Моретти. Они всегда свои носят.
— Они вам этого так просто не спустят, — заметил Гери, закрывая файл.
— Как они меня остановят, если будут мертвы? — Сантос повел плечами и, зайдя за стул Гери, встал сзади.
— За каждого, кого вы убьете, лига выставит еще двоих. Всех-то убить не удастся. Они в конце концов до вас доберутся.
— Как? — Сантос опять передернул плечами и подошел еще ближе — теперь ему были видны даже пигментные пятна и прожилки пониже волос на шее Гери. — Мир велик, а о том, куда я направляюсь, знаешь только ты, и больше никто.
— Я им ни за что не скажу, вы же знаете, — поспешил уверить его Гери, продолжая сидеть прямо и не оборачиваясь.
— Ну, как раз это я знаю. — С этими словами Сантос улыбнулся, обхватил левой рукой Гери за горло и оторвал его от стула. Гери задрыгал ногами, схватился за какую-то папку, выронил ее, рассыпав по полу бумаги. Тогда, правой рукой схватив Гери за подбородок, Сантос резко дернул его в сторону и свернул бедолаге шею.
— Дернете по глоточку?
Держа в руке потертую походную фляжку, Фабио Контарелли обернулся к ним с переднего сиденья. Лет сорока пяти, низкорослый и пузатый, добродушием и веселостью он походил на деревенского всеобщего любимца, с которым всяк на короткой ноге и для которого мясник всегда припасет лучшую вырезку. Одет он был неряшливо, в какие-то обноски; коричневое от загара лицо, изборожденное морщинами, походило на пересохшее речное русло, зато в зеленых глазах игриво плясал озорной огонек. Понятное дело, что ему нечего было особенно предложить Аллегре и Тому взамен всех мерзостей, увиденных ими в подвале его дома.
— Нет. — Аллегра отказалась, и Том последовал ее примеру.
Пожав плечами, Контарелли глотнул из фляги сам и снова отвернулся, уставившись на дорогу, по которой трясся заляпанный грязью «лендкрузер».
— И давно ты занимаешься «черным копательством»? — поинтересовался Том.
— Да с тех пор, как мальчишкой был, — с гордостью проговорил Контарелли. Он тараторил быстро, в основном по-итальянски, и зычный басовитый голос как-то не очень соответствовал его облику. — Это у меня, знаете ли, в крови. Я с отцом ходил в поля. В те времена земля кишела осколками и черепками, и обломки статуй сами лезли наружу, только плугом копни. Вот тогда-то я и понял, что там, под землей, есть другой мир. — Он сделал ностальгический жест в сторону окошка, за которым простирались изборожденные землетрясениями поля, уже покрывшиеся пеленой ночной мглы. — Я продал, что нашел, на рынке, на вырученные деньги накупил книг, из них узнал, какова ценность этих древностей, ну и с тех пор шел в гору. Сейчас я capo di zona, глава бригады, и в этом вся моя жизнь.
— И ты всегда выходишь в поля по ночам?
— От местности зависит. — Контарелли прикурил сигарету от предыдущего бычка, ногти у него были обломанными и грязными. Всем своим видом он излучал гордость, его буквально распирало. — Если участок большой, то мы предлагаем владельцу долю с прибыли. Потом мои ребята приезжают туда днем с бульдозером и в касках. Если кто задает вопросы, то для них мы строители. Если снова задают вопросы, отмазываемся деньгами. Или затыкаем рты.
Аллегра почувствовала прилив гнева, забыв об опасности, исходившей в том числе и от сидевшего рядом с ними на заднем сиденье вооруженного человека. Она уже много чего увидела, и теперь знала, что это не просто «черное ко-пательство». Это был самый настоящий вандализм по отношению к культурным ценностям — ведь своими варварскими бульдозерными методами Контарелли наверняка уничтожал больше, чем находил. И он еще так радостно хвастается своими достижениями!
— И тебя никто никогда не застукал за этим занятием? — поспешил задать вопрос Том, видя, что Аллегра готова взорваться.
— А ты поди найди нас. Не пойман — не вор! — Контарелли усмехнулся. — Карабинеры, конечно, ищут, рыскают, но захоронений-то и античных вилл под землей тысячи, полиции повсюду не успеть. Особенно сейчас, когда им стало не до нас, когда политики вопят об иммигрантах, наркотиках и терроризме. Хотите верьте, хотите нет, а несколько лет назад я даже выгреб подчистую три захоронения под самым носом у полиции — на поле прямо рядом с полицейским участком в Витербо. И если уж они нас там не сграбастали, то здесь и подавно не словят.
Он весело расхохотался, хлопнув по ляжке водителя.
— А зачем ты сейчас этим занимаешься? Тебе что, денег мало? — сердито спросила Аллегра.
— Дорогуша, я делаю это не ради денег. Давно уже не ради денег. Археология — моя слабость, мое призвание, — объяснил он. Глаза его при этом возбужденно горели, а руки выписывали в воздухе кренделя, словно дирижировали оркестром. — Ты не представляешь, какое это упоение — найти захоронение, носом учуять запах свежевырытого склепа; какой это прилив адреналина, когда заползаешь внутрь и знаешь, что в любой момент тебя могут прихватить!..
— То, чем ты занимаешься, вовсе не археология, — сухо возразила Аллегра. — Это расхищение. Ты крадешь древние ценности и губишь, превращая красоту в безделушки для пресытившихся роскошью людей.
— Я воскрешаю из мертвых историю, — огрызнулся Контарелли, и лицо его посуровело. — Я реставрирую артефакты, тысячелетиями находившиеся в забвении. Я нахожу для этой красоты дом. Дом, где эти вещи будут цениться, где они будут выставлены напоказ, а не прозябать в безвестности в подвальном хранилище какого-нибудь музея. И это, по-твоему, расхищение?
Старая песня — лишь бы оправдать себя.
— Да? А как насчет твоего подвала и фресок, что там валяются, варварски распиленные на куски? — не унималась Аллегра. — Или пальцы, оторванные у мертвецов, и все остальное, что ты выгребаешь из могил? Это, по-твоему, археология?
Контарелли стал похож на грозовую тучу. Смерив Аллегру холодным взглядом, он отвернулся и ледяным тоном приказал водителю:
— Останови машину! Дальше пойдем пешком.
Они остановились в конце изрезанной колеями проселочной дороги, и дальше Контарелли повел их через пустырь; двое его людей замыкали шествие. Один имел при себе инфракрасный бинокль и то и дело приставлял его к глазам, изучая горизонт — по-видимому, на предмет полицейского патруля. Том и Аллегра шли друг за другом гуськом, так как были связаны одной веревкой за руки — Том за спиной, Аллегра спереди.
Контарелли держал в руках спиллони — длинный металлический шест, с помощью которого, как он объяснил, определял размеры захоронения и вход в него. Он по-прежнему не выпускал сигарету изо рта — правда, для маскировки прятал ее в ладони, когда затягивался. По той же причине не пользовались фонарем, полагаясь только на луну, освещавшую им путь.
— Тут важно уметь читать землю, — разглагольствовал Контарелли, по-видимому, решив после перепалки с Аллегрой общаться только с Томом. — Видишь, вон там трава более жухлая? — Он указал на участок земли, который, как показалось Тому, ничем не отличался от остального поля. — Земля над пустотами содержит меньше влаги. А ежевичные заросли вон там видишь? — Он махнул рукой в другую сторону. — Когда кусты вот так желтеют, это означает, что их корни уперлись под землей в стену.
Том кивал, стараясь не отставать, хотя это было не про сто — Контарелли оказался на удивление проворным ходоком; правда, в отличие от Тома ему не приходилось спотыкаться каждую секунду из-за того, что руки связаны за спиной.
— И дикий инжир тоже может служить подсказкой, — продолжал Контарелли. — А еще лисьи и барсучьи следы. Они могут привести тебя прямиком к входу.
— Ты куда нас вообще ведешь? — спросил Том, чувствуя всю безнадежность их с Аллегрой положения. Здесь, на пустыре, да еще связанные, они окончательно потеряли всякую возможность удрать.
— Дон Де Лука сказал, вы интересовались, чем мы занимаемся.
— Ну, думаю, я уже ухватил основную идею. Так что спасибо. — Том сухо улыбнулся. — А отсюда мы как-нибудь сами выберемся.
Контарелли только расхохотался и зашагал вперед.
— Обычно у нас уходит две ночи на то, чтобы вскрыть захоронение. В первую ночь мы расчищаем вход и даем всему, что там внутри, окислиться. На вторую ночь мы снова приходим и выгребаем все, что успеваем, до рассвета. Третий раз я обычно не хожу — больно рискованно, — но для вас сегодня сделал исключение.
Он остановился и помахал какому-то человеку, который стоял, опершись на лопату, возле земляного холмика и явно поджидал их. Тот махнул им в ответ, когда они почти приблизились к нему и разрытому им ходу.
— Да это же этрусский склеп! — воскликнула Аллегра.
Контарелли повернулся к ней и с улыбкой сказал:
— Вот видишь, ум-то до добра не доводит.
Том даже дернуться не успел, как ему на голову накинули полиэтиленовый мешок, поставили на колени и обмотали мешок вокруг шеи скотчем.
Потом его подняли и поволокли по разрытому ходу в глубь древнего склепа. А вскоре на сырую землю рядом с ним швырнули отчаянно сопротивляющуюся Аллегру.
— Привет вам от дона Де Луки! — прогремел откуда-то сверху зычный голос Контарелли.
Поначалу Том слышал только биение собственного сердца и мычание Аллегры, но вскоре до него донесся звук стального скрежета о каменистую землю.
Эти гады заваливали землей вход.
Времени у них почти не было — это Том хорошо понимал. С каждым вдохом они поглощали скудные запасы кислорода в склепе. Прилипший к лицу запотевший мешок раздувался, как медуза. Еще немного, и из-за переизбытка углекислого газа у них откажет сначала головной, а потом и спинной мозг.
Сначала закружится голова, потом наступит потеря сознания, и ты уже никогда не придешь в себя. Жуткая смерть! Только чего же удивляться? Ведь на нее их обрек тот же человек, по чьему приказу удавили Кавалли в водах Тибра и обезглавили Ардженто, как жертвенного агнца.
Аллегра прекратила барахтаться, но продолжала кричать сквозь пакет, тратя драгоценное дыхание. Том понял, что начинать надо с нее.
Он подполз к ней, нашел ее на ощупь связанными за спиной руками, добрался до пакета на ее лице и начал рвать его ногтем. Наконец ему удалось продырявить пленку. Аллегра шумно вдыхала воздух через крохотную дырочку.
Но эта работа отняла у Тома последние силы и посланий воздух. У него закружилась голова, и он был близок к потере сознания. Он понял, что долго не протянет. Секунд тридцать, не больше. Он лег и приставил обернутое пакетом лицо к рукам Аллегры, так чтобы она могла нащупать его рог. Длинными ногтями она разорвала пленку гораздо быстрее, чем он. Том жадно глотал воздух, и затхлая вонь склепа показалась ему ароматом райского сада.
— Ты в порядке? — спросил он через пакет, когда в голове немного прояснилось.
— Вообще-то не очень, — ответила она, кашляя.
— Где твои руки?
Нащупав ее запястья, он стал распутывать узел. Тот поначалу не поддавался, но постепенно ослаб, и веревка развязалась. Аллегра села и развязала Тома. Они нашли друг друга на ощупь в темноте и обнялись — еще недавно абсолютно чужие друг другу люди, они вдруг стали близки, как никто, перед лицом смертельной опасности.
— Интересно, в какой стороне выход? — сказал Том, срывая с головы пакет.
— Нам надо двигаться по стеночке, тогда мы его найдем, — ответила Аллегра. — Может, нам удастся… Ой, а это что такое?
В глаза Тому ударил яркий луч света, и Аллегра тотчас убрала его, извинившись. Если фонарик не выпал у Контарелли из кармана случайно, то получалось, что он нарочно оставил его им. Зачем? Может, ожидал, что они выберутся? А может, все-таки хотел помочь? Эта мысль вселила в Тома надежду.
Он огляделся, обнаружив над головой низкий куполообразный свод и земляной пол под ногами, усыпанный глиняными черепками. В углу лежал ворох гнилого тряпья — как понял Том, все, что осталось от законного обитателя склепа.
— Сюда! — Аллегра указала на низенький тоннель, ведший к выходу.
Окрыленный надеждой, Том полз впереди, но вскоре путь ему что-то преградило. Как он и предполагал, вход был засыпан землей. Но не только. Сначала эти сволочи заткнули отверстие камнем.
— Не надо было снимать мешки, — проговорила Аллегра дрогнувшим голосом. — Лучше уж задохнуться быстро, чем умирать в долгих муках.
— Да погоди ты, умирать пока рановато, — с усмешкой сказал Том. — Думаю, у нас есть еще воздуха часиков на шесть, максимум на восемь.
— Это радует. — Она усмехнулась, потом озадаченно нахмурилась, пытаясь разглядеть в свете фонарика какой-то металлический предмет, лежащий у входа.
Это был «глок» семнадцатого калибра. Том взял его в руки и проверил обойму. В ней было два патрона.
Похоже, Контарелли все-таки предложил им выход.
— По-моему, не туда мы пришли, — шепнула Доминик.
В другое время Арчи готов был бы с ней согласиться — пустынное здание со сломанным лифтом, облезлые стены лестничных клеток, половина лампочек разбиты, таблички на дверях перекошены. Ну никак это место не вязалось с обликом важного и напыщенного Фолкса. Но курьер из доставочной службы «Сотбис», которому Арчи сунул деньги, божился, что это правильный адрес — и этаж, и номер комнаты той самой компании, что продавала Артемиду.
— Он же показал мне квиток, — пробормотал Арчи, ковыряя булавкой никак не поддающийся замок. — «Галери Дассен» зарегистрирована здесь.
— Нет, просто место какое-то странное, — сказала Доминик, качая головой. — Может, надо было сначала с Томом посоветоваться?
— Да я названивал ему целый день! — сердито напомнил Арчи, и в голосе его слышалось не только раздражение, но и нотки обеспокоенности. Как-то было не похоже на Тома так долго не выходить на связь. — К тому же… — замок наконец поддался, — мы уже вошли, так что отступать поздно.
Натянув на лица маски, они проскользнули в офис и осторожно прикрыли за собой дверь. Огромная комната с четырьмя столами, маленькая кухня, приемная и, надо понимать, личный кабинет то ли хозяина фирмы, то ли менеджера.
— Нет, ты все-таки уверен, что мы пришли правильно? — прошептала Доминик, обводя лучом фонарика шкафы со всякой юридической и налоговой литературой, стопки бумаг на столах и полках, принтеры и шреддеры и целую серию безвкусных пейзажей, на которых почему-то на всех была изображена яхта, плывущая по озеру.
Арчи уныло вздохнул — уж очень не хотелось ему признавать, что Доминик, похоже, права.
Гигантский стол, сразу привлекавший внимание, стоял здесь, похоже, с одной лишь целью — для устрашения входящих. За ним вдоль стены — стеллажи с книгами, фотографиями в рамочках и всякими офисными безделушками. Арчи не удержался, чтобы не запустить одну такую штуковину с качающимися шариками, придуманную для успокоения нервов. Рассеянно взяв в руки одну из фотографий, он нахмурился. Вместо импозантного аристократического Фолкса на фото был запечатлен какой-то ожиревший субъект в плавках, пытавшийся натянуть на себя дайверский костюм.
Передернувшись от отвращения, Арчи поставил карточку на место и переключил внимание на стоявшие в углу две офисные тумбочки. Выдвигая поочередно ящики, он перебирал счета и чеки, пока не наткнулся на бумагу с пометкой «Галери Дассен».
— Кое-что нашел, — сказал он и показал листок Доминик, рывшейся в бумагах на одном из столов, потом прочел вслух: — «Галери Дассен». Зарегистрирована по адресу: авеню Криг, 13. Это здесь. Исполнительный директор — Жером Карвель. — Он оглянулся на дверь, вспомнив имя, которое видел на табличке. — Это он.
— А кто такой исполнительный директор? — поинтересовалась Доминик.
— Это тот, кто выполняет всю административную работу в отличие от генерального директора, который отвечает вообще за все и которым в данном случае у нас яшгяется… — Арчи отыскал среди бумаг акционерский контракт, пролистал его до той страницы, где стояла подпись, и угрюмо прибавил: — Эрл Фолкс. А Карвель — это прикрытие, фасад.
— Зачем такие хитрости?
— Кто его знает. Ну, например, чтобы скрыть… — Арчи замолчал на полуслове, так как его осенила идея. — Кто в конечном счете купил эту Артемиду?
После торгов Доминик подходила к аукционисту и интересовалась статуей — дескать, хочет купить ее у нового владельца. Аукционист, учуяв шанс поживиться, охотно назвал ей имя и предложил свои услуги посредника.
— Торг состоялся в пользу «Ксенофон трейдинг».
Арчи скрылся в кабинете и вскоре вернулся оттуда с еще одной папкой в руке.
— «Ксенофон трейдинг», — прочел он вслух. — Исполнительный директор — Жером Карвель. Генеральный директор… Ага! Эрл Фолкс! — Он с победоносным видом посмотрел на Доминик.
— Так он что, купил сам у себя?! — вырвалось у Доминик. — Ничего не понимаю. Бессмыслица какая-то. Комиссионные проценты все равно пришлось бы платить, даже при заниженных ставках!
— Это что там у тебя? Накладные? — Арчи кивнул на стопку бумаг, которую перебирала Доминик.
— Аукцион за прошлый месяц.
— А «Ксенофон» где-нибудь среди покупателей числится? — спросил Арчи, подходя к столу.
Держа в одной руке фонарик, а другой перелистывая бумаги, Доминик быстро посчитала их.
— Ну вот, здесь одна. Две… три… четыре… пять. И смотри, кто продает! Здесь и здесь — «Галери Дассен».
— Так, кто это у нас такие — «Мелфи экспорт»? — Арчи задумчиво постучал пальцем по столу. — Тоже, я смотрю, много где появляются.
Он снова исчез в кабинете и вскоре вернулся с третьей папкой в руках и с торжественным выражением на лице.
— «Мелфи экспорт». Исполнительный директор — Жером Карвель. Генеральный директор… Эрл Фолкс. Все та же история — продает под видом одной компании и покупает под видом другой. Полная бессмыслица.
— Нет, он наверняка что-то с этого выгадывает, — сказала Доминик.
— Да, но только я не понимаю что. Что еще можно тут выгадать, кроме вороха бумажной работы? — Арчи озадаченно похлопал по стопке бумаг.
И вдруг Доминик повернулась к нему с улыбкой.
— А вот это как раз и есть ответ.
— Что?
— Бумажная работа. Он делает это ради бумажной работы.
— О чем ты толкуешь, я никак не пойму?
— О том, что, возможно, это типичная отмывка! — воскликнула Доминик. — Вот смотри. Сначала он выставляет вещь на аукцион. Потом покупает ее сам у себя под другим именем. А потом продает ее настоящему покупателю, но только на этот раз она уже имеет солидную родословную, обеспеченную официальной накладной и оценочным сертификатом аукционного дома.
— Точно! И это не только ради родословной. Торговцы оружием продают свой товар в обход любых запретов и эмбарго. Продают через целую цепочку подставных лиц и посредников, так что, когда товар достигает покупателя, уже никто не может проследить назад всю цепочку и выявить первоначального продавца. Называется это триангуляцией. Фолкс, похоже, проворачивает здесь такие же дела, чтобы замести следы.
У них давно уже не было ни сил, ни желания разговаривать. Теперь они сидели в молчании, обхватив колени и ежась от холода. Фонарик лежал на земле между ними, давая жалкую лужицу света. Тома не отпускало зловещее предчувствие — когда этот скудный огонек догорит, они тоже долго не протянут.
Ему уже доводилось оказываться перед лицом смерти, но еще никогда он не встречал ее приближение с такой покорностью и беспомощностью, как сейчас. Да, они были беспомощны перед этими незыблемыми каменными стенами, плотно утрамбованным полом, непробиваемым купольным сводом и замурованным входом. У них не было никаких орудий, ни одного способа связаться с внешним миром. Ничего, кроме двух патронов, лежавших рядком в луче бледного света, как два мертвых тела, ждущих погребения.
— А как ты догадался? — проговорила наконец Аллегра, нарушая громоздкую убийственную тишину.
— Догадался о чем?
— Когда мы впервые встретились в доме Кавалли и ты вернул мне пистолет, — напомнила она. — Как ты догадался, что я не стану в тебя стрелять?
— А я не догадался.
— Тогда почему ты поверил мне?
— А я не поверил.
— Тогда как же…
— Я просто вытащил обойму перед тем, как отдать тебе пистолет. — Том усмехнулся. — Так что ты не застрелила бы меня, даже если бы очень захотела.
— Ах ты… — Аллегра улыбнулась и ущипнула Тома за плечо.
— Уй!.. — Он поморщился — рука у него до сих пор болела после того, как Аллегра огрела его в то утро.
— Что, до сих пор сказываются нанесенные девушкой побои? — Она расхохоталась, и этот звонкий смех прозвучал странновато в мрачных сводах склепа.
— Да ладно, тебе просто повезло — пару раз удачно приложила, — шутливо оправдывался Том. — Еще пару секунд, и я бы…
Он осекся на полуслове, когда Аллегра предостерегающе подняла руку и подбородок у нее вздернулся, как у гончей, учуявшей лисий запах.
— Что это?
Том напряг слух — поначалу ничего не услышал, но потом различил что-то похожее на слабое тарахтение мотора.
— Они возвращаются! — обрадовалась Аллегра, повернувшись, чтобы броситься к выходу.
— Может, для того, чтобы закончить работу, — мрачно заметил Том, оттаскивая ее назад и заряжая пистолет.
Они сидели, прислушиваясь к монотонному сотрясанию земли и изредка доносившимся приглушенным голосам. Том ждал, прицелившись в сторону камня, которым завалили вход, полный решимости утащить за собой на тот свет Контарелли или кого он там пошлет вперед себя.
Минут через десять камень зашевелился, в образовавшуюся щель посыпалась земля и проник лунный свет. Голоса теперь были слышнее, один ругался по-итальянски, другой кряхтел от натуги. Потом последние усилия — и камень с грохотом откатился в сторону.
Яркий ослепительный свет прорвался в тоннель, заставив Тома и Аллегру зажмуриться. Потом послышался рокот вертолета, гулко отдававшийся в стенах склепа.
Первые несколько мгновений ничего не происходило, потом в освещенном проеме возник черный силуэт.
— Том Кирк! Аллегра! Andiamo![13] — произнес, приближаясь к ним, голос.
Том с Аллегрой переглянулись, и Том медленно опустил пистолет.
— Что происходит? — спросила Аллегра, перекрикивая шум.
— Не знаю, — сказал Том. — Но по-моему, наше затворничество закончилось.
Они поползли по тоннелю и вскоре выбрались наружу. Поднявшись на ноги, они принялись отряхивать землю с одежды и рук. Но радость освобождения очень быстро улетучилась, когда они увидели перед собой трех человек с пистолетами на боку, одетых в военизированные спецовки, пуленепробиваемые жилеты и маски. На двоих к тому же были очки ночного видения и на груди — снятые с предохранителя «Беретты PS12-SD».
— Вперед! — скомандовал один, подталкивая Тома с Аллегрой к приземлившейся футах в тридцати вертушке, чей прожектор лупил мощным лучом по входу в склеп, а от вращающихся лопастей полегла трава. Четвертый человек ждал их в кабине пилота.
— Залезайте! — крикнул первый, протягивая им по паре летных наушников. — Не волнуйтесь, мы там все обратно заделаем, и они не узнают, что вы выбрались.
Захлопнув дверцу, он отступил назад и сделал пилоту знак подниматься. Дергаясь и болтаясь, вертолет оторвался от земли, наклонил роторы и под крутым углом взмыл в небо. Через несколько минут захоронение исчезло из виду, поглощенное ночной тьмой.
— Военные? — прокричала Аллегра Тому в ухо, и в голосе ее, помимо беспокойства, слышалось оживление.
— Не знаю, — ответил Том, оглядываясь по сторонам. — Снаряжение у них стандартное для итальянской армии. Может, какие-нибудь спецсилы или что-нибудь вроде частного военного формирования. — Он кивнул на затылок пилота. — Можешь попробовать спросить у него, но не думаю, что он нам скажет.
— Знаешь, я даже не уверена, что сейчас мне это так уж важно, — сказала она, с облегчением пожимая плечами. — Чем дальше мы отсюда смотаемся… — Она не договорила, потому что взгляд ее упал на бумажный пакет, оставленный на противоположном сиденье. Адресован он был обоим. Том и Аллегра переглянулись. Аллегра вскрыла пакет и заглянула внутрь, а потом высыпала его содержимое на колени — порядка двадцати тысяч евро, сложенных аккуратной пачечкой, связка ключей и пять черно-белых фотографий сгоревшей дотла квартиры. К фотографиям был прикреплен официальный пресс-релиз полиции Монегаска.
— Что там написано? — Аллегра нахмурилась, протягивая ему листок.
— Они разыскивают двух пропавших человек, — быстро перевел Том. — Ирландского банкира Ронана д’Арси и его дворецкого Смита с чудным именем Решимость. Здесь говорится, что их никто не видел с тех пор, как два дня назад сгорела квартира д’Арси. Похоже, кто-то хочет, чтобы мы в этом разобрались. — Он прищурился, разглядывая снова третью фотографию, на которой какой-то маленький предмет привлек его внимание. Том подумал: интересно, полиция это заметила?
— Может, Де Лука? — предположила Аллегра. — Помнишь, он говорил нам, что у него бухгалтер в Монако пропал?
— Зачем тогда Контарелли хоронил нас заживо? Чтобы через несколько часов опять выкопать? — возразил Том, качая головой.
— Но тогда кто еще мог знать, где нас искать?
Том недоуменно пожал плечами. В словах Аллегры имелся определенный резон, но ему сейчас было интересно не столько кто спас их, сколько зачем. Зачем их спасли и чего от них хотят?
Их разговор прервал хриплый голос пилота:
— Куда летим?
— Что значит «куда»?
— У меня приказ доставить вас куда скажете, но в пределах вылета, — объяснил пилот.
— Куда скажем?! — удивился Том. Он-то думал, что неизвестный освободитель распорядился доставить их к нему.
— Да, куда скажете, — подтвердил пилот. — Я посажу вас, и вы свободны. — Он потянулся куда-то и протянул им два швейцарских паспорта, выписанных на чужие имена. — Так куда летим?
Том задумался над ответом, листая поддельные документы. Он знал, что полный бак обеспечит им шестисоткилометровую дальность. Более чем достаточно, чтобы оторваться от Де Луки, Галло и от этой преступной возни, в которой они с Аллегрой оказались замешаны. У Аллегры, похоже, возникли те же соображения, потому что, сняв наушники с микрофоном, она крикнула ему в самое ухо, чтобы пилот не смог услышать:
— Как ты намерен поступить?
— Если мы хотим смотаться, то сейчас самый момент, — крикнул в ответ он. — Смотаться, пока есть возможность, и подождать.
— Подождать чего? Пока я докажу, что Галло преступник? Нет, я не могу ждать, мне ждать нечего!
Том снова надел наушники.
— А можно доставить нас в Монте-Карло? — спросил он у пилота.
— Конечно, — ответил тот. — А что вам еще понадобится?
Том на минутку задумался.
— Для меня костюм. Три пуговицы, двубортный. Для дамы платье. Черное. Размер восьмой.
Дерьмо (ит.).
Пародия, подражание (фр.)
Бульвар (ит.).
Районное отделение органов внутренних дел в Италии.
Переулок (ит.).
Я есть начало мира и конец веков, но я не есть Бог (лат.).
Выходите! (ит.)